Антон Варфоломеевич подошел к раскрытому на кухне окну и впервые в жизни, глядя куда-то вверх, в поднебесные темные выси, размашисто и истово перекрестился.
На следующий день Антон Варфоломеевич на службу не пошел. Едва поднявшись с постели в половине десятого, когда жена уже упорхнула на работу, он потянулся к телефону. Руки не слушались, трубка пыталась выскользнуть из ладони, номерной диск не поддавался, да и сам телефон все норовил сползти со столика. "У-у! Поганые эргономисты!" - выругался вслух Антон Варфоломеевич, имея в виду конструкторов аппарата, занимавшихся удобством его использования. И на самом деле - для того чтобы набрать номер, постоянно приходилось придерживать телефон другой рукой.
- Сашка? Ты?!
- Вас слушают, - ответствовал Сашка, явно не узнавая осипшего шефа.
- Оглох, что ли?! - Антон Варфоломеевич не на шутку разъярился. - Что с директором?
- Антон Варфоломеевич? - Сашенька залебезил. - А я вас и не признал, счастливым будете, с добрым утречком вас, - тараторил он, - как здоровьечко?
- Да ты умолкнешь?! Что там, спрашиваю, отвечай, преда… - сон еще крепко сидел в памяти Баулина, но все же он вовремя осекся.
- Все понял, - бодро ответил порученец, хотя ничего-то он ровным счетом не понимал, - новостей нету. Нестеренко этого тоже пока нет. Ждем к вечеру, может - завтра с утра. А отчетик наш готов почти, последние бабки подбиваем, в общем, слепили на славу.
- А ну его к черту! - В голове Баулина гудело. - Что еще?
- Все! - твердо заявило доверенное лицо.
- Тогда лады. Сегодня меня не ждите, буду дома работать. Вот теперь и у меня все.
Антон Варфоломеевич бросил трубку, отчего телефон наконец слетел с тумбочки, но, к счастью, застрял между нею и стенкой, обитой небесно-голубым шелком, и тут же отчаянно заверещал. У Баулина все внутри перевернулось, содрогнулось в приступе раздражительности. Он вновь схватил трубку, чертыхаясь и пытаясь вытащить непокорный аппарат из щели.
- Это прокуратура? - спросил металлический голос.
Ничего не ответив, Антон Варфоломеевич выдернул телефонную вилку из розетки и повалился на постель в полнейшем бессилии.
До трех часов дня Антон Варфоломеевич спал беспробудным сном, и ничего ему не снилось. Свинцовая мгла проглотила его и оставляла в своей власти в течение нескольких часов. Но все имеет свой конец. Разбудил его тот же телефон.
Спросонья Антон Варфоломеевич долго не мог понять, что творится и кто посмел прервать столь необходимый ему сейчас отдых, - голова была несвежая, и потому, не открывая глаз, он поначалу грешил на будильник. Шевельнуться было лень. Потом до него дошло - будильник трещал бы намного противнее и громче, а тут было мелодичное треньканье. "Что за чертовщина?" - подумал он, но потом сообразил - приезжала жена домой обедать, приезжала на их славненьком "Жигуленке", который Антон Варфоломеевич так и не научился водить. Она-то и подключила, верно, проклятый шнур.
Звонивший был настойчив. Таких Баулин поневоле уважал.
- Тоша? - спросила трубка неразборчиво.
- Антон Варфоломеевич, ваш покорный слуга, - недовольным голосом поправил звонившего Баулин.
- Не трепись! Слушай лучше. Ты чего не у себя?
Антон Варфоломеевич узнал привычный снисходительный басок Иван Иваныча, и тон его мгновенно переменился.
- Приболел малость, Иван Иваныч, - приторно прошелестел он, - как вы-то, как самочувствие?
Он припомнил ночной кошмар, и сиреневое лицо своего покровителя, и руки за спиной… "А вдруг правда? - подумалось ему. - Вдруг сон-то вещий?!" Верить в это не хотелось, но мурашки сами по себе побежали по телу.
- Какое, к черту, самочувствие? У тебя все спокойно?
- Да вроде бы… - начал Антон Варфоломеевич.
- Значит, так, не добрались еще! - Иван Иваныч волновался.
- Как это? - не понял Баулин.
- Узнаешь как, - голос опустился до шепота, - доброжелателей много, пишут, сам понимаешь, а там… - Иван Иваныч уважительно смолк на секунду, - верят всему, комиссии шлют. Меня замурыжили вконец, анонимщики чертовы!
- Клеветники, - поддержал его Антон Варфоломеевич.
- То-то и оно. Я думаю, тебе растолковывать не надо, а? Воду-то в ступе толочь? Сам дойдешь? Но гляди, чтоб с сей минуты и сам и вся твоя шатия-братия - гармоническими личностями! Понял?
- Слушаюсь! - ответил Антон Варфоломеевич, вставая с постели и вытягиваясь в струнку.
Звонок растревожил душу. Мрачные предчувствия овладели Антоном Варфоломеевичем. Надо было что-то делать, а что именно, он не знал. Суетиться было бесполезно. Да и вообще, были ли основания для беспокойства? Кто мог ответить на этот вопрос? Но состояние неопределенности, жуткого ожидания чего-то давило на него сильнее, чем реальная опасность.
Антон Варфоломеевич попробовал запустить удочку еще в одно местечко. Но, к сожалению, звонок заместителю не существующего пока директора, стародавнему приятелю Баулина, ничего не прояснил.
- А бог его знает, - сказал тот, - новая метла всегда по-новому метет. Но ты-то чего беспокоишься? Иль на мое место метишь?
Зам был всего-навсего кандидатом, а в институте было несколько докторов, и потому ему приходилось быть начеку, мнительнось становилась чертой его характера.
Но Антон Варфоломеевич на провокацию не поддался. Промолчал. И потому опять заговорил зам:
- Но ты завтра приходи, Антоныч, ладно?
- Куда я денусь, приду. Вот только долго ли нам ходить-то осталось?
Зам расхохотался.
- А ты и впрямь болен, Варфоломеич, пора тебя в отпуск.
На том разговор и закончился.
Чтобы развеяться, Антон Варфоломеевич присел к телевизору, щелкнул выключателем. Показывали хронику. Операторская группа, несмотря на рушащиеся здания и непрекращающуюся пальбу, творила чудеса. На экране шли бои, лилась кровь.
Как ни странно, чужие горести отвлекли Антона Варфоломеевича от собственных надуманных бед. Он расслабился, откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. Ему было искренне жаль истребляемых военной мясорубкой людей, но происходило это где-то далеко и потому казалось полуреальным, неживым, вроде тех вестернов и боевиков, что заполнили за последние годы кинотеатры. В боевиках события текли и развивались даже более естественно и жизненно, чем сейчас, на телеэкране, по крайней мере так чудилось Антону Варфоломеевичу.
Свое было важнее, значимее. Ведь до чего дошел! Ведь как изработался! Да, так и до психушки недолго! Баулин тихо и уныло тосковал. Конечно, жена была права - она весь вчерашний вечер просто-таки молила его подумать о своем здоровье, не выматываться так. У Антона Варфоломеевича до сих пор в ушах звенел ее высокий голосок со всхлипами и придыханиями:
"Ну кому нужны твои жертвы! Науке? Этим твоим коллегам-завистникам?! Ну кому, я тебя спрашиваю?! Угробишь себя ни за что, а они только рады будут! Так жертвовать своим здоровьем, самою жизнью. То-оша-а! Да плюнь, обойдется твоя наука, все они обойдутся, ну их!" Да, права Валюша, кому нужны эти глупые жертвы? Сами себя гробим, а во имя чего?
Мысли расползались. Голос телекомментатора убаюкивал своей монотонностью, и Антон Варфоломеевич постепенно, незаметно для себя сначала вздремнул, а потом и вовсе уснул - сказалась уже четвертая с сегодняшнего утра таблетка.
…визгливый скрип тормозов разбудил Антона Варфоломеевича, Не помня себя он бросился к окну, отдернул занавеску: у подъезда стоял шикарный черного цвета лимузин невероятных размеров и, что самое удивительное, иностранной марки. За темными стеклами лимузина невозможно было что-либо рассмотреть.
На сердце у Антона Варфоломеевича похолодело.
- Валюша! - отчаянно закричал он. - Валя, Валька-а-а!!!
Жена не отзывалась на его истеричный призыв. Антон Варфоломеевич впопыхах бросился по комнатам. Ветер, ледяной ветер, непривычный для июля, гулял по ним - все окна большой квартиры были распахнуты настежь. Супруги нигде не было.
Пытаясь совладать с собой, Антон Варфоломеевич принялся было за окна. Но закрыть их ему не удалось - ветер был ураганной силы, и справиться с ним мог разве только какой-нибудь цирковой атлет. Но что еще сильнее повергло Антона Варфоломеевича в изумление, граничащее с безумием, это то, что ни одно деревце во дворе не гнулось под порывами этого ветра, даже листики, слабые нежные листики - и те висели безвольно, будто находились они под стеклянным колпаком.
Отчаявшись в своей борьбе со стихией, Антон Варфоломеевич забился в угол прихожей и беззвучно затрясся в припадке нервного хохота. Остановиться он никак не мог - спазмы душили, перехватывали горло, в животе отдавало острой колющей болью. Время шло, а приступ не прекращался. Не прекращался до тех пор, пока Антон Варфоломеевич не услышал совершенно отчетливые, намеренно тяжелые шаги по лестнице.
- Ва-а-ля! - бессильно прошептал он, пытаясь встать, уперевшись обеими руками в дверной косяк.
В дверь тихо постучали.
"Почему стучат? - Антона Варфоломеевича объял ужас. Ведь звонок в полном порядке?!" Гуляющий по дому ветер хулиганил - Антон Варфоломеевич слышал, как падают на пол и бьются вдребезги бесценные вазоны и амфоры, как срываются со стен и с грохотом сползают вниз картины в массивных рамках… Но сейчас ему было не до этого.
Дверной стук усиливался.
"От судьбы не уйдешь!" Антон Варфоломеевич, собрав последние остатки мужества, защелкал замками и приготовился к самому худшему.
Замков было много, и справиться с ними оказалось не простой задачей, особенно если учесть, что руки у хозяина квартиры ходили ходуном. И вот дверь поддалась.
У порога стоял невзрачный, незапоминающийся тип в затемненных очках и черной велюровой шляпе. Шляпу он приподнял, поклонился, не опуская глаз.
- Я не ошибаюсь - Антон Варфоломеевич Баулин, доктор технических наук?
Названный в ответ смог только головой кивнуть.
- Прекрасно, - сказал незнакомец, - вы должны ехать со мной.
- Кому это я должен, с какой это стати? - попытался оказать сопротивление Баулин, но натолкнулся на стальную стену слепой уверенности.
- Должны! - твердо повторил незнакомец. - Другого выхода у вас нет.
Антон Варфоломеевич покорно склонил голову.
- Маленькая формальность, этикет, если позволите, - тип ловко нацепил Антону Варфоломеевичу на глаза черную тряпицу и добавил уже развязнее: - А ну-ка пошевеливайся, доктор!
Слово "доктор" он произнес с оттенком нескрываемого презрения. Больше они ни о чем не разговаривали.
В машине было душно, зато качки никакой пассажир не ощущал. Ему даже казалось, что он продолжает сидеть в своем мягком уютном кресле и что все происходящее лишь нелепый сон.
Но сон был слишком явственным. Наверное, никогда в жизни не приходило Антону Варфоломеевичу в голову столько мыслей, предположений и совсем наивных догадок, как за время этой непредвиденной поездки. А продолжалась она не более десяти минут - воистину все в этом мире было относительно и прежде всего - время.
Так же, не снимая повязки, Антона Варфоломеевича провели через какие-то ворота, потом подняли под локотки вверх по лестнице, вели длинным запутанным коридором, и наконец он очутился в большой зале. Там с него и сняли повязку.
От обилия света, изысканной, в восточном стиле роскоши и необычайно богато уставленного яствами стола у Антона Варфоломеевича зарябило в глазах. Кажется, никто ни бить, ни тем более убивать его не собирался. Одно это уже было хорошим предзнаменованием.
Человек с пышными усами и миндалевидными блестящими глазами шел из глубины залы прямо на Баулина. Еще издалека он начал что-то говорить. И тут Антон Варфоломеевич подсознательно почувствовал, что несмотря на то, что усатый говорит на каком-то тарабарском наречии, он прекрасно понимал каждое слово. И это почему-то не смущало Антона Варфоломеевича. Смущало другое - восторженное умиление на лице хозяина.
- Да-да, глубоко и многоуважаемый Антон Варфоломеевич, прямо-таки заливался шербетом масленоглазый, - ваша выдающаяся, не имеющая равных в нашем погрязшем в грехах подлунном мире, я бы сказал, ярчайшая из ярких и многомудрейшая из мудрейших личность заслуживает не просто самого трепетного почтения, но и преклонения подобно… подобно… - говорящий запнулся, но белозубая улыбка ни на секунду не покидала его лица. - Только вы, только вы - ученейший из ученых - можете спасти нас. Но, - усатый сделал еще одну паузу, зашевелил бровями, - все разговоры потом. А сейчас - прошу отведать наше скромное угощение, - он широким жестом указал на заставленный сказочными кушаньями стол.
От неожиданности у Антона Варфоломеевича пробудился бешеный аппетит.
За бескрайним столом они сидели вдвоем. Тост следовал за тостом. Изысканные, диковинные блюда, лучшие коньяки и вина мира, сладости, фрукты - все было в распоряжении Антона Варфоломеевича. После затянувшегося нервного ожидания Баулин ел за троих. Да что там! За взвод не на шутку проголодавшихся солдат. И аппетит не пропадал.
Краем глаза он видел, что по обеим сторонам от него стояли два темнокожих великана в чалмах и с изогнутыми мечами наголо. Но и это не отвлекало Антона Варфоломеевича от поглощения пищи. "Таков этикет!" - подумал он, энергично двигая челюстями.
Трапеза длилась часа три, до тех пор, пока стол окончательно не опустел. Но съедено было ровно столько, сколько и хотелось гостю. Откуда-то из-за стен слышалась тихая, завораживающая музыка, в воздухе стоял запах тонких благовоний. Антон Варфоломеевич блаженствовал.
- Ну, а теперь пора и к делу приступить, - облизнувшись и пошевелив бровями, пропел масленоглазый. - Вы готовы, Антон Варфоломеевич?
Антон Варфоломеевич благосклонно кивнул головой.
- Видите ли, - замялся хозяин дворца, - в наших краях есть такая группа людей, как бы это вам объяснить, с которой хочешь не хочешь, а приходится мириться. - Он опять вздохнул, приложил руки к сердцу, произнес с болью в голосе: - Вы единственный и незаменимый!
Антон Варфоломеевич величественным жестом прервал это велеречие:
- Говорите проще, э-э-э, не знаю, как вас назвать…
- А называйте запросто - ваше величество, - усатый скромно потупил очи.
Антон Варфоломеевич несколько сник, но виду не подал.
- Ваше величество, после такого приема я просто не в силах отказать ни в одной вашей, даже самой затруднительной для меня, просьбе.
- Вот и славненько, - облегченно выпалило величество, - я так и думал, что вы деликатнейший из всех живущих в этом мире, самый, самый…
Антон Варфоломеевич сделал лицо, выражавшее, что уж он-то хозяин своего слова.
- Так вот, не удивляйтесь, пожалуйста, вашей выдачи требует совсем маленькая, но такая, я вам скажу, капризная, будто дите… о чем это я? А, да - наша маленькая религиозная секта. Они наслышаны о вас, и, знаете, только самого хорошего, ваша всемирно известная ученость просто покорила их. Вы им нужны, это священный долг каждого просвещенного человека - оказывать помощь ближним своим. Знаете, старый обычай, обряд - вас должны принести в жертву, чтобы разум не покинул их маленького народца. Только вы, только вы, даже и не говорите, что незаменимых не бывает, - величество развело руками, - вы единственная наша надежда! Знаете ли, традиция. Традиции нарушать нельзя - история не простит нам этого. Но не волнуйтесь, - ослепительно белые зубы раздвинули усы, все произойдет очень быстро, вы даже ничего и не почувствуете.
Стул под Антоном Варфоломеевичем треснул, и он упал, ударившись коленями о край стола. Приподнявшись на четвереньках и совершенно не чувствуя боли, он выдавил из себя:
- Но почему? Почему именно я?
- На все воля аллаха! - продекламировало величество и воздело руки к уносящемуся далеко ввысь потолку.
Одновременно кривые хищные мечи прислужников сомкнулись над головой Баулина. Пути к отступлению не было.
- Через полчаса вас доставят в аэропорт. В чемодане! сказало усатое масленоглазое величество и отвернулось, давая понять, что аудиенция окончена.
Смертельный ужас сковал все члены Антона Варфоломеевича, глаза остекленели, нижняя губа безвольно отвисла, и с нее потекли слюни. Ему вдруг стало все настолько безразлично, что он навзничь повалился на ковер, в падении извергая из растревоженного желудка на ворсистую узорчатую поверхность бесценного ковра то, что еще недавно было сказочным, царским угощением.
Всю ночь Антон Варфоломеевич не спал, доведя этим свою ненаглядную Валентину Сергеевну чуть ли не до обморока. Она никак не могла понять, что творится с мужем, и надоедала своими чересчур заботливыми расспросами. Разузнать ей так ничего и не удалось - муж был в столь подавленном состоянии, что не замечал ее назойливости.
До самого утра Антона Варфоломеевича знобило, мутило, выворачивало наизнанку. Сидя на кухне, он пытался осмыслить, найти хотя бы малейшую логику в том, что с ним происходило. Но ничего путного в голову не шло, и он начинал все сначала, запутываясь все больше и больше.
А утром, разбитый и усталый, он отправился на службу.
У парадного крыльца Антон Варфоломеевич нос к носу столкнулся с замом. Лицо у того перекосилось.
- Что с тобой, Антоныч? - спросил он вместо обычного приветствия.
Баулин попытался приободриться, но это ему не удалось. И он промямлил:
- Пошаливает здоровьечко что-то.
Зам сочувственно пошевелил ресницами, похлопал Антона Варфоломеевича по спине.
- Эх, послал бы я тебя своей властью домой, отсыпаться, да никак нельзя. - Заму казалось, что его приятель недомогает не по причине ослабевшего вдруг здоровья, а просто с перепоя, хотя и не замечал за Баулиным особенного пристрастия к зеленому змию, - но с кем не бывает. - Нет, никак нельзя. Вчера под вечер прикатил-таки новый. Не поверишь, Антоныч, но мы с ним до двенадцати ночи торчали в кабинете - любознательный, я тебе скажу, во всем-то он хочет разобраться прямо с ходу. Но вообще-то мужик основательный, знающий, энергичный, - тут же добавил зам, давая понять, что он поддерживает нового руководителя целиком и полностью.
Слова доносились до Антона Варфоломеевича как сквозь ватные затычки в ушах, впрочем, ничего хорошего он и не ожидал.
- …ну и сегодня с утра, - продолжал зам, - всех начальников отделов, замов - на оперативку. А потом, где-то после обеда, с каждым по отдельности толковать будет. Твоя очередь первая.
И это не удивило Антона Варфоломеевича, сейчас он был готов ко всему. Главное, не подвел бы Сашка, подлец. А пока суд да дело, пока новый вникнет - что к чему, Антон Варфоломеевич будет во всеоружии.
Сашкин отчетик он полистал еще до оперативки и остался им вполне доволен - коротко, ясно, видна работа. Хотя голова соображала после бессонной ночи туговато, общий смысл он уловить сумел. Теперь оставалось только подать подготовленный материал в таком виде, чтобы ни малейшего сомнения в кипучей научной деятельности отдела у нового директора не возникло ни при каких обстоятельствах. Уж в чем, в чем, а в искусстве произносить пламенные, зажигательные речи и умении обаять собеседника, заставить его поверить каждому слову Антон Варфоломеевич был мастак.