Нет, в первый момент я не почувствовал ничего. Кроме тревоги, что опыт оказался неудачным. Но не успел повернуться к пульту, чтобы изменить режим… как к горлу, к лицу прихлынула словно теплая волна, все кругом замерцало, захотелось кому-то сказать нечто важное… Но ведь ты сам испытал это, Джо. Словом, моя мечта, моя "Верита" ожила!
Кажется, я запел тогда, хотя такое редко со мной бывало в те напряженные месяцы. Но прилив возбуждения продолжался всего минуты две-три, и все прошло. Я глянул на индикатор. Его полоски разошлись - излучение импульсов прекратилось! Какая может быть причина? Упало сетевое напряжение? Тогда почему ровно горят лампы освещения? Я потянулся к ручке настройки. Но полоски индикатора дрогнули, стали сходиться, и новая волна заискрилась метелью… Я понял: интенсивность излучения почему-то сама по себе изменяется через неравные промежутки времени. Или я ошибся в вычислениях, или просто где-то слабый контакт, непрочная пайка. Но все-таки "Верита" действует!!!
В дверь постучали. Как это было некстати! Я рванул рубильник. Тотчас возбуждение схлынуло, немного закружилась голова. Но осталась радость, торжество победы над невидимым движением магнитного поля, торжество грядущих побед над человеческой лживостью. Да, ради таких моментов стоит жить!
Постучали снова, я подошел и повернул ключ. Инженер Шпеер. Принес какие-то расчеты, которые я заказывал ему утром.
- Благодарю, герр Шпеер, - сказал я. Ему нравилось, когда его называли "герр". - Входите, пожалуйста.
- У вас веселое настроение сегодня, мистер Богроуф? - вгляделся немец в мое лицо.
- Болела голова, а теперь прошло, - беззаботно ответил я. - Всегда приятно, если ничего не болит. Садитесь, герр Шпеер, поболтаем немного.
Он взглянул с удивлением - "болтать" у нас не было принято, - но послушно сел, чинно положив на колени широкие ладони и поджав длинные ноги.
"Черт его возьми, - подумал я, глядя на нежданного визитера, - да он просто сам напрашивается в первые подопытные! Раз уж вы явились, герр Шпеер…"
- Вы родом из Штатов, герр Шпеер? - спросил я и незаметно, как бы в рассеянности, включил рубильник, отступив затем к окну, за пределы импульсного луча.
- Нет, я настоящий немец, из Фатерланда. Моя родина - Бавария.
Шпеер приосанился, развернул плечи, как будто встал "во фрунт". Но сразу сник, ссутулился, словно устыдившись чего-то.
- Как же вы оказались здесь?
О, генератор действовал! Обычно бледные щеки немца зарумянились, заблестели глаза, и у него начался неудержимый приступ словоизлияния. Замкнутый, угрюмый Шпеер заговорил, прижимая ладонь к сердцу, словно в кирке на исповеди.
- Все это очень просто. И все это очень сложно для меня. Я был… Я был офицером Третьего рейха! Обер-лейтенантом вермахта, да. Я воевал на восточном фронте… Боже мой, как я остался жив в этом ужасе! И для чего я остался жив?! А потом бои в Польше, в Германии… в моей родной Баварии! Нас били, боже мой, как нас били! Я был уже лейтенантом в начале войны, когда солдаты рейха победно входили в Прагу, в Париж! Когда оркестры гремели марши, все казалось легким и доступным! Но я забыл все это! Забыл и наши победы в России… Помню только, как нас били у себя дома, в Германии… О, Германия, несчастная страна, несчастный народ!
Передо мной сидел жалкий, словно выжатый человек, рыжеватый уже и лысеющий, бывший обер-лейтенант рейха. Сидел и плакал широко раскрытыми белесыми глазами, всем ссутуленным телом. Ничего хорошего не дала ему правда.
- У вас семья в Фатерлянде?
- Была. Была, да… До сорок пятого года. Все кончила американская бомба. Домик наш… стоял у самой железнодорожной станции. Маленький тихий домик, с садиком… весь в цветах… моя муттер любила цветы, да… - он вынул чистый, аккуратно сложенный носовой платок, вытер лицо, скомкал. - Когда я наконец догадался дезертировать и пришел в мой городок… дома, моего дома уже не было. Моя Гертруда, две дочки и муттер… Больше ничего у меня не было… И я не мог вынести, я бежал - от боли, от выстрелов, от грохота… от моей Германии! Куда угодно, лишь была бы тишина! Пусть в Америку, да! Америка никогда всерьез не воевала. Мой дальний родственник из Кёльна, группенфюрер, собрался за океан. Ему нельзя было оставаться, потому что слишком много у него на счету разного… Но он успел кое-что награбить, когда завоевывал Европу. И теперь хотел в Америку. Я умолил этого мерзавца взять и меня. Все равно ему нужен был человек, который присматривал бы за вещами, и он согласился…
- Вас-то что заставило бежать? Вы натворили что-нибудь?
- Я служил офицером связи, что я мог натворить? Служил, не задумываясь, но когда пришлось задуматься… Все мы виноваты, каждый офицер, каждый солдат. Виноваты перед миром и Отечеством. Не расстрела я боялся, это было бы даже к лучшему. Боялся войны. Боялся, что как только все поутихнет, генералы опять захотят воевать. Так бывало всегда - германские генералы начинали войну, одерживали победы, а потом их неизменно били… Я был прав тогда. О, как я был прав! В Бонне кое-кто опять кричит о войне… Чем это кончится для родины моей, и для меня в Америке?
- Да ведь вы сами сказали, что Америка всерьез не воюет.
- До сих пор - да. Но кто знает, что ждет нас в будущем. Я не верю больше Америке, как не верю мистеру Флетчеру…
Меня удивило его признание.
- Ну, - сказал я, - Флетчер славный парень.
Я все посматривал на индикатор и заметил, как расходятся его полоски, - в излучении происходил очередной спад. Мой подопытный сразу отреагировал на это. Он плотно сжал тонкие губы, прикрыл их скомканным платком, глядя на меня испуганными блестящими глазами. Но вот полоски стали сходиться, и Шпеер вновь заговорил, морщась и вздрагивая.
- Вы еще молоды, мистер Богроуф. А я насмотрелся на таких славных парней еще в рейхе. Когда начинается драка, такие, как Флетчер, спокойно перережут горло вашей дочери, вашей матери. Поверьте, у меня интуиция на мерзавцев. И потом… Я не знаю, чем заняты вы, мистер Богроуф… Вы кажетесь мне порядочным человеком. Но в других отделах лаборатории… Словом, я встретил здесь одного… знакомого… бывшего штурмфюрера… Тогда, при Гитлере, он работал в организации "Т-4", которая в концлагерях проводила опыты над заключенными. Его специальностью было "оздоровление нации", массовое уничтожение людей. Здесь он в штатском, но если он здесь, значит, дело нечисто… А ведь я искал тишину… Где угодно, только тишина!
- Есть ведь и другая Германия, где тишина…
- Демократическая?! О, это звучит абсурдом - красная Германия! Этого я не могу представить! Меня с детских лет, с гитлерюгенда, приучали, как быка, бодать все красное. Нет, я боюсь той Германии. Впрочем, зачем я все это говорю? Все равно вы не поймете.
- Пойму, - сказал я. - Вы бывший немец, я бывший русский, здесь мы не враги и не друзья, и оба рабы Америки…
- Вы русский?!!
Его лицо вытянулось. Только сейчас я заметил, что нечаянно сам вошел в сферу действия "Вериты". Я спохватился. И поспешно выключил генератор.
Шпеер вытер лицо и без того мокрым платком.
- Так значит, вы русский!
- Я хотел сказать, что если бы и был русским, так нам с вами нечего делить здесь. Мы только слуги Штатов.
- Да, верно. Боже мой, что со мной сегодня! Прошу вас, мистер Богроуф, забудьте, что я тут наболтал… Прошу!
Шпеер раскаивался в откровенности и трясся от страха, что я выдам его Флетчеру. Я не собирался этого делать, разумеется: в конце концов, бывший обер-лейтенант не был законченной дрянью. Просто он боялся всего - "Фатерлянда", Америки, Флетчера, меня.
- Успокойтесь, герр Шпеер, мало ли что сорвется иной раз с языка. Я не придаю значения случайным словам.
- Я, пожалуй, пойду, мистер Богроуф, - подавленно простонал он и, вяло переставляя длинные ноги, потащился к двери.
Глава 9
На следующий день вернулся Флетчер и, узнав от меня, что работа над пробным вариантом закончена, пришел в восторг.
- Поздравляю, дорогой Богроуф! - хлопал он меня по плечу. - Сейчас же, немедленно покажите, или меня разорвет от нетерпения! Вы уже пробовали аппаратуру? Нет? Очень хорошо! С такой штукой нужна осторожность.
Состроив понимающую мину, он осмотрел установку.
- Хотите, включу? - предложил я.
- Проведете эксперимент на мне? Но, милый мой, я не морская свинка, - он засмеялся. Он умел смеяться весело, искренне, заразительно. - Вы близкий мне человек, Богроуф, и я очень привязан к вам. Но секреты фирмы не имею права разглашать даже друзьям. Ведь если эта машина в самом деле… - он подошел к окну. - Эй ты! - крикнул в форточку. - Ну да, ты! Иди-ка сюда. Быстро!
Повернулся ко мне с улыбкой:
- Сейчас у нас будет морская свинка. Так вы говорите, что диапазон действия аппарата ограничен углом в 90 градусов? Очень хорошо! Где мы должны стоять, чтобы волны не давили на наши с вами мозги?
После того как был собран аппарат, в сравнительно небольшой комнате лаборатории почти не осталось свободного места, кроме открытой площадки у стола, куда и было направлено окно трубки генератора. Я отвел Флетчера в узкий проход у окошка между распределительным щитом и трансформатором.
В дверь нерешительно постучали - и вошел рабочий-негр. Его и двух его товарищей Флетчер нанял ремонтировать трассу канализации. Негр поклонился и встал у дверей, теребя соломенную шляпу.
- Как тебя зовут? - спросил Флетчер.
- Джексон, Том Джексон, сэр, - опять поклонился негр.
- Очень хорошо. Проходи, сядь вот сюда.
- Я постою, сэр.
- Сядь, говорят тебе.
- Благодарю вас, сэр, - негр присел на краешек стула.
- Ты из Штатов?
- Да, сэр.
- Скажи мне, Джим…
- Меня зовут Том Джексон, сэр.
- Какая разница! - Флетчер сделал мне знак, и я включил рубильник. - Скажи мне, что ты думаешь о… о негритянском движении в Штатах?
Жалобный взгляд Джексона заметался между Флетчером и мной. Он казался робким, забитым существом, и мне стало не по себе.
- Право не знаю, сэр. Я никогда не участвовал…
- Но ты слушаешь радио? Ты читаешь газеты? Ну конечно, вы все теперь интересуетесь политикой! - Флетчер говорил вполне дружески, но за снисходительными словами чувствовалась ирония. - Так ответь же, что ты думаешь о негритянском движении?
Джексон совсем растерялся, пригнул голову, как будто над ним занесли стэк. Заговорил, испуганно вращая глазами:
- Это давно следовало сделать, сэр…
- Что? Что сделать?
- Потребовать от вас, белых, права для всех… для цветных. Ведь мы люди, сэр! Мы такие же люди, только вот кожа другого цвета. Так почему белому платят больше за ту же работу? Почему нам нет ходу в театры и рестораны для белых? Это несправедливо и не должно продолжаться… И если не хотят с нами по совести, мы должны брать силой. Вы заставили ненавидеть вас…
Излучение пошло на убыль, и лицо негра покрылось серой бледностью, пальцы затряслись. Бедный негр, он был в ужасе. Но спад "Вериты" миновал, и Джексон опять потерял контроль над собой. Флетчер слушал вытянув шею, на скулах ходили желваки.
- Флетчер, нечестно выпытывать у бедняги… - не выдержал я.
- Выключить! - прикрикнул он на меня. Я ударил по рубильнику.
Джексон закрыл лицо руками и сидел неподвижно.
- Пошел вон! - приказал Флетчер. Негр, шатаясь, удалился.
Казалось, Флетчер сразу забыл о нем.
- Превосходно, Богроуф! - кричал он, подняв руки. - Я поражен! Признаюсь, не очень-то верилось, хотя я и считал вас безусловно талантливым инженером. Но это, это!.. Потрясающее открытие! - Он бросился к столу, выхватил из кармана чековую книжку и черкнул несколько цифр. - Это вам! Десять тысяч, отделение Американского банка в Санта-Доре. Но в дальнейшем бы, получите… боюсь представить, сколько вам может принести это!
Десять тысяч на дороге не валяются. У меня никогда не водилось таких сумм. Но на душе было плохо.
- Обещайте, Флетчер, что вы не уволите этого беднягу.
- Что? Ах, черномазого! Вот когда он раскрыл свою черную душу! А ведь какой покорной овечкой прикидывался! Ваш генератор… Ну да, конечно, если вы того желаете, он не будет уволен. Клянусь вам, дорогой мистер Богроуф.
Он стал деловито серьезен.
- Что вы намерены делать дальше? Ведь ваша работа закончена?
- Нет. Аппарат работает по временной схеме, которую необходимо улучшить, сделать более надежной. Нужно также увеличить угол излучения импульсов. Ну и другие доработки.
- А чертежи, схемы? Храните вот в этой коробке? - он насмешливо кивнул на сейф в углу лаборатории.
- Собственно, чертежей нет. Есть только наброски в записной книжке. Просто некогда было заниматься чертежами. Но вся схема у меня в памяти.
Он опять залился смехом.
- Извините, Богроуф, но вы все-таки русский! Хотя и родились здесь. Ученый любой другой национальности в первую очередь навел бы порядок в документации, постарался получить патент, а уж потом приступил к изготовлению аппарата. Не беспокойтесь, я всегда честно веду дела и, разумеется, помогу вам. Однако настоятельно прошу отложить пока доработку модели и заняться документацией. Мы должны заявить патент на изобретение. И еще… - он подошел и положил мне руку на плечо. - Вашу установку трудно переоценить! При неумелом обращении она может наделать много дурного, и если попадет в руки… Надеюсь, вы понимаете? Поэтому прошу не выходить за стены лаборатории без охраны и не поставив меня в известность. Иностранные разведки не дремлют, но пока вы у меня, все в порядке. Прошу также строго установить время работы включенной аппаратуры: меня не устраивает, если работники лаборатории, случайно попав под излучение, начнут болтать, что им в голову взбредет. Ну, скажем… утром с 9 до 11 и вечером с 16 до 18 часов. Вас устроит? Ну и прекрасно. Да, вот еще что: не меняйте направление трубки. Ведь импульсы проникают через стены?
- Да, если стена из бетона не толще 10-12 дюймов.
- Вот видите! Здесь, - он постучал пальцем в штукатурку, - за этой стеной у нас склад ремонтных инструментов. Лопаты, кирки и так далее. Там почти никогда никого не бывает. А лопаты не болтливы. Договорились?
- Хорошо, - согласился я. Как-то сразу мне все надоело, появилась вялость и апатия. Может быть, сказывалось напряжение последних месяцев и возбуждение последних дней. Флетчер заметил:
- Вы устали, Богроуф. Пойдите в бар, выпейте и отдохните хорошенько. Хотите, съездим в Санта-Дору? Нет? Тогда советую отоспаться и почитать какой-нибудь детективчик. Я велю прислать, это успокаивает.
Глава 10
Слейн жадно слушал доктора, забыв, что давно пришло и прошло время обеда. Он вздрогнул, когда кто-то тихонько постучал.
- Сеньор доктор, - послышался голос Руми. - Там пришел Одноглазый Игнасио с мулами.
- Подожди меня, Джо. - Доктор приоткрыл дверь и вполголоса отдал индейцу какие-то распоряжения. Слейн выглянул в окно и увидел у больничных ворот четырех мулов, навьюченных тюками. Прислонясь спиной к столбику ворот, курил длинную индейскую трубку оборванец с повязкой на лице, закрывавшей левый глаз.
- Ну и рожа, - заметил Слейн, услышав шаги доктора. - С такой внешностью сниматься в Голливуде на ролях пирата. Он тоже твой пациент?
- Был. А в данный момент нечто вроде поставщика. Игнасио контрабандист с границы, и здесь вроде как на отдыхе.
- И охота тебе связываться с такой колоритной публикой!
- Я имел дело с Флетчером, почему бы мне после этого не подружить с Игнасио? Одноглазый по-своему честный малый, на него можно положиться. Он только доставил груз и скоро уйдет к себе на пограничную территорию.
- Ну и слава богу. Но рассказывай дальше, Гарри.
Доктор смотрел в окно, как Руми и Одноглазый разгружают мулов. Они вынимали из тюков деревянные ящики, должно быть, довольно тяжелые.
- Так ты ждешь продолжения, Джо? Ну, слушай. - Он сел и отхлебнул из мензурки. - Отдыха, который рекомендовал Флетчер, не получилось. Я еле дождался утра и снова пришел в лабораторию, к моей "Верите" (Флетчер горячо одобрил данное мной имя - "Верита"). Я искал причину неравномерной интенсивности, перепаивал, регулировал, подгонял режимы ламп. Здесь меня и застал Флетчер после полудня. Выглядел он вроде бы озабоченным, взгляд неуверенный, что на него не похоже.
- Вот что, Богроуф, - сказал он, поболтав предварительно о пустяках. - Ваше изобретение должно служить для пользы общества. Вы сами говорили, что при помощи "Вериты" общество избавится от многих пороков - грабежей, насилия, краж и так далее. Так проведем же полезный эксперимент!
- Что вы имеете в виду?
- Сегодня сюда доставят… разумеется, с вашего согласия… доставят одного бандита. Да, обыкновенного гангстера, пойманного полицией, одного из шайки. Дело в том, что он все отрицает и против него нет прямых улик. Сколько людей, честных людей пострадало уже от этой банды. Мы… то есть я и один из сотрудников полиции, которому вполне можно доверять, хотели бы записать показания бандита под действием "импульсов правды", как вы их называете. В этом нет ничего предосудительного - порок надо искоренять любыми средствами. Так что вы скажете, Богроуф?
- "Верита" не совсем готова…
- Пустяки, не имеет значения! Честное слово, очень хочется еще разок полюбоваться чудом! Да и вам, дорогой мой Богроуф, новый эксперимент, может быть, подскажет что-то, не так ли?
Я подумал и согласился. Мне всегда было ненавистно гангстерство, будь оно американское или латиноамериканское, любое. Флетчер ушел довольный.
Вечером он прибежал за мной в кафе, где я ужинал. Мы пошли в лабораторию, и здесь Флетчер представил мне сеньора Мануэля, рослого рыжего здоровяка в штатском. Переговорив со мной, сеньор Мануэль с профессиональной ловкостью вложил портативный магнитофон в ящик моего стола. Я указал ему и Флетчеру место вне досягаемости импульсов "Вериты", полицейский поблагодарил и вышел. Через минуту вернулся, с ним пришли еще три сеньора, прилично одетых и представительных. Они чем-то даже походили друг на друга. Только один из сеньоров был в наручниках, а два других держали руки в карманах и не сводили с него глаз. Мануэль сразу выпроводил конвоиров и запер дверь.
- Прошу вас, сеньор Ривейра, - Мануэль проводил бандита к стулу, придерживая за талию. - Садитесь. Не хотите ли сигару?
Человек в наручниках с достоинством принял сигару, прикурил от зажигалки полицейского и с насмешливым прищуром огляделся. На бандита он не походил. Облик средней руки коммерсанта. Вот только разве настоящий коммерсант вел бы себя несколько иначе в подобном обществе и обстановке, без такой уж откровенной нагловатости.
- Сегодня вы придумали что-то новенькое, - подмигнул полицейскому Ривейра. - Медицинская экспертиза или что? Так я здоров, сеньоры. Если у вас нет улик, при чем же тут медицина, а?
- Сеньор Ривейра, не будете ли вы так любезны дополнить ваши прежние показания? - Мануэль многозначительно посмотрел на меня. Я подошел к рубильнику.
- Бросили бы вы эти штучки, начальник. Я не собираюсь чего-то там дополнять.
- Не собираетесь? Как жаль! Но посмотрим, посмотрим… - жестом фокусника он протянул руку ко мне. Я включил "Вериту".
- Отвечайте, кто убил девушку? - голос Мануэля стал жестким, напористым. От былого благодушия не осталось и следа.
- Какую девушку? - Ривейра еще хранил на губах усмешку.