- Пожалуйста, не позволяйте вашему воображению взять верх над чувством пропорций. Я заинтересовался фотографиями в фойе. Они напоминают ту молодую леди, которая сопровождала нас в путешествии, воспитанницу Наварха.
- Именно, - подтвердил Виоль Фалюш. - Я принимаю большое участие в этой молодой женщине. Я доверил ее воспитание Наварху, но результаты оказались неутешительными: она своенравна.
- А где она сейчас? Я не видел ее по прибытии во Дворец.
- Она наслаждается путешествием, - отрезал Виоль Фалюш. - Но откуда такой интерес? Она для вас ничто.
- Я был дружен с ней и пытался выяснить некоторые вещи, которые она находила непонятными.
- Какие именно?
- Вы позволите мне быть откровенным?
- Почему нет? Вы вряд ли можете взбесить меня еще сильнее…
- Девушка боялась будущего. Она хотела жить нормальной жизнью, но предпочитала покориться неизбежному.
Голос Виоля Фалюша дрогнул:
- Вот так она и говорила обо мне? Только страх и долг?
- У нее не было причин говорить иначе.
- Вы храбрый человек, мистер Лукас. Конечно, вам известна моя репутация. Я разработал закон общего равенства действия и противодействия: каждый, кто оскорбляет меня, несет наказание.
- А как насчет Игрель Тинси? - поинтересовался Джерсен, надеясь отвлечь собеседника.
- Игрель Тинси, - выдохнул Виоль Фалюш, - милая Игрель, такая же упрямая и легкомысленная, как и та девица, с которой вы подружились. Игрель так и не смогла отплатить за обиду, которую нанесла мне. О, эти утерянные годы! - Голос Виоля Фалюша дрожал от подступившей обиды. - Никогда не смогла она восполнить мои потери, хоть и сделала все, что могла.
- Она жива?
- Нет - Настроение Виоля Фалюша снова сменилось, - А почему вы спрашиваете?
- Я журналист. Вы знаете, почему я здесь. Мне нужна фотография Игрель Тинси для статьи.
- В этом отношении мне не нужна гласность.
- Я поражен сходством между Игрель Тинси и Друзиллой. Вы можете объяснить его?
- Мог бы, - сказал Виоль Фалюш, - но предпочитаю не делать этого. Мы отклонились от темы: вы совершили проступок, и я требую возмещения. - И Виоль Фалюш небрежно облокотился на какой-то столик.
Джерсен с минуту поразмыслил. Ускользнуть не удастся. Нападение невозможно. Может быть, овладев ситуацией, заставить Виоля Фалюша изменить намерения?
- Возможно, я и нарушил букву ваших правил, но чего будет стоить статья о Дворце Любви без комментариев его создателя? Иначе связаться с вами я не мог: вы чураетесь гостей.
Виоль Фалюш прикинулся удивленным:
- Наварх знает код вызова. Слуги могли бы провести вас к телефону.
- Это не пришло мне в голову, - протянул Джерсен задумчиво, - Нет, о телефоне я не подумал. Говорите, Наварх знает код?
- Конечно. Он тот же, что и на Земле.
- Факт остается фактом, - не сдавался Джерсен. - Я здесь. Вы видели первую часть статьи, вторая и третья могут выйти еще более своеобразными. Чтобы представить вашу точку зрения, нужно обсудить ее. Итак, откройте дверь и давайте поговорим.
- Нет, - усмехнулся Виоль Фалюш, - Я не откажусь от своего каприза. Оставаясь анонимным, я могу забавляться, смешиваться с гостями… Ну ладно, - проворчал он. - Я проглочу обиду. Хотя вы мой должник. Возможно, я еще востребую долг. Пока можете считать себя свободным. - Он что-то тихо сказал - Джерсен не расслышал что - и дверь в фойе отворилась. - Входите, это моя библиотека. Я поговорю с вами здесь.
Джерсен вступил в длинную комнату, устланную темно-зеленым ковром. Тяжелый стол в центре украшала пара антикварных светильников, рядом лежала подборка текущей периодики. Одну стену полностью скрывали полки с древними книгами. Здесь также был стандартный электронный секретарь и несколько мягких кресел.
Джерсен окинул комнату взглядом, в котором сквозила зависть: здесь царил разум, а не наслаждение - как во Дворце. Позади кресла, в котором сидел хозяин, засветился экран, его мерцание превратило Виоля Фалюша в темный силуэт, безликий, как и раньше.
- Ну хорошо, - произнес низкий голос, - на чем мы остановились? Полагаю, вы фотографировали здесь?
- У меня есть несколько сот фотографий. Более, чем необходимо, чтобы отразить все великолепие Дворца - той его части, что вы предоставили гостям.
Виоль Фалюш, казалось, удивился:
- А вам интересно, что здесь еще происходит?
- Только как журналисту.
- Гм. А что вы, как человек, думаете о Дворце?
- Он очень приятен.
- И только-то?
- Чего-то не хватает. Возможно, дело в слугах. Им недостает глубины - бедняги кажутся нереальными.
- Понимаю, - кивнул Виоль Фалюш, - им не хватает традиций. Единственное лекарство - время.
- Они также лишены чувства ответственности. В конце концов, они всего лишь рабы.
- Не совсем, поскольку не осознают этого. Они полагают себя Счастливым Народом. Так оно и есть. Именно ощущение нереальности, колдовства я и пытался создать здесь.
- А когда истекает их срок… Что тогда? Что происходит со Счастливым Народом?
- Некоторые работают на фермах, в садах. Других отсылают еще куда-нибудь.
- В большой мир? Их продают как рабов?
- Все мы рабы в том или ином смысле.
- И вы тоже?
- Я жертва чудовищного наваждения. Я был чувствительным мальчиком, которого жестоко травили. Полагаю, Наварх изложил вам детали. Вместо того чтобы сломаться, я обрел силу, начал искать возмещения - ищу до сих пор. Я - одержимый. Общество считает меня своевольным сибаритом, эротоманом. Оно ошибается. Я - что скрывать - убежденный аскет. И останусь им, пока не избавлюсь от наваждения. Я - упорный человек. Однако вам не интересны мои личные проблемы, поскольку, естественно, это не тема для печати.
- И тем не менее, мне интересно. Игрель Тинси - источник вашего наваждения?
- Именно, - произнес Виоль Фалюш невыразительным голосом. - Она разбила мою жизнь. И должна возместить ущерб. Разве это не справедливо? Она проявила себя непонятливой, жестокой.
- И как она может излечить ваше наваждение?
Виоль Фалюш выпрямился в кресле.
- У вас что, нет воображения? Мы уже достаточно много друг другу сказали.
- Так Игрель Тинси жива?
- Да, конечно.
- Но из ваших слов я сделал вывод, что она мертва.
- Жизнь и смерть - все это неточные термины.
- Кто тогда Друзилла, девушка, которую вы оставили Наварху? Она - Игрель Тинси?
- Она то, что она есть. И допустила ужасную ошибку. Не оправдала моих надежд, и Наварх тоже, раз уж взялся воспитывать ее. Она легкомысленна и упряма, заигрывала с другими мужчинами и должна служить мне, как служила Игрель Тинси. Так и будет, во веки веков, пока я не получу желаемого и не успокоюсь. К этому времени ей придется оплатить огромный счет. Тридцать лет! Подумайте об этом! - Голос Виоля Фалюша дрожал и прерывался. - Тридцать лет быть окруженным красотой и не иметь возможности наслаждаться ею. Тридцать долгих лет!
- Я не рассчитываю, что вы послушаете моего совета, - сухо сказал Джерсен.
- Я не нуждаюсь ни в чьих советах, и, естественно, то, что я говорю вам, не может быть опубликовано. Я буду оскорблен и потребую удовлетворения.
- Тогда что можно печатать?
- Все, что хотите, если это не оскорбит меня.
- А что здесь еще делается - по ту сторону зала?
Виоль Фалюш с минуту разглядывал его. Джерсен чувствовал это, но не мог различить выражения глаз. Но голос Фалюша звучал легко:
- Это Дворец Любви. Я увлечен им, даже захвачен, возможно, из-за механизма сублимации. Я разработал программу исследований. Изучаю эмоции в искусственно созданных и достоверных обстоятельствах. Однако сейчас я предпочел бы не обсуждать проблему. Возможно, через пять лет, или десять, я опубликую заключение. Предвижу потрясающие результаты.
- Что касается фотографий в фойе…
Виоль Фалюш вскочил на ноги.
- Хватит! Мы говорили слишком долго, я разволновался, и вы тому причиной, поэтому я доставлю некоторые неудобства и вам, что несколько меня успокоит.
Внимание и осторожность! Скоро настанет час возвращения в Реальность.
- А что будет с вами? Останетесь здесь?
- Нет. Я также покину Дворец. Работа здесь завершена, у меня важная миссия на Альфаноре, которая меня развлечет и, возможно, все изменит… Будьте любезны, выйдите в холл. Мой друг Хеланс ожидает вас.
"Хеланс, - подумал Джерсен, - должно быть, тот белоглазый". Ощущая на себе пристальный взгляд Виоля Фалюша, Джерсен медленно повернулся и пошел к двери. Белоглазый ожидал его в холле. Он держал в руках что-то вроде цепа - стержень, заканчивающийся кусками проволоки. Похоже, другого оружия у него не было.
- Сними одежду, - велел Хеланс, - ты должен быть очищен.
- Это твой язык должен быть очищен, - сказал Джерсен. - Можешь говорить что хочешь, а сейчас ты должен возвратить меня в сад.
Хеланс улыбнулся.
- У меня есть приказ. Можешь упираться, но приказ должен быть и будет исполнен.
- Не тобой, - огрызнулся Джерсен. - Ты слишком толст и медлителен.
Хеланс вскинул цеп, проволоки резко и неприятно засвистели в воздухе.
- Быстро! Или ты выведешь нас из терпения, и наказание будет другим.
Хеланс мускулист и крепок, отметил Джерсен, явно тренированный борец, возможно, столь же хорошо тренированный, как и он сам. И на тридцать фунтов тяжелее. Если у него и есть слабое место, этого с ходу не разберешь. Джерсен неожиданно сел на пол, спрятал лицо в ладони и начал всхлипывать.
Хеланс уставился на него.
- Снимай одежду. Не рассиживайся! - Он подошел и поддел Джерсена носком ботинка, - Ап!
Джерсен вскочил, ухватив ногу Хеланса. Тот повалился назад. Кирт нещадно выкрутил ему ногу так, что мышцы свело от боли. Белоглазый отчаянно заорал, затем упал и замер. Кирт поднял плетку, стегнул его по плечу. Проволоки зашипели, клацнули, Хеланс застонал.
- Если можешь идти, - сказал Джерсен, - просто покажи дорогу.
За его спиной раздались шаги. Джерсен повернулся и увидел высокую фигуру в черном. В мозгу вспыхнули красно-белые огни, и Джерсен потерял сознание.
Это были кошмарные полчаса. Джерсен медленно возвращался к жизни. Он лежал голым в саду, возле стены Дворца. Одежда была аккуратно сложена рядом.
"С меня хватит, - подумал Кирт. - Проект провалился. Не полностью, поскольку я еще жив". Он оделся, криво улыбаясь. Его пытались проучить. Ничего не выйдет. Он уплатил, но боль, как и удовольствие, проходит быстро. Гордость - раздражитель посильнее.
Джерсен прислонился к стене и ждал, когда в голове прояснится. Нервное напряжение еще не спало. На теле не было ни синяков, ни кровоподтеков - только несколько красных рубцов. Живот подвело от голода. Вот она, ирония судьбы: он гость за столом Виоля Фалюша, гуляет по прелестным садам, которые создало воображение врага… Джерсен вновь мрачно улыбнулся. Он и не ждал, что жизненный путь будет усыпан розами.
Смеркалось. Сад никогда не выглядел таким прекрасным. В кустах жасмина дрожали огни, мраморные урны мерцали в темной зелени, словно испуская собственный свет. Стайка девушек из деревушки прошла мимо. Сегодня они были в просторных белых шароварах и несли желтые фонарики. Завидев гостя, девушки закружились возле него, распевая веселую песенку, слов которой Джерсен не понял. Одна приблизилась, поднесла фонарик к его лицу.
- Почему ты такой грустный, незнакомец? Такой мрачный! Развеселись, пойдем с нами!
- Благодарю, - ответил Джерсен, - боюсь, сегодня я мало пригоден для веселья.
- Поцелуй меня, - прошептала девушка, - Разве я не прекрасна? Почему ты так печален? Потому что должен навсегда покинуть Дворец Любви? А мы останемся тут, всегда будем молоды и всегда будем проносить свои фонарики сквозь ночь. Поэтому ты грустишь?
Джерсен улыбнулся.
- Да, я должен возвращаться в дальний мир. И я погружен в свои думы. Не позволяйте мне мешать вашему веселью.
Девушка поцеловала его в щеку.
"Сегодня - твоя последняя ночь, последняя ночь во Дворце Любви. Сегодня ты должен сделать все, чем пренебрегал. Больше не будет времени".
Девушки пошли дальше, Джерсен глядел им вслед.
"Всем ли я пренебрег… Хотелось бы думать, чтобы это было так…".
Он направился к террасе, где ужинали гости. Наварх склонился над блюдом с гуляшом. Джерсен присоединился к нему. Слуга подкатил тележку. Джерсен, который не ел с утра, положил себе приличную порцию.
В конце концов Наварх заговорил:
- Что случилось? Выглядите слегка потрепанным.
- Я провел день с нашим хозяином.
- Да ну! Говорили с ним лицом к лицу?
- Почти.
- И вы узнали, кто он? Марио? Этьен? Танзел?
- Я ни в чем не уверен.
Наварх хмыкнул и вновь склонился над гуляшом.
- Это последняя ночь, - промолвил Джерсен.
- Так мне сказали. Я рад буду уехать. Здесь нет поэзии. Я всегда говорил: радость должна быть свободной, ее нельзя принудить. Глядите! Огромный дворец с великолепными садами, с ожившими нимфами и полубогами. Но где мечта, где миф? Только простодушные могут получать здесь удовольствие.
- Вашему другу Виолю Фалюшу будет грустно слышать это.
- Иного я сказать не могу. - Наварх кинул на Джерсена неожиданно острый взгляд. - Вы спрашивали про девушку?
- Да. Но ничего не узнал.
Наварх прикрыл глаза.
- Я стар, не могу действовать. Слушайте, Генри Лукас - или как вас там, - вы не можете ничего сделать?
- Сегодня я устал, - уклончиво ответил Джерсен. - Меня не слишком любезно приняли.
Собеседники надолго умолкли. Затем Джерсен спросил:
- Когда мы уезжаем?
- Я знаю не больше, чем вы. - Мы сделаем, что можем.
Глава 14
Взобравшись на гребень холма, Мармадьюк отыскивал взглядом высокий кипарис, под которым ютилась хижина символиста. И стоял там кипарис, печальный и одинокий, и хижина подле него. И приветствовал его символист.
- Сотни лиг прошел я, - промолвил Мармадьюк, - чтобы задать тебе лишь один вопрос: есть ли душа у цвета?
- Неужто кто-то утверждает обратное? - вопросил символист и заставил все вокруг сиять оранжевым светом, взмахнув полами тоги, а потом запахнулся в нее с великой ловкостью.
С немалым удовольствием наблюдал за ним Мармадьюк, дивясь мощи старца.
Символист вызвал к жизни зеленый свет, и, присев под ветвями кипариса, спрятал голову в колени, и накрылся тогой, тогда как Мармадьюк лишь руками всплеснул в удивлении.
И пробудил к жизни символист красный свет, и, подойдя к Мармадьюку, играючи, покрыл его тогой.
- О мой друг! - прошептал гость высвобождаясь. - До чего ты искусен.
- Все, что достойно усилий, должно выполнять хорошо, - рек символист. - Теперь внемли моим словам! У каждого цвета двойная природа. Оранжевый есть и веселье цветка, и крик умирающей цапли. Зеленый есть и эманация послемыслей, и печаль северного ветра. Красный, как мы видели, являет собой здоровую простоту.
- А второе значение красного? - спросил Мармадьюк.
- А это тебе предстоит познать - как сказал кот, открывая масленку, - ответствовал символист и сотворил криптический знак.
Озадаченный, откланялся Мармадьюк и уже был на полпути к горам, когда обнаружил пропажу бумажника…
Из "Свитка Девятого Измерения", глава "Ученик Авара".
Последняя ночь во Дворце Любви была праздничной. Играла музыка, дымились курильницы, распространяя дурманящие ароматы, водили хороводы девушки из деревень. Те, кого соединяли нежные узы, вели прощальные беседы или же предавались последней вспышке страсти. Остальные всему предпочли созерцание, витая в мечтах. Так прошла ночь. Цветные фонарики мигнули и погасли. Счастливый Народ ускользнул за ограду сада, один за другим гости поднимались в свои спальни, поодиночке или парами.
Все стихло, начала выпадать роса. К каждому гостю подошел слуга: пришло время собираться в дорогу.
На возражения и брюзжание гостей у слуг был лишь один ответ: таков порядок, аэрокар ждет, те, кто не успеет собраться, будут добираться до Кулихи пешком.
Гостям еще раз предложили новые одежды - строгие костюмы черного, голубого и темно-зеленого цветов. Их проводили к аэрокару. Джерсен пересчитал гостей: все в сборе, кроме Прютта и Друзиллы. Этьен, Марио и Танзел стояли поблизости. Если один из них - Виоль Фалюш, очевидно, он собирается возвратиться в Ойкумену вместе с остальными.
Джерсен прошел вперед, заглянул в кабину пилота и увидел там Хеланса. Гости рассаживались в аэрокаре. Джерсен отвел Наварха в сторону: - Погодите.
- Почему?
- Неважно. - Танзел и Этьен уже поднялись на борт, теперь по трапу взбирался Марио. Джерсен торопливо заговорил: - Ступайте за ним. Поднимите шум. Колотите по переборке. Там есть запасной выход между салоном и кабиной пилота. Постарайтесь держать его открытым. Отвлеките пилота, постарайтесь не задевать Марио, Этьена или Танзела - у них не должно быть повода вмешиваться.
Наварх удивленно воззрился на него:
- И что толку с этого?
- Неважно. Делайте, как я говорю. Где Друзилла? Где Игрель Тинси? Почему их нет на борту?
- Да… Почему их нет на борту? Я разгневан. - Наварх ринулся к трапу, оттолкнув Лейдиг. - Подождите! - взревел он. - Здесь не все пассажиры. Где Зан Зу из Эриду? Мы не можем улететь без нее. Я отказываюсь уезжать, ничто не сдвинет меня с места.
- Успокойся, старый дурень, - проворчал Торрас да Нозза, - из этого ничего хорошего не выйдет.
Наварх метался по салону. Он замолотил по перегородке, нажав на ручку запасного выхода. В конце концов Хеланс отворил дверь и вошел в салон, чтобы успокоить бунтовщика:
- Потише, старина. Мы уезжаем согласно приказу. Ты же не хочешь один брести весь путь до города. Успокойся!
- Послушайте, Наварх, - увещевал Леранд Уибл, - Вы ничего не добьетесь. Сидите тихо.
- Ну ладно, - сказал Наварх, - Я протестовал. Сделал все, что мог. Больше мне сказать нечего.
Хеланс вернулся в передний отсек. Он влез в кабину пилота, закрыл дверь. Джерсен, который прятался в сторонке, ударил его камнем по голове. Хеланс застонал, оглянулся и увидел врага, хотя кровь заливала ему глаза. Он издал неопределенный вопль. Джерсен ударил еще раз. Белоглазый упал.
Джерсен сел за пульт управления. Аэрокар взмыл вверх в лучах восходящего солнца. Кирт обыскал Хеланса и нашел два лучемета, которые засунул в карман. Он снизил скорость, так что аэрокар завис над землей, отворил двери и вытолкнул Хеланса наружу.
"В салоне, - подумал Джерсен, - Виоль Фалюш, должно быть, удивляется, что за странный курс взял Хеланс". Джерсен оглядел расстилавшийся внизу океан и наконец обнаружил островок милях в двадцати от берега. Он покружил над ним и, не найдя никаких признаков присутствия людей, посадил аэрокар.
Джерсен спрыгнул на землю. Подойдя к люку салона, он открыл его и заскочил внутрь.
- Все выходите. Быстро. - Джерсен повел лучеметом.
- Что это значит? - промычал Уибл.
- Это значит: все выходите.
Наварх вскочил:
- Давайте! - завопил он. - Выходите все.
Гости неуверенно вылезли наружу. Когда Марио пошел к двери, Джерсен остановил его:
- Ты остаешься. Веди себя тихо и не двигайся, а то я убью тебя.