– Слава Богу, я уже не имею к науке никакого отношения. Грызитесь сами. А мы на подножных кормах. Мне в больнице спокойнее.
– От науки не убежишь, Илюша. Ей изменить нельзя.
– Но ты все-таки послушай. Соединение Ума и Жизни приводит к образованию промежуточной среды. В ней и живет отец всего сущего, питая все материальные предметы. А точка равновесия порождает Демиурга. Демиург, в свою очередь, имеет своих планетарных ангелов, которые занимаются созиданием.
– Иди ты к черту со своими демиургами и планетарными ангелами. Я всегда подозревал, что тебе нельзя пить коньяк, но никогда не думал, что это настолько вредно. Закусывай, Илья Николаевич, бастурма неплохая.
– Что значит "неплохая"? Хорошая бастурма. А главное - чистое мясо. Еще апостол Петр говорил, что младенца можно питать молоком, но сильных людей надо кормить мясом.
– Тебе не мясо надо давать, а лечить от бредовых увлечений.
– Нет, а все-таки представь себе планетарных ангелов! Вот мы пакостим, пакостим, всю планету засрали, а вдруг появляются эти самые планетарные ангелы, пожимают крыльями, снимают нимбы, засучивают рукава и начинают чистить загаженную Землю. Всю грязь вычищают вместе с людской накипью, представляешь?
Зямин замолчал.
Он размял сигарету, закурил и посмотрел на Нечаева.
– Вот, пожалуй, и все, - сказал он. - Я сразу понял, что вы меня вызываете из-за Медника. В институте уже знают. Завтра похороны. У него же в городе никого нет, его институт хоронить будет совместно с больницей. В основном такой у нас разговор вышел. Может, что-то еще по мелочам, поэтому я не запомнил.
А еще мы о работе разговаривали. Медник уволился, но ведь сами знаете, мысли с увольнением не проходят. А у него были интересные мысли, очень интересные. Правда, боюсь, вам это не нужно.
Евграфов одурело посмотрел на Нечаева. С такими беседами он сталкивался впервые в жизни. Клиенты отдела обычно разговаривали на иные темы - кто с кем и сколько выпил, кто и что кому-то должен или кто у кого женщину увел или как-то иначе обидел. А чтобы разговоры о демиургах были, о планетарных ангелах…
– Вы сами к нему домой пришли или вначале встретились где-то? - спросил Нечаев.
– Он зашел ко мне на работу. Дело в том, что полгода назад у них был спор с профессором Гайдуковым из Питера. Ну, суть спора не важна. Поспорили они на бутылку "Курвуазье". Илья спор выиграл. А Гайдуков человек обязательный, он передал выигрыш через меня. Я как раз в командировке в Питере был, в его институте. Я Илюше звоню, говорю, так, мол, и так, Гайдуков тебе коньяк прислал, заходи, заберешь бутылку и пакет. Он говорит, что еще за пакет? А я ему говорю: так Гайдуков профессор, разве он тебе позволит коньяк без закуси дуть? Он ко мне приехал в пятницу, уже к концу рабочего дня. Мы еще задержались на часок, я ему элементы новой программы показывал, советовался о некоторых делах. Потом передал ему сверток от Гайдукова…
А он говорит, слушай, Мишка, поехали ко мне? Посидим, поболтаем. Мне, говорит, этот коньяк беречь ни к чему, я один живу, а вечерами так тоскливо бывает. Я его понимаю, когда от меня первая жена ушла, я на стенки от тоски кидался. Так мне одиноко и погано было!
– А что, у Медника тоже жена ушла? - поинтересовался Нечаев.
– Нет, - сказал Зямин. - Он вообще не был женат. Илюшка удачливый был и в работе, и в отношениях с женщинами, очень легко у него с ними выходило, может, потому и не женился. Но я думаю, что после увольнения у него настроение тоже не очень хорошее было. Программу его забодали на Ученом совете, а работать на дядю Илья сам не захотел. Но мне казалось, что вас тот вечер интересует…
– Да, да, - торопливо сказал Нечаев. - Извините, что перебил.
– Ну, пришли мы к нему. У него в квартире бардак. Он меня на кухню послал, а сам решил прибраться немного. Я порезал все, стопочки приготовил, зашел в комнату, и как раз тогда это яйцо, опоясанное змеей, и увидел. Илья был мужик странный, загорался быстро и быстро остывал, но если затеивал что-то делать… Вот понравилось ему это яйцо, он на него, не задумываясь, мою месячную зарплату истратил, не меньше. А если честно говорить, на кой ляд оно ему сдалось? И идеи этих гностиков… Это ведь даже не вчерашний день, это до Аристотеля, до христианства было. Какие, к дьяволу, планетарные ангелы?
– Давайте все-таки ближе к теме, - подал голос Евграфов, посмотрел на Нечаева и нервно огладил свою лысину.
– Да, да, - встрепенулся Зямин. - Извините, это меня в сторону унесло. Ну, посидели мы немного, выпили. Нет, мы даже бутылку не допили, настроения не было. Помню, я ему еще сказал: зря ты, Илюша, из института ушел. Ну, потрудился бы с годик на Папу, а потом лабораторию получил. А он мне сказал, что в гробу он нашего Папу видел в белых тапочках, у него теперь возможности для научной работы больше, чем раньше были. Но я-то вижу, что он с обидой это говорит. Простить он не мог, что его направление закрыли.
Сидели мы с ним где-то до половины десятого, потом я от него позвонил, такси вызвал. Вы ведь знаете, сейчас время такое, опасно в позднее время по улицам ходить. Недавно вон одному моему соседу голову проломили. Вот и с Илюшей такое вышло… Страшно подумать.
– Папа - это кто? - деловито поинтересовался Примус.
– Папа - это Папа, - не думая, отозвался Зямин. - Директор института. Это с ним у Ильи отношения не сложились, директор хотел, чтобы Медник провел серию опытов под его идеи, но Илья же гордый, у него от собственных гениальных идей голова пухнет!
– Во сколько вы уехали?
– От Ильи? - Зямин подумал. - Часов в десять, но это неточно. На часы я не смотрел. Но это можно уточнить, таксист ведь знает, во сколько он к дому подъехал.
– А это было такси? - спросил Нечаев.
– Наверное, - Зямин снял очки и дужкой почесал висок. - Светлая такая и с огоньком зеленым. А что же это могло быть, кроме такси? Я ведь машину через диспетчера вызывал.
Примус проводил свидетеля (что Зямин - не убийца, у Нечаева сомнений уже не оставалось) и вернулся в кабинет. Вопросительно глянул на начальника.
– Вот так, - сказал Нечаев. - А как хорошо начиналось! Пальчики, ножик…
– Может, врет? - безнадежным голосом спросил Примус.
– Время, - сказал Нечаев. - Такси. Чую я, что пустышку тянем, но доработать этот момент нужно до конца. Жильцов всех опросили?
– Всех, - грустно сказал Примус. - Никто, ничего…
– Слушай, - вдруг вспомнил Нечаев. - Ты ведь при осмотре тоже присутствовал, так? Ты это яйцо, опоясанное змеей, видел?
– Внимания не обратил, - сказал Примус.
– И я его не помню, - озабоченно сказал Нечаев.
Домой он попал около девяти вечера. Привычное время, раньше не получалось. Жена сидела на кухне и читала журнал.
– Есть будешь? - спросила она, глядя на Нечаева поверх очков.
– Разве что чаю, - с сомнением сказал Нечаев.
Жена налила ему чашку чая, но из кухни не уходила, топталась рядом со столом, и по всему ее виду можно было понять, что хочет она что-то спросить, да не решается. Давно ее Нечаев отучил интересоваться его работой. Но на этот раз любопытство все-таки пересилило.
– Сережа, правду люди говорят, что Медника убили?
– Да что же это такое? - возмутился Нечаев. - Да кто он такой, этот ваш Медник, что о нем весь город говорит?
– Здрасьте! - даже обиделась жена. - Конечно, тебе это не надо. Вам, мужикам, одно подавай! А Илья Николаевич такой специалист, лучше его в городе нет! Да что в городе, в стране такие поштучно считаются, дар у него от Бога, только вам, мужикам, этого никогда не понять!
Фыркнула и отправилась смотреть сериал "Обреченная на любовь".
Глава четвертая
– Что скажешь, Евграфов? Примус пожал плечами.
– Не соврал наш доцент, - сказал он. - В десять ноль пять он от Медника уехал. Таксист подтвердил. И запись в журнале у диспетчера подтверждает. Только ведь это ничего не доказывает, он вполне мог вернуться. Помнишь, как начальник лаборатории НИИ АСУ свою лаборантку прихлопнул, когда разводиться не захотел?
– Ты сам до этого дошел или подсказал кто? - сухо спросил Нечаев.
– Ну, - потупился Примус.
– Времени у тебя свободного много. Да и я хорош, не проявляю должной требовательности к подчиненным.
Примус смущенно улыбнулся.
– Да ладно тебе, Иваныч, скажешь тоже! Пашем, как негры на плантации, за сущие гроши. Мне уже жена иногда говорит, лучше бы ты грабителем был, больше бы денег в семью приносил.
– Ну, правильно, - ворчливо сказал Нечаев. - Ты - бабки в дом, сам на нары, а у нее сладкая жизнь на награбленные тобой денежки.
– Разведусь, - пообещал Примус. - Пускай за урку замуж идет!
– Все мы хорошие, когда спим зубами к стенке, - вздохнул Нечаев. - Вот такой хороший и нашего Медника грохнул. Кстати, сегодня похороны, кажется, в два. Ты бы съездил, покрутился, чем черт не шутит, а? Все равно я тебя на это дело наметил.
– Иваныч, - сразу же заныл Примус. - А оно мне надо? С этого дела одни неприятности катят, я это дело нижней частью спины чувствую.
– Ты что же думаешь, - наставительно сказал Нечаев, - только начальству все огребать? Сидите за широкой спиной, у тебя, например, уже полгода ни одного взыскания не было, а у начальника за тот же период - три выговора!
– Так это кто на что учился, - нахально заявил Примус и, увидев нехороший блеск глаз начальства, поспешил добавить: - все, Иваныч, все! Уже молчу.
– Ты не молчи, ты работай, - вздохнул Нечаев. - Ты сводку сегодняшнюю читал?
Сам он ее еще на оперативке у начальства прочитал и понял - вот они, неприятности, все в одном коробке, даже искать не надо, сами на голову сыплются.
– А как же, я с нее рабочий день начинаю, - сказал Примус.
– Хреново начинаешь. Ну, отгадай с трех раз, на что ты внимания не обратил?
– Три трупа за вчера, - вслух задумался Примус. - Две раскрытых "бытовухи" и один без признаков насильственной. Похоже, бомжара. Краж пяток, угонов несколько… Автомат Калашникова в Краснореченском районе изъяли… Да не было там ничего особенного, Иваныч!
– Вчера ночью в гинекологическое отделение первой больницы забрались, - сказал Нечаев. - Тебе это ни о чем не говорит?
– Ас каких это пор нас кражи должны интересовать? - резонно сказал Примус. - Я, Иваныч, не специалист по прокладкам с крылышками. - Он озадаченно смотрел на начальника, потом вдруг забормотал: - Постой, постой, это где покойный Медник работал?
– Истину говоришь, - удовлетворенно подытожил Нечаев. - Тебе не кажется, что кража и смерть Медника могут быть взаимосвязаны?
Оперуполномоченный посидел, задумчиво морща лоб.
– Запросто, - сказал он. - Скажем, сделал этот Медник аборт неудачный. А его за это к ногтю. Могло такое случиться?
– Могло, - согласился Нечаев. - Но не случилось. Если бы выясняли, кто в неудачном аборте виноват или адрес врача искали, то это сделали бы до убийства Медника, а не после.
– Что-то искали?
– Это больше похоже на истину, - сказал Нечаев. - В общем, информацию к размышлению я тебе дал. Давай, дуй на кладбище, а то все самое интересное пропустишь. А потом в районное отделение забеги, полистай материал по краже в гинекологии.
На кладбище поехали не все, а на поминки и того меньше. На Примуса никто особого внимания не обращал, как обычно в таких случаях получалось: работники института думали, что он из больницы, а работники больницы - что он представляет институт. Говорили хорошие слова. Обычное дело, прощаются люди с товарищем по работе, обещают помнить, тем более что местком, или что там теперь в институте вместо него, водку выставил. И вел себя народ интеллигентно, пил положенное, закусывал и уходил, никто песен в память о покойном не запевал, никто не кричал, мол, осиротели мы, братцы! Нет, все пристойно было, Примус сам пару стопок опрокинул с самым сокрушенным видом: эх, Илюша, Илюша, ну как же так!
Только в туалетной комнате, когда народ руки мыл, он вдруг краем уха услышал непонятное и в траурные речи не вписывающееся.
– Правильно сделал, что не согласился, - сказал толстогубый мужик с кустистыми и черными, как у Брежнева, бровями. - Слишком деньги Илья любил. Не удивлюсь, что и смерть его как-то с деньгами связана будет.
– Миша! Миша! - урезонили мужика из кабинки. - Ну, зачем? Сам знаешь, de mortuis aut bene aut nihil!
Примусу очень хотелось увидеть этого любителя латыни, но тот, кого из кабинки назвали Михаилом, неожиданно так свирепо и подозрительно посмотрел на оперуполномоченного, что тот поспешил покинуть туалетную комнату, старательно делая вид, что разговор совершенно его не интересует.
Прямо с поминок Евграфов поехал в районный отдел милиции, на территории обслуживания которого находилась бывшая обкомовская больница.
Материал по проникновению в отделение гинекологии Первой больницы был собран и зарегистрирован в журнале учета информации.
– Примус, ты с какого дерева упал? - удивился начальник районного уголовного розыска Леня Кудашов. - Там же заведующая отделением Любовь Николаевна Кучкина. А ты знаешь, кто у нее папа?
Папа Кучкиной был заместителем губернатора. При таком козыре Примус и сам бы кинулся регистрировать материал и вносить его в сводку.
– А что украли-то? - смиряясь с положением дел, поинтересовался он.
– А ничего, - сказал начальник уголовного розыска. - Пачку историй болезней уперли, а больше там и брать нечего. Слышь, Примус, представляешь, у них там комнатка есть, так и называется "мастурбационная". Я заглянул, все там чин по чину, диванчик удобный, на стене портрет Алки Пугачевой, на столике журнальчики соответствующие, занавесочки веселенькие - интим, в общем.
– Гонишь? - постарался не поддаться Евграфов.
– Зуб даю! - ухмыльнулся Кудашов.
– А Алка на фига?
– Значит, есть люди, которые на нее западают.
– Слушай, но если ничего ценного не украли, зачем вы материал регистрировали? - спросил Евграфов.
– Что я себе враг? - удивился начальник розыска. - Там вою было! Она же сама приезжала. А так у нас все чин по чину: материальчик собран, зарегистрирован, по сводке прошел, а там мы его по малозначимости откажем, и хрен кто прикопается. Усек, Васек?
– Слушай, - Примус бросил материал на стол. - В отделении мужик один работал, Медник его фамилия. Его вчера дома грохнули. С ним это не связано?
– Как это не связано? - немедленно отреагировал начальник розыска. - Это ведь в его кабинет и залезли. Он там кабинет андрологии возглавлял, если я правильно запомнил название. Так что, материал заберете?
– Нет уж, - сказал Примус злорадно. - Ты его регистрировал, ты и отказной гондоби. А мы для себя на всякий случай ксерокопии снимем. Усек, Васек?
Кудашов поскучнел.
– Ладно, - сказал он. - Копируй.
– Вы хоть установили, чьи истории болезней уперли?
– Установи их, - вздохнул Кудашов. - Журнал регистрации тоже утащили.
– А чего-нибудь интересного на рабочем месте Медника не нашли? - Примус работал с ксероксом, словно всю жизнь в канцелярии провел. Пачка листов рядом с ксероксом росла.
– Нашли, - сказал Кудашев. - Два интимных журнальчика. Потом оказалось, что их по линии Минздрава рассылают. Во жизнь пошла! Государство заботится!
***
Хорошо, когда ты на машине. Никогда бы безлошадному оперуполномоченному не успеть выполнить тот объем работы, который успел в этот день сделать Примус, прежде чем предстал перед глазами начальства.
– Ну? - спросил Нечаев.
Он только что вернулся с заслушивания, где обсуждалось соблюдение режима секретности в убойном отделе. Поводом к тому послужили документы с грифом "секретно", оставленные в верхнем ящике стола оперуполномоченным Хрипуновым и обнаруженные бдительным инспектором штаба, чтоб ему всю жизнь инструкцию по обеспечению режима секретности читать! Ничего хорошего на заслушивании не было, единственным утешением оказался тот факт, что дисциплинарного взыскания на Нечаева не наложили, а дали две недели на устранение отмеченных в справке штаба недостатков. Нашли ему занятие, вместо сплава по реке и ловли медных медленных линей в затонах!
– Был на похоронах, - доложил Примус. - Хорошо нашего клиента хоронили, речи прочувствованные произносили, поминки с сервелатом и малосольными огурчиками…
– Причастился? - хмуро глянул на него Нечаев.
– Исключительно в интересах дела, - развел руками Примус. - Все в исключительно хвалебных интонациях. Правда, один типчик, извиняюсь, в туалете сказал, что слишком наш покойный деньги любил. Потому, мол, и из института ушел, не захотел чистой наукой за гроши заниматься.
– И кто это сказал?
– Пока не знаю, - повинился Примус. - Но я его срисовал. Он точно из института, я его там найду, внешность у него запоминающаяся - толстогубый мужик, как Роберт Рождественский, а брови заставляют о Брежневе вспомнить. С такими приметами я его запросто найду.
– Еще что?
– Зямин наш характеризуется положительно. Женат, двое детей, работает старшим научным сотрудником, одно время в лаборатории Медника трудился, пока ее за бесперспективностью работ не разогнали. Все говорят, что спокойный мужик, мухи не обидит, а чтобы с ножиком на человека кидаться - это вообще даже представить нельзя.
– Это я и сам понял, - кивнул Нечаев. - Короче, Коля, мне еще на совещание в УВД ехать. Как им не надоест заседать по три-четыре раза в день, и все по пустым вопросам.
– "Прозаседавшиеся", - охотно согласился Примус, - говоря словами великого поэта - вот бы еще одно заседание по искоренению всех заседаний.
– Балагур! - проворчал Нечаев. - Вот повзрослеешь немного, займешь кресло начальника, поймешь, каково это - кроссворды на коллегии разгадывать, каждую минуту ожидая, что тебя поднимут и потребуют к отчету.
– Будем расти, - согласился Примус. - Еще я по проникновению в отделение гинекологии заехал. Так вот, Иваныч, ты как в воду смотрел, именно в кабинет Медника и залезли. Разжились воры там негусто. Всего шесть историй болезней взяли. Какие именно, пока непонятно - они и журнал регистрации с собой утащили. Но! - Примус с довольным видом поднял палец, явно радуясь своей сообразительности, - одного они не учли: все назначенные процедуры или предполагаемые анализы записываются на бумажечке и передаются дежурной сестре, а та вносит их в суточную ведомость. С указанием фамилий, естественно. Ну, нам, значит, остается только сличить их с теми историями болезней, которые остались, и эмпирическим путем вычислить искомые.
– Умный ты очень, Коля, - вздохнул Нечаев. - Эмпирическим… искомое… Сделал?
– Старшей сестры не было, - сказал Примус. - Она отпросилась, а папка с ведомостями у нее. Так я на завтра договорился. Говорят, очень милая женщина.
– Так, - сообразил Нечаев. - Значит, в больнице ты тоже побывал? Это хорошо. И чем наш потерпевший там занимался?
– Возглавлял кабинет контроля над репродуктивными функциями, - с удовольствием сказал Примус. - А заодно обучал правильным методам мастурбации. Похоже, еще тот специалист был! А еще он отвечал за искусственное оплодотворение, имеется в больнице такое направление.
– Это еще на кой дьявол? - удивился начальник убойного отдела. - Ну, я понимаю, встретились двое, то там, се, со взаимным удовольствием, точка, точка, огуречик, вот и вышел человечек. А искусственным путем, в пипетке, скажем, смысл-то какой?