- Назовем это трайбализмом. Позволяют ли они себе акты индивидуальной жестокости? Или это раса благожелательных существ? Или что-то среднее? Есть ли у них понятие эстетики? Любят они музыку, или это чисто человеческое отклонение? Держат ли они у себя в домах смертоносное оружие? Собираются ли в большие социальные группы? - Она склонила голову набок и посмотрела на Гарри сквозь прищуренные веки. - Вообще-то я думаю, на последний вопрос ответ уже есть. Без политической организации не осуществить масштабный инженерный проект. И мы знаем, что им хочется быть услышанными кем-то еще.
Принесли вино. Гарри его попробовал, кивнул одобрительно, и официант наполнил бокалы.
- Й вы думаете, что на все эти вопросы мы получим ответы? - спросил он.
Она пожала плечами:
- Вероятно, нет. Если они просто сказали "здравствуйте" и ничего добавлять не собираются, мы так и будем дальше строить догадки, а они станут для нас интригующей тайной, которая никогда не будет раскрыта. В результате мы ничего не узнаем об алтейцах, зато узнаем многое о самих себе.
Гарри когда-то приобрел неприятную привычку сравнивать с Джулией любую женщину, которая чем-то его интересовала. Лесли нельзя было бы Назвать неинтересной, но ей не хватало той природной чувственности, что была у его жены. Гарри понял, что дело тут не в сопоставлении обыкновенного человеческого лица с классическими чертами Джулии. Дело еще было в том, что Лесли более открыта. Дружелюбна. И, как ни странно, это работало против нее. А такое наблюдение - что оно говорит об извращенности человеческой натуры?
- Вы знаете, - спросил он, - что Белый дом собирается завтра сделать заявление?
- Эд мне говорил. Я собираюсь засесть в баре на Арлингтон-стрит и записывать комментарии посетителей. - Она снова улыбнулась - совершенно недвусмысленно, просто показывая, что ей сейчас хорошо. У Джулии проявления подобных чувств он не видел уже давно.
- Лесли, если они хотят послать второй сигнал, зачем они так долго ждут?
Она пожала плечами:
- Какие-то причины можно было бы назвать. Например, просто надо подготовить аппаратуру. Или само послание. Может быть, они очень похожи на нас, и сейчас какой-то комитет обсуждает, что и как передавать. Может быть, мы просто разговариваем с компьютером, а в нем что-то перегорело. Я вам вот что скажу: если второй передачи не будет, то с Эдом начнутся реальные проблемы. - Она с удовольствием попробовала вино; лицо ее стало серьезным. - Вы его хорошо знаете?
- Эда? Мы уже давно время от времени с ним работаем.
- Он прямо напрашивается на сердечный приступ. Когда-нибудь бывает, чтобы он не сидел за компьютером?
- Когда смотрит в телескоп.
- И все?
- В основном. Когда мы познакомились несколько лет назад, он ездил в Канаду охотиться, но ему надоело. Или оленей стало жалко - не помню. Но его трудно было бы представить себе на дорожке для боулинга или на поле для гольфа.
- Ему что-то подобное необходимо. - Она задумчиво прищурилась. - Он так поглощен изучением архитектуры космоса, что света не видит. Бейнс не такой, и Пит тоже. Надо бы ему кое-что у них перенять.
Ни Гарри, ни Гамбини никогда раньше не бывали в Белом доме в официальном качестве. Гамбини спокойно признался, что вообще ни разу там не был, хотя существенную часть жизни прожил в Вашингтоне.
Они вошли, как их проинструктировали, по туннелю из Казначейства и были препровождены в кабинет на первом этаже, где обнаружился Розенблюм в компании исполненного самоуважения энергичного мужчины, в котором Гарри узнал Абрахама Хилтона, чиновника по связи с прессой.
До вступления в штат Белого дома Хилтон был популярным радио- и телеобозревателем консервативного толка. У него был голос, подобный щелчку бича, и навыки участника диспутов, весьма помогавшие ему в периодических стычках с репортерами. При входе Гамбини и Гарри он многозначительно посмотрел на часы.
- Я был бы очень благодарен вам, джентльмены, если бы в будущем вы смогли приходить вовремя.
- Нам было сказано прийти в три, - возразил Гамбини.
- В три начинается пресс-конференция. Вы же не хотите войти туда без подготовки? Мы начинаем - точнее, мы хотели начать, - в два. - У Розенблюма был вид человека, совершившего оплошность. - Кто из вас Гамбини?
Физик холодно поклонился.
- Президент попросит вас сказать несколько слов. - Хилтон полез в кейс и достал лист бумаги. - Мы бы хотели, чтобы ваши замечания были вот в этом роде. Постарайтесь, чтобыони прозвучали экспромтом.
Тут он сбил Гарри с толку короткой улыбкой, означавшей, что никто не должен ничего этого принимать всерьез. Но улыбка тут же исчезла, едва успел Гарри понять, что она значит.
- Вы трое будете сидеть в переднем ряду, когда войдет президент. Он сделает заявление. Потом он представит каждого из вас и пригласит вас, - он показал рукой на Гамбини, - на трибуну. Доктор Гамбини, когда вам предоставят слово, постарайтесь быть кратким и после этого верните трибуну президенту. Но будьте рядом на случай, если вы ему понадобитесь. Не забывайте придерживаться сценария. Потом президенту начнут задавать вопросы. Через тридцать минут все закончится - на вопросе Эдди Янга. Это такой коротышка со светлыми волосами, только их уже почти не осталось. Он из Эн-пи-ар, будет сидеть за доктором Розенблюмом. Когда президент выйдет, вы, джентльмены, окажетесь под градом вопросов. Предлагалось быстро вас вывести, чтобы выручить вас, но было решено, что не стоит. Вас все равно поймают, куда бы вы ни пошли, так что лучше со всем этим покончить сразу на месте. Пока все ясно?
- Мне ничего не придется говорить? - спросил Гарри.
- Нет. Просто встаньте, когда он назовет ваше имя, и улыбнитесь в камеры. - Хилтон скривился, будто вспоминая, не забыл ли он чего, и решил, что нет. - О'кей, у нас не слишком много остается времени. Давайте обсудим, что могут спросить репортеры.
Джон У. Харли энергично вышел из-за штор с улыбкой на лице и занял место за кафедрой с эмблемой президента. Справа от него висели лекционные плакаты, слева расположился администратор НАСА Эймс Аткин. Харли был очень невысок- самый низкорослый президент на памяти современного поколения, и его рост служил материалом для бесконечных анекдотов. Карикатуристы изображали, как он разговаривает с Вашингтоном, Линкольном или Вильсоном, но он это воспринимал с юмором, сам смеялся анекдотам о себе и даже иногда их рассказывал. Недостаток внушительности, обычно фатальный дефект для серьезной политической карьеры, сделал его символом среднего человека с улицы. Харли был президентом, с которым идентифицировал себя каждый.
В небольшой зал набилось человек двести. По центральному проходу покатились на тележках телекамеры, президент благодарно улыбнулся в ответ на аплодисменты, посмотрел в первый ряд на Гарри и улыбнулся еще раз.
- Леди и джентльмены! - начал он. - Я знаю, что вы все видели сегодняшние экономические показатели и ждете, что я буду что-то вещать по этому поводу. Так вот, я эту тему затрагивать не собираюсь.
Раздались смешки. Дело в том, что, хотя точка зрения президента обычно бывала куда правее, чем у большинства представителей прессы, сам он среди них тем не менее пользовался популярностью.
Он вдруг посерьезнел и обвел взглядом аудиторию. Корреспонденты притихли.
- Я хочу сделать довольно важное заявление. - Авторучки нависли над бумагой, всякое другое движение прекратилось. - В воскресенье семнадцатого сентября, перед рассветом, США приняли сигнал, который, по всей видимости, имеет внеземное происхождение. - Гарри был поражен наступившей абсолютной тишиной в забитом народом зале. Сзади кто-то приглушенно кашлянул. - Наши ученые утверждают, что передача исходит от небольшой группы звезд за пределами нашей галактики. Эти звезды расположены в созвездии Геркулеса и, как мне было сказано, крайне далеко от Земли. Настолько далеко, что и речи нет о возможности двустороннего обмена. Мистер Аткин мне сообщил, - кивок в сторону Аткина, - что сигналы были в пути около полутора миллионов лет.
Скрипнули стулья, несколько удивленных восклицаний, но вся пресса затаила дыхание.
- Это не текст. Передается некоторая математическая последовательность, которая явно не допускает иной интерпретации, кроме той, что я вам изложил. Кстати, я хочу воспользоваться моментом и указать, что это открытие было бы невозможно без системы "Скайнет".
Мы продолжаем слежение за этой группой звезд, но она уже несколько недель молчит, и мы не ожидаем дальнейших передач. - Президент сделал паузу, а когда снова заговорил, голос его был переполнен эмоциями. - Мы фактически ничего не знаем о том, кто сообщает нам о своем присутствии. Мы не можем надеяться на разговор с этими существами. Мне объяснили, что эта группа звезд удаляется от нас со скоростью восемь миль в секунду, и сигнал был послан более миллиона лет назад. Дошел он до нас только сейчас из-за этих огромных расстояний.
К сожалению, эти… существа не сочли нужным сообщить нам хоть что-либо о себе. Но они кое-что сообщили нам о Вселенной, в которой мы живем. Мы теперь знаем, что мы не одиноки.
Опять никто не шелохнулся. Телевизионщик, отъезжающий на тележке, чуть не потерял равновесие.
- Двое из тех, чьей заслугой было это открытие, - продолжал президент, - находятся сейчас среди нас. Я бы просил их подняться сюда ко мне и ответить на технические вопросы, которые могут у вас возникнуть. Это Эймс Аткин, администратор НАСА, и доктор Эд Гамбини, возглавляющий группу ученьгх в Центре космических полетов Годдарда.
Кто-то захлопал, и это нарушило оцепенение. Зал взорвался бурей аплодисментов. Гарри, который ожидал, что его тоже назовут, испытал одновременно облегчение и разочарование.
Аткин встал. Вид у него был величественный - седой, неторопливый, в глазах светится интеллект. Он оглядел собрание и уверенным жестом перевернул первую страницу стопки плакатов. Быстро рассказав о том, что такое пульсар, сопровождая лекцию иллюстрациями, подобранными группой Маевского, он перешел к описанию системы Алтеи, упомянул о межзвездных расстояниях и привнес немножко поэзии, упомянув о встретившихся в ночи кораблях.
Президент поблагодарил его и передал слово Гамбини, который почему-то нервничал. Ученый коротко рассказал о своей первой реакции, о невозможности сначала поверить, а затем о том, как почувствовал, что его настигла История. Фраза была точно из выданной ему бумажки, и он произнес ее деревянным голосом. Оставаясь в рамках, обозначенных Белым домом, он явно злился. Это было, говорил он дальше, почти религиозное переживание - понять, что еще кто-то есть во Вселенной.
- Разум, пославший передачу с Геркулеса, осознавал, что ни одной обитаемой планеты не может быть к нему ближе миллиона световых лет, и потому ему нужен был передатчик неимоверной силы. Этот разум задействовал звезду. - Только здесь Гамбини отклонился от сценария: - Каждый, кто захочет крикнуть "привет" через такую бездну расстояния, через полтора миллиона световых лет, кажется мне очень похожим на нас. Я могу понять эту потребность, как и, по-моему, все в этом зале. Кто бы ни был там, вдали, какова бы ни была эта технология, есть у него какие-то качества, которые будут знакомы нам. И нам повезло свести с ним знакомство.
Когда он закончил, начались вопросы. Политический обозреватель из "Вашингтон пост" спросил, имея в виду Бету, как объект с диаметром всего лишь в несколько километров может оказывать столь разрушительное действие на звезду, которая во столько раз больше Солнца. Гамбини попытался описать плотность Беты, но президент, продемонстрировав склонность к образному мышлению, предложил газетчику представить себе железное солнце.
- Да-да! - благодарно подхватил Гамбини. - Хотя железо такой плотности обеспечить никогда не могло бы. Спичечная коробка вещества этой звезды весила бы больше всей Северной Америки.
В ответ послышались скептические смешки. Конечно, доктор Гамбини преувеличил.
Репортер из "Уолл-стрит джорнел" выступил с вопросом:
- Если сигнал шел полтора миллиона лет, то они все там давно мертвы. Кто-нибудь может прокомментировать?
Аткин сообщил свое мнение, согласно которому к настоящему времени алтейцев давно уже нет на свете.
Кто-то еще поинтересовался, возможно ли, чтобы какие-либо инопланетяне когда бы то ни было посещали Землю.
- Нет, - ответил Гамбини, не скрывая, что вопрос его развлек. - Мы можем сказать с уверенностью, что они никогда не были ближе к нам, чем сейчас.
- Существует ли военная угроза? - Вопрос корреспондента "Чикаго трибюн".
Президент рассмеялся и успокоил мир.
- Имеем ли мы представление, как они выглядят?
- Есть ли у них название?
- Куда они теперь направляются? - Вопрос задала корреспондентка Эй-би-си, молодая чернокожая дама с ослепительной улыбкой. - И не является ли Альфа первым кандидатом на взрыв?
На Гамбини вопрос произвел впечатление.
- Они направляются к шаровому скоплению NGC6341, но к моменту их прибытия скопления там уже не будет.
Отвечая на вторую половину вопроса, он начал говорить о графиках распределения водорода и звездной эволюции, но президент его вежливо прервал и объяснил, что подробности Гамбини сможет изложить интересующимся после окончания пресс-конференции.
Последний вопрос Харли задал Эд Янг из Пи-би-эс:
- Сэр, предвидите ли вы какое-либо влияние этих событий на международную напряженность?
Президент искусно обошел вопрос.
- Эд, - заметил он, - в течение многих лет существовало мнение, что технологическая цивилизация разрушает сама себя, что в ближайшем будущем мы сами себя взорвем и ничем этого не предотвратить. Теперь мы по крайней мере уверены, что это не обязательно должно случиться. Доктор Аткин утверждает, что цивилизация, умеющая манипулировать телами звезд, подобно тому, что мы видим, не может не быть старой. И в этом смысле послание с Геркулеса благотворно для всех народов Земли.
Президент повернулся, помахал рукой аудитории, попрощался, пожал несколько рук и удалился.
Гарри открыл дверь, бросил кейс на пол, пальто на спинку дивана и включил свет. Рухнув в мягкое кресло, он потянулся за телевизионным пультом. Дом был наполнен звуками - часы на втором этаже, холодильник, тихое бормотание труб в стенах. Пластиковое пресс-папье на столе с надписью "Здесь работает Супермен" - подарок Томми.
Его впечатление, что Гамбини отлично выступил, подтвердилось подачей материала по телевизору. Ученый, преодолев первоначальную нервозность, проявил заинтересованность и компетентность. Конечно, он серо смотрелся на фоне шоумена-президента и аристократа-администратора, но в некоторые моменты бывал почти красноречив. И все, знавшие руководителя проекта, не преминули бы заметить мечтательность, с которой он отвечал на вопросы после пятидесяти дней молчания.
Сообщения в новостях были сдержанными по сравнению с масштабом события. Ведущий Си-би-эс Холден Беннет начал с простого заявления: "Мы больше не одиноки". И почти весь тридцатиминутный выпуск был посвящен пресс-конференции с объявлением о специальном выпуске в девять вечера. Приводились видеосъемки из космического центра и лаборатории космических исследований.
Еще передавали кадры заторов, снятые на Гринбелт-роуд, когда люди, слышавшие новости днем, стали съезжаться посмотреть на место, где произошло открытие. На самом деле при облетевших деревьях лаборатория была видна уже с хайвея.
Интервью с прохожими показывали, что интересуются разные люди по-разному. Некоторые реагировали бурно, другие же высказывали мнение, что страна слишком много тратит денег на проекты, от которых никому никакой пользы, а плечи народа трещат под бременем налогов. Кое-кто интересовался, не является ли угроза вторжения реальной, несмотря на все заверения политиков. Другие пытались связать Геркулес с Розуэллом.
Сообщения из Парижа, Лондона, Брюсселя и прочих европейских столиц показывали, что европейцы тоже реагируют спокойно. Пекин упрекнул США за столь долгую задержку информации, указывая, что подобное событие одинаково важно для всех стран. Китайский премьер по телевизору поинтересовался, что еще может скрывать американское правительство.
Си-эн-эн передавало интервью с двумя ближневосточными министрами иностранных дел, когда зазвонил телефон.
- Мистер Кармайкл? - спросил сочный, звучный и смутно знакомый голос.
- Это я.
- Эдди Симпсон. Мы бы хотели включить вас в завтрашнюю передачу.
Гарри вежливо выслушал, потом объяснил, что сейчас он слишком занят, так что спасибо. Второе приглашение прозвучало через шесть минут, и потом телефон не умолкал. Около половины девятого прибыла бригада новостей местного телевидения во главе с Артуром Мак-Катченом, энергичным ведущим из Балтимора. Гарри, слишком усталый, чтобы спорить, просто не пустил их в дом, "о разрешил взять у себя интервью на крыльце.
- Мне больше нечего сказать, - утверждал он. - Вы теперь знаете столько же, сколько и я. И вообще я не исследователь. Я только выписываю зарплату.
- А что вы скажете об обвинении, - целеустремленно спросил Мак-Катчен, - выдвинутом сегодня Пападопулосом? Он утверждает, что правительство хранило эти сведения в секрете в расчете получить военное преимущество.
Этого Гарри еще не слышал.
- А кто такой Пападопулос?
Мак-Катчен перешел на снисходительный тон:
- Несколько лет назад он выиграл Пулитцеровскую премию за книгу о Бертране Расселе. Еще он декан факультета философии в Кембридже и кое-что очень неприятное сегодня говорил о вас.
- Обо мне?
- Ну, не конкретно о вас. Но вообще о том, как Годдард прогнулся под политиков. Вы не хотите прокомментировать?
Гарри стало очень неуютно под камерами и прожекторами. На той стороне улицы послышался звук открываемой двери, а у начала подъездной дорожки вроде бы стали скапливаться люди.
- Нет, - сказал он. - У Пападопулоса есть право на собственное мнение, каково бы оно ни было. Но говорить о каких-то военных соображениях просто бессмысленно.
И Гарри, пробормотав извинения, протолкался к себе в дом и закрыл за собой дверь. Телефон зазвонил опять.
На этот раз это оказался Фил Кавано, астроном, иногда работавший по контракту с Годдардом, и он был вне себя.
- Я могу понять, Гарри, что вы не хотели давать никаких интерпретаций, - сказал он срывающимся голосом, - но скрывать сам факт передачи - это бессовестно. Я знаю, что это решали не вы, но мне очень жаль, что у кого-нибудь из вас - вас лично, Гамбини, кого угодно - не хватило духу сказать Харли, в чем состоят обязанности НАСА!
Несколько позже позвонил Гамбини.
- Я в мотеле, - сказал он. - И судя по тому, как до тебя не дозвониться, у тебя те же проблемы, что и у меня. У меня такое чувство, что я прошелся по мозолям всей научной общественности. Даже философы и теологи жаждут моей крови. - Его ворчание перешло в смешок. - Я их всех отсылаю к Розенблюму. Так вот, Гарри, я хочу, чтобы ты знал, где я, на случай, если всплывет что-нибудь важное…
Без четверти девять позвонила Джулия.
- Гарри, я смотрела новости. - Она говорила осторожным голосом, и он понял, как ей трудно было позвонить. - Я за тебя рада. Поздравляю.
- Спасибо. - Гарри постарался, чтобы голос не звучал враждебно.
- Тебе теперь отдадут должность Квинта.
- Может быть.
Дом был погружен в темноту, но на дорожке появились огни фар.