Строения древних стали встречаться все реже и реже по мере продвижения вперед, и через час совершенно исчезли. Но дорога была отлично размечена и после короткого, единственного поворота на юг, мы продолжали двигаться на запад по опускающейся местности почти по прямой.
Я снизил скорость, чтобы поберечь силу Красной Молнии. Погони не было слышно, и я перешел на шаг, рысцу, которой Красная Молния мог двигаться часами, не уставая. Я не имел ни малейшего представления, куда вела эта дорога, и в то время я даже не знал наверняка, что она ведет на запад, потому что небо было покрыто тучами, хотя я думал, что еду действительно на запад. Моей первой мыслью было оторваться как можно дальше от лагеря калкаров и с первыми лучами восхода повернуть к холмам и затем пробираться на север и восток, в надежде соединиться со своими людьми.
Пока я ехал через местность, которая все понижалась, часа три. Поднялся холодный ветер и обдувал мое лицо. Это была странная прохлада и запах, который был мне не знаком. Я устал после своих долгих трудов, недосыпания и отсутствия воды и пищи, но странное дело, этот бриз наполнял меня новой силой и жизнью.
Стало очень темно, хотя я знал, что рассвет скоро. Я удивлялся, как Красная Молния находит путь в такой темноте. Эта мысль крепко засела у меня в голове, когда он внезапно остановился.
Я ничего не видел, но понимал, что Красная Молния имеет вескую причину для своих действий. Я прислушался, и до моих ушей долетел странный, повторяющийся звук - глухой рокот, которого я никогда не слышал. Что это может быть?
Я слез с коня, чтобы дать отдохнуть моему скакуну, пока я прислушивался и искал объяснения этому монотонному повторяющемуся звуку. И решил подождать рассвета, прежде чем продолжать путь. Намотав поводья на руку, я лег, зная, что при приближении опасности Красная Молния предупредит меня. Через минуту я заснул.
Как долго я спал - не знаю, наверное - часы, но когда я проснулся, стоял день и первая вещь, которая проникла в мое сознание - был глухой монотонный гул, мерный, мерный, мерный, который так быстро убаюкал меня.
Разве можно забыть сцену, появившуюся перед моим изумленным вздором, когда я поднялся на ноги. Передо мной был был утес, обрывающийся у самых ног, у края которого Красная Молния остановился предыдущей ночью, а ниже, насколько хватало глаз, была вода - бесполезная трата воды, разливающейся вокруг - море! Наконец-то Джулиан увидел его.
Оно накатывалось на песок передо мной, шумя, грохоча, шипя. Оно откатывалось назад, неустанно, неутомимо; жуткое и убаюкивающее - жуткое в своей бесконечной загадочности, убаюкивающее своим неустанным ритмом.
Я смотрел на него - цель четырехсотлетних усилий - и оно придало мне новые силы и желание привести сюда своих людей. Сюда, где оно лежит и лежало всегда, неизменяющееся, неизменное.
Вдоль береговой линии, спускаясь с обеих сторон от отдаленных холмов, был небольшой спуск между утесами, который мог быть делом древних человеческих рук, но больше следов присутствия человека не было видно. Накатывающиеся волны бились о песок; больше ничего не было слышно.
Справа от меня старя дорога вела в глубокий каньон, заканчивающийся в заливе. Я вскочил на Красную Молнию и последовал по полуобвалившемуся пути древних, вниз, мимо гигантских дубов и сикомор, к заливу. Я хотел окунуться в прохладную воду и утолить жажду.
Красная Молния тоже, видимо, страдал от жажды, но огромные перекатывающиеся волны пугали его, и с большим трудом я заставил его подойти к краю воды; но тренировка и воля оказались сильнее страха. Наконец он подошел по песку к самой воде, и она залила ему бабки. Затем я спрыгнул с него и растянулся во всю длину на берегу. Когда подкатила следующая волна, я погрузил в нее свое лицо и сделал глубокий глоток.
Его оказалось достаточно. Кашляя, плюясь и чихая я вскочил на ноги. Какая отрава кипела в этом адском котле? Я никогда не чувствовал себя таким больным. Никогда в своей жизни я не испытывал ничего подобного.
Я думал, что умираю, и в агонии увидел, как Красная Молния тянет свою шелковистую морду к предательской жидкости.
Красная Молния сделал один глоток, как и я, и, заржав, вылетел из предательского бассейна. Мгновение он стоял с широко раскрытыми глазами, уставившись на воду, в его глазах было удивление.
Затем он задрожал, его ноги подкосились, и он принялся кататься туда-сюда. Он умирал - мы вместе умирали у самой цели, которой достигли после четырехсот лет битв и страданий.
Я молился, чтобы выжить до того момента, как достигну своих людей и предупрежу их относительно чудовищного монстра, в ожидании лежащего перед ними. Лучше уж вернуться в пустыню, чем довериться незнакомому миру, где даже чудеснейшая вода несет смерть.
Но я не умер. И не умер Красная Молния. Я очень страдал около часа; но потом я почувствовал себя гораздо лучше. Это было задолго до того, как я узнал правду о морской воде.
6. Саку, ниппон
Голодный и умирающий от жажды, я преодолел каньон, удаляясь от моря, и наконец въехал в другой каньон, ведущий в северном направлении. Мне хотелось пробраться сквозь эти горы в надежде найти долину, идущую с востока на запад, тогда я смогу отправиться к своим людям.
Мы ехали не очень долго по боковому каньону, когда обнаружили ручей с чистой водой и вокруг - отличное пастбище. И тем не менее, я несколько колебался, когда пробовал жидкость; но первый же глоток успокоил меня, и через мгновение Красная Молния вместе со мной принялся жадно глотать воду. Затем я снял седло, сбрую и отправил коня порезвиться на тучной лужайке, пока я снимал свою одежду и омывал тело, которое сильно нуждалось в этом.
Я почувствовал себя совсем освеженным, а если бы смог найти еду, то снова бы был самим собой; но без лука и стрел мои шансы были сомнительны, разве что я потрачу время на сооружение силка и подожду добычу.
Но этого я не собирался делать, потому что решил: рано или поздно я должен буду добраться до человеческого жилья, где, если там не будет большого количества вооруженных воинов, смогу достать себе еду.
Около часа я позволил Красной Молнии наполнять свой желудок пышной травой, а затем подозвал его к себе, снова оседлал и отправился по лесистому широкому каньону, следуя по отлично видной тропе, в которой постоянно виднелись следы койота, волка, адской собаки, оленя и льва, так же как и домашних животных и следы сандалий рабов. Однако я не видел следов копыт, которые означали бы присутствие калкаров. Отпечатки сандалий могли принадлежать местным охотникам либо вести к скрытому лагерю. Я надеялся, что это будет именно он.
В пустынях и горах существует много лагерей рабов, если те не хотят работать на белых; было множество таких лагерей, где рабы жили спокойной жизнью, занимаясь делами, выпасая скот и всегда избегая белых людей. Именно калкары впервые назвали их рабами, но перед этим они были известны древним под именем Ин-джуны.
Сами себя они называли различными племенными именами: Хопи, Навахо, Мохавки, если припомнить самые известные племена, с которыми мы вступали в контакт в пустынях, горах и лесах на востоке. Еще были Апачи и отдаленные Яки, последние известны своей репутацией как мирные люди; они гостеприимны к дружественным чужеземцам. Я надеялся обнаружить лагерь местных жителей, где - я был уверен в этом - мне будет позволено отдохнуть и поесть.
Я проехал еще приблизительно три мили, когда внезапно остановился возле небольшой открытой поляны, увидев, что моя мечта осуществилась. Впереди виднелось три или четыре вигвама рабов, состоящих из кольев, связанных вместе наверху, и все это было покрыто разрисованными шкурами животных, сшитыми вместе. Эти вигвамы походили на наши, правда, они были маленькими.
Увидел лагерь, я обнаружил орду маленьких шавок, которые кружили и облаивали меня, предупреждая своих хозяев о присутствии чужака. Из одного вигвама появилась чья-то голова и так же быстро исчезла.
Я громко сказал, что хочу побеседовать с вождем. Затем подождал в тишине около минуты. Не получив ответа, я заговорил снова, более громко, потому что не собирался долго ждать.
На этот раз я услышал реплику:
- Убирайся, калкар, - закричал мужской голос. - Это наша страна. Убирайся, или мы убьем тебя.
Видимо, эти люди смели выступать против калкаров и, судя по моим знаниям о тех тварях, я знал, что это было совершенно необычно в стране, которой они правили. То, что эти люди ненавидели калкаров, меня совершенно не удивляло - все люди ненавидят их. Я рассчитывал на всеобщую ненависть, когда думал о дружественной поддержке от каждого раба, с которым мог встретиться в стране калкаров.
- Я не калкар, - ответил я тогда обладателю голоса, владелец которого продолжал оставаться за шкурами вигвама, где, видимо, сидел на полу, потому что ни один человек не смог бы в нем стоять.
- Кто ты? - спросил голос.
- Я - пустынный янк, - ответил я, решив, что это слово им будет больше знакомо, чем Американец или Джулиан.
- Ты - калкар, - продолжал утверждать он. - Разве я не видел твою кожу, даже если бы плащ и шлем не доказывали, что ты калкар?
- Но я не калкар. Я сбежал от них и долгое время обходился без пищи. Я хочу получить еду, и тогда я уеду, так как ищу своих людей, которые сражаются с калкарами на краю их великого лагеря, на востоке.
Человек высунул свою голову из вигвама и внимательно осмотрел меня. Его лицо было маленьким и сморщенным, и у него было огромное количество блестящих черных волос, которые торчали во все стороны, не подвязанные лентой. Я подумал, что он продолжает сидеть или стоит на коленях на полу, так низко находилась его голова, но через мгновение, видимо, решив осмотреть меня более тщательно, он сделал шаг вперед и вышел из вигвама. Я увидел человека ростом не выше трех футов, стоящего передо мной.
Он был совершенно нагим и держал в одной руке лук, а в другой - несколько стрел. Сначала я подумал, что это ребенок, но его старое сморщенное лицо и хорошо развитые мускулы под коричневой кожей свидетельствовали о том, что я ошибся.
За ним появились еще два человека такого же роста, и мгновенно из двух других вигвамов появилось шесть или восемь этих миниатюрных воинов. Они образовали вокруг меня полукруг, держа оружие наготове.
- Из какой страны ты пришел? - спросил маленький вождь.
Я показал на восток.
- Из пустыни, лежащей за самыми высокими горами, - ответил я.
Он покачал головой.
- Мы никогда не были дальше наших холмов, - сказал он.
Было очень сложно понять его, хотя я знаком с диалектами множества племен и смешанным языком, которым пользовались мы и калкары, чтобы разговаривать с местными жителями.
Я слез с коня и подошел к ним. Моя рука была вытянута вперед, как в привычках человека, встречающегося с друзьями, которым мы всегда пожимаем руки, или когда встречаются дружественные незнакомцы впервые. Они, казалось, не поняли моих намерений и отошли на шаг, вставив стрелы в луки.
Я не знал, что делать. Они казались такими маленькими, что атаковать их было все равно, что поднять меч на ребенка, и, кроме того, мне хотелось подружиться с ними, так как я верил, что они могут оказать мне бесценную услугу, показав самый короткий путь к своим людям, и в то же время не наведут меня на лагерь калкаров.
Я убрал руку и улыбнулся, чтобы успокоить их. Улыбка убедила их, потому что лицо старого вождя тоже расплылось в улыбке.
- Ты не калкар, - сказал он, - они никогда не улыбаются нам. - Он опустил оружие, подав пример, которому последовали и остальные. - Привяжи своего коня к дереву. Мы дадим тебе еду. - Он повернулся к вигвамам и крикнул женщинам, чтобы они вышли и приготовили поесть.
Я привязал Красную Молнию, после чего подошел к мужчинам. Когда я снял калкарский плащ и шлем, они сгрудились вокруг меня с вопросами и комментариями.
- Нет, он не калкар, - сказал один из них. - Его шлем и плащ принадлежат калкарам, но не остальные вещи.
- Я был захвачен калкарами в плен, - пояснил я, - и чтобы убежать, пришлось укрыться плащом, взятым у убитого мною калкара.
Поток женщин и детей появился из вигвама, размеры которого казались безграничными. Дети были словно игрушки, настолько маленькими они были. Так же как их отцы и матери, они ходили совершенно голыми, и на них не было никакой раскраски или украшений, кроме естественных.
Они сгрудились вокруг меня, переполненные хорошо понятным любопытством, и я видел, что это радостные, мягкие, маленькие люди; однако, даже стоя среди них, я с трудом мог поверить в их существование. Мне казалось, что я жертва какого-то запутанного сна, так как никогда раньше не видел и не слышал о подобной расе маленьких людей.
Когда у меня появилась более удобная возможность лучше изучить, их я увидел, что они не принадлежат к той же расе, что и рабы, или Ин-джуны; они были более светлого коричневого оттенка, с совершенно другой формой головы и узкими глазами. Красивые маленькие люди, они были словно дети, которые постоянно шумели и улыбались, и ты не мог удержаться, и влюблялся в них, и смеялся вместе с ними.
Женщины занялись разведением огня и принесли мясо - ногу оленя и муку для хлеба, свежие фрукты: абрикосы, клубнику и апельсины. Они болтали и смеялись все время, бросая на меня быстрые взгляды, а затем хихикали, прикрывшись рукой.
Дети и собаки постоянно крутились под ногами, но никто не обращал на них внимания, и часто я видел, как мужчина натыкался на ребенка, а потом его успокаивал. Они казались очень счастливыми - совершенно не похожими на остальных, долгое время проживших в стране калкаров. Я упомянул об этом факте вождю и спросил его, как им удалось остаться такими счастливыми под жестоким правлением калкаров.
- Мы не живем под их правлением, - ответил он. - Мы - свободные люди. Когда они хотели покорить нас, мы устроили войну против них.
- Вы воевали с калкарами? - изумленно спросил я.
- С теми, кто пришел в наши холмы, - ответил он. - Мы никогда не покидали наши холмы. Мы знаем здесь каждый камень дерево, тропинку и пещеру, и будучи очень маленькими людьми и привыкшими постоянно жить в холмах, мы можем быстро перебираться с места на место.
Давным-давно калкары посылали своих воинов, чтобы убить нас, но они никогда не могли найти наше племя, хотя сначала с одной стороны, а потом с другой - наши стрелы летели на них, убивая их великое множество. Мы проходили сквозь их ряды, но они не видели нас. Сейчас они оставили нас в покое. Холмы наши - от великого лагеря калкаров и несколько переходов от моря. Холмы дают нам все, что нам может понадобиться, поэтому мы счастливы.
- Как вы называете себя? - спросил я. - Откуда вы пришли?
- Мы - ниппон, - ответил он. - Я - Саку, вождь этого района. Мы всегда жили здесь, на этих холмах. Первый ниппон, наш предок, был очень уважаемый гигант, который жил на далеком-далеком острове посреди моря. Его имя было Мик-до. Сейчас он живет там. Когда мы умрем, мы отправимся туда, жить с ним. И это все.
- И калкары больше не беспокоят вас? - спросил я.
- Со времен отца моего отца они не приходили сражаться с нами, - ответил Саку. - У нас нет других врагов, кроме Рабана, гиганта, который живет на другой стороне холмов. Он иногда приходит охотиться на нас со своими собаками и рабами. Тех, которых он убивает или забирает в плен, он съедает.
Ужасное создание этот Рабан. Он ездит на огромной лошади и весь покрыт железом, поэтому наши стрелы отскакивают, не причиняя ему вреда. Он в три раза выше, чем мы.
Я решил, после разговора, что он говорил о какой-то мифической персонификации некоего страшного проявления природного явления - урагана, огня или землетрясения, скорее всего, огня - так как эти люди говорили, что гигант наводит огонь. Вскоре это покинуло мои мысли вместе с Мик-да и сказочным островом посреди моря.
Насколько же переполнен мозг примитивных народов ни на чем не базирующимися верованиями и предрассудками. Они напомнили мне наших рабов, которые рассказывают о железных конях, которые тянут железные вигвамы, и людях, летающих по воздуху.
Пока я ел, я расспрашивал Саку относительно дорог, ведущих назад, в направлении моих людей. Он сказал, что тропа, на которой стоит их лагерь, ведет к перевалу и соединяется с другой, которая прямо опускается в большую долину; вот она-то, по его мнению, и приведет меня, куда нужно, но он был не уверен в этом, потому что он знал лишь о существовании долины, которую было видно с перевала.
Но он старательно отговаривал меня не ходить этим путем, говоря, что я могу добраться в относительной безопасности лишь до перевала, потому что с другой стороны, прямо внизу, стоит огромный каменный вигвам гиганта Рабана.
- Более безопасно, - сказал он, - следовать путем, который идет вдоль перевала, назад, к лагерю калкаров - великая дорога построенная во времена Мик-до - и оттуда въехать в долину через одну из многих дорог. Но ты постоянно будешь подвергаться опасности встретить Рабана, пока не удалишься на день пути от его вигвама, потому что он далеко ездит в поисках добычи; однако это будет не так опасно, чем если ты поедешь прямо через каньон, в котором он живет.
Но Рабан, выдуманный гигант, не слишком волновал меня, и я хоть и поблагодарил Саку за его предупреждения и позволил ему поверить, что буду придерживаться его указаний, втайне решил поехать более коротким путем через долину за холмами.
Закончив трапезу, я поблагодарил своих хозяев и приготовился уехать, когда увидел, что женщины и дети собирают вигвамы под аккомпанемент смеха и шума, в то время как мужчины в каньоне издают странные крики. Я вопросительно взглянул на Саку.
- Мы перебираемся выше по каньону за оленем, - пояснил он, - и пройдем с тобой часть пути до перевала. Вдоль тропы множество деревьев, которые будут тормозить тебя, и мы уберем их или покажем тебе обходной путь.
- Вы должны собирать все свои пожитки? - спросил я, видя, как женщины сражаются с относительно тяжелыми тентами, которые они скатывали и связывали в тюки, в то время как остальные собирали колья вигвамов и складывали их вместе.
- Мы уложим их на своих лошадей, - пояснил он, показывая выше, вдоль каньона.
Я посмотрел в направлении, куда он показывал и увидел самых странных существ, которых мне только приходилось видеть - стадо небольших мохнатых лошадок, которых вели к лагерю мужчины. Маленькие лошади не превышали половины высоты Красной Молнии, они двигались медленным шагом и, казалось, они не движутся вовсе. У них были огромные животы и удивительно большие уши на больших косматых головах. По виду они частично напоминали овец, частично лошадей, а частично - длинноухого кролика пустыни.
Они очень невозмутимые существа, и во время погрузки тюков, дети игрались между их ног или карабкались на их спины, откуда скатывались на землю, а печальноглазые, невозмутимые существа стояли, наклонив головы и покачивая ушами. Когда мы начали наше движение, всех детей посадили на этих маленьких лошадей, иногда поверх огромных тюков; на некоторых животных порой сидело трое или четверо детишек.