– И что это доказывает? - широко улыбнулся Постников. - Мой адвокат приведет вам десятки причин, по которым эти люди заходили ко мне в номер, а сам я, как вы хорошо знаете, могу хранить молчание и не давать показаний против себя. Вы сядете в лужу, ребята. Оно вам надо?
– А ведь он прав, Николай, - после некоторого молчания сказал начальник убойного отдела. - Знаете, господин Постников, начните с ваших поисков Святого Грааля.
Глава вторая
Иосиф, став хранителем чаши, в которую он собрал кровь Господа, некоторое время бродил по свету, проповедуя христианство. Наконец, Иосиф обосновался в Британии, где основал первый монастырь Гластонбери. Именно в этом монастыре согласно легендам, хранился Грааль. Если верить тем же легендам, Иосиф Аримафейский создал братство - рыцарский орден тамплейзов, которые и стали были первыми хранителями священной чаши.
– Я отбросил все поздние легенды, - усмехнулся Постников. - И оказался прав. Начал я с часовни Росслин в Гластонбери. Да, полазили мы там по подземельям! Вы себе представить не можете, в подвальных помещениях находятся склепы, в которых упокоились рыцари. Иногда казалось, что вот-вот они пойдут на нас, лязгая доспехами и размахивая мечами. Все стены замка и подземелий расписаны магическими символами. Не скрою, мне порой представлялись фантастические сцены вроде тех, что были в фильмах про Индиану Джонса. Мы пытались разгадать тайны тамплейзов, которым принадлежали когда-то эти постройки. Но эти тамплейзы завели меня в тупик, - усмехнулся Постников. - Я потратил почти два года впустую. Впору было опустить руки и расписаться в бессилии.
Как это бывает, наиболее перспективной оказалась линия, в которую никто не верил. Грааль и в самом деле не покидал Гластонбери. В XVI веке, когда король Англии Генрих VIII стал закрывать католические монастыри, Ричард Уайтинг, последний аббат монастыря Гластонбери отдал Грааль на попечение преданным ему монахам. Они отправились с Граалем в Уэльс, где находилось аббатство Аберистуит. Там они надеялись укрыться от королевского гнева. По дороге путники остановились на отдых в богатом поместье Нантес Мэнер, владелец его, лорд Пауэлл, предложил беглецам убежище и свое покровительство. Когда пришел смертный час последнего из них, он передал Грааль лорду, взяв с него обещание, что чаша Спасителя навсегда остается в Нантес Мэнер. Лорд Пауэлл и его потомки свято соблюдали обещание. Из поколения в поколение чаша передавалась по наследству. Но в 1952 году последний из Пауэллов умер, и Грааль начал свои странствия. Так чаша попала к местному доктору Бреммингему. Несомненно, доктор Бреммингем знал о том, что попало к нему в руки, в отличие от своего сына Чарльза, который старые и ненужные вещи собрал в старый сундук, который хранился на чердаке дома. А внук доктора Роберт, тот даже не подозревал, что лежит на чердаке унаследованного им дома. Я раскопал все это. Конечно, был риск, что Грааль исчез, что он кем-то похищен, но азартный Гонтарь затратил немалые деньги, чтобы купить дом и усадьбу. Роберт проигрался в пух и прах на скачках, поэтому появление русского покупателя было для него счастливой случайностью. Грааль оказался в сундуке, а главное - он до половины был наполнен густой вязкой темной жидкостью, которая напоминала кровь и оставалась в чаше, что бы с ней ни делали. Если бы вы видели лицо Пророка, когда он взял чашу в руки!
– А потом вы привезли чашу в Россию, - утвердительно сказал Нечаев.
– Все остальное вы знаете, - устало отозвался Постников. - Только не надо делать из меня морального урода. Одно время я был всецело с Гонтарем, он и в самом деле казался мне человеком, который может привести человечество к Золотому веку. Представляете, прекратить вражду религий, избавиться от расизма, научить богатых делиться с бедными, избавиться от политических догм и прийти к пониманию друг друга не на словах, а на деле…
– И когда вы поняли, что это не так? - спросил Нечаев.
– После рождения Младенцев, - эти слова Постников произнес так, что и гадать не стоило, с какой буквы он напишет слово "младенцы" - с прописной или строчной. - Почти сразу я понял, что они пришли в мир не для того, чтобы кто-то смог причинить им вред. И, судя по всему, у них будут собственные взгляды на окружающий мир. Представляете, что их встретит? Человечество, погрязшее в грехах, в накопительстве, тонущее в собственном дерьме, в ненависти… Да не вам это говорить, у вас по работе мрази хватает!
Закончив беседу с Постниковым и отметив ему повестку, Нечаев и Евграфов долго сидели за столом, не глядя друг на друга.
– Ни хрена себе - разгадочка, - сказал Примус. - Расскажи такое начальству, ведь в дурдом отправят. Как ты думаешь, Иваныч, что мы будем делать - писать нолики или вязать веники?
– А мы помолчим, - сказал Нечаев. - Все равно никто не поверит, а если поверит - все происходящее тут же перейдет в разряд государственных тайн с самыми печальными для нас последствиями.
– Вообще-то, многие начальнички в Бога верят, - вздохнул Примус. - Сам видел, как зам по личному составу крестился, когда в кабинет к начальнику УВД заходил.
– Это они для себя верят, - кивнул Нечаев. - А наши с тобой рассказы они просто не воспримут, они сказки слушать не любят, особенно если эти сказки рассказывают подчиненные. Вот ведь как погано все. Никто не поверит. И тем страшнее ждать, что будет дальше.
Выйдя из здания городского управления внутренних дел, он вспомнил слова Постникова и посмотрел на небо. Небеса были затянуты низкими тучами, сквозь которые не пробивался свет звезд, поэтому особо разглядывать было нечего.
Заходя в подъезд своего дома, Нечаев столкнулся с Калгиным.
– Вот и хорошо, - обрадовался Калгин. - А я бутылочку взял, селедочки прикупил. Надо же как-то отметить удачу!
– Взяли? - равнодушно поинтересовался Нечаев, вызывая лифт.
– И мяукнуть не успел, - с некоторым самодовольством сказал Калгин и хихикнул. - И знаешь, на кого он запал? На мента из вневедомственной охраны полез. Сумерки же, особо не видать, так ему фигура этого мента приглянулась. Зажал он этого мента, как котенка, шею одной рукой придавил, а второй блудливой ручкой шасть под юбку! Да так удивился находке, что дар речи потерял и даже не дергался, когда мент на него наручники надевал, только в отделе и разговорился, представляешь? А ты что не в настроении?
Двери лифта лязгающе распахнулись, открывая выход на неосвещенную лестницу.
– Так, - сказал Нечаев, выходя из лифта. - Предчувствия у меня нехорошие.
Глава третья
Трое мрачных людей сидели в кабинете.
– Нет, ребята, - сказал Калгин. - Мне по психушкам лечиться не хочется. Там из здоровых людей психов делают. Да и кто нам поверит? И потом - что у нас на Постникова? Да ничего у нас на него нет. Молчать надо в тряпочку. Мне через полгода подполковника получать.
– Ты лучше подумай, что мы начальству скажем, - посоветовал Нечаев. - Надрывались, убеждали, что необходимо обеспечить охрану матерей, чьи истории были похищены, а когда покушения и в самом деле начались, приходим и говорим: извиняйте, начальнички, но охрана не нужна. Па-ачему? Да мы меж собой посовещались и так решили.
– Не о том говорим, - морщась, сказал Калгин. - Не о том…
– Лично меня тоже интересует совсем иное, - согласился Примус. - Что дальше будет?
– А ты библию читай! - огрызнулся Нечаев. - Я откуда знаю? Что-то да будет!
Они сидели в кабинете Нечаева.
На сейфе с делами негромко бубнил небольшой радиоприемник, который Нечаев притащил из дома, чтобы в редкие минуты безделья послушать музыку и быть в курсе того, что происходит в мире. Сейчас голос диктора, сообщающего о новостях, раздражал. Нечаев подошел к сейфу и решительно протянул руку, чтобы выключить радиоприемник.
– Погоди! - остановил Калгин. - Сделай громче! Нечаев крутанул колесико, и кабинет заполнил густой баритон:
– …сенсационные новости пришли из Израиля. Кабинет Беная провел консультации с лидерами группировки "Хезболлах", которая на прошлой неделе победила на выборах в Палестине. Как заявил на пресс-конференции премьер-министр Израиля Беная, встреча, несомненно, послужит взаимопониманию сторон и создает предпосылки для создания федеративного государства на Ближнем Востоке.
Премьер-министр Ливана Саладдин Адиар обратился в ООН с просьбой о выводе миротворческих сил из его страны, ввиду начавшегося мирного переговорного процесса между Израилем и арабским миром…
– Началось! - прокомментировал сообщение Калгин.
– Младенцы - субъекты серьезные, - подал голос Примус. - Вообще-то, это совершенное оружие индивидуального террора. Стоит только нацелить его на какого-нибудь лидера и внушить, что он грозит самому существованию Младенца…
– Опасное оружие! - сказал Калгин.
– Опасное, - согласился Примус. - Но игра того стоит. Заполучить Младенца даже с матерью, с рождения подвергнуть его соответствующей идеологической обработке… Да он же в клочья любого потенциального противника разнесет!
– Ребята, вы о чем? - негромко спросил Нечаев. - Вы только вдумайтесь, о Ком вы так говорите! Только вдумайтесь! Не боитесь, что Он вас самих по кочкам разнесет?
– А я вне его юрисдикции, - гордо сказал Примус. - Я в Бога не верю!
– Свалилось на бедную Россию, - не обращая внимания на последние слова оперуполномоченного, прокомментировал Нечаев. - Сначала перестройка, теперь вот еще пять Младенцев. А еще один на богоизбранный народ.
– Это ненадолго, - сказал Калгин. - Они все разъедутся в самом ближайшем будущем. Ну, может, один останется. Сережа, ты не прав, это обрушилось не на Россию, это обрушилось на весь мир! Чертов Медник! Ну, почему он не подумал о последствиях?
Некоторое время все трое молчали.
– А может, оно и к лучшему? - неуверенно сказал Примус. - Может, ничего страшного не случилось? Вдруг все изменится в хорошую сторону? И потом… мы ведь все равно ничего не сможем сделать, правильно?
– Главное, чтобы они не слушали людских молитв, - вздохнул Нечаев. - Начнут слушать, тут-то нам всем и хана. Мы ведь такого нажелаем!..
– …удивительное и чудесное, - сообщил диктор новостей. - Тысячи сирийцев, проживающих на побережье, вдруг обрели неожиданную способность ходить по воде. Жители приморских городов Сирии с удовольствием демонстрируют открывшиеся способности многочисленным туристам со всего мира…
– Началось, началось, - нервно повторил Калгин.
– А я бы хотел научиться ходить по воде, - разглядывая папку с оперативно-розыскными материалами, лежащую перед ним, сообщил Примус. - Даже удобно, когда на дачу едешь, речной трамвайчик иногда по сорок минут ждать приходится, а тут собрался и пошел по воде. И добираться в три раза короче, чем транспортом.
– Коля, - вздохнул Калгин. - Думай, что говоришь!
– Так ведь все равно мы ничего сделать не можем!
– Это верно, - кивнул Нечаев. - Сделать мы ничего не можем. Только ждать и смотреть, как оно все обернется.
Утром, когда они с Калгиным вышли из дома, Нечаев поднял голову и посмотрел на небо.
В медленно разгорающихся и набирающих свет небесах виднелись шесть звезд, образующих правильную окружность. Именно о них наперебой сообщали все средства массовой информации. Кто-то видел во вспыхнувших звездах сигнал разумных существ, астрономы утверждали, что шесть сверхновых просто не могли вспыхнуть одновременно в одном месте, попы видели в этом тайный знак, предсказанный давным-давно, но и их смущало и озадачивало количество высыпавших в одночасье звезд. И только они трое знали, что происходит на самом деле. Впрочем, нет - почти всё знали Второй Пророк Церкви Единого Бога Гонтарь, начальник службы его безопасности Постников и кандидат биологических наук Гнатюк, но Нечаев сомневался, что такое положение дел протянется длительный срок.
Сейчас они с Калгиным сидели в кабинете Нечаева и смотрели, как Примус, ловко орудуя кривой хирургической иглой, шьет толстыми белыми нитками оперативно-поисковое дело.
– Помалкивать надо, - сказал Калган. - Ну, напугаем мы народ, дальше-то что? С ними все равно никто ничего поделать не сможет! Значит так, Сергей Иванович, сворачиваться надо, засиделся я у вас. Время к концу света, пора подниматься на крыло.
– Иваныч, так я пойду? - спросил Примус, вставая из-за стола и протягивая оформленную папку начальнику.
– Иди, - сказал Нечаев. - Иди, Коля.
– Кстати, Николай, - остановил опера Калгин. - А почему тебя Примусом прозвали? Все вокруг - Примус, Примус…
– Так, - смущенно сказал Евграфов. - Давно это уже было. У нас занятие по изучению приказов и указаний МВД было. Ну, начальнику показалось, что я с соседями разговариваю, поднял меня, отчитывать начал. А я ему говорю: "За что, Владимир Иваныч? Сижу спокойно, никого не трогаю, примус починяю"… Ну, с тех пор и пошло…
Он вышел из кабинета начальника, прошел к себе, сел за стол и, воровато оглянувшись на дверь, подняв телефонную трубку, стал набирать номер.
– Вика, привет, - сказал он, прикрывая трубку ладонью. - "Хванчкару" хочешь? А конфеты "Рафаэлло"?.. А меня?..
– Ну, не в вине счастье, - рассудительно сказали на другом конце провода, - без конфет я тоже могла бы обойтись, а вот то, что ты предложил на третье… Ты же знаешь, не могу отказаться от сладкого. Слушай, Колька, я ведь и располнеть могу! Как ты будешь объяснять жене, что у тебя вдруг появилась внебрачная дочка?
– Времени достаточно, чтобы придумать что-нибудь умное, - нетерпеливо сказал Примус. - Все-таки девять месяцев - не один день. Так что?
– О, господи! - засмеялась Вика. - Конечно же, приезжай. И "Хванчкару" свою захвати, о конфетах я уж не говорю!
Глава четвертая
Шесть звезд, образуя правильную окружность, все еще горели над миром.
Они были видны всю ночь, от заката до рассвета, они светили нагло и невероятно, опрокидывая все представления о вечности, космосе и звездных светилах. О них спорили, о них говорили, их свет вызывал дикие предположения, так же далекие от истинности происходящего, как представления Птолемея об устройстве Вселенной.
Небо манило и пугало новыми звездами, которые открывались глазам астрономов ежедневно, словно черная тьма космоса покрылась серебристыми мигающими язвочками, от которых не было спасения. Стала медно-красной Луна, она словно придвинулась ближе к Земле, она пугала округлостью своих чудовищных боков, вздымала в океане многометровые волны, и на страны, что были близки к океанам и южным морям, накатывались цунами, ежедневно разрушая дома и унося в морские глубины людей. Словно чудовищные челюсти, волны перемалывали земляной пирог, принося вместо унесенных плодородных земель белый океанский песок, в котором сверкали золотые улитки и раковины, но до них уже никому не было дела - мертвый богач ничем не лучше живого нищего, живому нечего тратить, мертвому тратить некогда.
Начальник личной охраны Второго Пророка Постников был найден в номере одной из московских гостиниц при обстоятельствах, не исключающих самоубийство.
Это случилось за неделю до того, как Второй Пророк скоропостижно скончался в своей резиденции. Обыкновенная история - инсульт, недолгие муки и торжеств единые похороны, какие только могут случиться у того, в кого верила паства. Их показывала мировая телекоммуникационная сеть.
"Мы хороним не человека, - сказал Первый Пророк в траурной речи. - Мы хороним святого, прикоснувшегося к скрижалям истины и света, мы провожаем в последний заоблачный путь истинно верующего, который стремится к встрече с Создателем".
Жадная к жизни и не знающая прощения мысль одного из демиургов настигла Второго Пророка. К этому времени многие демиурги, сопровождаемые матерями, покинули Россию. Приближалось время преобразования мира, и страшно было подумать, чем эти преобразования закончатся и закончатся ли вообще. Происходящее пугало и вгоняло в тоску. Ощущение причастности к происходящему рождало острое чувство обреченности.
Старший оперуполномоченный УУР МВД России Роман Калгин погиб при возвращении в Москву. Пассажирский поезд на тупиковой линии врезался в цистерну с бензином, погибло двадцать семь человек из первого вагона, в том числе Калгин. Это могло быть случайностью, но Нечаев в случайность не верил, воспринимая происходящее как продолжение истории с Младенцами, и укрепился в этом мнении, когда через пять месяцев из Южного федерального округа сообщили, что старший оперуполномоченный уголовного розыска Николай Евграфов погиб при проведении спецоперации в Дагестане. Обезвреживали группу ваххабитов, засевших в частном доме. В ходе перестрелки случайная пуля угодила Евграфову в незащищенную шею. Через неделю после его гибели к Нечаеву пришла молодая женщина, назвавшаяся Викой. Даже неискушенный человек догадался бы, что женщина беременна, - так явственно платье обтягивало округлый животик. Вика попросила у Нечаева фотографию Николая Евграфова. Кадры еще не успели сдать дело в архив, поэтому Нечаеву без особого труда удалось выполнить ее просьбу - он просто взял последнюю фотографию Примуса из его личного дела и отнес ее в экспертно-криминалистический отдел, где с нее сделали несколько хороших дубликатов.
Андрей Георгиевич Гнатюк был жив, но потерял память. Бывает. Зимним днем в гололед он перебегал дорогу, поскользнулся, упал и ударился затылком об асфальт. В результате Андрей Георгиевич совершенно забыл все, что происходило в последние три года. Конечно, это тоже могло быть случайностью, но цепь случайностей привела к тому, что Нечаев остался единственным хранителем тайны, и это тяготило его, тем более что в мире начали совершаться непостижимые и жутковатые чудеса.
Семь дней над голодным африканским континентом шел дождь из манны. Белые бугристые питательные комки усеивали саванну и пески пустынь, засыпали улицы городов и деревень; люди заготавливали манну впрок, ею были переполнены склады; а манна все сыпалась с безоблачных небес; изголодавшиеся дети жадно поедали ее прямо на улицах; в небесах, подхватывая падающую манну, носились стаи взволнованных птиц; среди зарослей трав ее поджидали газели и быки, антилопы и львы, уже не обращающие на бывших жертв никакого внимания; на воде не стихали круги от прожорливых рыб. День сменялся ночью, а на место ночи опять приходил день, а манна продолжала падать, и никто не знал о причине ее появления.
Над бедными районами азиатских стран шли обильные рыбные дожди. Большая и малая рыба, сверкая серебристой чешуей в струях дождя, падала с небес, к восторгу людей, билась в лужах, маня доступностью и съедобностью, ее собирали, бросаясь в дорожную грязь и в просторы рисовых полей.
Мир словно взбесился - полчища комаров пришли в европейские города, тучи больно жалящих мух заполнили пригороды, на улицах появились серые голохвостые пасюки. Собравшись в бесчисленные стаи, они прошли по побережью, оставляя за собой пустые дома и обглоданные трупы, и скрылись в серо-зеленых холодных водах северных морей.
Над городами и весями ночами печально пела невидимая труба.
В осеннюю ночь Нечаева мучила бессонница.
Он уже вышел на пенсию, хотя его начальство немало удивлялось принятому им решению. На другую работу он пока не пошел, хотелось быть свободным, чтобы осмыслить все, что произошло, и понять, что последует. Все чаще его посещала мысль, о необходимости дальней поездки. Где-то в Израиле были люди, которые краешком прикоснулись к тайне, с которыми можно было поговорить о Младенцах. Рассказывать о Младенцах людям, ничего не знавшим об эксперименте, Нечаеву было страшно.