- Да я себя снова человеком почувствовала.
- Шучу. Я тебя понимаю, - Ольга кивнула на экран. - Ты нашла, что не в порядке с баком 3?
- Думаю, да. Зеленые водоросли служат кормом для рыб и выделяют кислород. Кроме того, они разлагают некоторые вредные газы, вроде аммиака. Только в системе низкая плотность этих водорослей, что бы там ни делали. Поэтому она задыхается от недостатка кислорода.
- А почему?
- Макрофиты, которые они поместили туда, как очистители и бактериальные фильтры, выделяют антибиотик, подавляющий жизненный цикл водорослей. Но удалить их трудно, потому что они служат кормом для белого амурского карпа. Так что нам необходимо подавить антибиотик. Толстолобик приводит к преобладанию зелено-голубых водорослей, а серебряный китайский карп, поедающий фитопланктон, сдвигает систему в сторону водорослей диатомей, - Пола вздохнула.
- Вся экология совершенно изменяется при малейшем изменении даже в породе рыб. Другими словами, у системы, которую они пытаются сделать, не хватает устойчивости. Она чересчур чувствительна, ей необходимо больше отрицательной обратной связи.
Ольга была удивлена.
- Ты до всего этого сама додумалась? - Нет, я узнала от биологов. Я им просто помогаю с программой.
Ольга обошла стол и села напротив.
- Такие вещи и в самом деле интересуют тебя?
- Биология?
- Нет, вообще. Я знаю, ты физик.
Пола отодвинулась вместе с креслом назад и вытянула ноги на край стола.
- Меня интересует эволюция - не только в биологическом смысле, но и вообще, как из хаоса возникает порядок.
- Это я и имею в виду. Основной процесс, общий для любой области науки.
Похоже, Ольга хотела сказать, что наука, постоянный поиск истины это то, что объединяет людей всех рас и национальностей. Они подчиняются одним стандартам этики и научной чистоты и честности, они говорят одним языком. Единственным врагом для них всех был обман, особенно самообман. И этот враг был внутри них всех.
Пола посмотрела через стол, встретив вопрошающий взгляд русской.
- Да, именно так.
Другими словами, они стояли по одну сторону той границы, которая не имела ничего общего ни с флагами, ни с государством. Она обвела комнату взглядом, подняла глаза на потолок, пожала плечами и вздохнула. Ольга кивнула в ответ, как бы говоря, что, да, больше здесь, в этом месте, безопасно сказать ничего нельзя. Но Пола почувствовала, что она уже сделала то, ради чего пришла.
Они встретились снова этим вечером, в Замке, на сером пляже окаймляющем резервуар. Полоса-солнце над головой тускнела в искусственном закате. Многие тоже вышли наружу, спеша воспользоваться коротким вечером, который будет продолжаться до тех пор, пока не включат огни периметра. Над водой дул легкий ветерок. Ольга подняла воротник куртки, которую она носила поверх своей униформы, и они не спеша пошли вдоль воды, к тому месту, где пляж заканчивался стеной станции.
- Для тебя, наверное, не будет большим сюрпризом то, что у меня были свои причины помочь тебе тогда, в лазарете? - спросила Ольга.
Действительно, в тот момент Пола была слишком взвинчена своими обстоятельствами, а потом - слишком обрадована тем, что избавилась от них, чтобы задуматься об этом. Но с тех пор, как она утвердилась в своем новом положении, она иногда думала над этим.
- Нет, не будет, - честно ответила она.
- Меня не интересует политическая идеология, - начала Ольга. - Это не больше, чем обычные средневековые религии и суеверия, прячущиеся за другими лозунгами. Их назначение то же самое. Управлять разумом людей с помощью догмы и обмана. Ни одна из систем не ценит истину, свободу, любую форму независимого мышления, и не терпит противоположных мнений. Инквизиторов Галилея вопрос вращения Земли интересовал не больше, чем американские креационисты интересуются происхождением жизни на Земле. Действительная причина в обеих случаях - вызов традиционному непререкаемому авторитету.
- А наука - это совсем другое, - закончила за нее Пола. - Хорошо, мы смотрим на это одинаково. И к чему ты клонишь?
- Как и многие другие, я пришла к выводу, что этика и рациональность научного подхода к пониманию реальности могут помочь создать фундамент более разумного мира, - ответила Ольга. - На нашем пути стоят только неандертальские политические системы. Системы, как наша, подавляющие свободное волеизъявление, которое жизненно важно, если хочешь создать что-то лучшее. Поэтому я занялась политической деятельностью, стала диссидентом, и по пути потревожила многих людей. Говоря коротко, меня лишили научных званий, арестовали, и отправили сюда.
Пола кивнула.
- А потом?
- Диссиденты, с которыми я работала, там внизу все еще активны. Многие из них - это те люди, о которых мы говорим: ученые, интеллектуалы, мыслители, которые верят в существование нового, более безопасного мира, построенного на честности и разуме.
Они дошли до того места, где стена станции круто поднималась из воды. За спиной у них земля за пляжем круто поднималась вверх к стене станции, образуя холм на краю долины; вдоль него выстроились домики для привилегированных заключенных. Они остановились и Ольга повернулась к Поле, глядя ей прямо в лицо:
- За эти годы арестовывали многих. Мы не могли выяснить, что с ними случилось. Но попав сюда, многих я нашла здесь, живых и невредимых.
- Продолжай, - попросила Пола, все еще не видя связи с собой.
Голос Ольги инстинктивно стал тише, хотя вокруг не было ни души:
- Мне удалось установить связь кое с кем там, внизу.
- На Земле?
- Да. Я могла посылать ему информацию о людях, которые находятся здесь. У него есть знакомые, которые могли правильно использовать эту информацию, не говоря уже о том, чтобы сообщить родственникам и близким. Больше того, будучи вовремя предупрежденными о вновь прибывающих сюда, наши люди там, в России, знали, кого еще могут арестовать - привычки КГБ предсказуемы. Многих удалось вовремя, тайком вывезти из страны. КГБ сходило с ума, пытаясь выяснить, откуда уходит информация.
- Это прекрасно, но зачем ты мне все это рассказываешь?
- Случайно этот канал связи был оборван. Чтобы восстановить его, мне нужен специалист по системам связи. Я прошу тебя помочь мне.
Так вот что заинтересовало Ольгу тогда в госпитале. Да, теперь все сходилось. Они повернулись и медленно пошли по своим следам на песке назад. По периметру и на сетке в двадцати ярдах от берега зажглись огни.
- А как работала твоя связь? - спросила Пола.
- Так значит, ты поможешь?
- Я еще не знаю, смогу ли я. Ты должна рассказать мне больше.
- В свое время у меня был любовник, профессор из университета, начал Ольга. - Я буду называть его Иван. Это было не очень серьезно - он работал на флоте и, по-моему, бегал за бабами везде, от Архангельска до Владивостока. Но так или иначе, оказалось, что у нас одни и те же ценности, так что мы остались хорошими друзьями, даже когда страсть прошла.
- А что он изучал?
- Был - системы связи. Сейчас он работает в исследовательском центре в Сибири. Этот центр - еще и основная наземная станция связи с "Валентиной Терешковой", - Ольга посмотрела на Полу. - Теперь понятно?
Пола остановилась, ее глаза сузились. Ольга глядела выжидающе.
- И эта работа в Тургеневе... это тоже не совпадение, да? - медленно проговорила Пола. - Это в двух шагах от Центра Связи.
- Догадливая, - пробормотала Ольга. Они зашагали дальше. Ольга продолжала:
- Насколько я поняла, ты знакома с системой безопасности связи, с заполнением промежутков между передачами потоком случайных чисел?
Пола поняла намек немедленно.
- Вы подключились к лучу, используя заполнители.
- Точно.
- Но как?
- Иван передал на станцию, через офицера на одном из транспортных кораблей специально запрограммированную микросхему. Она заменяла генератор случайных чисел в кодирующем процессоре основной линии связи в Центре Связи. Я вставляла микросхему в БВ-15 и загружала в нее сообщение, которое нужно было передать - это я могла делать сама и где угодно. Потом один человек - имя не играет роли - менял в Центре Связи микросхемы местами и сообщение передавалось автоматически.
- Я поняла, - кивнула Пола. БВ-15 был стандартным универсальным советским компьютером. Их использовали и отдельно, и как сетевые терминалы по всей "Терешковой". Два таких стояло в лаборатории графики, где работала Пола. - А что случилось?
- Произошел отказ, резкий скачок напряжения и схему выбило, ответила Ольга. - Контакт в Центре Связи остался, и связь все еще можно наладить. Но у меня нет микросхемы.
- И ты хочешь, чтобы я запрограммировала схему? - заключила Пола.
- Правильно. У меня есть все параметры для программирования схемы на БВ-15, а документацию по кодировщику я могу достать. У тебя есть доступ к необходимому оборудованию в лаборатории. Тебе не нужно будет самой входить в Центр Связи или другие охраняемые места.
- А что с сообщениями с Земли? - спросила Пола. - Как ты поступаешь с ними?
- Я могу позаботиться о них сама.
- Хорошо, а если мы сделаем это - где гарантия, что Иван все еще слушает?
- Такой гарантии нет. Остается надеяться, что он слушает.
Они постояли, молча глядя на воду и огни.
- Когда тебе нужен ответ? - спросила наконец Пола.
- Я надеялась получить его сейчас.
- Я должна подумать.
- Тогда завтра.
- О'кей, завтра
Когда на следующий день они встретились, у Полы появились свои идеи насчет того, как использовать эту частную линию связи с Землей - правда, люди, с которыми она хотела связаться, не имели ничего общего с советскими интеллигентами-диссидентами или с переправкой людей из России. Как она сможет со станции связи в Сибири попасть в западную военную сеть связи, у нее не было ни малейшего понятия. Но возможность была слишком хороша, чтобы упускать ее. Ее пальцы уже заныли в предвкушении работы.
- Хорошо, - ответила она Ольге. - Договорились. Я попробую, и будем надеяться, что Иван все еще слушает.
29
Мак-Кейн смял с лица пену и быстро вытерся, глядя в зеркало. На этой неделе Гоньяреш снова работал в оси и принес ему описания и схемы, о которых просил Мак-Кейн. Он быстро пробежал их глазами, и, похоже, они совпадали с официальными планами станции. Не исключено, что на этот раз Фоледа промахнулся.
Дверь открылась, как будто ударил лапой медведь гризли и вошел Оскар Смовак. Он бросил на раковину пакет с мылом и бритвой и стал расстегивать рубашку.
- Похоже, что скоро мы тут все вокруг будем вылизывать, а, Лью? бросил он, разглядывая свою бороду в зеркало.
- То есть?
- Тут собираются устроить большой аттракцион.
- В Замке?
- Нет, по всей "Терешковой". А ты не слышал?
- Не слышал что?
- Большой праздник по поводу столетия. Сюда едут все русские шишки генеральный секретарь Петрохов, председатель совета министров Кованский, все Политбюро, многие из Центрального комитета... "Терешкова" будет выставочным залом коммунистического мира.
7 ноября было днем, когда русские праздновали годовщину революции. В этом году это будет особый праздник - столетняя годовщина.
- Ну что, не забудь передать по команде все твои замечания и просьбы, - буркнул Мак-Кейн.
Когда он вышел из умывальника, он увидел Лученко, сидевшего за последним столом. Андреев что-то читал вслух Боровскому, Тоген грустно лежал на своей койке. Кинг и Конг, как обычно, не особенно скрывая подозрительных взглядов, шуршали на заднем плане. Лученко поймал взгляд Мак-Кейна и качнул головой, подзывая его. Мак-Кейн остановился.
- О тебе очень хорошие отзывы с работы, - сказал Лученко. - Я рад слышать это.
- Я привык думать, что зарабатываю свое содержание.
- В последнее время ты стал лучше себя вести.
- В последнее время меня оставили в покое.
Лученко пропустил замечание мимо ушей.
- Я хочу, чтобы ты знал - такое не проходит незамеченным. Ты будешь чаше назначаться на работы в колонии, за пределами Замка. Я думаю, ты не будешь возражать.
Мак-Кейн поднял брови в неподдельном удивлении. Это прекрасно сходилось с его собственными целями.
- Конечно, - ответил он. - Мне нравится бывать снаружи.
- Еще бы. Ну, теперь ты знаешь, чего ожидать, - Лученко глядел на него с таким выражением, как будто оказал ему услугу и ждет ответных шагов. Мак-Кейн ответил взглядом, который означал "может быть", и двинулся дальше. Он рассудил, что у Лученко не было выбора, поэтому он решил преподнести это так, как будто делает одолжение. Другими словами, Лученко известили, что в колонии возникнет нужда в рабочей силе. Это совпадало с тем, что только что сказал Смовак.
Чарли Чан вместе с Ирзаном и Нунганом играли в карты в одной из средних секций.
- Я знаю смешной анекдот, - сказал Чарли, поймав Мак-Кейна за рукав.
- Да?
Чарли затрясся, с трудом сдерживаясь:
- Русский из Москвы входит к чукче в юрту, в тундре. Видит - с потолка свисает перчатка. Он говорит: "Что это?". А чукча отвечает: "Коровье вымя".
- А дальше?
- Это все. Коровье вымя!
Чарли скорчился от смеха на своей койке, взвизгивая и задыхаясь от смеха. Мак-Кейн пошел дальше, качая головой. Он до сих пор не мог понять всей глубины странного юмора Чарли. Может быть, это было отражением самого начала, размышлял он - первая ослепительная вспышка метафоры в зимнем полумраке неандертальской пещеры, которая с течением веков превратилась, пройдя через придворных шутов и мюзик-холл в Бестера Китона, Лорела и Харди, банановые корки и кремовый торт.
- Я знаю еще один, тоже смешной, - раздался голос Чарли, когда он дошел до первой секции.
- Завтра, - отозвался Мак-Кейн. - Я больше не выдержу.
На верхней койке сидел Мунгабо, зашивая прореху в штанах, за центральным столом о чем-то спорили Рашаззи и Хабер. Скэнлон и Ко сидели на соседних койках в противоположной секции у другой стены и, похоже, опять беседовали об эволюции культур. Мак-Кейн обошел вокруг стола с двумя учеными и сел рядом с Ко.
- Смовак говорил, что у нас будут гости.
Ко кивнул.
- Похоже, да. Я еще слышал об амнистиях - часть игры на публику. Они собираются раздуть из этого большое событие.
- Так что, мы все поедем домой?
- Прямо дух захватывает. Если это вообще правда, то это, наверное, коснется только привилегированных.
Разговоры и активность обитателей передней секции камеры В-3 были призваны скрыть их напряженное ожидание отбоя. Сегодня они попытаются первый раз проникнуть в подпольное пространство станции.
- Ко только что рассказывал об истории потрясающие вещи, - поделился с Мак-Кейном Скэнлон. - Ты, по-моему, сам когда-то занимался этим.
- Да, это был один из моих основных предметов, - ответил Мак-Кейн.
Ко кивнул:
- Мы говорили об европейском Ренессансе.
- Только он говорит, что Ренессанса никакого не было, - вмешался Скэнлон.
- Этот термин неверен, - Ко устроился на койке поудобнее. - Это было рождение новой культуры, а не возрождение старой.
Мак-Кейн вспомнил, что уже слышал это когда-то. Правда, Ко накурился своей травяной смеси и отключился, прежде чем зайти достаточно далеко. Ко продолжал:
- Ученые и профессора любят считать, что их науки - часть славного наследства, тянущегося сквозь века непрерывной цепью из далекого прошлого. Это дает им ощущение почетной родословной. Они представляют архитектуру, искусства, математику или что угодно, как непрерывный континуум, и делят его на периоды. Классический, Средневековый, Современный и тому подобное. Но непрерывность, которую они видят - не более, чем иллюзия. Каждая культура обладает своим собственным уникальным путем концептуализации реальности, коллективным разумом, который определяет, как воспринимается окружающий мир. И все, что создает культура - искусства, технологии, политические и экономические системы - неизбежно является часть выражения этого уникального взгляда на мир. Да, правда, культура может воспринять и адаптировать некоторые вещи от предыдущих культур. Но не это определяет главное направление. Величие Рима было голосом римского взгляда на мир, вид на Нью-Йорк - это голос Америки. Это продукты различных разумов и восприятий. И между ними нет родства или связи.
Лампочка на потолке мигнула три раза: сигнал за пять минут до отбоя. Хабер и Рашаззи поднялись из-за стола и подошли к ним. Мак-Кейн подвинулся, давая место Хаберу. Рашаззи залез на верхнюю койку и сел, свесив ноги.
Ко продолжал:
- Рим был выражением Классического Человека, который не смог овладеть понятием бесконечности и избегал его, где только возможно. Взгляните на рисунки, роспись на вазах. Только передний план, никакого фона. Видите он избегал вызова расстояний и безграничного пространства. В его зданиях доминировали фронтоны, подавляя и отрицая внутренность. Он боялся открытого океана и плавал, не теряя земли из виду. Его мир был миром без времени: прошлое лежало в сумрачном неменяющемся царстве богов, а на будущее он не делал никаких планов... Другими словами, все, что было создано Классическим Человеком, выражало одно восприятие: восприятие конечного и ограниченного мира. Даже его математика ограничивалась только изучением конечных статических объектов: геометрических фигур, ограниченных линиями, тел, ограниченных плоскостями. Время никогда не рассматривалось, как динамическая переменная - это то, что первым открыл Зенон, и что вело к неразрешимым парадоксам. Даже система счисления Классического Человека не содержала ни отрицательных, ни иррациональных чисел - не потому, что он был интеллектуально неспособен обращаться с ними, а просто потому, что его видение мира не включало в себя ничего, что можно было бы описать этими числами. В конечном осязаемом мире числа только лишь перечисляют конечные, осязаемые предметы. И вполне естественно то, что доминирующей формой искусства его культуры должна была стать скульптура: статические конечные объекты, ограниченные поверхностью.
Рашаззи хотел что-то сказать, но потом задумчиво потер подбородок и кивнул, определенно решив не перебивать. Из дальнего конца камеры донесся голос гремящего о чем-то Смовака.
- Но Классический Человек умер, и Европа застыла в неподвижности на столетия упадка, пока не возник Западный Человек. Так возникает каждая новая культура: в течение тысяч лет не происходит ничего значительного, пока неожиданно, сметая в сторону старый порядок, и торопясь созидать новый, не возникнет новый человек с совершенно новым взглядом на мир. Западный Человек возник на обломках европейского феодализма - и не перевоплощением Классического Человека, а вновь рожденным, с новыми началами и принципами.