Я оставил его, бормочущего невнятные извинения, а сам обошел склад, разыскал рыбацкую сеть, несколько длинных палок и собрал рабов поздоровее. Вскоре мы изловили усталого и перепуганного фаворита, запеленали в сеть и отнесли хозяину. Превотант смотрел на меня с благодарностью. Не обращая внимания на его взгляд, я холодно осмотрел весь этот разгром.
- Позвольте, я все приведу в порядок, - сказал он.
Я протянул руку.
- Прежде всего верните-ка все деньги моего отца за причиненный ущерб, - потребовал я.
Он оцепенел.
- Так много? - прошептал он. Но почти тут же вернул кошелек.
- И это только начало, - продолжил я. - Как только я подсчитаю все убытки… - Я покачал головой. - Сомневаюсь, чтобы у вас хватило средств возместить их. И потому посоветую отцу обратиться с иском в суд или прямо в ваш приходский совет.
Вообще-то я собирался лишь припугнуть его. Вряд ли из этой ситуации можно было выжать больше. Я представлял себе, какую сумму насчитают честные бухгалтеры моего отца. И даже такую сумму придется выпрашивать у жадных воскресителей годами. И я уже собирался затеять собственную игру со всевозможными "но" и "с другой стороны", когда он поднял палец, умоляя ничего не говорить. Он огляделся по сторонам, не видит ли нас кто.
- Возможно, мне удастся кое-чем успокоить юного господина, - сказал он, просто лучась обаянием. Сунув руку в карман халата, он что-то извлек. Бросив на меня косой взгляд, сказал: - Вот увидите, это нечто особенное.
Он протянул мне какую-то карточку. Белую с темно-красными полями. В центре красовалась печать гильдии гетер; вульгарный обнаженный образ Буталы - богини плодородия, с преувеличенно огромными грудями и тазом. Ниже, в орнаменте из золотых лепестков, шла надпись: "Вечером Мелина танцует для ближайших друзей и благотворителей".
Как и любой мужчина в Ориссе, я слышал о ней. Мелина принадлежала к первому десятку красивейших дам, торгующих наслаждениями по высшему разряду. Хорошие гетеры владели изысканными приемами обольстительных речей и танцев и всеми тонкостями цивилизованного обхождения. Их благосклонности, наслаждения общения с ними, обладания их телом искали первые люди страны, богачи, красавцы и герои. И в сладострастном финале этим богиням чувственности в их искусстве не было равных. Чтобы добиться любви Мелины, мужчинам приходилось идти на многое. Особенно молодым, которым нечего было предложить ей, кроме своей юности.
Я застыл в изумлении.
- К вам-то это как попало?
И помыслить было невозможно, чтобы человек, подобный Превотанту, хоть он и воскреситель, мог быть допущен в столь благородное общество.
Превотант в ответ на это оскорбительное удивление метнул в меня еще один косой взгляд:
- А тебе-то что за дело?
Я вновь посмотрел на карточку. На ней Бутала уже была не одна. Теперь она правила искусно разыгранной оргией. По мере того как я вглядывался, обнаженные фигуры начинали двигаться, совокупляясь такими способами, которых я, и представить не мог.
- Я собирался продать карточку, - шепнул мне на ухо воскреситель. - И не сомневайся, цену бы дали фантастическую.
Я еще раз, с возросшим возбуждением, глянул на карточку. И тут буквы стали увеличиваться до тех пор, пока я уже ничего не видел, кроме них.
- Мелина будет принадлежать одному тебе, - донесся хриплый шепот воскресителя.
- Что ж, наверное, это интересно. - Я сунул карточку в карман куртки небрежным жестом.
- Так, значит, договорились? - спросил Превотант.
Я молчал и тут же вдруг ощутил, как карточка жжет мне грудь. Я уже попал под колдовские чары Мелины. Я должен своими глазами увидеть эту женщину. И я кивнул. Превотант счел этот кивок за знак согласия, пожал мне руку и, что-то бормоча, покинул склад вместе со своим маленьким приятелем, сидящим у него на плече. Но мне запомнился его косой взгляд, и я чувствовал, что сглупил, приняв эту карточку.
И вот, вместо того чтобы с деньгами и триумфом направиться прямиком домой, я оказался в таверне, где допоздна пил и развлекался с друзьями. Юность, подогретая бренди, отбросила первоначальные колебания. Неужели я позволю какому-то ничтожеству вроде Превотанта диктовать мне, что делать? Кроме того, ведь он же воскреситель, не так ли? А разве не воскресители отравляют жизнь семейству Антеро? Что ж, коли я возьмусь за дело, так сумею обвести их вокруг пальца во имя чести моей семьи. Кто-нибудь сомневается?
Я оставил моих товарищей и вышел в ночь в поисках свободного паланкина. Нанятые рабы понесли меня по узким улицам. Когда они наконец доставили меня на место, луна уже была высоко в небе. Здание, возле которого я оказался, ничем особым не выделялось, разве что убогостью. Да и вся эта улица с многоквартирными домами, лавками и тавернами была обиталищем свободных граждан самых низких классов. В кучах мусора рылись ящерицы и свиньи. Я вошел в дом, готовый к самому худшему. Внутри стояла душная темнота. Я достал из кармана огненные четки и прошептал заклинание - они тускло засветились. В этом скудном освещении местечко показалось мне еще более отталкивающим. Тут и там прятались какие-то фигуры, у меня под ногами мелькали чьи-то маленькие тени. Но я продолжал идти, подниматься по шатким лестницам, осторожно перешагивая через сломанные ступени и храпящие тела.
Мерзость этого места начала отрезвлять меня. Я вытащил шпагу из ножен. В таких домах обитают лишь воры да самые дешевые шлюхи. Я подивился: куда делся мой здравый смысл? И тут послышались отдаленные звуки музыки и смех. На верхнюю площадку выходила огромная дверь. Из-за нее повеяло благоуханием цветов, и я забыл о вони нищеты этого здания и несчастном прозябании его обитателей. Я потянул за цепочку звонка. Забренчали колокольчики. Послышались шаги, дверь широко распахнулась, скрипнув петлями. На лестничную площадку хлынул поток света, и мне пришлось прикрыть глаза рукой.
- Чем могу быть полезен благородному господину? - донесся до меня густой низкий голос. Мой модный наряд сам говорил о моем богатстве и положении в обществе.
- У меня приглашение, - сказал я. - Сюда… в этот дом.
Я торопливо выхватил из куртки карточку.
Глаза привыкли к свету. И тут же сердце мое чуть не выскочило из груди от испуга. Перед моим лицом подрагивал огромный черный паук. У него было отвратительно раздувшееся тело с дергающимися лапками и огромными красными глазами, в упор смотрящими на меня. Паук сказал:
- Добро пожаловать, благородный господин.
Меня было охватила паника, но тут я разобрал, что это всего лишь искусно сделанная татуировка на груди открывшего мне высокого, худого мужчины с длинным узким лицом и бледной кожей, редко видевшей солнце. Поверх дорогих парчовых шаровар он носил красный пояс - знак сводника, управляющего делами гильдии гетер.
- Час поздний, - сказал мужчина. - Но вам повезло. Мелина еще будет танцевать. - Он поднял руку: - Прошу сюда.
Я вошел в просторное, хорошо освещенное фойе, покрытое пушистыми разноцветными коврами из западных земель. Музыка и смех слышались громче. Мужчина посмотрел на меня через плечо.
- Меня зовут Лиго, молодой господин. Если вам понадобится моя помощь, кликните раба и назовите мое имя.
Я наконец обрел дар речи.
- Ты очень любезен, Лиго, - сказал я. - Пусть Бутала всегда улыбается тебе.
Лиго кивнул, распахивая две большие дверные створки.
- Поприветствуем нашего нового гостя! - провозгласил он.
В ответ послышались женский визг и смех. Меня окружила дюжина совершенно обнаженных женщин, таких красивых, что ничего подобного я раньше не видел, хотя и не был неопытным юнцом. Со многими нашими молодыми служанками я уже поиграл в игру "животик-о-животик" и вдоволь набарахтался в сене с кузинами на фермах моего отца. А в последние годы мои забавы с девками из таверн и дешевыми гетерами даже заставили отца встревожиться, как бы я раньше времени не истощил свои силы. Но еще ни разу не доводилось мне видеть столь роскошной плоти. И при этом каждая из женщин казалась желаннее другой. У одной, высокой, с короткой стрижкой, были такие длинные ноги и руки, что она могла бы обхватить самого полного мужчину. Другая, с вьющимися светлыми волосами, была гибка настолько, что ее можно было представить в любой позе. Одни были пухленькими, другие стройными. Все они хихикали и прижимались ко мне, увлекая плотным горячим кольцом дальше в зал.
Кто-то спросил у меня имя.
- Амальрик, - выдавил я из себя, - из семейства Антеро.
Я слышал, как мое имя передавали всем присутствующим в зале. Вскоре я уже лежал среди пышных, благоухающих подушек, с бокалом густого напитка в руке, а какая-то обнаженная женщина потчевала меня сладостями с серебряного подноса. Боясь, что в любой момент кто-нибудь вдруг воскликнет, что все это шутка, и меня погонят из этого рая, я огляделся вокруг.
Но никто из гостей не обращал на меня ни малейшего внимания. В помещении находилось еще десятка два мужчин. Богатых, важных, в основном пожилых. Все они смеялись и беседовали друг с другом. Как и я, они лежали на пышных парчовых подушках, и их обслуживали обнаженные служанки Мелины. Большой зал со сводчатым потолком был хорошо освещен. Звучала мягкая музыка. У арочного выхода в переднюю, прикрытою шелковыми занавесями, стояла большая золотая статуя Буталы. Но здесь ее формы были изящнее и привлекательнее, чем на живой картинке. Пол был покрыт западными коврами. Мне еще не приходилось видеть такой искусной ткацкой работы. Между орнаментами я разглядел на коврах картины с эротическими сценками. На стенах висели гобелены и картины, изображавшие настоящие оргии, происходящие где угодно: от лесистых долин до небесных кущ. На медной жаровне курился фимиам. Его густой красный дым использовался богатыми гетерами для возбуждения воображения мужчин. Что касается меня, то я в этом не нуждался. Мое воображение и так раскалилось добела. Женщина, которая за мной ухаживала, поднесла к моим губам дольку медового персика. Я послушно открыл рот.
И тут я увидел Мелину. И захлопнул рот. Я слышал о ее красоте, обаянии, уме и талантах. Но все слова бессильны описать то, что я увидел впервые. Она лежала на низкой позолоченной кушетке в дальнем конце зала. Кушетка была поднята на постамент. В отличие от своих рабынь хозяйка была полностью одета, что еще больше возбуждало чувства. На ней были полупрозрачные розовые шаровары, того же оттенка блузка и куртка в обтяжку. Пуговицы были сделаны из редких драгоценных камней. На босых маленьких ножках с браслетами ногти были покрыты красным лаком. Как и на длинных пальцах изящных рук. И на каждом пальце сверкало золотое кольцо. На запястьях позвякивали дорогие браслеты. Длинные черные волосы волнами ниспадали до пояса. Она поигрывала локонами, слушая маленького пухлого мужчину, сидящего на полу рядом с кушеткой. Тому было лет сорок, и, судя по одежде, он был богатым купцом. Еще с полдюжины мужчин удостоились чести сидеть недалеко от Мелины.
Все мужчины в этом зале сразу стали мне ненавистны. Я видел, как они каждый по-своему старались привлечь к себе внимание хозяйки в этой общей беседе. Смех их звучал фальшиво, болтовня отдавала бравадой. И взгляды их, алчущие, жадные, метались по ее телу. Обнаженная плоть привлекательных рабынь ничего для этих мужчин не значила. Впрочем, и для меня тоже. Я не мог оторвать глаз от золотистой кожи ног, просвечивающих сквозь прозрачную материю одеяния Мелины, от просматривающихся розовых сосков и от рыжеватого, крашенного хной кустика волос внизу живота. Обнаженность остальных женщин лишь усиливала желание хотя бы мельком увидеть нагой Мелину.
И тут сердце мое замерло. Я забыл обо всем, на свете. Медина лениво подняла веки и взглянула прямо в мои глаза. Меня словно обухом хватили. Я еще никогда так не волновался. Ее глаза поначалу оглядели меня со скукой, но затем - клянусь! - в них мелькнул интерес. Полные красноватые губы раздвинулись. По ним пробежал розовый язычок. Она осмотрела меня снизу доверху. Подошел Лиго, чтобы наполнить ее бокал, и тут я увидел, что она шепчет ему что-то. И указывает на меня!
От такого счастья мое сердце чуть не разорвалось. Но меня охватила и тревога. Не превратился ли я в урода? Не обезобразили ли мои черты заклятья какой-нибудь колдуньи на той грязной лестнице? Или мне на волосы нагадила летучая мышь? Я машинально коснулся головы и понял, что привлекло ее интерес. Мои волосы. В те дни я был молод и мои рыжие волосы пылали, как пламя факела какого-нибудь воскресителя. В Ориссе же редко можно было встретить рыжего мужчину или женщину. До этого момента моя шевелюра была лишь предметом для шуток моих приятелей, как и бледная, легко краснеющая от гнева или стыда кожа. Лиго тоже что-то прошептал. Вероятно, сообщил мое имя. Она засмеялась. Я почувствовал, как моя физиономия приобрела цвет свеклы. Я помертвел, не сомневаясь, что и на этот раз стал объектом острот.
Чтобы скрыть смущение, я обратился к рабыне и высказал восхищение вкусом персиков. Хотя во рту у меня было так сухо, что я с трудом жевал, а уж проглотить ничего и вовсе бы не смог. Внезапно музыка смолкла, как и болтовня мужчин. Я услыхал мелодичный перезвон струн, обернулся и увидел, что Мелина уже сидит. На коленях она держала лютню. Ее изящные пальцы касались струн, извлекая божественные звуки. Но еще более прекрасным оказался ее голос.
Мелина пела старинную балладу. В ней говорилось о юной девушке, проданной в куртизанки разорившимся семейством. Девушка влюбилась в одного красивого капитана, уходящего на войну. Он пообещал ее сделать своей женой, когда вернется. Но погиб в морском сражении. Юная гетера превратилась в красавицу, чье искусство было широко признано всеми. И множество мужчин обивали порог ее дома с богатыми дарами и соблазнительными обещаниями. Она отдавалась им, таков был ее долг, и принимала дары. Но никого не любила. Только красавцу капитану удалось тронуть ее сердце, а больше в него она никого не допускала.
Когда песня стихла, я едва был в состоянии сообразить, что остальные аплодируют. Я почувствовал, как по щекам моим катятся слезы. Так переживал я за Мелину и за перенесенные ею страдания, потому что сразу же вообразил Мелину героиней этой баллады. И я сгорал от желания успокоить ее, заняв место капитана. Впрочем, как и любой мужчина в этом зале.
Ее обаятельная улыбка, казалось, предназначалась каждому из нас. Она склонилась вперед, словно собираясь заговорить, и в зале наступила тишина. Вместо этого она подняла руку и грациозно указала на Буталу. Из-за занавесок, скрывавших переднюю, вышла старуха в роскошном красном халате, обвязанном золотым кушаком с кистями. Она была жрицей гильдии гетер.
- Приветствую вас всех, - сказала она странно юным голосом. - Вознесем молитву Бутале.
- Вознесем молитву Бутале, - хором отозвались мы и повторили вслед за жрицей: - Да будут наши чресла выносливы, а лона наших женщин благодатны и глубоки.
Я глянул через плечо и с разочарованием увидел, что Мелина исчезла. До меня донеслись слова жрицы:
- Вам, господа, должно быть, приятно будет узнать: я раскинула кости, и выпало предзнаменование - этот вечер будет особым. Буталу умилостивило благородство собравшихся. И она дала мне знать, что позволяет Мелине исполнить священный танец, видеть который доводилось лишь избранным.
- Вознесем молитву Бутале, - подхватили мы хором. И голоса всех мужчин, включая и мой, слились в общий гул.
Старуха хлопнула в ладоши. Статуя Буталы зашевелилась, грациозно изогнув торс, широко раскинув руки и откинув голову назад. Густая, меняющая цвет жидкость брызнула из сосцов статуи. Две рабыни выступили вперед, покачивая блестящими, словно отполированными бедрами. Под струи они подставили большую золотую чашу. Она наполнилась в несколько секунд, и поток иссяк. Рабыни двинулись между гостями, предлагая отпить каждому мужчине. Когда настала моя очередь, я послушно склонился и ощутил сильный и приятный мускусный запах. Я отпил. Сладкая жидкость, легко пройдя внутрь, теплом разлилась в желудке. Тепло распространилось дальше, кровь заиграла, мои чувства обострились, и прояснилась голова.
Жрица еще раз хлопнула в ладоши, и из курильницы фимиама поднялось густое облако красного дыма. Распространился запах роз и фиалок, по телу пробежали приятные мурашки. Раздвинулись колышущиеся шелковые занавески. В темноте за ними не было никого, только лежали струнные инструменты да свирели, оставленные исчезнувшими музыкантами.
Жрица опять хлопнула.
- О прекрасная Бутала, - нараспев заговорила она, - одари нас музыкой столь же сладостной, как и чрево твое.
Она указала пальцем на инструменты и скомандовала:
- Играйте.
На наших изумленных глазах инструменты сами поднялись с пола. В воздухе повисли свирели, арфы и цимбалы. По бокам от них возникли два маленьких позолоченных барабана. Невидимые пальцы тронули струны. Два молоточка извлекли божественные звуки из цимбал. Нежно запели флейты. Барабаны выбивали сдержанный ритм.
Из полумрака призрачно, словно спускаясь с горных обителей богов, появилась Мелина. По обе стороны от нее, несомые невидимыми руками, горели факелы. Ее обнаженное тело отливало чистейшим золотом. Но это видение пугающе совершенного тела было столь мимолетным, что можно было принять его за игру воображения, разгоряченного напитком. Внезапно Мелина с ног до головы покрылась переливающимися разноцветными пятнами различной формы. Она застыла так на какое-то мгновение. Но все успели разглядеть в этих пятнах фигуры совокупляющихся мужчин и женщин, обнимающих друг друга лесбиянок, мальчиков - самые удивительные переплетения тел. Мелина совершила плавный пируэт, и на теле ее ожили новые эротические сцены.
Музыка продолжалась, и Мелина начала танец. Сначала медленно покачивая и вращая бедрами, поднимая и опуская руки, грациозно переступая длинными ногами. Темп танца, музыки и игры сцен на ее теле нарастал. Она встряхивала грудями и вращала бедрами, а я уже чуть не сходил с ума от вожделения. Я чувствовал, что и остальные мужчины входят в раж. От нашего желания, казалось, загустел воздух в зале. И когда мы уже не могли более выносить это, Мелина остановилась. Она застыла в такой позе, что скульптор бы зарыдал от восторга. Картинки с ее кожи исчезли, и мы наблюдали красавицу во всем блеске. Я со страстью умирающего от голода смотрел на ее губы, груди и треугольничек волос, окрашенных хной. И тут же ее скрыл мрак. Мы, с пересохшими ртами, глазами, вылезающими из орбит и… каменно затвердевшими членами, переглянулись.
- Итак, благородные господа, - раздался дивный голос, - доставила ли я вам удовольствие?