В это время ветер разогнал легкие облака и зал наполнился потоками света, бьющими из стрельчатых окон. Лысина Камала засияла, как полная луна. Воздев руки, он воскликнул:
- Наше солнышко тоже является входом в подпространство! Энергия к нему подводится по туннелю с помощью фотонов и других частиц, не имеющих массы покоя. Затем она рассеивается в трехмерном пространстве. Вы думаете, дефицит энергии неминуем? Ошибаетесь! Природа придумала "черные дыры" - звезды в состоянии коллапса. Коллапсары - это объекты, поглощающие материю и энергию. Я понятно говорю?.. Закон сохранения остается незыблемым! - Камал громко рассмеялся, но никто не поддержал. - Идем дальше. Наше трехмерное пространство замкнуто в виде гиперсферы. Кто из вас может написать формулу гиперсферы?
Никто не ответил. Опять поднялась носительница банта:
- Формулу гиперсферы знают все.
- Какие молодцы! - похвалил Камал. - Но вы, наверное, не знаете…
- И о модели Вселенной знают все. Нам бы о "Гагарине"…
- Ну уж неправда! - рассердился Камал. Пытаясь налить джагг, он пустил струю из сифона мимо стакана. - Может быть, вы и о множественности гиперсфер знаете?
- Знаем!
Командор выпил подряд два стакана джагга. "Чего разволновался? успокаивал он себя. - Дети как дети. Пришли посмотреть на легендарного командора. Хотят из первых рук узнать о полете "Гагарина". А я задвигаю скучную лекцию…"
- Хорошо, расскажу о "Гагарине". Ньютон считал, что две звезды можно соединить единственной прямой. На гиперсфере его прямая соответствует гипердуге. Следовательно, по теории относительности эти звезды лежат на гиперхорде. Однако движение по ней освоено лишь писателями-фантастами под терминами: "прокол пространства", "нуль-транспортировка", "транспозитация". - Камал запнулся. "Опять сползаю на лекцию, - подумал он. - Что за черт, говорить не умею. Давай сворачивай к Солнцу". - Единственными реальными входами в подпространство являются "белые дыры" - звезды. Это доказали экипажи "Крякутного" и "Гагарина". Они должны были взять пробу из солнечного ядра. Один солнцелет нырнул в фотосферу, другой остался на орбите. Связь вскоре прервалась. "Гагарин" пошел на помощь, погрузился в Солнце, а вынырнул из звезды Каптейна, за несколько часов преодолев расстояние в четыре парсека. Представьте наше удивление, когда на небе засияли незнакомые созвездия! Экипаж, однако, не растерялся. С помощью позитронного Мозга мы установили координаты "Гагарина", а затем и способ возвращения в солнечную систему. Так было положено начало подпространственной навигации.
- Значит, случайно?
- Что случайно? Кто это там?
В задних рядах поднялся широкоскулый мальчик, заросший, словно мушкетер.
- Меня зовут Алик. Я сказал, что подпространственные трассы открыты случайно.
- Ну… в какой-то мере это так… - Командор нервно улыбнулся. Многие открытия сделаны случайно.
- В науке все взаимосвязано, поэтому случайностей быть не должно!
- Например? - ядовито спросил командор.
- Например, идея нейтринного телескопа вытекает из общей теории поведения фотонов в гравиполе.
Командор пил джагг стаканами. Мушкетер объяснял:
- В поле тяготения Земли фотоны сходят с прямолинейного пути и собираются в одной точке. Это доказал Цвикки.
- Гравитационная линза! - поддержал Алика бант.
- Потоки нейтрино искривляются в гравиполе, как и фотоны. Следовательно, можно построить в пространстве нейтринный телескоп. Работы Палидеса, Костова, Пшебжаминьского логично продолжают друг друга.
Джагг в сифоне кончился. "А ведь им наплевать, что я тот самый легендарный командор, - подумал Камал. - И не поглазеть на знаменитость собрались они. Им интересен не я, им интересно мое дело. Вот так влип!.. Распустил хвост перед коллегами… Как же вывернуться?" Словно прочитав его мысли, девочка с бантом бросила спасательный круг:
- Командор, сформулируй цель полета "Гагарина"!
- Это я могу, - обрадовался Камал. - Основное требование к гравилинзе выражается формулой: максимальная масса при минимальном диаметре. Так? Идеально этому условию отвечают коллапсары. Поэтому "Гагарин" летит в созвездие Волос Вероники. Это в тридцати четырех парсеках от нас. Оттуда открывается вид на ядро Галактики, невидимое из солнечной системы из-за черных облаков, которые непрозрачны даже для нейтрино.
Ребята заинтересованно молчали, и Камал воодушевился:
- Мы совершим семь подпространственных нырков и выйдем на орбиту коллапсара вблизи точки, где фокусируются нейтринные потоки из ядра Галактики. В качестве регистратора нейтрино применим батареи Пшебжаминьского.
- Источник позитронов, конечно, самарий? - спросил Алик.
- Естественно.
- Не логичнее ли взять прометий? - возникла справа узкоглазая якуточка.
- Нет, - отверг Алик. - Он радиоактивный. Лучше празеодим.
Тут, как по сигналу, со всех сторон посыпалось:
- И вообще эмиттерные батареи слишком грубы!
- Это даже Пшебжаминьский понимает!
- Если черные облака не пропускают нейтрино…
- Анна, а чего Алик дерется?
- …значит, нейтринный поток можно модулировать по интенсивности!
- Подзатыльники не аргумент!
- Можно даже отражать нейтринный поток!
- И строить телескоп на другом принципе!
"Сюда бы наших астрофизиков, - растерянно думал Камал. - Однако… Ай да мальчики и девочки!"
Анна встала и медленно двинулась вдоль рядов. Постепенно гвалт умолкал. Разгоряченные дети усаживались на места. Камал безуспешно пытался налить джагг из пустого сифона. Он вспотел, как при выходе из подпространства.
- Нейтрино несут информацию о состоянии ядра Галактики. - Командор говорил торопливо, чтобы быстрее кончить. - О взрывах сверхновых звезд и так далее. Обещаю вам, что экипаж "Гагарина" принесет уникальную информацию, которая еще более расширит пределы человеческих возможностей. - Камал подумал и заискивающе добавил: - Может, братьев по разуму встретим… Все, я иссяк. Вопросы есть?
По всему залу мгновенно выросли руки с розовыми ладошками и растопыренными пальцами. Они качались из стороны в сторону, тряслись от нетерпения. Они готовы были проткнуть командора насквозь. Камал испуганно огляделся.
- Товарищи! Честно говоря, я не готов к сегодняшней встрече. И на вопросы ответить не смогу. Давайте договоримся: после возвращения "Гагарина" я снова приду к вам, а?
Зал недовольно загалдел. Анна подняла руку:
- Спокойно! Сделаем так, как просит гость. И поблагодарим за беседу.
- Спа-си-бо! - грянули ребята, и через несколько минут конференц-зал опустел.
Уже садясь в птерокар, Камал сказал Анне:
- Поистине баргузин! Едва жив… Прости, никак не пойму: что за странное сооружение? - Он кивнул на ребристый купол в другом конце крыши.
- Астрономическая обсерватория.
- Та-а-ак… Послушай, устад… - Камал неловко щурился и смотрел в сторону. - Ты же видела, что я несу чепуху. Почему не остановила?
- Зачем? - Анна впервые улыбнулась. - Ты помог мне. Дети максималисты. Они считали, что венцом человечества являются солнцелетчики. Теперь они так не считают.
- Понятно. - Командор вздохнул. - И не боязно с ними?
- Я их люблю, - пожала плечами Анна.
ОГНЕННЫЙ КЛУБОК
1
Линию жизни Софьи Петровны Иверневой определила встреча с шаровой молнией.
Детство и юность Сони прошли на окраине Москвы, в Лихоборах. Семья занимала угловую комнату в коммунальной квартире на седьмом этаже. Из одного окна виднелась цепочка прудов, за ней - старая церквушка, еще дальше - поля и здание речного вокзала; из другого окна в ясные дни можно было различить блестящий шпиль недавно построенного университета. Прямо перед домом раскинулся запущенный парк, изрезанный глубокими оврагами. В крутых склонах кое-где зияли гроты и устья пещер. В парке росли дубы, липы, березы громадные, древние, чуть ли не по сто-двести лет. Среди них стояли такие же древние зубчатые башни и ветхие стены, сложенные из красного кирпича.
В этих пещерах, башнях, в темных зарослях бывшего лихого бора целыми днями играла Соня. Родителей видела мало: отец работал на железной дороге, мать - на молокозаводе.
Среди ребятни гуляли легенды о разбойниках, кладах, скелетах. Соня верила в них свято. Верила, что от одной из башен тянется потайной ход аж до Кремля. Верила, что в самой темной пещере под грудой костей зарыт горшок с золотом. Верила, что в кустах у Лихачевского шоссе бродит тень купца Трынкина, убитого разбойниками неподалеку от собственной дачи…
В то лето Соня чувствовала себя счастливой: отлично закончила второй курс геологоразведочного института, провела сезон на Кавказе. Загорела, заработала бело-голубой значок альпиниста, который чудесно смотрелся на лацкане новенького английского костюма. До начала занятий было еще далеко, и она целыми днями читала, слушала музыку или бродила с Мишкой Иверневым по Москве.
Однажды они собрались в Парк культуры на концерт венгерского "Голубого джаза". Начавшийся после обеда дождь едва не нарушил планы. Соня мыла полы и с неудовольствием смотрела на окна, затушеванные косыми струями ливня. Однако все обошлось. Ветер унес тучу вместе с громами и молниями в сторону Химкинского водохранилища. Комната наполнилась свежий послегрозовым воздухом.
Весело мурлыкая песенку про Мишку и его улыбку, Соня скоренько попила чаю и переоделась в английский костюмчик. Длинную косу свернула спиралью и уложила на затылке. Глянула в зеркало. Светло-коричневый костюм гармонировал с шикарным высокогорным загаром, на значке белел двуглавый Эльбрус, светлые с желтизной волосы лежали идеально. Ничего, что лицо несколько треугольное, носик слишком длинен, а губы чересчур тонки. Зато глаза карие, выразительные. Мишка Ивернев называет ее Буратинкой. Ну и пусть. Попробовал бы он без Буратинки спихнуть сессию…
- Мишка, Мишка, где твоя улыбка, - пела Соня, сбегая с седьмого этажа, - полная задора и огня?..
Во дворе чернели лужи, отражая почти черную листву деревьев. В воздухе висела водяная пыль. Опасаясь за прическу, Соня торопливо миновала свой и соседский дома. Дальше асфальтовая дорожка вела между почерневшей от времени бревенчатой "Трынкиной дачей", в которой теперь жило несколько семей, и парком. Соня старалась не глядеть ни налево, где когда-то обитал злосчастный купец, ни направо, где среди мрачных кустов блуждал его окровавленный призрак. Не то чтобы она боялась, просто это было детское табу, сохранившее силу и через несколько лет.
По крутому откосу Соня поднялась на Лихачевское шоссе. Противоположная сторона дороги была застроена деревянными пакгаузами. За горбатым автомобильным мостом через окружную железную дорогу ждал двадцать третий трамвай. По обочине протянулась цепочка сигнальных столбиков, побеленных известкой. Блестящее после дождя шоссе было безлюдно. В разрывах облаков голубело небо.
Соня закрыла глаза и пошла мимо знакомых столбиков. На каждом пятом шаге она касалась правой рукой макушки очередного столбика и удовлетворенно улыбалась. Пять шагов - касание, пять шагов - касание. Не сбиваясь с пути, она могла с закрытыми глазами дойти чуть ли не до самого моста. Это тоже была детская игра. Пять шагов - макушка, пять шагов - макушка… Вдруг что-то ее остановило. Открыла глаза - и волна ужаса прошла по спине и ногам, прирастила ступни к земле. Навстречу, словно выпрыгнув из другого мира, катился огненный клубок. По его поверхности струились зловещие желтые и оранжевые сполохи. В поведении шара было что-то гнусное, подмигивающее…
Краем сознания Соня понимала, что нужно отбежать к пакгаузам или спрыгнуть под откос к подножию высоленных дубов. Но она только крепче стиснула макушку столбика, присела на корточки и зажмурилась. Огненный клубок продолжал оставаться перед ее мысленным взором. Он неотвратимо катился, подпрыгивал, приближался - и ударил по ногам. Соня слабо ойкнула: конец! Но ничего не произошло. Она даже не почувствовала боли или ожога. Осторожно открыла глаза. Шаровая молния, не докатившись до нее какого-то метра, плясала между ближайшими столбиками. Цвет ее был уже голубой, нестрашный… Потом, словно ее дернули за нитку, молния шмыгнула под откос.
Соня перевела дыхание. Осторожно выпрямилась и оглядела крутой склон. Огненный клубок пропал, исчез, растворился…
И странное дело, она сразу успокоилась, словно стряхнула дурной сон. Побежала на трамвай, поехала в парк Горького, встретила Мишку. Они слушали Гершвина в исполнении "Голубого джаза" и восторженно хлопали в ладоши. Потом дурачились до поздней ночи…
О встрече с шаровой молнией Соня никогда никому не рассказывала. Может быть, потому, что в ее реальной жизни с институтом, Мишкой, Парком культуры не было места для огненного клубка. Может быть, потому, что ей не хотелось признаться в пережитом страхе. А может быть, просто потому, что она не могла выразить словами своего тогдашнего состояния.
Прошло десять лет. Софья с отличием окончила институт, вышла замуж. Работала в геофизической партии, родила сына Женьку, защитила диссертацию. Жить было интересно. Как-то они проводили отпуск в столице у дедов. Случайно Софья узнала, что под Москвой организуется академический Институт молнии (сокращенно - ИМАН). Сама не зная зачем, поехала туда и вернулась на следующий день младшим научным сотрудником отдела шаровых молний.
2
Семья Шкляров попала в затруднительное положение.
Всю жизнь Сан Саныч мечтал иметь машину, но дальше мотоцикла не продвинулся. Свой "ижок" - "Иж-Юпитер-3" вылизывал едва ли не каждый день. Любовно копался в карбюраторе, в магнето, в коробке передач. Не давал загустеть маслу, терпеливо отфильтровывал бензин. Зато и выжимал на сухом асфальте паспортные сто двадцать километров в час.
Выходными днями он вместе с женой оглашал грохотом мотора окрестные леса. По весне собирали сморчки и строчки - для жарения, летом выискивали пузатые боровики, красавцы подберезовики и горделивые подосиновики (по-местному красноголовики) - для сушки, осенью возвращались с полными корзинами чернушек, подореховиков, волнушек, груздей - для соления. Не обходили стороной и ягоды. А в отпуск гнали на рыбалку в родной Жигулевск, за световой день отмахнув больше тысячи километров. Ровно ревел мотор, "ижок" рассекал плотный воздух, словно артиллерийский снаряд. Зоя врастала в заднее сиденье и чувствовала машину не хуже Шкляра.
Ничего не скажешь - хорош мотоцикл, на многие случаи пригоден. И все-таки есть слабинка - нельзя на нем шикарно подкатить к институтскому подъезду, грациозно сдать назад, небрежным поворотом ключа заглушить мотор. А именно это ежедневно проделывали директор института на "Волге", его заместитель - на "Ладе", завы отделами Годунов и Файбусович - на "Москвичах", завлабы - на "Жигулях" и прочая и прочая, и даже один сэнээс на "Запорожце" старой модели. Смотреть больно.
И вот Шклярам повезло. По счастливому случаю удалось купить подержанные "Жигули". Когда прошел радостный хмель, выяснилось, что сберкнижка резко обмелела, да и в долгах они завязли по уши. Небо из финансовой пропасти выглядело с овчинку.
Надо было что-то предпринимать. Но что? Дебет семьи состоял из двухсот восьмидесяти рублей старшего научного сотрудника и ста двадцати рублей секретарши директора. Если вычесть подоходный налог, налог за бездетность и прочие выплаты, то оставалось чуть больше трехсот рублей. Правда, Годунов давно обещал Шкляру хлопотать перед директором о лаборатории. Но дальше этого не шел. Еще Шкляр подрабатывал в институтском духовом оркестре (со студенческих лет он дул в баритон). Игра на парадах, торжественных вечерах и похоронах приносила до двадцати рублей в месяц. Денежный ручеек был весьма хилым. Вот если бы играть в городском саду… Однако щепетильность не позволяла Шкляру опуститься до танцулек.
Сан Саныч несколько раз консультировался у зава отделом линейных молний, с которым поддерживал хорошие отношения, по поводу покупки и содержания машины. Естественно, разговор коснулся и финансовой стороны.
- А ты иди в политех, - в своей небрежной манере посоветовал Файбусович. - На полставки.
- То есть?
- У нас в городе прозябает филиал политехнического института. Вечернее отделение. Читаю там курс физики. А ты бы мог вести практические занятия.
- Не возьмут…
- Скажу ректору - возьмут. Сначала будешь ассистентом, потом - старшим преподавателем.
- И что это даст?
- До сотни в месяц. Надо уточнить.
Шкляр подал документы и благополучно прошел по конкурсу. Однако приращения зарплаты не последовало, так как занятия со студентами начинались только осенью. А до осени еще - ой-ой-ой…
Свободное время Шкляр проводил в гараже. За месяц каторжной работы разобрал и собрал мотор, выправил погнутый бампер, заменил фары и ветровое стекло, перекрасил кузов в нежно-голубой цвет. Зоя приносила ему обеды бутылку кефира и бутерброд с плавленым сыром. Помогала чем могла.
Как-то раз она пришла непривычно тихая. В голубых глазах тлело возбуждение.
- Что случилось, Зайка?
- Ничего, все хорошо.
- Я же вижу. - Сан Саныч потряс бутылкой. - Выкладывай.
- Знаешь… Я на рынке была. Встретила там Файбусиху…
- Ну?
- Она говорит, что институту выделили землю под садовые участки. На той неделе будут распределять.
- Та-а-ак… - Шкляр задумчиво жевал бутерброд. - Заманчиво, черт побери… Клубника, малина…
- Редиску свою ели бы, - подхватила Зоя. - Огурцы. Знаешь, почем они на рынке?
- Но ведь морока!
- Работать на свежем воздухе полезно для здоровья. Позагораем, живот свой уберешь.
- А деньги? - Сан Саныч говорил невнятно, на зубах навяз плавленый сырок. - Ведь уйма денег нужна!
- Все быстро окупится. Картошку посадим, репу. Всю зиму будем жить на своем.
- Мы же еще за машину…
- Все возьмут участки, все! - В голосе Зои звякнули слезы. - И Файбусович возьмет, и Годунов. Чем мы хуже?
- Ну, ну, Заюшка. - Шкляр ласково погладил тонкое плечо жены. - Раз тебе хочется - возьмем. Как сказал поэт: саду цвесть!
А ночью пришла гениальная мысль. Сан Саныч схватил пачку "Примы" и заперся в туалете. Долго курил, обдумывая возможные варианты. Едкий дым не успевал уходить через вентиляционное отверстие. В горле запершило, глаза слезились. Давясь кашлем, Сан Саныч торопливо ополоснул лицо под краном. План был готов.
- Заюш, - позвал он тихонько.
- А? - Зоя спала чутко и сразу проснулась. - Ты что? Сколько времени?
- Заюш, я придумал забавный тактический ход.
- Фу, накурился!.. Какой ход?
- Семьдесят рублей нам не помешают, правда?
- Ну?
- Если я стану завлабом, мы их будем иметь. Так?
- Давай-ка спать. - Зоя зевнула.
- Погоди. Годунов уже год обещает выбить лабораторию. Год! Неизвестно, сколько это протянется. Надо его как-то подтолкнуть… Понимаешь? Например, у Файбусовича появилась вакантная должность.
- Сестрицына сбежала в Москву, - кивнула Зоя. - Вчера директор подписал приказ.
- Так вот, я подам на ее место!