- Все у нас распалось в ту ночь, когда пришел сигнал. - Гарри мотнул головой. - Нет, раньше, наверное. Намного раньше. Но в эту ночь все выплыло наружу.
- Дети есть?
- Один. Мальчик.
- Да, это еще тяжелее.
Гарри услышал голоса вокруг, звон стекла и тарелок, тихую музыку из колонок.
- Ладно, к черту, - сказал он.
Тут принесли рыбу, и тема была оставлена на время еды. Гарри осушил графин до дна и хотел заказать еще один, когда увидел, что она на него смотрит.
- Не одобряешь?
- Я не одобряю, только когда мне за это платят, Гарри. Тогда я вообще ничего не одобряю. - В глазах ее мелькнуло сожаление. - Может быть, потому что это всегда плохо кончается.
Гарри усмехнулся.
- Да, ты жуть до чего психолог. Ты это всем говоришь?
- Нет. Пациентам я говорю то, за что они мне платят, чтобы услышать. И это для них на ближайшее будущее хорошо, потому что на самом деле так оно и есть. А тебе я могу высказаться откровенно.
- Высказывайся.
- Ты интересный мужик, Гарри. В некоторых очень трудных вещах ты отлично умеешь адаптироваться. Например, ты сумел очень здорово поладить с самыми замечательными умами столетия. И с самыми толстыми задницами, попирающими правительственные кресла, если простишь мне такое выражение.
Гарри стал серьезным, ожидая продолжения.
- Люди вроде Гамбини и Квинта Розенблюма, - сказала она. - Большей разницы просто не придумать. Но оба они верят, что человеческая раса не очень многого стоит, и оба они тебя уважают. Корд Маевский разговаривает только с математиками, космологами и девственницами. Бейнс - только с Богом. И все они тебя принимают. Это, достижение немалое.
- Спасибо, - сказал Гарри. - Могу подломить кассу и сбежать. - Он разломил булочку пополам, намазал маслом, попробовал. - Ты не любишь Корда?
- Я такое говорила?
- Мне показалось.
- Кажется, люди вроде Маевского заставляют меня проявлять эмоции - того или иного рода. Но к обсуждаемому вопросу это отношения не имеет.
- А в чем же этот вопрос?
- Гарри, мне неприятно видеть тебя в таком состоянии.
- В каком?
Она повертела бокал в руке.
- Любой человек с улицы заметил бы, что ты ведешь себя не как обычно. По крайней мере последние месяца два. Пока я здесь.
- Откуда же ты знаешь, какое у меня поведение нормальное?
- Ты легко улыбаешься, Гарри. Но я еще ни разу не видела, как ты это делаешь, не опуская грустных глаз. Черт, да ты и сейчас так улыбаешься.
- Мне жаль, что это так заметно. Это время было для меня… необычным. Мотался между Геркулесом и Джулией. И что же ты мне предпишешь?
Она наклонилась вперед, блузка открылась еще чуть-чуть.
- Не знаю. Еще можно что-то исправить?
Да, хотелось ему крикнуть. Она. на самом деле не ушла. Нам просто нужно время.
- Нет, - ответил он.
- Ты уверен?
- Уверен.
- Если так, ты прежде всего должен с этим свыкнуться. Это требует времени.
Он кивнул.
- Что-то я слишком разговорилась, - сказала Лесли. - От вина, наверное.
- Ты наверняка знаешь много таких случаев. Бывает, что люди потом сходятся снова?
- Мне горько это говорить, но я не думаю, что такое бывает в хоть сколько-нибудь существенном смысле. Даже если происходит примирение, люди обнаруживают, что тот супруг, которого они помнят, переменился. В каком-то смысле его или ее больше нет. Как будто человека заменили кем-то другим. - Она нашла его взгляд. Глаза ее мерцали. - То, что у людей было общего, пусть даже очень хорошее, разбивается необратимо, когда кто-то уходит. И потом уже никогда не восстанавливается. Примирение - это в лучшем случае скрепа или склейка.
- Ты говоришь как Пит Уиллер.
- Извини, Гарри, но если он так сказал, то он прав. Твою жену зовут Джулия?
- Да.
- Так вот, эта Джулия полная дура. Ей нелегко будет тебя заменить. Может быть, у нее хватит сообразительности это быстро просечь. И когда это случится, есть приличная вероятность, что она вернется. Если это то, чего ты хочешь, и ты правильно разыграешь свои карты, у тебя очень неплохие шансы. Но ты влипнешь в неприятную ситуацию. - Она отодвинула остатки ужина. - Все, наелась.
Гарри молчал.
- Ты этого хочешь? - спросила она.
- Не знаю. Я только знаю, что хотел бы ее вернуть.
- А я бы хотела, чтобы мне снова было двадцать два. - Она посмотрела пристально. - Гарри, мне очень жаль. Я не хотела быть жестокой. Но это один и тот же вопрос.
Маевский скучал.
Он сидел в кабинете Гамбини, закинув голову назад, закрыв глаза и раздувая щеки, а руки свесил по бокам кресла. Руководитель проекта, присев на край стола, что-то объяснял. Математик кивал, потом снова кивал. Но глаза открывал редко.
Гарри с любопытством наблюдал эту сцену через окно, пока Гамбини не заметил его и не махнул рукой, чтобы он зашел.
- Есть у меня к тебе вопрос, - начал он, когда Гарри закрыл дверь. Маевский обернулся посмотреть, кто пришел.
- Давай.
- Что будет, если мы пошлем копию передачи в АНБ и они что-нибудь из нее поймут?
- У них есть "Суперкрей", сделанный по спецзаказу, - перебил Маевский. - Этого может хватить, чтобы мы получили инструкции. А больше нам ничего и не надо. Хватит, чтобы начать.
Гарри задумался. Своего коллегу из АНБ он не знал. Тамошние ребята держались друг Друга. Они знали свое дело, ощущали себя элитой, страшно таились и до смерти боялись даже с кем-нибудь говорить, чтобы собеседник из интонации чего-нибудь не вытянул.
- Вряд ли этот проект заинтересует АНБ, и я подозреваю, у них хватает своих дел, чтобы еще брать на себя чужие. Но… - Он глянул на Гамбини. - Ты слышал, что сегодня говорил Розенблюм. Белый дом хочет забрать проект "Геркулес" из Годдарда в Форт-Мид. Если мы обратимся за помощью к АНБ, мы им сами пистолет зарядим. Стоит нам это сделать - и можем почти наверняка прощаться с программой.
- Точно моя мысль, - сказал Гамбини.
- Так мы будем работать над проектом в Форт-Миде, - пренебрежительно сказал Маевский. - Какая разница?
- Та разница, - объяснил Гарри, - что ты, Корд, уже над ним работать не будешь. Как только проект попадет к ним в руки, это будет уже их проект. Ты работаешь на НАСА, не на АНБ. И они тебя задействуют, только если сочтут незаменимым. Ты незаменим?
- Значит, выходит, что компьютеры для расшифровки передачи существуют, но мы не можем ими воспользоваться, чтобы не утратить проект? Это же идиотизм!
Гарри пожал плечами:
- Мы это называем межведомственными отношениями. - Он глянул на Гамбини. - Сигнал все еще идет?
- Да, - ответил Гамбини. - Наверное, они нам энциклопедию посылают. - Он был благодарен Гарри за смену темы. - Вот то, о чем мы говорим. - Гамбини протянул Гарри компакт-диск. - Это мы считаем руководством пользователя. Как работать с системой.
- А почему?
- Этот фрагмент давался в начале передачи и был четко отделен от остального текста. Это должно быть объяснение.
- Но, - сказал Маевский, - нужен будет достаточно мощный компьютер.
- А нашей аппаратуры не хватит? - спросил Гарри. - Я думал, теория говорит, что программа должна работать на чем-то самом простом.
- А кто знает, - сказал Гамбини, - что для алтейцев самое простое? Я не знаю, как тут поступить, Гарри. Мне очень не хочется терять время на обходные пути, когда на самом деле, вероятнее всего, достаточно найти правильный компьютер с правильными программами. Если мы ошиблись в предположениях и надо будет решать задачу каким-нибудь статистическим анализом, то мы с тобой вряд ли доживем до разгадки.
Гарри повертел в руках диск.
- Может быть, - сказал он, - вы не с той стороны заходите? Вы пользовались айбиэмовскими машинами?
- Конечно.
- Самыми большими, что у нас есть. А сейчас мы хотим найти еще большую. Однако логика Маевского предполагает меньшую. Менее сложную. - Гарри глянул на ноутбук Гамбини. - Я в этом не слишком разбираюсь, только знаю, что более мощные - они заодно и более сложные. Больше места для хранения информации. Больше инструкций, чтобы заставить машину работать. Я прав? Маевский кивнул.
Гамбини ясно давал понять, что Гарри заставляет его зря тратить время.
- А вы попробуйте машину поменьше, - предложил Гарри. - Дайте ей шанс. Что мы теряем?
- А ведь может быть, - задумчиво сказал Маевский. - Программа, которая не обращается ко всем адресам памяти машины, может не работать.
Гамбини помотал головой, поглядел на одного, на другого.
- Ты хочешь сказать, что маленький компьютер может то, чего не может большой?
Маевский кивнул.
Гамбини раскрыл ноутбук, включил его и взял у Гарри диск. Экран засветился, Маевский включил программу поиска и вставил диск в дисковод.
Засветилось окно:
ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ПРОГРАММЫ НЕДОСТАТОЧНО ПАМЯТИ.
Маевский покачал головой:
- Погоди-ка секунду!
Он вышел, и видно было, как он говорит с каким-то техником. Вернулся он хмурый.
- У нас нет программы поиска, требующей меньше памяти, - сказал он. - Надо попробовать на настольной машине.
- То есть опять более мощный компьютер, - вздохнул Гарри. - На круги своя.
- Можно переписать какую-нибудь из программ, - предложил Гамбини. - Но это потребует времени.
- Постоцте! - Маевский снова выскочил из кабинета, покопался в ящиках и вернулся с диском. - "Звездный путь", - сказал он. - Эта штука тут валялась годами. Ей не нужно много памяти, и у нее есть фрагмент, который позволяет "Энтерпрайзу" анализировать тактические позиции Клингона. - Он осклабился: - А, черт с ним, попробуем.
Маевский загрузил игру, выбрал задание, а когда на экране засветился запрос, включил инструкции поиска. Потом он повернулся к Гарри.
- Давай, - сказал он. - Твоя была идея.
На экране отображалась имитация локаторов "Энтерпрайза". Видна была горсточка звезд, несколько десятков планет и любопытное возмущение по левому борту, которое могло быть каким-то объектом, прикрытым устройством невидимости. Нижнюю часть экрана занимали две панели состояния: строй кораблей слева, боевой поиск и анализ справа. Там светилась надпись: КОНТАКТОВ НЕТ.
Гарри добавил диск с Геркулеса и включил поиск.
Замигали красные лампочки дисководов.
- Читает, - сказал Гамбини.
Звездолет разгонялся. Возмущение, которое могло быть невидимым кораблем, исчезало с экрана. Звезды летели мимо "Энтерпрайза", как в старом телефильме, потом они стали реже и тоже пропали.
- В игре этого не происходит, - заметил Маевский. Надпись КОНТАКТОВ НЕТ мигнула и исчезла. Панель
состояния опустела.
И появилось изображение куба.
- Такого точно в игре нет! - Маевский облокотился на стол, положил подбородок на руки и вдвинулся в экран.
Куб повернулся под сорок пять градусов, остановился и закрутился в обратную сторону.
Гамбини смотрел с надеждой. Когда он заговорил, голос прозвучал хрипло.
- Может быть, - сказал он. - Может быть.
Это был совершенно обычный куб. И в официальном отчете он выглядел бы чертовски глупо. Может, алтейцы отличные инженеры, но им бы не помешал ликбез по пиару.
- Зачем? - спросил Гарри. - За каким чертом они нам послали кирпич?
- Это не кирпич, - ответил Римфорд. - Это они нас приветствуют самым простым из возможных способов. Когда мы обсуждали проблемы общения между культурами, ранее полностью изолированными, мы думали только в терминах передачи инструкций. Но они пошли на шаг дальше. Наверное, они решили, что нам нужно какое-то ощутимое поощрение, и потому послали картинку. И еще они установили некоторые параметры архитектуры компьютера, который мы, по их мнению, будем использовать, чтобы согласовать их с передачей.
Маевский со своими помощниками заканчивал регулировку компьютера. Математик вставил на место какую-то панель и дал сигнал Гамбини. Руководитель проекта загрузил стандартную программу поиска и вставил диск с записью передачи.
К машине были подключены несколько мониторов, чтобы всем было видно. Лаборатория была забита народом: люди, чья смена кончилась, еще остались, и царила атмосфера праздника.
Гамбини махнул рукой, требуя тишины.
- Кажется, мы готовы, - сказал он, включил компьютер в режим сканирования, и веселый шум затих. Все глаза смотрели на экраны.
Замигали красные лампочки.
- Работает, - произнесла Анджела Делласандро. Где-то в здании хлопнула дверь, послышался шум бойлера. Экраны были пусты. Лампочки погасли.
И появилась черная точка, едва различимая. Гарри попытался понять, не мерещится ли ему, но точка раздулась в выпуклость. От нее протянулась черта через весь экран. Потом она свернула вниз под прямым углом и описала петлю. От основания петли протянулась вторая линия параллельно первой, а на конце ее возникла еще одна петля, касающаяся первой прямой.
Это был цилиндр.
Кто-то радостно завопил. Послышался хлопок и шипение пены.
Римфорд стоял у монитора, свет экрана падал на его лицо.
- Вот тебе и тезис Брокмана, - сказал астроном.
- Нет еще, - возразил Гамбини. - Пока еще рано говорить.
Под цилиндром появилась надпись из двенадцати знаков. Стало слышно, как напряженно дышит Римфорд.
- Это будет его название, - сказал он. - Обозначение для цилиндра. Нам передают словарь.
- А что такое тезис Брокмана? - спросил Гарри. Лесли посмотрела на Бейнса, тот кивнул.
- Гарви Брокман, - сообщила Лесли, - это психолог из Гамбурга, который утверждает, что две полностью чуждые друг другу культуры не смогут общаться иначе как на самом поверхностном уровне. Он обосновывает свою мысль тем, что для интерпретации данных очень существенны психология, среда, общественные условия и история, следовательно, они же важны для общения и понимания мыслей друг друга. Нет параллельного опыта - нет разговора. - В голосе ее зазвучало сомнение. - Эд тебе скажет, что Брокман может еще оказаться прав, поскольку мы только начинаем. Но я думаю, мы уже видим некоторые свойства подхода алтейцев к разрешению проблем, очень похожие на наши. И сегодня вечером мы можем получить еще одно этому подтверждение.
Римфорд заинтересовался:
- А какое, Лесли?
- А ты представь себе нас, - сказала она. - Если бы мы кодировали картинку для другого вида, какое изображение мы бы послали обязательно?
- Наше собственное, - ответил Гарри.
- В точку. Гарри, из тебя вышел бы отличный психолог. Так вот, я скажу вам, что нам предстоит узнать. Способность к созданию технологической цивилизации требует по самой своей сути определенной логики и типа восприятия, что перевешивает, и намного, быть может, факторы, о которых говорит Брокман.
- Посмотрим, - пожал плечами Гамбини. - Надеюсь, что ты права.
На глазах у Гарри цилиндр исчез.
Снова появилась точка. На этот раз получилась сфера. И снова с надписью. Пирамида. Трохоида.
- Розенблюм уже знает? - спросил Гарри.
- Я не уверен, что мы уже готовы выходить на директора, - ответил ему Гамбини. - Можно сообщить ему позже, когда поймем, что у нас тут получается. Ведь именно это он и любит? А пока что выкинем отсюда этих алкоголиков.
Он возвысил голос на последней фразе, и несколько "алкоголиков" зааплодировали.
Через некоторое время снова появился цилиндр, но под прямым углом к ранее показанному. И новая надпись.
- Она должна быть похожа на предыдущую, - сказал Маевский, - и общая часть, значит, будет определять сам предмет. А различие - угол наклона или что-то в этом роде.
Гарри не понял, но спрашивать не стал. Появился третий цилиндр.
И еще долго продолжалась демонстрация геометрических фигур. В конце концов Гарри заскучал и сказал, что пойдет известить Розенблюма. Было уже за полночь.
Директор не выразил удовольствия ни поздним временем звонка, ни содержанием сообщения.
- Цилиндры! - буркнул он. - О'кей, Гарри, но это не то, что нам нужно. Ладно, ты присматривай, что будет дальше, и извести меня, если появится что-то новое.
Гарри нашел пустой кабинет и часок вздремнул. Когда он вернулся в центр, то все еще ощущал жуткую усталость. Найдя Гамбини, он описал ему реакцию директора и хотел уже попрощаться, когда заметил, что физик вообще ничего из его слов не слышал. И вообще настроение в зале как-то изменилось.
- Что случилось? - спросил Гарри.
На рядах экранов все еще красовались разные геометрические фигуры. Гарри понял, что программа кончила работу, что инструкции получены и теперь ученые собираются начать более детальное исследование. Гамбини подтащил его к одному компьютеру.
- Вот на это ты должен посмотреть.
Он включил машину и отошел, чтобы не закрывать Гарри обзор.
Рядом появилась Лесли.
- Привет! Кажется, серьезное дело сегодня делается. И я так понимаю, что это твоя заслуга, Гарри. Поздравляю.
Она сияла.
На экране обрела форму и стала вращаться сфера. На приличном расстоянии от ее поверхности появились четыре точки, раздулись и выбросили параллельные кривые, быстро окружившие сферу. На образе нарисовались тени и углы, придавая ему глубину.
- Боже мой! - ахнул Гарри. - Это же Сатурн!
- Вряд ли, - усомнился Гамбини. - Но я думаю, нет ли колец у их родной планеты.
Картинка исчезла.
И снова стала видна знакомая черная точка. На этот раз она постепенно раздулась в нечто вроде тетраэдра. Фигура была похожа на паука и шевелила конечностями.
- Мы думаем, что так выглядит алтеец, - сказал Гамбини.
На следующий день Гамбини ушел к себе на квартиру в VIP-секции в северо-западном углу Годдарда. Он не знал, сможет ли уснуть, но сейчас делом занимались компьютеры, и Гамбини хотел сохранить на будущее хоть какую-то работоспособность.
Он рухнул на кровать, довольный, и погрузился в забытье со счастливой мыслью, что исполнились честолюбивые мечты его жизни. На самом деле все мечты, к которым можно было относиться серьезно, превзойдены многократно.
Когда через несколько часов зазвонил телефон, Гамбини не сразу сообразил, где находится. Он зарылся головой в подушки, но телефон звонил настойчиво, и физик, пошарив рукой, стукнул по нему.
Голос на другом конце принадлежал Чарли Хофферу.
- Кончилось, - сказал он.
- Что? Передача сигнала?
- Да. Пульсар снова заработал. Гамбини поглядел на часы:
- Девять пятьдесят три.
- Полный оборот по орбите, - подтвердил Хоффер.
- Они последовательны. Каков объем?
- Мы еще не подсчитали.
- О'кей, спасибо, - сказал Гамбини. - Если что-нибудь изменится, Чарли, дай мне знать.
Он вбил цифры в калькулятор. Объем переданной информации был около 46,6 миллиона символов.