– Я ни знай! – пожал плечами Пит.
– Ну, а куда она пошла? Что в той стороне?
– Там тр-ва кус-ный! Много! – облизнулся Пит. – Я туд-да утром за ид-дой хдил.
– Болото, что ли?
– Дха.
Примерно через полчаса Семен и Пит сидели возле небольшого озерца с заболоченными и заросшими кустарником берегами. Свободная вода была в центре, а по краям плавала ряска и листья кувшинок. Между ними бегали водомерки, в воздухе летали разнокалиберные стрекозы и бабочки, в траве у дальнего берега копошилось утиное семейство. В общем, пейзаж ассоциировался с картиной великого художника Васнецова, только Аленушка не сидела задумчиво на бережке, натянув подол на коленки, а тихо плескалась почти в центре озерка.
"Спрашивается: зачем она это делает? – недоумевал Семен. – Искупаться захотела?! Так могла бы и до речки дойти…"
Увы, вскоре стало ясно, что девушка мутила застойную болотную воду не из гигиенических соображений. Она старательно пыталась утопиться, но у нее ничего не получалось. То ли там было недостаточно глубоко и вязко, то ли она слишком хорошо умела плавать, а скорее всего, просто не могла справиться с собственным инстинктом самосохранения.
– Четвертая попытка, – уважительно сказал Семен. – Упорная какая! Спорим, что опять вынырнет?
– Я ни знай, – испуганно прошептал питекантроп.
И эта попытка оказалась неудачной – облепленная мокрыми волосами голова вновь показалась над поверхностью. Девушка жадно хватала ртом воздух, кашляла и загребала руками. В прозрачной – похожей на крепкий чай – воде вокруг нее образовалось облако мути, которое, вероятно, собиралось распространиться на все озерцо.
Когда самоубийца немного отдышалась, Семен участливо спросил:
– Еще раз попробуешь, или тебя уже спасать можно?
– Ай! – ответила девушка и с головой погрузилась в воду.
– "Ай", так "ай", – пожал плечами Семен и начал стаскивать с ног мокасины. – Вот ведь на мою голову!
Он немного подумал и снял штаны, а рубаху, на всякий случай, закатал до подмышек. За обнаженное мужское орудие его тут же укусил слепень. Насекомое Семен убил, ругнулся и полез в воду. Для начала он увяз чуть ли не по колено, но кое-как выбрался и двинулся дальше. Пит наблюдал за ним с интересом.
Чтобы дотянуться концом посоха до утопающей, пришлось забраться в болотную жижу почти по пояс. Девице, вероятно, уже надоело топиться, и за палку она схватилась с такой силой, что чуть не свалила Семена с ног. Устоять-то он устоял, но обнаружил, что тянуть не может, поскольку сам завяз. Девушка передвинулась по палке ближе к спасателю, попыталась встать на ноги, однако тоже завязла и стала потихоньку погружаться во взбаламученную воду – ее, похоже, засасывало. С некоторым сарказмом Семен отметил, что и сам он включился в этот процесс.
– Нашла, где топиться, дура! – сказал он и начал бороться.
Спасательные работы продолжались, наверное, не меньше часа и закончились относительно благополучно – обоих выволок на твердую почву Пит. Относительность благополучия заключалась в том, что Семену чуть не оторвали руки, и все трое перемазались болотной грязью с ног до головы. Семен горько жалел, что не снял рубаху перед началом операции – мало того, что она оказалась вся в иле, девица на последних метрах вцепилась в нее и умудрилась изрядно порвать.
Будучи в крайнем раздражении, Семен наорал на спасенную и обозвал ее всякими словами. Как это ни было смешно, но девица ему ответила – похоже, тем же самым. А потом у нее началась истерика: она уставилась на сморщенное, перемазанное грязью мужское хозяйство Семена и принялась хохотать – прямо-таки до слез!
– Ну, спасибо, красавица, – растерянно пробормотал Семен.
Он немного подумал и дал ей подзатыльник, а потом помыл руку в болотной жиже. Это подействовало – хохотать спасенная перестала, начала всхлипывать, а потом ее стошнило – воды она наглоталась изрядно.
В голые ноги Семена впились сразу три овода, и он заорал Питу:
– Хорош чиститься – все равно не получится! На речку веди! Мыться надо! Только не рядом с деревней!
Питекантропа дважды просить не пришлось – он вскочил и припустился вперед, безошибочно угадывая дорогу между кустов. Семен кое-как надел мокасины, схватил в одну руку посох, в другую – штаны и кинулся за ним с криком:
– Эй-эй, не так быстро!
Для комаров в этот день, наверное, было слишком жарко, так что атаковали Семеновы ноги (и прочие части тела) в основном слепни и оводы. Он, правда, не знал, чем одни отличаются от других, и отбивался от всех штанами. Семен задыхался, обливался потом, старался не потерять из вида мелькающую впереди среди кустов спину Пита и отчаянно надеялся, что питекантроп знает, куда ведет.
До речки они в конце концов добежали. Она мирно и идиллично протекала под сенью леса. Вот только берега ее оставляли желать лучшего – подходящее место нашлось лишь метров через 500, не меньше. И настал миг блаженства!
Когда Семен отмок, отпился и охладился, он обнаружил удивительную вещь – их в воде плещется не двое, а трое! Девушка старательно отмывала и расчесывала пальцами свои роскошные черные волосы.
– А тебя кто звал? – зарычал Семен. – Страх потеряла? Леших не боишься?!
– Килай омла тайту! – ответила несостоявшаяся утопленница. – Целатред наен?!
Смысл сказанного Семен уловил: куда ж мне деваться?! "Ну, а мы-то здесь при чем?!" – мысленно возмутился он, но промолчал, поскольку уже вроде бы научился отличать "избежное" от неизбежного.
Рубаху Семен постирал, а относительно чистые штаны надел на мокрое тело. Для обороны от насекомых сорвал ветку – жить стало легче, но не веселее. Голую туземку Семен усадил на траву, велел Питу отгонять от нее мух, а сам пристроился напротив и начал устанавливать ментальный контакт. Кое-как это получилось.
– Ты кто? Зовут тебя как?
– Нилок…
– Это имя?
– Зовут меня так…
– Ты уже не боишься?
– Боюсь…
– А чего тогда за нами увязалась?
– Я… Мне… А-а-а!!
Семен вздохнул и стал ждать, когда она перестанет плакать, стараясь не прервать мысленный контакт. Впрочем, джентльменствовать ему расхотелось, как только он вспомнил события сегодняшнего дня:
– Знаешь что, девочка? У вас тут своя свадьба, а у нас – своя! И нам до вашей, по большому счету, дела нет! Нам с Питом некогда – я вчера и снаряжение в лесу оставил, и сумку в кустах бросил. Мыши, небось, уже все ремни изгрызли! А там у меня еще и курица была – протухла уже, наверное! Так что проваливай в свою деревню! А если будешь реветь или топиться, то мы тебя к дереву привяжем – как было! И будешь стоять кверху попой, пока тебя муравьи не съедят!
– Не на-а-а-да!
– Тогда не реви! Отвечай на вопросы четко и внятно! Ты меня понимаешь?
– Да-а…
Кое-как – со срывами и в муках – первый допрос провести удалось. Результаты его были безрадостны.
Нилок действительно принесли в жертву главному лесному божеству. Для себя, чтобы не путаться, Семен обозначил его "лешим". Отдали ее не на съедение, конечно, а в качестве сексуальной партнерши. Туземцы так поступают, когда лесная нечисть совсем уж распоясывается. "Хотелось бы верить, – размышлял Семен, – что в данном случае жертвоприношение состоялось из-за Пита, который переломал все ловушки в округе. Но, увы, скорее всего, это не так. Наверное, это я – мерзавец – запугал простодушных аборигенов своими песнями".
В качестве умиротворяющей жертвы принято использовать юную девственницу, чтобы можно было потом понять, воспользовался ею леший или нет. Если воспользовался, то все будет хорошо – мертвую похоронят по-человечески, а живую оставят жить. Если же леший на соблазн не поддастся, могут и на следующую ночь оставить в лесу. А потом еще на одну… Только это дело ненадежное – гораздо вернее отвергнутую особу убить, тело выбросить в чащу, а на освободившееся место привязать другую – краше прежней.
Семена давно уже было трудно удивить первобытной жестокостью, но в данном случае он засомневался – получался как бы перебор. Он начал задавать уточняющие вопросы, и многие подозрения подтвердились: конечно же, общинники мухлюют с выбором жертвы, да и родственники девушки ведут себя нечестно. Они могут втихаря принести ей поесть-попить, а то и (страшно сказать!) отвязать на ночь, а утром снова привязать и измазать ей ноги кровью. Только Нилок все это не светит по очень простой причине – родственники у нее напрочь отсутствуют. Как же так?! А вот так: она вообще не местная!
"Только сиротинушки на чужбинушке нам и не хватало, – горько усмехнулся Семен. – Сейчас выяснится, что ей действительно деваться некуда".
Каким образом Нилок оказалась среди чужого народа, Семен сразу не понял и уточнять пока не стал. Зато предположил, что держали ее лесовики именно в качестве будущей "лешачьей невесты" – чтоб со временем заменить ею кого-нибудь из своих. Несколько лет она прожила в какой-то общине, а когда подросла, пьяная молодежь лишила ее невинности. Парней старейшины выпороли, а пострадавшую продали в другую деревню, скрыв дефект.
– И много за тебя пива дали? – поинтересовался Семен.
– Не знаю…
– А лет тебе сколько? Точнее, зим?
– Много – больше десяти!
– Кто бы мог подумать?! – усмехнулся Семен. – Совсем старуха!
Юмора девушка не поняла и снова собралась плакать, но передумала и огрызнулась:
– Сам старый пень!
– Но-но, полегче, – осадил ее Семен. – Пора нам закругляться. По всем законам приключенческого жанра нужно, конечно, взять тебя с собой и сделать возлюбленной главного героя – то есть меня. Обстоятельства этому, в целом, благоприятствуют: ты вроде бы не робкого десятка (по женским меркам, конечно), спереди и сзади все у тебя выглядит вполне прилично. Кроме того, моя Эльха почти блондинка, а ты брюнетка, так что если вас иметь по очереди… М-да-а… Только ничего не выйдет! Давай лучше подумаем, как тебя вернуть в деревню.
– Лучше в омут головой!
– Да топись на здоровье! Разве мы против?
– А-а-а! Гургул проклятый! Ненавижу-у! Зачем отвязывал?! Лучше бы я та-ам!
– Так давай обратно привяжем! – обрадовался Семен. – На том же месте в той же позе!
– У-а-а-а!
– Хватит реветь! Не можем мы тебя взять с собой!
– Почему?
– А вот потому! Там, за лесом, большая река. А за рекой степь, в которой живет народ Мамонта. У тебя есть то, чего у этого народа нет, и никогда не было! И не надо нам этого!
Слушательница перестала плакать и уставилась на оратора:
– Есть у меня… что?
– Вши, – грустно вздохнул Семен. – С ними и в будущем трудно бороться, а уж здесь… Надеюсь, что мы с Питом еще не подхватили эту гадость. Так что отправляйся домой!
Они находились в состоянии мысленного контакта, и вряд ли Нилок не поняла, о чем идет речь. Скорее всего, она просто не видела ничего дурного в наличии на теле этих насекомых. На приказ же она отреагировала по-своему: повернулась и… встала на четвереньки в знакомую позу "подставки":
– Давай быстрее, гургул проклятый!
"Так, – мысленно крякнул Семен. – У этологов это называется "поощрительное спаривание" – самка отдается не ради зачатия, а для того, чтобы получить от самца пищу или защиту. У животных такое встречается довольно редко, а у людей – сплошь и рядом".
– Меня на это не купишь! – гордо, но не очень уверенно заявил он. Помолчал и добавил: – Как-то уж больно ловко ты подставляешься – не первый раз, поди?
– Как же без этого? – всхлипнула Нилок. – Иначе от света до света работать заставят, а жрать не дадут.
– И что, – опешил Семен, – ты так со всеми мужиками?!
– Со всеми-то зачем… Молодые и сами подневольные, а старики… Могут и пива дать!
– Погоди-погоди… – пытался окучить мысли Семен. – Но ведь ты же "лешачья невеста", ты ж целой должна быть! Как же так?!
– Будешь тут целой… Ежели праздник какой… Перепьются все… Потом аж ходить больно! А бабы ихние прямо со свету сживают! Они-то меня в лес и спровадили!
– Ничего не понимаю! – признался Семен. – После всего этого ты же для лешего вроде как не годишься?!
– Так мужики же не признаются, а старухи и смотреть у меня ничего не стали – годится, говорят, зря, что ль, кормили?!
– Да-а… – протянул Семен. – Это что же, вы хозяина леса обмануть хотели?! Подсунуть ему… Да у вас тут жулье сплошное!
– Все, как один, жулики! – подтвердила Нилок и шлепнула себя по ягодице, умерщвляя овода. – Давай быстрее, а то мухи кусают!
– Ты знаешь… – раздумчиво сказал Семен и достал из чехла нож. – Я, пожалуй, придумал, что с тобой делать.
– Ой! – отреагировала туземка. – А может, не надо?
– Надо, Нилок, надо! – заверил Семен. – Другого выхода нет, если, конечно, ты не знаешь какого-нибудь народного средства.
– Да какое ж средство?! Если у тебя не стоит, то я невиноватая!
– Ну, и нравы у вас здесь, – сокрушенно вздохнул Семен. – Прям как в родной деревне! Иди намочи голову – брить тебя буду!
Часа через полтора Семен сидел на берегу и смотрел, как Нилок, лишенная абсолютно всей растительности, стоит по колено в воде и трет пучком травы свой исцарапанный голый скальп.
Глава 5
ТРУБАДУРЫ
Разбросанное по лесам снаряжение и оружие члены экспедиции успешно собрали, после чего расположились на берегу лесного ручейка и стали думать, как жить дальше. Правда, думал в основном Семен, а остальные ему в этом помогали или мешали, смотря по обстоятельствам. А генеральная мысль у начальника экспедиции была такая:
"Народ Мамонта – название, конечно, условное, отчасти даже ироничное, но… Но на огромном пространстве живут две-три тысячи кроманьонцев, неандертальцев и питекантропов, которые связаны подобием меновой торговли и центральной власти. Люди общаются и понимают друг друга. В значительной мере это – моя заслуга. Вот теперь мы вступили в контакт с предками земледельцев. Не важно пока, благо они или зло для этого мира, но знакомство началось с крохотных насекомых под названием "вши". Тысячи лет спустя эти "звери" станут разносчиками эпидемий в густонаселенных районах планеты. Во время Первой мировой войны они погубили людей больше, чем оружие. Сейчас, наверное, эти твари относительно безобидны – неленивый почешется, только и всего. Но если мы с Питом подцепили хотя бы по одной букашке, то через полгода-год наш народ станет поголовно вшивым – питекантропа не побреешь и на карантин не посадишь. Значит, возвращаться, будучи "под подозрением", нам нельзя. А какой у данных паразитов инкубационный период? Три недели, кажется… Для ровного счета – месяц. То есть нам нужно проболтаться где-то месяц и, если после этого по нам не начнут ползать, можно возвращаться домой. Для верности, конечно, лучше два месяца. В общем, хочешь – не хочешь, а придется заниматься глубокой разведкой – лично! – Семен вздохнул и выругался: – Это похоже на ситуацию с человеком, который двадцать лет в муках хранил верность жене, а потом случайно согрешил и заработал триппер. Надо ж было так влипнуть на старости лет?!
Ну, ладно, нужно принять и этот удар судьбы. Напишу письмо ребятам, чтобы нас не ждали, а возвращались к себе в поселок. Пит сбегает и отнесет послание – за пару дней управится. Обниматься с неандертальцами он, конечно, не будет – нет у этих людей такой традиции, так что ничего страшного не случится".
Нелегкое решение все же лучше, чем никакое. Семен, почувствовав душевное облегчение, составил письмо на бересте, отправил Пита с ним в путь и, в ожидании его возвращения, занялся штурмом языкового барьера и вытягиванием из Нилок информации о здешней жизни. Барьер оказался довольно низким, а информация, увы, небогатой – очень многих вещей женщина не знала, потому что они ее не касались.
Быт туземцев тяжел и незатейлив. Впрочем, как сказать… На подходящих участках леса деревья "кольцуются", засыхают, а потом срубаются. Иногда их валят сразу, и сохнут они уже на земле. Древесный материал разделывается и равномерно распределяется по участку. Если таковой не слишком далеко от деревни, то часть стволов перетаскивается для построек и на дрова. Весной все оставшееся сжигается. Как догадался Семен, смысл этого мероприятия, во-первых, в том, чтобы получить золу – прекрасное удобрение, а во-вторых, чтобы прокалить верхний слой почвы, уничтожив корни и побеги сорняков. Пни, конечно, не корчуются, землю на пожоге не боронят и не пашут. Семена бросают прямо в теплую золу и "заволачивают" еловыми ветками. Лучше всего ячмень родится в первый год, а потом все хуже и хуже. Больше трех раз на одном месте стараются не сеять. Лучшая часть собранного зерна подсушивается и тщательно хранится – на семена. Все остальное используется двумя способами – непосредственно в пищу в виде лепешек, каши, мучнистой болтушки или… на солод. Слово это, конечно, здесь было неизвестно – Семен сам догадался, поскольку означенный продукт был ему знаком. Специально или случайно подмоченное зерно начинает прорастать. При этом содержащийся в нем крахмал превращается в сахар. Остается все это слегка растереть и залить водой, чтобы она сахар растворила. Ну, а сахарный сироп имеет много применений – его можно упаривать, пить живьем или сбраживать. Когда делают настоящее – "большое" – пиво, солод сушат, поджаривают, ростки удаляют, сусло дополнительно вываривают, добавляют мед и специи. Только такое пиво делают редко и всей общиной. Обычный же – повседневный – напиток готовят чуть ли не в каждой семье ("Так вот зачем им ровные настилы, на которых не спят, – догадался Семен. – Для солода!"). При этом, конечно, половину операций пропускают. Старейшины такую самодеятельность не одобряют и пытаются за нее наказывать.
"Ну да, – мрачно размышлял Семен, – вот и разгадка причин неолитической революции. Впрочем, кое-кто из археологов былой современности на полном серьезе доказывал, что человек начал интересоваться злаками не из-за еды, а из-за пива, которое он из них получал. То есть пиво появилось гораздо раньше хлеба. Да и керамика, по мнению тех ученых, возникла из-за того, что для напитка нужна была тара. Что ж, при таком подходе противоречий почти не остается, привлекать богов или инопланетян для объяснения странного поведения наших предков не требуется. Надо же быть прибабахнутым, чтоб в благодатнейших районах планеты начать выращивать траву, срезать колоски, вылущивать зернышки, очищать их от кожуры, а потом перетирать в муку. И все это для того, чтобы полакомиться мучной лепешкой?! Да нет же! Не были наши предки придурками – пьяницами они были!
В данном случае, по-видимому, идет активное освоение новых лесных и лесостепных районов. У расселения две причины: на новом участке можно получить больше зерна и, главное, вдали от "дедов" можно спокойно квасить – на сколько солода хватит.