Раздался звон и плеск - кто-то, видно, опрокинул кубок с вином.
Затем Шатолад высказал общее мнение.
- Мудрено, - сказал он. - Что за дама?
- И золотая клеть? - пробасил граф Рабрагор.
- Значит, королю суждено погибнуть в битве? - задумчиво молвил маркграф Дулеван. - Хм, хм… Знать бы, кто этот прямостоящий ягуар.
- Это как раз самая понятная часть предсказания, - сказал Обиус. - Мы не знаем, кто та дама и какие послы рискуют жизнями, но ягуар с каплей истинной крови - граф Рабрагор.
- Я?!
Возглас графа потряс светильники, пламя заколебалось, отбрасывая по стенам уродливые тени.
- Тише, - поднял руку жрец, - ради Митры праведного! Иначе вас могут услышать на улице.
- Но позвольте, - не унимался вельможа, - на моем гербе действительно изображен ягуар, но сидящий, и не на черни, а на синем фоне! И потом, что это за истинная кровь обнаружилась в моих жилах?
- Кровь короля Нумедидеса.
- ОГО!
Чувствовалось, что дыхание Рабрагора перехватило, и он не в силах произнести больше ни слова.
- Мы располагаем признанием вашей матушки, что она имела связь с покойным монархом, когда он останавливался в замке Шарто. Ваш отец впоследствии погиб при невыясненных обстоятельствах, а герб был изменен: графиня не желала наследовать геральдические знаки мужа, который не был отцом ее ребенка.
- О!
- Вижу, вы мне не верите. Тогда ознакомьтесь.
Обиус бросил на стол еще один свиток. Теперь Богуз увидел графа Рабрагора, склонившегося к столу. Был он плечист, обладал мужественным подбородком и тонкими губами, которые покусывал до крови, читая документ. Дочитав, сказал:
- Пусть так. Но я никогда не злоумышлял против короля, в этом вы не смеете меня обвинять.
- Никто вас не обвиняет, месьор граф, - откликнулся Светлейший вкрадчиво. - Все в руках Митры, лишь Ему ведомы хитросплетения причин и следствий. Вы не желаете гибели государя, и все же боги избрали вас своим орудием.
- Это ложь! - крикнул граф.
В его руках сверкнул кинжал, крепкий кулак припечатал к столешнице пергамент.
- Э, так не пойдет, - проскрежетал месьор Шатолад. - Видно было, как его лысина наливается красным. - Что-то тут не так, Светлейший, граф - наш человек…
- А я разве говорю что-то против? - Толстые губы Обиуса разъехались в приторной улыбке. - Все мы здесь единомышленники, и помыслы наши направлены лишь на благо государства. Вложите клинок в ножны, месьор, и выслушайте мои соображения.
Рабрагор, тяжело дыша, повиновался.
- Золотая клеть, о коей говорится в пророчестве, означает забрало рыцарского шлема. Но почему золотая? Следует ли понимать сие иносказательно, как знак королевского отличия, или же буквально? Я склоняюсь к последнему. Трудно представить, что граф Рабрагор, преданнейший слуга нашего молодого повелителя, скрестит с ним оружие на поле битвы. Однако ристалище - понятие широкое. С тем же успехом можно обозначить сим словом и рыцарский турнир. Сын Конана Великого статью вышел в отца и не раз выезжал на арену, дабы померяться силой с лучшими бойцами. А выезжая, по обычаю предков, надевал золотой шлем. Так он поступит и на сей раз, на празднике Осенних Плодов, который состоится через три дня. И хотя турнирные копья имеют затупленные наконечники, попав в щель забрала всадника, летящего во весь опор, такой наконечник легко может поразить насмерть. Вот как я понимаю слова пророчества, и думаю, вы со мной согласитесь.
Некоторое время все молчали, обдумывая слова Верховного Жреца, потом Рабрагор сказал мрачно:
- Ну, так я не стану участвовать в турнире.
- Отчего же, отчего же, - задумчиво протянул маркграф Дулеван, - это, друг мой, дело чести…
- "Поединок нельзя отменить", - напомнил Обиус, - так сказала пифия, вестница судьбы. Вам, граф, придется драться.
- От судьбы не уйдешь, это точно, - проскрипел Шатолад, - чему быть, того не миновать. Я так понимаю: боги неспроста обратили свои взоры на Аквилонию. Нет порядка в державе. Старый король умел приструнить людишек, надо отдать ему должное, хотя все мы не слишком жаловали этого варвара… Хм. Я в том смысле, что он окружал себя разными выскочками типа гирканца Паллантида… Да. Голубую кровь не жаловал. Но трепет наводить умел, от северных до южных границ. Нынче же всякие там зингарцы и аргосцы спят и видят, как бы отделиться и восстановить кумирни своих богов…
- Которые суть лишь часть Бога Единого и в лоне Его пребывают, - наставительно добавил Обиус.
- Я и говорю, - покивал Шатолад, - нет порядка. Сильная рука нужна, месьоры. Король Конн, хоть и мощен телом, духом не в киммерийца вышел. Да. Мать его, покойная королева Зенобия…
- Довольно, довольно, - махнул Обиус пухлой ручкой, - я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать царственные персоны. Всякая власть от Митры и Ему угодна. Следует подумать, как отвратить беду от государя.
- Ах, вот как, - многозначительно вставил маркграф.
- Что же мы можем предпринять, если судьбу нельзя изменить? - спросил Эртран. - Если в жилах Рабрагора течет кровь подлинных властителей Аквилонии, он по праву достоин короны.
- Не сомневаюсь, что предсказание пифии истинно, - решительно молвил жрец, - и все же, являясь духовником короля Конна, я обязан попытаться спасти его жизнь. Судьбу изменить нельзя, но ее можно… э-э… обмануть, ибо ложь во спасение угодна и самому Митре. Поединок отменить нельзя, значит, графу придется скрестить копья с королем. Но что сказано в пророчестве? "Прямостоящий ягуар на черни с каплей истинной крови в звоне ристалища убьет повелителя…" Повелителя, прошу заметить!
- И что же? - спросил Рабрагор напряженным голосом.
- Значит, если Конн к моменту поединка не будет повелителем графа, смертоубийства можно будет избежать.
Граф снова воскликнул "О!", градоначальник почесал плешь, маркграф тонко рассмеялся.
- Никогда, - сказал он, - никогда Конн не отдаст добровольно корону. Даже под страхом смерти.
- Это как посмотреть, - сказал Эртран, - одно дело - являть храбрость в бою, презирая безносую, другое дело - лезть к ней в пасть, когда исход известен заранее.
- Заверяю вас, месьоры, что молодой король не столь прямолинеен, как его достойный отец, - веско проговорил жрец. - Я много с ним беседовал и на многое открыл глаза. Особенно тронула его душу история Сердца Аримана, и государь ныне пребывает в глубоких раздумьях…
- Кстати, - воспользовавшись паузой, спросил Эртран, - куда девался этот талисман, коим столь дорожил киммериец? Помнится, сей красный, как кровь, камень воодушевлял наши войска в северных и южных походах. Жрецы тогда утверждали, что в нем скрыто подлинное могущество Аквилонии.
- Жрецы не боги, они тоже могут ошибаться. - Обиус снова пригубил вино, и Богузу показалось, что глаза Светлейшего хитро блеснули над тусклым серебром кубка. - Считалось, что Ариман - светлый бог из свиты самого Митры. Однако во дни моего уединения попала мне в руки древняя скрижаль, подлинность коей сомнений не вызывает. Это не мое мнение, так заключили высшие иерархи Братии. Если желаете, могу ознакомить с ее содержанием.
- Желаем, - хрипло сказал граф Рабрагор.
- Только попроще, - сказал Шатолад.
- Попроще не получится, но я постараюсь изложить суть покороче, - молвил Светлейший таким тоном, словно собрался говорить до рассвета. - Итак, открыли мне древние письмена, что Ариман вовсе не дух света, как считают многие и по сей день. Митра, Податель Жизни, сотворил два великих принципа, властвующих над миром. Первый из них - Ормузд, суть Дух Добра, Зиждитель Вселенной. Второй из этих вечных принципов - Ариман. Он также был прекрасным и чистым духом, но позднее восстал против Ормузда, завидуя его власти. Это случилось, однако, только тогда, когда Ормузд создал свет, поскольку Ариман не подозревал до этого о существовании Ормузда и почитал себя единственным порождением Митры… Я понятно излагаю?
- Вполне, - сказал ландграф, - обычная история: у короля было два сына, один внебрачный. Второй предъявил свои права и убил первого.
- Не совсем так, любезный Эртран, - усмехнулся жрец, - ибо небожители бессмертными Ариман никак не мог убить Ормузда. Но, когда Дух Добра создал Землю, Ариман воплотился в ее тяжелые элементы. Что бы ни делал доброго Ормузд, Ариман помещал туда принцип зла. Наконец, когда Ормузд создал человеческую расу, Ариман воплотился в низшую природу человека, так что в каждом из нас борются светлое и темное начала, и каждое стремится к полной победе. Три тысячи лет правил Ормузд небесным миром света и добра, еще три тысячи он правил человеческим миром мудро и безраздельно. Затем началась власть Аримана, и продлится она еще три тысячи лет…
- Я думал, что все мы - творения Митры, - заметил маркграф. - Не знал, что нас создал какой-то Ормузд, а господин наш - коварный дух Ариман.
- Чего только не узнаешь, - печально проскрипел Шатолад. - И то сказать, стал бы Митра терпеть всякие безобразия? Теперь понятно, почему нет порядка в державе. Да.
- Выкиньте все это из головы, месьоры, - сказал Обиус, подливая вино из серебряного кувшина, - вам следует помнить лишь то, что Митра - Бог Единый и всё в нем пребывает. Ормузд и Ариман - суть принципы Великого Равновесия и не более того.
- Это вам виднее, Светлейший, - закивал градоначальник. - На то вы и поставлены, чтобы мудрености разные ведать. Наше дело - бороться с врагами Митры. Если сие для равновесия - так можно и мать родную на костер отправить. Ради высших принципов, так сказать…
Он зашелся скрипучим смехом и тоже налил себе вина.
- Значит, Сердце Аримана, которым так дорожил киммериец, - талисман зла? - спросил маркграф.
Жрец устало покачал головой.
- Не совсем так, месьор Дулеван, ибо нет в этом мире чистого Зла и чистого Добра. В руках Конана Киммерийского талисман служил поддержанию Великого Равновесия, но, когда король удалился, камень сей стал опасен. Я объяснил это молодому государю, и Конн меня понял. Или - я думаю, что понял. Помните пророчество? "Сердце, сила и слава королевства переменятся, воины сражаются в небе долгое время…" Небожители решили изменить судьбу Аквилонии и всего Хайборийского мира, теперь это ясно. Ради сохранения государства и собственной жизни сын Конана должен передать корону носителю истинной крови. Вам, граф Рабрагор.
- И кто сообщит королю эту новость? - спросил маркграф. - Претендент на престол?
- Нет! - воскликнул граф. - Только не я!
- Вы что, отказываетесь от короны?
- Да! То есть, нет… Не знаю… Все так неожиданно…
- Ваши сомнения понятны, - снова заговорил жрец, - тяжесть монаршей власти не каждому по плечу. Однако, друг мой, не забывайте, что Братия - на вашей стороне. Мы поможем нести этот груз, поможем и советом, и делом. И вам не придется идти к королю. Это сделает светлейший Хадрат, жрец Асуры.
И снова Богуз презрительно скривил губы. Ах, вот как, значит, ради достижения своих целей Светлейший не прочь прибегнуть к услугам жреца-людоеда! Во всяком случае, в проповедях он именно так именовал представителей этого тайного ордена, умевших на удивление ловко скрывать свои святыни. В последнее время служители Митры всячески поддерживали и ранее гулявшие в народе слухи о тайных храмах, где густой дым день и ночь окутывает зловещие алтари, а похищенных детей приносят в жертву огромному змею, и то, что остается от трапезы священного гада, с удовольствием доедают сами жрецы Асуры…
Чернокнижник отлично знал, что все это - суеверия, предрассудки и намеренная ложь. Предки тех, кто чтил Асуру, пришли из Вендии, лежащей далеко за морем Вилайет, Гирканскими степями и снежными вершинами Гимелианских гор. Познания жрецов Асуры были загадочны и обширны, а сам вендийский бог являлся правой рукой Индры, Индрой же в тех землях именовали самого Митру. Так что Асура вполне мог быть Ормуздом или Ариманом - кому что больше нравится. Во всяком случае, змеем он не был и детей не ел, как и его последователи.
И все же официально было объявлено, что мерзкий культ пришел из Стигии и что Асура - не что иное, как воплощение Сета, явившегося, дабы соблазнить и сгубить солнцепоклонников - хайборийцев. В этом случае Братия действовала точно так же, как и с Офирским оракулом. Правда, месьору Шатоладу так и не удалось отправить ни одного приверженца вендийского божества на костер: открыто в Тарантии ему и раньше никто не поклонялся, а те, кто ведал дорогу к тайным храмам, умело скрывали свою религию.
Возможно, как отметил про себя Богуз, были и другие причины…
Хадрат сидел поодаль от остальных, в тени, и чернокнижник видел лишь смутные очертания его худой фигуры. Но ему и не нужно было видеть жреца, он знал Хадрата. Лицо у старого мага было чистое, с правильными чертами, всегда бесстрастное, а глаза под длинными ресницами никогда не мигали.
- Почему он? - услышал Богуз растерянный бас Рабрагора. - Я не доверяю этому колдуну!
- Никто ему не доверяет, - добавил маркграф.
- Он - поклонник Сета и достоин костра! - решительно заключил Шатолад.
Жрец Асуры безмолвствовал.
Заговорил Обиус, и в голосе его, всегда спокойном, на сей раз прозвучало плохо скрытое раздражение:
- Я посоветовал бы вам, месьор Шатолад, равно как и всем остальным, держать при себе свое мнение. Разве вы забыли, что решения в таких делах принимает Братия? Моими устами говорят высшие ее иерархи, прошу сие учесть и не предаваться излишнему празднословию. Светлейший Хадрат - представитель древнего и весьма уважаемого культа, хотя и не предназначенного для всеобщего употребления. Если бы он заслуживал гнева Митры, то не был бы среди нас. Некогда он оказал весьма важные услуги королю Конану, и ныне мы сочли возможным просить его помочь сыну великого киммерийца. Конн, несомненно, прислушается к словам друга своего отца…
Жрец Асуры промолчал и на сей раз.
- Может быть, прислушается, - задумчиво произнес маркграф, - а может быть, и нет. В таком деле надобны более веские, чем слова, аргументы.
- Они есть, - сказал Обиус.
И снова на столе появился ларец, гораздо больший, чем первый. Светлейший осторожно приподнял крышку, словно внутри ларца таилась неведомая опасность, потом медленно и торжественно извлек багровый, темного оттенка граненый шар с тлеющей внутри неясной искрой. Самоцвет едва уместился в ладони Верховного Жреца, тусклый свет, исходивший из его глубин, окрасил пальцы Обиуса в кровавый оттенок.
- Сердце Аримана! - воскликнул ландграф Эртран.
- О! - вскричал граф Рабрагор.
- Так вот оно где, - пробормотал маркграф Дулеван.
А Шатолад, испуганно заслонив глаза, выдавил:
- Осторожней, Светлейший, эта штука горячее костра у Железной Башни!
- Хотите прикоснуться к рубину, месьоры? - насмешливо молвил Обиус, поблескивая хитрыми глазками. - Не бойтесь, он совсем холодный. И не страшный. Лишь три человека в этом мире обладали возможностью вызывать скрытые силы талисмана. Первая, королева Зенобия, давно умерла. Король Конан ныне далеко от нас…
- Остается еще его сын, - сказал Рабрагор мрачно. - Он жив и совсем близко. В его руках талисман пробудится ото сна.
- Нет, - сказал Обиус, - не пробудится. И это станет лучшим подтверждением того, что времена изменилась. Конн помнит, как пылал в его руках камень, подобно небесной звезде, когда старый король позволял сыну к нему прикасаться. О, сколько было шума, когда Конан, Зенобия и их юный наследник в дни великих праздников представали перед народом, являя темному люду чудо, в которое все верили! Сколько храбрецов исполнялось отвагой, сколько стихоплетов посвятили Сердцу Аримана свои бездарные вирши! Воистину Дух Зла коварен и умеет завоевывать души… Отныне и навсегда этому будет положен конец. Уважаемый Хадрат вручит Конну рубин, и молодой король сам сможет убедиться, что силы талисмана исчерпаны. Но вначале, дабы не было кривотолков, многомудрый Хадрат и его коллеги подвергнут камень испытанию на подлинность на алтаре Асуры.
Все заключили, что замысел Верховного поистине грандиозен. Вокруг Конна оставалось немало преданных соратников его великого отца, Конана Киммерийского, достойных и храбрых воителей, покрывших себя славой в прежних кампаниях, и они горой готовы были стоять за молодого короля. В случае открытого переворота Империя несомненно была бы ввергнута в хаос междоусобных войн. Если же Конн добровольно сложит корону… Что ж, быть может, кто-нибудь с этим и не согласится, но то уже будет мятеж, а на мятежников всегда найдется управа!
Хадрат молча принял из рук Светлейшего рубин и спрятал его под одеждой.
- Позволь мне удалиться, - молвил жрец Асуры, и то были его единственные слова, сказанные за все время.
- Накануне праздника ты отправишься к королю, - властно произнес Обиус, - и да сбудется воля Митры!
Слышно было, как скрипнули створки, - Хадрат вышел.
- Вы уверены, что колдун в точности исполнит намеченное? - спросил Эртран.
- А куда он денется! - небрежно бросил Светлейший и потянулся к кубку. - Никто не смеет идти против воли Братии. Тем паче - жрецы-людоеды…
И он засмеялся, надувая розовые щеки. Заговорщики ответили общим хохотом: все чувствовали облегчение и возблагодарили Митру немедленным и обильным возлиянием.
- Время откланяться, - сказал месьор Шатолад, разделавшись со своим кубком, - дела.
- Кого на сей раз ждет палач у Железной Башни? - весело спросил маркграф.
- Да так, одного ничтожного колдунишку. Некий Богуз с улицы Вздохов, повинный в чародействе посредством зарывания кошки в землю. Бедное животное почти задохнулось, да…
Богуз сжал зубы так, что почувствовал во рту привкус крови. О Нергуз! Это он, верный слуга Мрака - "ничтожный колдунишка"?! Стоило бы наслать на Шатолада чёрную язву! Если бы он не дал обета Недеяния… Пальцы чернокнижника помимо воли сжались в кулак - и тут же раздался отчаянный писк: забывшись, он придавил за пазухой одного из крысенышей.
- Что это? - вскинулся Шатолад, приподнимаясь со своего стула. - Там, за шпалерой…
- Кажется, крыса пищала, - неуверенно сказал ландграф.
- Там дверь, - сказал Обиус, не сумев скрыть тревогу, - но она наглухо закрыта…
Богуз отпрянул от холста и едва не упал: покусанную ногу свело судорогой.
- Это не крыса, - услышал он голос градоначальника.
В тот же миг что-то свистнуло, холст разошелся: тяжелое лезвие метательного хассака поползло вниз, с треском разрывая старую ткань. Из комнаты в пыльное убежище хлынул яркий свет.
Все дальнейшее слилось для чернокнижника в один мутный, стремительный вихрь. С нечеловеческим проворством он насадил на острие хассака извлеченный из-за пазухи пищащий теплый комочек. Потом бросился прочь, упал, не чувствуя раненой ноги, и пополз, громко стеная и выкрикивая все известные ему заклинания. Они рождались из самых затаенных тайников души: как вспоминал он впоследствии, ни одно так и не смог припомнить.
Когда заговорщики сорвали шпалеру, чернокнижник уже барахтался в сточной канаве, каким-то чудом проскользнув в сливное отверстие между погнутыми прутьями железной решетки, и не мог видеть растерянные лица вельмож, разглядывавших окровавленную тушку на лезвии хассака и глухие деревянные створки, покрытые пылью и паутиной…
Нергуз, демон Тьмы, в последний раз пришел на помощь своему верному слуге.