И все же его охватил восторг. Приятно было принимать участие в великом открытии. Даже пусть его роль состоит в том, чтобы стоять у кромки поля и подбадривать игроков. Наверное, что-то прорвалось наружу, потому что из-за соседних столиков на него посмотрели с любопытством. Но ему было все равно. И это тоже было странно: Гарри всегда заботило, как его воспринимают.
Уиллер не обратил внимания на принесенный ему стакан.
- Я никак не могу избавиться от мысли, - сказал он, - что нас ждут еще сюрпризы. Эд считает, что у него все под контролем, но здесь слишком много неизвестных.
- Что ты имеешь в виду?
- Мы продолжаем предполагать, что они такие же, как мы. Например, все мы ждем следующего сообщения. Но алтейцы обозначили свое присутствие и, быть может, не видят причин что-нибудь еще передавать. В конце концов, какой от этого толк им?
- Я об этом не подумал, - сказал Гарри. Глаза Пита хитро вспыхнули.
- А так может быть. Очень забавная картинка, как наши люди до старости ждут продолжения того, что уже кончилось. Ты можешь себе представить, что это значит для Эда или Маевского?
- Злобный ты, Пит, - небрежно бросил Гарри, хотя ему не по себе было от веселья Уиллера. - Для Эда это было бы хуже смерти.
- Подозреваю, что ты прав. И по-моему, это многое говорит о том, как Эд себя настроил. - Он пригубил стакан и выразил на лице одобрение. - Многое может случиться. Мы склоняемся к предположению, что любая передача будет содержать массу технического материала.
- Почему ты так думаешь?
- Энтузиазм от общения с цивилизацией, способной создавать звезды и нажимать кнопки на пульсаре. Дело не просто в том, что придет привет из далекой темноты. Все думают, что мы многое должны узнать. Очень многое. Это ясно по манере, в которой об этом говорят. Алтейцы могут нам рассказать, как они делают пульсар и Гамму. Подумай только, какой это будет для нас прорыв. Сегодня я слушал разговор Эда с Римфордом, они говорят в терминах БЕТ.
- БЕТ?
- Больших Единых Теорий. Мы имеем дело с видом, у которого очень высокая технология существует невообразимо долгое время. Они могут вполне предполагать, что вся эта техника известна каждому. Могут счесть ее настолько тривиальной, что и упоминать о ней не стоит. Или слишком опасной для другой цивилизации.
- Опасной? Каким образом. Пит пожал плечами:
- Может, она включает инструкцию, как построить дешевую карманную атомную бомбу? Или искривитель света.
- Пит, притормози. Что такое искривитель света?
- Способ сделать себя невидимым. Представь себе, на что станет похожа жизнь, если каждый сможет натянуть куртку и стать невидимым.
- Мне кажется, ты слишком далеко заглядываешь.
- Разумеется. Но вся эта штука с очень дальним прицелом. В любом случае, если мы получим текстовую передачу, второе послание, я очень удивлюсь, если оно не будет содержать что-то совершенно иное, а не то, что мы ожидаем. Такое, чем они гордятся, но что Эда не позабавит.
- Например?
Темные глаза Уиллера мерцали в свете свечей. Он более других, для которых космология и астрономия были разделами математики, был похож на человека, знающего, что такое на самом деле световой год.
- Что ты скажешь о романе? - предположил он. - Конфликт на космической сцене между существами с передовой философией и совершенно чуждыми эмоциями. Быть может, они будут считать этот роман своим высшим достижением и захотят поделиться им со Вселенной, как мы могли бы захотеть поделиться "Гамлетом". Но для нас он даже после перевода остался бы непостижимым.
Гарри усмехнулся:
- Вряд ли НАСА будет в восторге.
- А может, они нам пришлют симфонию. Гарри осушил стакан:
- Лишь бы она не оказалась попсой. Но ты действительно думаешь, что именно так и выйдет?
Принесли бифштексы, и официант расставил их, пока Уиллер думал над вопросом Гарри.
- В такой ситуации все возможно, - сказал он наконец. - У нас нет опыта. И отправители могут не ожидать от передачи ничего, кроме разве что удовлетворения, что послали сигнал, который, быть может, никто никогда не примет. Ты упоминал таблички на "Пионерах" и "Вояджерах". У нас не было места, чтобы многое там сказать, но если бы даже было, вряд ли кому-то пришло бы в голову писать там инструкции, скажем, по расщеплению атома - на случай, если табличку найдет какая-нибудь цивилизация каменного века. Нет, главное они нам уже сообщили. Они сказали: "Мы здесь". Если будет что-то большее, я надеюсь, что у нас хватит ума понять, что это, извлечь из этого всю возможную выгоду и вместе с тем проявить осторожность, которой требует ситуация.
Бифштексы оказались отличными, и еще на тарелке громоздилась жареная картошка и булочки.
- Слишком на многое надеешься, - сказал Гарри уже за кофе.
- Ты сегодня работаешь до ночи? - спросил Уиллер, очевидно, удивившись, что Гарри не ужинает дома.
- Нет.
Слово это неловко повисло в воздухе. Гарри знал священника дольше, чем знал Гамбини, но отношения у них были не столь близкими. Сейчас он смотрел на собеседника, и у него было искушение воспользоваться случаем и что-то рассказать о Джулии. Но сколько подобных жалких историй пришлось Уиллеру выслушать за многие годы просто потому, что он носит сутану?
- Я дал кухарке выходной, - сказал он.
Но Уиллер, очевидно, понял по голосу и внимательно посмотрел на Гарри.
- Я бы хотел попросить тебя об одолжении. Я еду на вечер в Карфаген, завтра днем вернусь. - Он записал телефон и протянул его Гарри. - Позвони мне, если что-нибудь изменится. О'кей?
- О'кей.
Они попросили счет, оплатили пополам и вышли.
- Как Джулия? - небрежно спросил Уиллер. Гарри удивился:
- Я и не знал, что вы знакомы.
- Она как-то была на завтраке у епископа несколько лет назад. - Уиллер глянул на запад и посмотрел на часы. Над горизонтом начинала восходить луна. - Комета зашла.
Гарри что-то хмыкнул.
- Такую женщину трудно забыть, - добавил Уиллер.
- Спасибо на добром слове, - ответил Гарри. Они со священником шли, похрустывая ботинками по гравию, к машине Уиллера, бежевому "саксону" последней модели. - У нас сейчас некоторые трения.
- Прискорбно слышать. Гарри пожал плечами. Уиллер огляделся:
- Где твоя машина?
- У ворот. Я сюда пришел пешком.
- Садись, я тебя подвезу, - предложил Уиллер.
Он выехал со стоянки, проехал Гринбелт-роуд, свернул на стоянку у главного входа и плавно затормозил возле "крайслера" Гарри.
- У тебя есть несколько минут, чтобы послушать? - спросил Гарри.
- Если ты хочешь говорить, - ответил Уиллер.
Гарри описал нарастающее напряжение последних месяцев, убеждение Джулии, что он слишком много времени проводит на работе и слишком мало оставляет для семьи, его собственное растущее недовольство, что она не хочет понимать его профессиональной увлеченности. Он говорил об ужине с Джулией в тот вечер, когда было сделано открытие, о его грустном результате и ее уходе. Он скрыл - или попытался скрыть - свое возмущение. Закончив речь, Гарри сложил руки на груди, будто защищаясь.
- Пит, у тебя в таких делах должен быть большой опыт. Каковы шансы, что все наладится?
- В своем опыте я не уверен, - сказал Уиллер. - Как правило, норбертинцы не несут пастырского служения, а это именно то, что нужно, когда сталкиваешься с семейными трудностями. Я лично вообще никогда этим не занимался. Но могу рекомендовать хорошего консультанта, если хочешь. Ты не католик?
- Нет.
- Это не важно. Я могу тебя с ним свести или рассказать, каково общее мнение по подобным проблемам, как это все происходит и какой образ действий обычно рекомендуют.
- Рассказывай, - попросил Гарри.
- Судя по тому, что ты мне рассказал, у нее нет кого-то другого, у вас нет споров из-за денег, из-за пьянства и не было драк. Обычно, когда нет очевидной причины для распада брака, более или менее благополучного в течение многих лет, то дело в том, что двое перестали вести общую жизнь. Каждый ушел куда-то на свою орбиту, и эти орбиты не Слишком соприкасаются, разве что за столом или в постели. Сами участники могут этого не сознавать, но брак начинает их тяготить - кого-то из них или обоих. Ты в своей профессии из лучших, Гарри. Сколько вечеров в неделю ты проводишь на работе?
- Два-три, - сказал Гарри, испытывая неловкость от такого поворота разговора. - Иногда больше.
- А уикэндов?
- Примерно один в месяц.
- Только один?
- Ну, вообще-То я работаю по полдня каждый уик-энд, - поморщился Гарри. - Но этого требует сама работа. Она же у меня не с девяти до пяти.
- Понимаю, - кивнул Уиллер. - Без тебя вообще центр пришлось бы закрыть.
Это был болезненный укол. Гарри молча посмотрел на монаха.
- Извини, - поспешил сказать Уиллер. - Научись поручать другим свою работу. Дай шанс своим помощникам себя проявить. Они отлично справятся.
- Понимаешь, Пит, когда такое творится, мне просто надо здесь быть…
- Знаешь, Гарри, мне иногда все-таки приходится выполнять функции священника.
Гарри моргнул:
- Не совсем понял.
- Когда кто-то серьезно болен, лежит на смертном одре, то посылают за мной.
- Понимаю.
- Иногда последнее человеческое лицо, которое они видят, - мое.
- Понимаю.
- И ни один из них никогда не говорил мне, что должен держаться, потому что на работе без него не обойдутся. - Порыв ветра шевельнул верхушки деревьев у края стоянки. - И есть шанс, - продолжал монах, - что, когда ты все-таки дома, у тебя тоже для нее нет времени.
Этот разговор начал Гарри доставать.
- Нет, я не думаю, что это правда. Мы регулярно куда-нибудь ходим, в кино, в театр, в местные клубы.
- Тебе лучше знать.
- А часто такое случается? В смысле, между людьми, которые довольно давно женаты? Я думал, что после первых нескольких лет дальше можно, в общем, уже не опасаться.
- Все время случается.
- И что я могу сделать? - спросил Гарри. - Не думаю, чтобы она сейчас была согласна на задушевную беседу.
Уиллер кивнул.
- Гарри, покосившийся брак очень трудно исправить. Мне неприятно тебе это говорить. Я видел твою жену только один раз, но она не произвела на меня впечатление женщины, которая действует поспешно. Если это так, то вернуть ее будет трудно. Но я думаю, что ты можешь попытаться. Я бы попробовал увезти ее от всех старых ассоциаций куда-нибудь на пару дней, просто чтобы все обсудить. Постарайся сделать это как можно более ненавязчиво, но отвези куда-нибудь, где никто из вас раньше не бывал. И поговори с ней - но не о вашем браке, о твоей работе или общих проблемах. Попытайся все начать сначала - ты и она.
- Это не выйдет, - ответил Гарри. - Сейчас - нет.
- Это наверняка так, если ты решил, что это так. Но тебе при этом нечего терять. И я могу тебе предложить идеальное место.
- Норбертинцы содержат мотели?
- Вышло так, - объяснил Уиллер, - что у нас есть монастырь для послушников возле Бэзил-Пойнт на берегу Чесапикского залива. Его нам передали в дар пару лет назад, но дело в том, что нам его трудно использовать. Слишком велик. Он находится в прекрасном месте с отличным видом на залив. Я обычно там живу, когда бываю вблизи Вашингтона. Сейчас там где-то с дюжину Наших людей, не больше. Кстати, один из них - это Рене Сандерленд, один из лучших бриджистов штата, если не самый лучший. Пару больших зданий мы превратили в аббатство и семинарию. Но в семинарии всего два студента.
- Какие-то не слишком радужные перспективы, - заметил Гарри.
- Об этом поговорим в другой раз.
Уиллер включил отопление в машине, и Гарри только тогда заметил, что становится холодно и ноги мерзнут.
- В семидесятых годах тогдашние владельцы пристроили гостиницу. Мы ее зарезервировали для посещающих прелатов, но они приезжают довольно редко. Регулярно к нам ездят только аббат и директор Национального Братства Христианской Доктрины - оба они любят играть в бридж с Рене, а это значит, что они останавливаются в главном здании. Поэтому гостиница не используется годами. И я уверен, что для доброго дела я могу вам ее обеспечить.
Гарри обдумал предложение. Может быть, это стоило попробовать в субботу вечером вместо той дурацкой провальной пьесы. Но сейчас уже поздно.
- Спасибо, Пит, - сказал он. - Буду иметь в виду.
Обычно Уиллер получал удовольствие от двухчасовой дороги до Карфагена. Но сегодня он ехал по мрачному вечернему ландшафту: голые деревья и длинные пожухлые стебли трав на пологих холмах, Какой-то упадок ощущался в воздухе, будто вот эта дорога № 50 сделала объезд во времени и теперь вилась по очень постаревшей Виргинии.
Хайвей петлял и нырял среди увядших пастбищ, мимо брошенных тракторов и комбайнов. Поодаль от дороги стояли темные фермерские дома, кое-где в пыли и высохшей грязи торчали ушедшие в землю по кабину старые автомобили, на земле на деревянных щитах были выложены двигатели и карбюраторы.
Возле Миддлберга Уиллер включил радио и попал на какое-то ток-шоу. Он не стал прислушиваться, но гул голосов успокаивал.
Сначала он думал, что его взволновала проблема Гарри. Но что-то было еще и за этим, какой-то второй слой, связанный не только с тем, что распадался еще один брак, но и с передачей из Геркулеса. Сейчас это созвездие было невидимо, скрыто проплывающими облаками. Впереди, в сторону Карфагена, небо было затянуто, и звезды на нем не виднелись. Иногда у горизонта вспыхивали молнии.
Вполне знакомая, хотя и зловещая картина облачности. В последние годы Уиллер стал любить знакомое и близкое, ценить то, что можно тронуть рукой или узнать непосредственно, - камень и песок, дождь и деревья. Полированное красное дерево и прохладное стекло. Детская рука. Длинный тубус телескопа.
Но чем глубже человеческое видение проникало в ночь, тем дальше отступало земное. Каждый шаг вперед всегда означал утрату чего-то. Появился Галилей - и человека выпихнули из центра мироздания. Появилось телевидение - и ушли в прошлое разговоры на крылечке. Интересно, что будет утрачено, когда закончатся события, связанные с Геркулесом. Может быть, куда лучше будет для всех, если собирающаяся гроза заглушит будущий сигнал.
За дорогой № 81 первые брызги оросили ветровое стекло.
В Карфаген он приехал почти в одиннадцать вечера, под ровную морось. Колокольня Св. Екатерины с большим серым крестом высилась посреди делового района. Уиллер свернул за церковь и заехал на небольшую стоянку для священников и причта. Полицейская патрульная машина притормозила, посмотрела, как он вышел, и поехала дальше.
Дом приходского священника был простым двухэтажным строением. Сзади, над скользкой от дождя дверью, горел фонарь. При подходе Уиллера дверь открылась, зажегся свет и появился Джек Пиплз. Он приветственно помахал, протянул руку за чемоданом и втащил Уиллера в дом.
С годами Джек почти не менялся. С последней их встречи он прибавил несколько фунтов, но волосы сохранили черноту, и он все так же лучился энергией и энтузиазмом, если его вдохновляло правое дело. Их в последние годы было не слишком много, учитывая продолжающийся дрейф церкви назад, к девятнадцатому веку.
Если бы обстоятельства для Пиплза сложились по-иному, если бы он не родился в старинной католической семье, где сыновей обычно отдавали на служение церкви - хотя в своем поколении только Джек ощутил это призвание, - он бы мог стать вполне успешным бухгалтером или специалистом по компьютерам. У него был талант в том и в другом, а кроме того, он был человеком, внушающим уверенность.
- Рад тебя видеть, Пит! - сказал он и посмотрел мимо колокольни на небо. - Собачья погода, а?
Джек был из тех молодых священников, что предались Ватикану сразу и до конца, которые выматывали себя, давая сексуально озабоченным подросткам чувство собственной значимости, устраивая гитарные мессы для утомленных родителей. Он был одним из первых, кто выкорчевал скамейки для коленопреклонений, но Общество Господне так и не настало. Всемогущий остался в своем привычном отдалении, а прихожане, которые должны были найти друг в друге радость и мир, снова стали думать о карьерах и закладных, еще глубже ушли каждый в свою скорлупу и оставили Джека Пиплза и ему подобных под развалинами.
Уиллер и Пиплз познакомились на семинаре по ораторскому искусству и с тех пор регулярно навещали друг друга. Старший священник был фонтаном церковных преданий и сплетен, отлично приправленных остроумием, которое навлекло бы на него крупные неприятности от кардинала, если бы его рассказы дошли до начальства.
Сегодня Уиллер приехал по официальному поводу: отпраздновать с Джеком его повышение в монсеньоры и одновременное назначение пастором церкви Св. Екатерины. Назначение было произведено в прошлую субботу, хотя напрашивалось давно: Джек уже три года был в этой церкви единственным священником.
Уиллер поздравил Джека с повышением, заранее зная, что его старший друг, все такой же бунтовщик, только отмахнется, как от не стоящей внимания чепухи. Все же было видно, что Джеку приятно.
Уиллер внес сумку в свою комнату, которую всегда ему отводили при приездах в Карфаген, принял душ и вернулся вниз в кабинет пастора.
Джек отложил книгу и достал яблочный бренди.
- Как твоя программа в Джорджтауне? - спросил он. Дождь, набирая силу, уже барабанил по окнам.
- У меня перерыв, - ответил Уиллер, садясь на вытертый кожаный диван. - Не помню, говорил я тебе или нет, но мой курс - это обзор работ Бейнса Римфорда. А сейчас Римфорд сам оказался в городе, и я думаю как-нибудь на вечер залучить его в университет.
Почти весь вечер разговор шел о вопросах внутрицерковной политики. Джек, который вышел из норбертинцев в начале своего церковного пути, чтобы стать епархиальным священником, продолжал придавать важность вопросам принятия решений в церковной иерархии, будто эти решения как-то влияли на судьбы мира. В глазах Уиллера, у которого воззрения поменялись в результате знакомства с безднами пустоты, властная структура церкви приобрела несколько призрачный вид.
Где-то около двух часов ночи, когда кончились сыр и подливка, а вторая бутылка стояла на конце стола уже пустая, Уиллер сообразил, что говорить он хотел о Геркулесе. Возникла пауза, и Джек вышел, чтобы поставить кофе. Дом священника, как и сама церковь, был построен в конце девятнадцатого века. Точеные балясины, подвесные светильники и застекленные книжные полки содержались в образцовом порядке. Многочисленными томами стандартных теологических трудов была забита стена за столом пастора, и там же стояли книги по церковным финансам, сборники проповедей и несколько романов Диккенса, которые кто-то пожертвовал, а Джек держал на виду. "Когда уйду в отставку, прочитаю", - сказал он как-то Уиллеру.
Уиллер вышел за ним на кухню. Джек накладывал на тарелку датское печенье.
- Джек, - сказал Уиллер, - в Годдарде кое-что происходит. На самом деле Римфорд потому и появился в округе Колумбия.
И он кратко описал события последней недели. Джек часто служил ему аудиторией, на которой Уиллер опробовал различные рассуждения. Эта роль доставляла ему удовольствие, а также скрыто льстила приходскому священнику, глубоко изучившему труды Фомы Аквинского, но мало что помимо этого. Но на сей раз обычный ряд непонятных концепций отсутствовал. Джек слушал, иногда кивал и задумчиво пожевывал губу.