Черт знает, почему в этих маленьких одноместных ракетах пилот сидел в круглой стеклянной банке трехметрового диаметра. Эта банка, хоть и совершенно прозрачная, была, конечно, не из стекла и вдобавок пружинила, как толстая, очень твердая резина. Этот пузырь с раздвижным креслом пилота в центре был вмонтирован в середину конусообразной кабины управления; таким образом, пилот, сидя в своем "зубоврачебном кресле" - так его прозвали - и имея возможность вращаться по его вертикальной оси, видел сквозь прозрачную оболочку, в которую он был заключен, все циферблаты часов, индикаторы, экраны - передние, задние, боковые, диски обоих вычислителей и астрографа, а также святая святых - траектометр, который чертит толстой, ярко светящейся линией по матовому выпуклому диску путь ракеты по отношению к неподвижным звездам в проекции Гарельсбергера.
Элементы этой проекции надо было знать наизусть и уметь определять их по прибору с любой позиции, даже вися вверх ногами. Когда пилот уже устраивался в кресле, по обе стороны у него оказывались четыре главные рукоятки реактора и ракетных двигателей рулевого управления, три аварийные рукоятки, шесть рычагов простого пилотажа, маховичок старта и холостого хода, а также регулятор мощности тяги, продувки сопла, а над самым полом - большое спицевое колесо климатизаторной и кислородной аппаратуры, рукоятка противопожарной установки, катапульты реактора (на случай, если в нем начнется неуправляемая цепная реакция), тонкий трос с петлей, прикрепленный к верхушке шкафчика с термосами и едой, а под ногами - мягкие, снабженные петлями в виде стремян педали тормозов и предохранитель катапульты: если на него нажать (сначала требовалось разбить ногой его колпачок и подтолкнуть вперед), он выбрасывал оболочку вместе с креслом и пилотом и вылетающими вслед за ним стропами ленточно-кольцевого парашюта.
Помимо главного - спасения пилота в случае аварии, устранить которую невозможно, - существовало еще восемь чрезвычайно важных доводов в пользу конструирования стеклянного пузыря, и при благоприятных обстоятельствах Пиркс даже сумел бы все эти доводы перечислить, но ни один из них не был для него убедительным (как, впрочем, и для других курсантов).
Устраиваясь как полагается, с огромным трудом сгибаясь в поясе, чтобы ввинтить все висящие и торчащие из него трубки, кабели, провода в наконечники, закрепленные в кресле (причем каждый раз, когда он наклонялся вперед, комбинезон мягко толкал его в живот), он, само собой разумеется, перепутал кабель радиофона с нагревательным кабелем, - к счастью, у них были различные муфты, но Пиркс обнаружил ошибку лишь после того, как с него сошло семь потов, - и под шум сжатого воздуха, который молниеносно наполнил комбинезон, со вздохом откинулся назад, накладывая на себя левой и правой рукой оба набедренно-наплечных пояса.
Правый застегнулся сразу, а левый что-то заупрямился. Ворот, надутый, как автомобильная шина, мешал оглянуться, и Пиркс мучился, вслепую дергая широкую застежку пояса. Тут в наушниках раздались приглушенные голоса:
– Пилот Бёрст на АМУ-18! Старт согласно радиофону по счету ноль! Внимание - готовы?
– Пилот Бёрст на АМУ-18 готов к старту согласно радиофону по счету ноль! - раздался мгновенный ответ.
Пиркс выругался - застежка защелкнулась. Он упал в мягкое глубокое кресло, так измучившись, словно только что вернулся из очень продолжительного межзвездного рейса.
– Двадцать три - до старта… Двадцать две - до старта… Двад… - бормотал голос в наушниках.
Говорят, однажды, услышав громовое слово "ноль", одновременно стартовали два курсанта - тот, которому следовало, и тот, который лишь ждал своей очереди. Они шли на расстоянии двухсот метров друг от друга по вертикали и в любую секунду могли столкнуться, по крайней мере так рассказывали на курсе. Утверждают, что с тех пор запальный кабель включали в последний момент, делал это сам комендант ракетодрома из своей застекленной кабины управления, и весь этот отсчет секунд был просто блефом. Однако никто не знал, как обстоит дело в действительности.
– Ноль!!! - раздалось в наушниках.
В ту же минуту Пиркс услышал приглушенный, раскатистый грохот, его кресло слегка задрожало, отраженные искорки огней чуть шевельнулись на стеклянном колпаке, под которым он лежал распростертый, глядя на потолок, то есть на астрограф, индикаторы циркуляции охлаждения, тяги главных и вспомогательных дюз, плотности потоков нейтронов, индикатор загрязнения изотопами и еще на восемнадцать других приборов, половина которых ведала исключительно состоянием ускорителей. Вибрация ослабла, стена глухого шума передвинулась куда-то в сторону и словно расплылась вверху; казалось, какой-то невидимый занавес взвился в небо, гром все удалялся и, как обычно, все более походил на отголосок бури. Наконец наступила тишина.
Что-то зашипело, зажужжало - он даже не успел испугаться. Это автоматическое реле включило бездействовавшие до сих пор экраны: когда кто-нибудь стартовал рядом, они были закрыты снаружи, чтобы ослепительное пламя атомного выхлопа не повредило объективов.
Пиркс подумал, что такие автоматические приспособления очень полезны, и так размышлял о том о сем, но вдруг почувствовал, что волосы встают у него дыбом под выпуклым шлемом.
"Господи боже, я лечу, я, я, я сейчас лечу!" - пронеслось у него в голове.
Он начал лихорадочно подготавливать рычаги к старту, то есть по очереди дотрагиваться до них пальцем и считать: раз… два… три… а где же четвертый? Потом этот… так… этот указатель… и педаль… нет, не педаль… ага, есть… красная… зеленая рукоятка… потом автомат… так… или сначала зеленая, а потом красная?!
– Пилот Пиркс на АМУ-27! - прервал его размышления громкий голос, бьющий прямо в ухо. - Старт согласно радиофону по счету ноль! Внимание - пилот готов?
"Еще нет!!!" - чуть было не закричал пилот Пиркс, но произнес:
– Пилот Бёр… пилот Пиркс на АМУ-27 готов к старту… э… согласно радиофону по счету ноль!
Он хотел сказать "пилот Бёрст", потому что отлично запомнил, как отвечал Бёрст. "Идиот!" - прикрикнул он сам на себя в наступившей тишине. Автомат (неужели у всех автоматов должен быть голос унтер-офицера?) лаял в ухо:
– До старта шестнадцать… пятнадцать… четырнадцать…
Пилот Пиркс обливался потом. Он силился вспомнить нечто ужасно важное - он знал, что это прямо-таки вопрос жизни и смерти, но никак не мог.
– …шесть, пять, до старта четыре…
Он сжал мокрые пальцы на стартовой рукоятке. К счастью, она была шероховатая. "Неужели все так потеют? По-видимому…" - мелькнуло у него в голове в тот момент, когда в наушниках прогремело:
– Ноль!!!
Его рука сама - совершенно самостоятельно - потянула рычаг, отодвинула его до половины и остановилась. Раздалось рычание. Казалось, какой-то эластичный пресс надавил ему на грудь и голову. "Ускоритель!" - успел он подумать, и у него потемнело в глазах. Лишь слегка и лишь на мгновение. Когда он смог хорошо видеть, хотя все та же неотступная тяжесть сковывала тело, экраны, во всяком случае те три, что находились прямо перед ним, были белые, как молоко, выливающееся из миллиона кувшинов.
"Ага, пробиваю облака", - подумал он.
Размышлял он теперь свободнее, несколько вяло, зато совершенно спокойно. Через некоторое время Пиркс почувствовал себя так, будто он лишь свидетель всей этой слегка смешной сцены: лежит парень, развалившись в "зубоврачебном кресле", ни рукой, ни ногой не шевельнет. Облака исчезли, небо еще слегка голубоватое, но уже как плохая синька, кажется, и звезды видны - звезды или нет?
Да, это были звезды. Стрелки бегали по потолку, по стенам, каждая на свой лад, каждая что-то показывала, все надо было видеть, а у него только два глаза. Тем не менее его левая рука, подчиняясь короткому, повторяющемуся свисту в наушниках, сама - опять сама - потянула рычаг, сбрасывая ускорение. Сразу стало немного легче: скорость 7,1 в секунду, высота 201 километр, заданная кривая старта кончается, ускорение 1,9 - можно садиться, и вообще теперь-то и начнется настоящая работа!
Он медленно сел, нажимая на подлокотники кресла, отчего поднялась спинка, и вдруг весь похолодел.
– Где же шпаргалка?!
Это и была та ужасно важная вещь, которую он никак не мог вспомнить. Пиркс начал осматривать пол, будто на свете и не было целой тучи индикаторов, подмигивающих со всех сторон. Брик лежал под самым креслом. Пиркс наклонился - пояса, разумеется, не пустили, расстегивать их не было времени - и с таким чувством, словно он стоит на верхушке высоченной башни и падает вместе с ней в пропасть, раскрыл бортовой журнал, который лежал в кармане над коленом, вынул из конверта задание и… ничего не понял: где же, черт бы ее побрал, орбита Б-68? Ага, вот эта! Он сверился по траектометру и начал медленно поворачивать. Он удивлялся - как-то все же получалось.
На эллипсе вычислитель благосклонно сообщил ему данные для поправки, Пиркс снова сманеврировал, сошел с орбиты, слишком резко затормозил - в течение почти 10 секунд ускорение было минус 3 g, но ничего ему не сделалось, он был очень вынослив физически ("Если б у тебя были такие же мозги, как бицепсы, - говорил ему Ослиная Лужайка, - то, возможно, из тебя что-нибудь и вышло бы"), исправив ошибку, вышел на постоянную орбиту и передал по радиофону данные вычислителю, но тот ничего не ответил - по его диску пробегали волны холостого хода. Пиркс проревел свои данные еще раз, - конечно, он забыл переключиться, - теперь исправил ошибку, и на диске моментально появилась мерцающая вертикальная линия, а все окошечки единодушно показали единицы. "Я на орбите!" - обрадовался он. Да, но время обращения составляло 4 часа 29 минут, а должно быть 4 часа 26 минут. Теперь он уж окончательно не знал, допустимое это отклонение или нет. Ломал голову, начал уже подумывать, не отстегнуть ли пояса - шпаргалка лежала под самым креслом, - но, черт его знает, написано ли в ней об этом? И вдруг припомнил, что профессор Кааль говорил: "При расчете орбиты допустима погрешность до 0,3 процента". На всякий случай передал данные вычислителю: он находился в пределах допустимой погрешности. "Ну, как будто порядок", - сказал он себе и лишь теперь как следует осмотрелся.
Тяжесть исчезла, но он был пристегнут к креслу на совесть, только чувствовал себя очень легким. Передний экран - звезды, звезды и светло-бурый рубчик на самом нижнем крае, боковой экран - ничего, лишь чернота и звезды. Нижний экран - ага! Пиркс внимательно всматривался в Землю - он несся над ней на высоте от 700 до 2400 километров в зоне своей орбиты; Земля была огромная, заполняла весь экран, он как раз пролетал над Гренландией - ведь это Гренландия? Пока он решал, что это такое, оказался уже над Северной Канадой. Вокруг полюса искрились снега, океан был черно-фиолетовый, выпуклый, гладкий, словно отлитый из чугуна, удивительно мало туч - будто кто-то разбрызгал по выпуклой поверхности жидкую кашицу. Пиркс взглянул на часы.
Он летел уже семнадцать минут.
Теперь полагалось поймать радиосигналы ПАЛа и следить за радарами при прохождении его зоны. Как называются эти два корабля? РО? Нет. ИО. А номера? Он заглянул в листок с заданием, засунул его вместе с бортовым журналом в карман и подвигал на груди контрольный регулятор. Раздался писк, треск. ПАЛ… какой у него сигнал? Морзянка… Он напрягал слух, посматривал на экраны, Земля медленно поворачивалась под ним, звезды быстро передвигались на экранах, а ПАЛа нет как нет - ни слуху, ни духу.
Вдруг он услышал жужжание.
"ПАЛ? - подумал Пиркс, но тотчас же отбросил эту мысль. - Идиотизм! Ведь спутники не жужжат! А что жужжит?"
"Ничего не жужжит, - ответил он самому себе. - Так что же это? Авария?"
Он как-то совсем не испугался. Что за авария, если он летит с выключенным двигателем? Жестянка сама по себе рассыпается - так, что ли? А может, короткое замыкание? А, замыкание! Боже милостивый! Противопожарная инструкция ША: "Пожар в космосе на орбите… параграф… черт бы его побрал! Жужжит и жужжит", - он едва слышал попискивание отдаленных сигналов.
"Совсем как муха в стакане", - подумал он, обалдев, лихорадочно переводя взгляд с одного циферблата на другой. И тут он увидел ее.
Это была муха-гигант, зеленовато-черная, той отвратительной породы, которая словно создана лишь затем, чтобы отравлять людям жизнь, наглая, назойливая, идиотская и в то же время хитрая, шустрая муха, которая прямо чудом (а как же иначе?) влезла в ракету и летала теперь за прозрачным колпаком, тычась, как жужжащий шарик, в светящиеся диски циферблатов.
Когда она приближалась к вычислителю, ее жужжание гремело в наушниках, как четырехмоторный самолет: над верхней рамой вычислителя помещался резервный микрофон, чтобы им можно было пользоваться без ларингофона сидя в кресле, если кабели радиофона будут выключены. Зачем? На всякий случай. Подобных приспособлений было немало.
Пиркс проклинал этот микрофон. Он боялся, что не услышит сигналов ПАЛа. В довершение всех бед муха начала предпринимать вылазки и в другие места. Несколько минут он невольно водил за ней глазами, пока наконец не сказал себе строго, что ему на эту муху наплевать.
Жаль, что нельзя туда насыпать ДДТ.
– Хватит!
Зажужжало так, что он даже поморщился. Муха разгуливала по вычислителю. Стало тихо - она чистила крылышки. Что за отвратительная муха!
В наушниках возник равномерный, далекий писк - три точки, тире, две точки, два тире, три точки, тире - ПАЛ!
– Ну, а теперь надо глядеть в оба! - сказал он себе и приподнял немного кресло: все три экрана были у него перед глазами. Он проверил еще раз, как движется фосфорический управляющий луч радара, и стал ждать. На радаре не было ничего. Но кто-то кричал:
– А-7 Земля - Луна… А-7 Земля - Луна, сектор III, курс 113, вызывает ПАЛ ПЕЛЕНГ. Дайте пеленг. Прием.
– Вот несчастье, как же я теперь услышу моих ИО! - заволновался Пиркс.
Муха взвыла в наушниках и исчезла. Вскоре сверху его накрыла тень - словно летучая мышь уселась на лампу. Это была муха. Она ползала по стеклянному пузырю, будто исследуя, чтeq \o (о;?) скрывается внутри него. Тем временем в эфире становилось тесно. ПАЛ, который уже виднелся (он действительно выглядел, как гигантская палица: это был восемьсотметровый цилиндр из алюминия, заканчивающийся шаром обсерватории), летел над ним на расстоянии каких-нибудь четырехсот километров, - может, чуть больше - и медленно обгонял его.
– ПАЛ ПЕЛЕНГ к А-7 Земля - Луна, сто восемьдесят запятая четырнадцать, сто шесть запятая шесть. Отклонение растет линейно. Конец.
– Альбатрос-4 Марс - Земля вызывает ПАЛ Главный. ПАЛ Главный, схожу на заправку сектор II, схожу на заправку сектор II, иду на резерве. Прием.
– А-7 Земля - Луна вызывает ПАЛ ПЕЛЕНГ…
Остального он не слышал, все звуки заглушило жужжание мухи. Наконец она утихла.
– Главный к Альбатросу-4 Марс - Земля, заправка сектор VII, Омега Главная, заправка перенесена на Омегу Главную. Конец.
"Они нарочно здесь столпились, чтобы я ничего не слышал", - подумал Пиркс.
Предохраняющее от пота белье прямо-таки плавало на теле. Муха, жужжа, яростно кружилась над диском вычислителя, словно стараясь во что бы то ни стало догнать собственную тень.
– Альбатрос-4 Марс - Земля, Альбатрос-4 Марс - Земля к ПАЛу Главному, выхожу в сектор VII, выхожу в сектор VII, прошу пилотировать по интеркому. Конец.
Послышался удаляющийся писк интеркома, утонувший в нарастающем жужжании. В этот гул ворвались слова:
– ИО-2 Земля - Луна, ИО-2 Земля - Луна вызывает АМУ-27, АМУ-27. Прием.
– Интересно, кого он вызывает? - подумал Пиркс и вдруг подпрыгнул в своих поясах.
"АМУ…" - хотел он сказать, но охрипшая глотка не пропускала ни звука. В наушниках жужжало. Муха. Он закрыл глаза.
– АМУ-27 вызывает ИО-2 Земля - Луна. Нахожусь в квадранте 4, сектор ПАЛ, включаю позиционные огни. Прием.
Пиркс включил свои позиционные огни - два красных по бокам, два зеленых по носу, один голубой сзади - и ждал. Ничего не было слышно, кроме мухи.
– ИО-2 бис Земля - Луна. ИО-2 бис Земля - Луна, вызываю… - Снова жужжание.
"Это, пожалуй, тоже меня?" - подумал он с отчаянием.
– АМУ-27 к ИО-2 бис Земля - Луна. Нахожусь в квадранте 4, граничный сектор ПАЛ. Все позиционные огни включены. Прием.
Теперь оба ИО отозвались одновременно - он включил селектор очередности, чтобы приглушить того, кто отозвался вторым, но жужжание продолжалось, - конечно, муха!
"Я, кажется, повешусь!" - подумал Пиркс. Ему не пришло в голову, что из-за невесомости даже такой выход невозможен.
Вдруг он увидел на экране радара два корабля - они шли за ним параллельным курсом на расстоянии не более девяти километров друг от друга, следовательно, в зонах взаимно запрещенных. Его обязанностью как пилотирующего было приказать им разойтись на дозволенное расстояние - 14 километров. Он контролировал по радару положение пятнышек, обозначавших корабли, когда муха уселась на одном из них. Он запустил в нее бортовым журналом, тот не долетел до цели, ударился о прозрачную оболочку и, вместо того чтобы соскользнуть с нее, полетел назад, потом вверх, ударился о свод стеклянного пузыря и закружился там - невесомость! Муха даже не соизволила улететь - она медленно отползла.
– АМУ-27 Земля - Луна к ИО-2, ИО-2 бис. Я вас вижу. У вас бортовое сближение. Перейти на параллельные курсы с поправкой ноль запятая ноль один. Выполнив маневр, перейти на прием. Конец.
Оба пятнышка начали не спеша расходиться, возможно, они говорили ему что-то, но он слышал только муху. А та с жужжанием разгуливала по микрофону вычислителя. Нечем уже было швырнуть в нее. Бортовой журнал плавал над ним, тихо шелестя страницами.
– ПАЛ Главный к АМУ-27 Земля - Луна. Выйти из граничного квадранта, выйти из граничного квадранта, принимаю транссолнечный корабль. Прием.
"Какая наглость! Еще и транссолнечный подвернулся! Какое мне дело до транссолнечного?! Кораблям, идущим в строю, предоставляется первенство!" - подумал Пиркс и начал кричать, изливая в крике свою бессильную ненависть к мухе:
– АМУ-27 Земля - Луна к ПАЛу Главному. С квадранта не схожу, мне наплевать на транссолнечный, я иду в треугольном строю: АМУ-27, ИО-2, ИО-2 бис, эскадра Земля - Луна, ведущий АМУ-27. Конец.
"Не следовало говорить, что мне наплевать на транссолнечный, - подумал он. - Ясно - заработал штрафные очки. Чтоб их всех черти побрали! А за муху кто получит штрафные? Тоже я!"