Сперва Корнилию показалось, что два его подопечных обсуждают проблему с этой самой мощностью, как нечто трудно осуществимое, но потом понял, что рассуждают они немного о другом.
Так, один говорил:
- Мощности, скорей всего, хватит! И передатчик выдержит! Я только не пойму, как они хотят решить проблему с фокусировкой?
- А что такого? - недоумевал второй. - Сфокусируют, куда и как им надо!
- Э-э... мне кажется, у них нет такой аппаратуры, чтобы произвести нужную фокусировку. Разброс может быть в сотни километров! Что называется - клан туда, клан сюда?
- Ну, не знаю... Тогда зачем вообще затевать весь сыр-бор? Если точно попасть в противника почти невозможно?
- Вот в том-то и вопрос! Для чего же, тогда, ещё нужен импульс такой предельной мощности?
Дальнейшему разговору Корнилий уже не был свидетелем, но услышанное запало в душу. "Подумаешь с фокусировкой проблема... - думал он, - это, стало быть, с прицеливанием, что ли? Было бы оружие, прицелятся как-нибудь, найдут, если надо, специалиста, в этом ли проблема? Вон, бывают же стрелки - лупит, навскидку, не прицеливаясь, и попадает в яблочко, потому что - талант! Так и тут, пальнут на вскидку и прощай Эллизор!" С этой мысль. Корнилий окончательно распрощался со сном, поднялся и выпил из кружки теплой с металлическим привкусом воды.
Огляделся и, мягко ступая, стараясь никому не попадаться на глаза, пошёл на другой уровень - к Магирусу.
Глава СЕМНАДЦАТАЯ
РЕЦЕПТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ ОЗЗИ
Такого душевного смятения Яков не испытывал уже давно - наверное, года три, с тех самых пор, как началась та проклятая для него история с Чужестранцем. Лучше бы ему вообще не видеть всех этих хлопот, которыми окружила Белла его худшего врага. Да и не только Белла - целая толпа эллизорцев поочерёдно заглядывала в амбулаторию справиться о состоянии здоровья Оззи, так что на входе пришлось поставить ещё одного стража, который большинство невольных посетителей отсекал. Но всё равно! Все эти охи и ахи, всё это непрестанное обсуждение, чем и как лечить, каким образом спасать! Беда, что сам Яков ещё слаб, а то бы давно сбежал из амбулатории куда подальше.
Одно утешало: то, что Оззи, по всему, плох. Вроде бы он, по временам, и приходил в себя, но сознание его быстро мутилось, даже вспомнить, что с ним произошло, он толком не мог и опять начинал бредить, а то и просто кричать от боли, чем быстро доводил Беллу до слёз. Да-да-да! Проблемы у него с ногами-ножками - то, что надо! Добегался наш герой, допрыгался козлик! На обеих ступнях - незаживающие язвы, хуже, чем от ожогов, непонятно чем причинённые! Непонятно, чем и лечить, никакие традиционные средства не помогают... Вот и славно, вот и замечательно. Не всё, как говорится, коту масленица! Хотя, что такое масленица? Впрочем, не важно! Важно то, что Оззи теперь страдает и страдает, пожалуй, не хуже, чем в своё время Яков. Жаль только, что не Яков этому виной, это, увы, серьёзное упущение, недогляд судьбы, вот что, жаль, что Оззи сам допрыгался, а не Яков-Болфус его в эту муку погрузил. Ну, да ничего: есть надежда, что-нибудь в этом плане дополнить, усугубить, довершить. Вот же он, худший враг, в одной палате, у соседней стены. Беда только в том, что ничего Яков пока не смог придумать, такого выдающегося... Ум почему-то обеднел, фантазия тормозилась, ничего изощрённого не изобреталось. Просто взять да убить Оззи, а потом - дать дёру из Эллизора? Глупо, потому что его дипломатическая миссия в Эллизоре окажется полностью провалена. И, сверх того, он, Яков, полностью лишится возможности видеть Беллу. А последнее для посла Маггрейда стало далеко немаловажным. В общем, хватит мудрить, хватит про себя нудить: нужно собираться с мыслями и силами, необходимо всё хорошо обдумать, дабы и маггрейдскую миссию не провалить и, одновременно, придумать для Оззи самую изощрённую месть. Какую только возможно... А что? Фактически для этого у Якова-Болфуса всё есть: он здесь, рядом, можно сказать, в пределах прямой видимости своего врага, одновременно с тем - инкогнито, совершенно не узнаваем и может пользоваться привилегированным положением. Что ещё надо? Только включить мозги!
С этими жизнеутверждающими мыслями Яков пришёл к выводу, что ему необходимо не хандрить, но выздоравливать, одновременно, не показывая, что он ещё не вполне в силах, дабы подольше задержаться в амбулатории, имея перед собой в прямой видимости ненавистного Оззи. Тем самым всё держать под контролем!
На обед был прекрасный густой суп-уха из местной форели, а также овечий сыр с зеленью. Яков сделал вид, что ест без особого аппетита, хотя, на самом деле, с трудом сдерживал себя, чтобы не проявить чувство голода. Аппетит, на самом деле, у него был отменный. Белла, которая всё больше занималась Оззи, заметила, что Болфус не доел суп и с неохотой ковыряется в сыре.
- Почтенный Болфус, - сказала она. - Я вижу, у вас плохой аппетит? Как вы себя чувствуете?
Яков решил разыгрывать из себя бодрячка, которому на самом деле не очень здоровится и который желал бы, пусть и неумело, но представить дело иначе.
- Ну, что вы, дорогая Белла, - улыбнулся он, - чувствую я себя превосходно! Не иначе как на днях меня можно будет выписывать!
- Нет-нет, что вы! - возразила Белла. - Вам ещё надо лечиться и лечиться, да и отсутствие аппетита - плохой признак. Так что, с выпиской пока нужно обождать, даже и не пытайтесь сбежать отсюда!
- От вас разве сбежишь? - заявил Яков. И испугался, что его слова могут быть превратно истолкованы. - У вас тут наилучшие условия во всей вселенной. По крайней мере, даже в Маггрейде я не встречал такой заботы, такого ухода! - Белла заметно смутилась от этих слов, и посол решил сменить тему: - А как дела у нашего друга? - кивнул он в сторону Оззи. - Я так понимаю: есть проблемы?
Белла тяжело вздохнула, и Яков заметил, что слёзы готовы появиться в её глазах:
- Да-а, никак не получается найти нужное лекарство. Язвы на ногах, того гляди, перейдут в общее воспаление. А тогда, тогда... - тут она, действительно, тихо заплакала, - тогда придётся ампутировать ступни, потому что другого выхода не будет!
Яков смотрел, как она плачет, и вдруг понял, что ему жалко эту девушку. Нет, ему нисколько не жаль Оззи (вариант с ампутацией, пожалуй, не так уж и плох), но вот Беллу было явно жаль, так что сердце маггрейдского посла вдруг защемило - да, вот уж странность! - так защемило, что никогда раньше с ним не было. Яков не успевал проанализировать это своё состояние, однако удивление самому себе оказалось тоже велико.
- Не стоит плакать! - с неподдельным сочувствие сказал он. - Может быть, я что-нибудь придумаю. Надо послать гонца в Маггрейд с просьбой о лекарствах. Думаю, я смогу заказать там эффективные антибиотики!
Белла перестала плакать и вытерла лицо концами своего головного платка.
- Правда? - с надеждой спросила она. - Но ведь старые лекарственный запасы никуда не годятся... Давно прошли все сроки!
- А мы не будем связываться со старьем! - убедительно сказал Яков. - В Маггрейде в последние годы налажена собственная фармацевтика. Производство ограничено и лекарств мало, но, думаю, я смогу помочь. Подумайте, кого можно послать, посоветуйтесь с главным хранителем, а письма с просьбой найти лекарства я могу написать хоть сейчас!
В глазах Беллый засветилась надежда:
- Правда? Вот хорошо бы! - воскликнула она. - Тогда надо не терять ни минуты, дорог каждый час!
Когда Белла выбежала из амбулаторий, чтобы найти Леонарда, Яков задумчиво посмотрел ей вослед. Он и сам не понял, насколько всерьёз решил помочь с лекарствами. Нет, разумеется, он напишет письмо и, скорее всего, если ещё не будет поздно, лекарства доставят, но вот зачем он, почтенный Болфус, это делает: неужто и, правда, из некого сострадания или это часть хитроумного плана страшной мести? Ну, кто бы знал, как говорится!
Яков ощутил, что устал: краткий диалог с Беллой и неожиданное для самого себя предложение помощи, почему-то утомили его. "Ладно, - подумал он, - анализом займемся чуть позже. Пока - почитаю..." И - открыл книгу на новом эпизоде жизнедеятельности черного рыцаря Гвидо де Кулак.
Соломонусу я выкроил место в отдельном подвале своего замка - с отдельным входом и даже внутренним колодцем, но старик-чародей всё равно часто бывал чем-нибудь недоволен: такой уж у него скверный характер. То пища скудна, жаловался он, то кости ноют от сырости, а то не достаёт свежего воздуха. А однажды заявил, что почти не с кем поговорить.
- Ну, знаешь! - возмутился я. - Ты, как видно, забыл, что я спас тебя о виселицы? Ты пребываешь здесь инкогнито! Если молва о тебе выйдет за пределы замка, нам может всем не поздоровиться! Скажи спасибо, что я ещё нашёл Гуно тебе в слуги! То, что он глухонемой, это подарок нам обоим! А ты: поговорить не с кем!
Соломонус, привычно восседая за дубовой столешницей, пристроенной на двух каменных глыбах, только закряхтел, подслеповато щурясь в свете факелов и свечей, воском от которых была залита почти вся поверхность его рабочего стола, где, вместе с теми чего только не было вперемешку, запустил ладони в свою нечесаную седую бороду и что-то невнятно забормотал.
Этого я не любил: мало ли что он там бормочет, этот дремучий маг, всё же, очевидно, скрывалась в нём удивительная природная сила и мощь.
- Хорош, бухтеть! - я решил вернуться к интересующей меня теме. - Ты когда ещё обещал, что будет результат? И где он? Или опять свинец не тот или сурьма старая?
- Да не прогневается, хозяин, - наконец, подал голос Соломонус, - но почему-то мне думается, что вы и сами не очень верите в успех этих затей... Конечно же, в теории это всё осуществимо, однако, чтобы вещество и впрямь смогло перемениться, быть может, нужны вовсе не года, а столетия. Вот, Всевышний, он... ну, в общем, Ему куда проще, чем нам, простым смертным... А для Него ж... известно дело, день как тысяча лет, тысяча лет - как день!
Я был вынужден усмехнуться:
- Отчего же ты, старик, не обратишься к Нему за помощью?
Соломонус перестал хитровато улыбаться себе в бороду и уже несколько сумрачно сказал:
- Видишь ли, мой господин, Всевышний больно строг к тем, кто жаждет без Его участия изменить естества чин! Поэтому ваш покорный слуга уже давно понял, что вряд ли небеса снизойдут к его талантам и стараниям. Вот потому и прозябаю здесь, в хладе и сырости, в скудости и...
- Но-но! - прервал я вновь начавшееся хныканье. - Грех тебе жаловаться, старик, на самом деле ты здесь, как у Христа за пазухой! Однако, ответь мне на следующий вопрос: на что же ты тогда смеешь надеяться, коль скоро так хорошо осознаешь всю тщету собственных трудов и опытов?
Соломонус в ответ посмотрел на меня весьма серьёзно - так, как, может быть, никогда не смотрел.
- Мессир, - твердо молвил он. - Есть такое понятие - "вдруг". Вот и я надеюсь на это магическое "вдруг". Капля камень точит! Вдруг Всевышний не досмотрит за мной и у меня что-нибудь да выйдет!
Я даже рассмеялся:
- С чего бы Ему не досмотреть, когда он всемогущ?
- Э-э... - вновь хитровато ответствовал Соломонус. - Так-то оно так, однако Он ещё почему-то дал нам волюи - свободу к ней. А раз так, то недосмотр возможен, иначе какая же эта вообще свобода?
- Что ж это тогда у тебя получается? - удивился я. - Всевышний сам себя загнал в тупик. Сперва он всемогущ, а потом, человека ради, ограничивает себя?
- Получается, что так!
- Ага, что ж, неплохая идея, - вздохнул я, - однако меня это интересует мало. Не нравится мне в роли мыши таиться между лап хищного кота, ожидая, когда он на минуту отвернется, чтобы секунду-другую порезвиться на свободе, не зная, впрочем, чем это всё кончиться, не окажешься ли в следующий миг в зубах этого самого котяры?
- Чего бы в таком случае хотел бы мессир?
- Думаю, я, скорее, согласился бы на статус самого кота, а не мыши...
Соломонус в ответ засмеялся, словно заухал филином.
- Вот только, боюсь, это невозможно! - закончил я.
- Как знать, как знать, мессир! - продолжал ухать старик. - Может и возможно!
- Каким же это таким образом? - заинтересовался я. - Ты шутишь, старый насмешник! Никто! Даже сам магистр так и не открыл мне такой возможности!
Соломонус перестал-таки смеяться и вновь посерьёзнел. Даже ещё в большей степени, чем раньше.
- Всё дело в цене, мой господин... - произнёс он таким тоном, словно речь шла о продаже его самого в бессрочное рабство.
- В какой ещё цене? - не понял я. - Что является ценой?
- Душа, мой господин, -уже более, чем мрачно заявил старый колдун. - Всего лишь на всего душа...
Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ИНСПЕКЦИЯ ОСОБОЙ ТЮРЬМЫ
Геронтий спешил на встречу с таллайским послом, но в коридоре на подходе к лифту ему попался начальник охраны Вирленда Гэлл.
- Ага! У меня к тебе вопрос! - без всяких предисловий воскликнул начальник тайной полиции и огляделся: вокруг никого не было. - Ты точно видел, что Оззи погиб в той зоне?
- Видел... - хмуро ответил Гэлл. - Как не видеть! Эта зелёная дрянь сожрала его вместо с танком, как и ещё троих моих людей!
- И ты видел всё это своими глазам?
- В общем - да! Правда, в последний момент налетел вихрь и стало плохо видно. Но деваться Оззи было просто некуда. Эта зелёная болотина пожирала всё подряд и бронированное железо тоже. Так и разлилась почти на пол зоны и ни одной железяки больше нам не оставила! Как он мог спастись? Совершенно не представляю!
- Ну, хорошо! - кивнул Геронтий. - Но ты всё изложи в письменном виде! Мне твои показания нужно подшить к делу. А то, знаешь ли, гибель или исчезновение лучшего гладиатора Маггрейда, не отслужившего свой срок, это целое ЧП! Народ ещё не знает, однако скоро игры - как будем оправдываться?
Гэлл только пожал плечами: уж это, точно, было не его дело. Геронтий, тем временем, не прощаясь, скрылся в лифте. Гэлл несколько минут тупо смотрел на закрывшиеся створки подъёмника. И всё же: почему это Геронтий вновь спросил об этом ныне покойном эллизорце? Вроде бы несколько ранее Гэлл уже докладывал о происшедшем. В чём же тогда дело? Разве что-то могло измениться? Размышляя об этом, он поднялся пешком к верхнему уровню и прошёл рабочим тоннелем к внутреннему основанию башни. Толстые кабели и более тонкие провода, ещё толком не закреплённые, змеились вдоль бетонной не оштукатуренной стены. Рабочие сновали туда-сюда, а у основного вертикального створа, где происходила прокладка металлических жил передатчика, столпилась группа учёных во главе с Николасом Северным. До Гэлла донеслись оживленные голоса. Вероятно, происходил какой-то спор.
- Да никогда и никто в таких случаях не взялся бы за оптическую фокусировку! Излишне сложная система линз и зеркал даст слишком много искажений, тем более, что всё это будет происходит в земной атмосфере! - донёсся до Гэлла один из учёных голосов.
- А что ещё можно сделать? - напряженно отвечал Николас. - Сверхвысокое частота на таком расстоянии тоже может дать помехи, потому что у нас нет аппаратуры с тонкими настройками, которая могла бы эти помехи распознать и отсечь! Да и, кстати говоря, высокочастотный передатчик-приёмник наведения тоже потребует много энергии, которой при загрузке основного передатчика, у нас просто не будет! Разве это не понятно?
- Да, верно! - раздался ещё один голос. Это был Магирус. - В той ситуации, какая есть, у нас нет другого выхода. Более или менее реально собрать только систему оптического наведения. И то это не простая задача. Ещё нужно подобрать оптику. А если что не найдём, то нужно изготовить, а это не просто. Начинать нужно уже сейчас...
Кто-то тронул Гэлла за рукав. Он обернулся и с удивлением узнал, что стоящий перед ним в сером простом плаще человек - сам верховный жрец Варлаам.
- Мне нужно поговорить с тобой, - сказал он.
- О чём? - удивился Гэлл.
- Ни о чём, а о ком... Об этом эллизорце... Оззи...
"Они что все сговорились сегодня?" - поразился Гэлл очередному совпадению.
- Только не здесь, - продолжил Варлаам. - Пойдем ко мне...
Таллайский посол выглядел бодрячком. Даже лейкопластырь отлеил со щеки - длинная царапина розовела почти как у младенца. "Быстро же на нём всё заживает, - машинально подумал Геронтий, - прямо заговорённый какой-то". Начальник полиции не знал, что вполне близок к истине в своих интуитивных прозрениях: в крови таллайца можно было обнаружить следы таких препаратов, о которых даже и шибко продвинутый Маггрейд не мог и мечтать. Впрочем, заполучить анализ биохимии крови таллайского посла у Геронтия не было никакой возможности. Но само избыточное здоровье этого господина интуитивно раздражало маггрейдского сыщика: такой, с позволения сказать, эманации здорового духа, словно у трехлетнего карапуза, он и припомнить не мог, видел ли вообще когда-либо в этой жизни.
Сверх того, посол Яр Кинг оказался весьма словоохотлив. Для посла это, как ранее подозревал Геронтий, не самое лучшее качество, ведь, находясь в стане, так сказать, чужого клана, нельзя быть излишне болтливым, дабы невольно не выдать каких-нибудь секретов. Но вот же странность: сколько не вслушивался Геронтий в цветастую речь таллайца, никакой полезной информации из неё он выудить не мог, как не фильтруй. Нет, как будто посол не нёс полной околесицы, но, вместе с тем, ничего интересного для тайной полиции маггрейда не сообщал, прыгая с предмета на предмет и, судя по всему, отличаясь легкостью мысли чрезвычайно необыкновенной. И как такого человека назначали послом, да ещё не больно где в захолустье, а в изобильном Маггрейде, считай почти, что в центре цивилизованного мира?
- Ну и, в результате, гончарное производство в той области заглохло, - продолжал "петь" господин посол Кинг, - и когда туда, наконец, проникла наша администрация, то перед нами возникла вполне естественная дилемма, а как с этим старым и сошедшим на нет производством быть? С одной стороны, попытаться восстановить его в прежнем объеме - совершенно затратная и непосильная задача, с другой - кроме этого самого ремесла, населению, которое оказывается подотчетно новой администрации, больше нечем заняться, за исключением, разве что, выращивания бананов, которые, впрочем, и являются основным продуктом питания тех аборигенов и которые невозможно подвергнуть эффективному налогообложению...
- А-а, простите, что прерываю, ваше достоинство, - несколько взбодрился Геронтий, потому что впервые за уже почти получасовое общение ему послышалось нечто достойное внимание в понятии "администрация" и "налогообложение". - Неужели ваш союз так далеко забрался на Юг?