* * *
Грохот и крики ворвались в сон Корсакова.
Приподнявшись на матрасе, он ошалело огляделся. Сквозь щели в забитых фанерой окнах, пробивались солнечные лучи, на полу от сгоревших свеч остались белесые лужицы, похожие на кляксы. Остатки позднего ужина аккуратно накрыты газеткой.
Кто-то заорал во дворе начальственным баритоном, не подбирая выражений:
- Я запалю этот змеюшник к е…ой матери с четырех сторон! Чтобы и следа не осталось! Всем яйца поотрываю, неформалы гребанные!
За ширмой засуетились.
- Кто это там разоряется? - проворчал Корсаков.
- Ан-н-а-а! - раненным буйволом проревели под окном.
Анна, ойкнув, в одних трусиках, подбежала к окну и посмотрела сквозь щель во двор.
- Блин, папа!
- С добрым утром! - Корсаков откашлялся в кулак. - Милая барышня, позвольте полюбопытствовать, как он вас вычислил?
- Ай, у него бывший генерал МВД начальником охраны работает!
Анна в панике метнулась за ширму.
Корсаков закинул руки за голову и проорал в потолок:
- Эй, Влад, атас! Сейчас нас бить будут.
В дверь квартиры заколотили ногами.
- Открывай! Открывай, уроды, пока дверь не вынесли!
- Что же делать, что делать-то? - Владик заметался по комнате, пытаясь на ходу натянуть джинсы.
- В окно прыгай, - посоветовал Корсаков, не вставая с матраса.
- В окно? - Лосев подскочил к окну, подергал фанеру, потом, опомнившись, возмущенно посмотрел на Игоря. - Офигел? Буду я ноги ломать!
- Так и так сломают. - Корсаков пожал плечами.
- Не посмеют, - неуверенно возразил Владик.
- Ха, ты моего папашу не знаешь! - подала голос Анна.
- Что, крутой?
- Этого у него не отнять.
- Что делать, Игорь?!
- Ты ее привел, тебе и отвечать.
С грохотом слетела с петель входная дверь. В прихожую, судя по топоту, вломилось сразу несколько человек.
- Белая сибирская лиса, пять букв? - давясь смехом, задал вопрос Корсаков.
- Пи-и-сец! - успел выдохнуть Владик, вытаращив глаза на дверь.
Дверь в комнату распахнулась, ударив его по лбу. Легкий в кости Владик отлетел за ширму.
Полный, коротконогий мужчина, лет пятидесяти, с красным от ярости лицом, ураганом ворвался в комнату. На нем был дорогой костюм, рукав измазан известкой, наверно, успел приложился к стене в подъезде. Очки в тонкой золотой оправе криво висели на мясистом, коротком носу.
Следом вбежали накачанные ребята - то ли охрана, то боевики. Выстроились в цепь, отрезав путь к бегству.
"М-да, влипли, - решил Корсаков. - Папа, действительно, при больших бабках и крутых делах".
Мужчина отшвырнул ширму, она порхнула через всю комнату и накрыла все еще лежавшего на матрасе Корсакова.
Лосев, в джинсах и кое-как застегнутой клетчатой рубашке, отлепился от стены и выступил вперед. Анна, в трусиках и майке, юркнула за его спину.
- По какому праву? - проблеял Владик. - Я не позволю… Это моя девушка…
Мужчина в очках вдруг сник, отступил на шаг, и устало показал на Владика своим охранникам.
Один из них, похожий на комод парень, молча всадил кулак Лосеву в живот. Второй качок огрел Владик по затылку, и он, сложившись пополам, кулем рухнул на пол.
Анна бросилась на ближайшего охранника, вытянув пальцы и визжа, как сумасшедшая.
- Скотина! Убью, сволочь!!
Ее схватили за руки, стараясь держать крепко, но не причинять боли. Она извивалась, пыталась пнуть коленом, ударить головой.
- Прекрати немедленно! - прошипел мужчина, морщась от ее криков. - Посмотри, на кого ты похожа? Бляди с Тверской выглядят приличнее!
- Тебе лучше знать! - завизжала Анна. - Думаешь, если денег вагон, то все можно?
Мужчина на секунду зажмурился, как от пощечины. Но моментально взял себя в руки.
- Не все, но многое, - холодно произнес он. - И в отличие от тебя, дурочка, я точно знаю, что можно, а что - нельзя. Уведите ее, - бросил он, стоявшим у двери охранникам. - И закончите с этим… - Он помедлил, подбирая слово. - Говном.
Анна забилась в руках, держащих ее охранников.
- Если с ними что-то случится, я тебя убью! - выкрикнула она. - Они же художники, гад!
- Вот этот художник?
Папа рванул узел галстука на побагровевшей шее, подошел к лежащему на полу Владику и брезгливо тронул его носком ботинка.
- Встать! - неожиданно заорал он.
Лосев поднялся, опираясь рукой о стену. Лицо его было парафиново-серым, изо рта текла кровавая слюна. Дышал он с трудом, с всхлипом всасывая воздух.
- Папаша, нельзя ли потише? - попросил Корсаков, выбираясь из-под ширмы. - Здесь все-таки люди спят.
Охранники у двери повернули к нему бульдожьи морды.
- Ребята, команды "фас" не было, - улыбнулся им Корсаков.
Папаша, не обращая на Корсакова внимания, брезгливо подцепил Лосева за рубашку двумя пальцами и подтянул к себе.
- Это он художник? И вот с этим… ты спала? - Он метнул косой взгляд в сторону ворочавшегося на матрасе Корсакова. - Или с обоими сразу?!
- Вы мне льстите, папа, - пробормотал Игорь, пытаясь завязать ботинки. - Мои лучшие годы давно позади.
- Молчать! - рявкнул мужчина, и, обернувшись к дочери, спросил с горечью: - Вот твоя благодарность? Я ночей не спал…
- Знаю, кто тебе спать не давал!
Анна, вывернувшись из рук телохранителей, бросилась к Владику. Ее снова поймали, оттащили к двери.
- Для того ты родилась в приличной семье, чтобы с патлатыми спидоносами на помойке жить?
Корсаков фыркнул.
Мужчина метнул в него бешеный взгляд и дернул щекой. Качки напряглись, как бультерьеры на поводках.
В дверях показался еще один мордоворот.
- Александр Александрович, там менты из местного отделения подъехали, - доложил он. - Что прикажете делать?
Папаша, не обернувшись, бросил:
- Заплати, сколько скажут, и пусть отваливают!
Он ухватил Вадика за воротник и процедил:
- Так, что ты мне хотел сказать, кот помойный?
- Я готов жениться на вашей дочери, - выпалил Владик.
- Что?!
Корсаков зажмурился от удовольствия.
Под давящим взглядом папы Владик на глазах стал терять лицо, становясь похожим на нашкодившего кота, которого хозяин ухватил за шкирку. Корсаков скривился и покачал головой.
Александр Александрович повлек за Владика рубашку на середину комнаты и, чуть отступив, скомандовал:
- Начинайте, ребята!
"Комод" резко выбросил кулак и влепил его в глаз Вадику.
Вскрикнув, Владик отлетел, распластался по стене и медленно осел на пол. Глаза его закатились, страшно блеснув белками.
- Подонки, убийцы, ненавижу! - истошно закричала Анна.
Ей зажали рот.
Охранник подступил к распростертому на полу телу и со смаком стал пинать под ребра.
- Достаточно! - удовлетворенно произнес Александр Александрович и обернулся к Корсакову. - Ну, а ты кто такой? Тоже художник?
- Представьте себе, да, - ответил Корсаков.
Александр Александрович дернул щекой.
- И что же мы рисуем?
- А вот, к примеру, - Корсаков указал на портрет Анны, прислоненный к стене.
Александр Александрович шагнул поближе. Корсаков не без удовольствия увидел, как заходили желваки на его скулах.
На портрете Анна, обнаженная, сидела на полу по-турецки. Задний фон заливал переливчатый янтарный свет. Игорь только сейчас, как следует, рассмотрел то, что рисовал ночью. Даже в полумраке комнаты краски светились, а кожа девушки на картине казалась теплой и упругой.
Александр Александрович пожевал губами. Пригнулся, разбирая подпись в углу листа.
Резко развернулся на каблуках.
- Вы - Игорь Корсаков? - не скрыв удивления, спросил он.
- Да, я - Игорь Корсаков.
- Тот самый Корсаков?
- Смотря, кого вы имеете в виду.
Александр Александрович помолчал, разглядывая акварель.
- Нет, ошибиться невозможно… Я видел ваши работы в галерее Эберхарда в Штутгарте. - Он посмотрел в лицо Корсакову. - А что вы здесь делаете, позвольте узнать? Вы же художник с именем.
Корсаков, бросив взгляд в угол, где валялся Владик, ответил:
- Живу я здесь, папаша!
- Не сметь называть меня папашей! - выкрикнул Александр Александрович.
- Как угодно. - Игорь пожал плечами. - Я думал, вам будет приятно.
Анна истерически расхохоталась. Охранники потупились.
Александр Александрович заложил руки за спину, перекатился с пятки на носок. Раз, затем другой. Очевидно, так успокаивался.
- Картину вашу я забираю! - непререкаемым тоном заявил он.
- Она не продается, - возразил Игорь.
- А не сказал, что покупаю, я сказал, забираю! В качестве моральной компенсации. Осталось выяснить последний нюанс. Анна, он с тобой спал? - бросил он через плечо.
- Я попросил бы не оскорблять даму в моем присутствии! - заявил Корсаков.
Краем глаза он отметил, что охранники готовы броситься на него и без команды.
- Он мой учитель! - внезапно крикнула Анна.
- Да? - изломив бровь, спросил Александр Александрович.
- Да, - с улыбкой ответил Корсаков, глядя ему в глаза. - Со вчерашнего вечера.
В глазах у Александра Александровича вспыхнул хищный огонь.
"Сибирская, белая лиса, пять букв", - мелькнуло в голове Корсакова, но он еще шире улыбнулся.
- Вон отсюда! - рявкнул Александр Александрович. - Игорь Корсаков. - Он вложил максимум сарказма, на который только был способен.
- Конечно, конечно… - Корсаков подтянул ноги, готовясь встать. - Если вам поскандалить негде. Попользуйтесь моей конурой, чего уж там. А я пока на улице покурю.
Команды "фас" и на этот раз не последовало. Хотя Корсаков ее очень ждал.
Вздохнув, тяжело встал с матраса. Подхватил плащ. Снял с гвоздя шляпу - настоящий ковбойский "стетсон". Правда, выглядела шляпа так, словно в ней лет двадцать носились по прериям, занимаясь всяческими ковбойскими непотребствами. Не торопясь, надел плащ, смахнул пыль с плеча, водрузил шляпу на голову.
Все это он проделал в гробовой тишине, нарушаемой лишь тихими стонами Владика.
Вальяжной походкой Корсаков прошествовал к дверям.
- Пардон, забыл кое-что!
Натянув шляпу поглубже, он обернулся к шкафообразному охраннику.
- Как здоровье, дружок?
- Не жалуюсь, - ухмыльнулся тот.
- Ну, это пока.
Игорь провел пальцем по кромке шляпы. Улыбнулся. И без замаха врезал ногой в пах охраннику.
Парень распахнул рот и резко сложился пополам. Игорь апперкотом добавил в лицо. Охранник опрокинулся на спину, поджав колени к груди. И по-собачьи завыл.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, Корсаков, приложив два пальца к полям шляпы, подмигнул Александру Александровичу.
- Честь имею, папаша!
На высокой ноте взвизгнула Анна.
Игорь заметил летящую сбоку тень, но среагировать не успел. Тяжелый удар швырнул его в вязкую темноту…
Глава пятая
Осень хлестала холодным дождем. Ветер гнал низкие, цвета мокрой дерюги тучи. С Невы тянуло стужей.
Через час погонят на формирование, сунут в этап, и сгинет он, раствориться среди воров, убийц, беглых крепостных, поротых, клейменых, чахоточных, безумных…
Как всегда, она не вышла из кареты, только отдернула занавеску.
Корсаков увидел, как побледнело ее лицо, когда она нашла его в толпе ссыльных, и горько усмехнулся. Да, вид, конечно, непрезентабельный: обрит налысо, обвислые усы, недельная щетина, арестансткая роба, цепь от ножных кандалов в руках. Чудо, что вообще его узнала в серой массе этапников.
"Анна, Анна… Уезжай, любовь моя! И поскорее забудь. Что было, то прошло. Что было суждено, то и сбылось. Прости…Судьбы не переменить".
В строй, сукины дети! Становись, христопродавцы.
Жесткий удар прикладом в плечо едва не сбивает с ног. Корсаков скрипит зубами, не столько от боли, сколь от унижения. К такому обращение он еще не привык.
"Уезжай, Анна. Все - в прошлом!"
* * *
Игорь очнулся от холода. Наваждение странного, страшного своей реальностью сна, развеялось. Осталась только тоска и боль.
Застонав, он открыл глаза. Прямо перед глазами, устроившись в шербинке затертого до серости паркета, шевелил усами жирный, рыжий таракан. Игорь дунул, вспугнув рыжего. И, тут же, зашелся кашлем от боли в груди.
Чертыхаясь, с трудом приподнялся на локте. Судя по свету за окнами, у нормальных людей наступил полдень.
В комнате царил разгром: холсты, с рваными дырами от ботинок, разбросаны по полу, подрамники старательно переломаны в щепы, матрас заляпан краской, диван Влада убит окончательно. Дверь висела на одной петле, фанерные окна выбиты.
На глаза попался "стетсон", растоптанный в фетровый блин.
- Папаша, я был о вас лучшего мнения, - подвел итог осмотру Корсаков.
С вешалки пропали кожаное пальто гостьи и куртка Владика.
Корсаков попробовал встать. Руки подламывались, в голове звенело, будто сон продолжался, и цепи каторжников звякают, отмечая каждый шаг, пройденный этапом.
В коридоре послышались осторожные шаги, в дверь просунулась голова в шерстяной лыжной шапке с помпоном.
Корсаков узнал одного из соседей снизу.
- Помоги, Трофимыч!
Игорь был искренне рад, что заглянул именно Трофимыч. Мужичок он был себе на уме, но особой подлости за ним не замечалось.
Родом то ли из Вологды, то из Архангельска, он мыкался в столице на птичьих правах из-за пустяковой судимости; после отсидки ему почему-то отказались выдавать паспорт, мотивируя тем, что домишко, в котором он был прописан, успел сгореть. Трофимыч в лучших традициях русского крепостного права поперся с челобитной в Москву, где и завис на долгие годы на положении лица без определенного места жительства.
- Ух-ты, а чо здесь было-то? - Трофимыч поскреб заросший подбородок.
- Твою мать… Сам не видишь?! - просипел Корсаков, пытаясь подняться. - Дед, помоги встать.
Трофимыч шустро кинулся, подхватил готового завалиться на бок Корсакова.
- Эк, тебя отходили! В нашей "пятере" и тот так не мудохают.
Постанывая, Корсаков встал и почти повис на тщедушном мужичке.
- В ванную, - только и смог выдавить из себя он.
Трофимыч, осторожно поддерживая, помог ему добраться до ванной комнаты.
Воду, слава богу не отключили. Игорь отвернул кран, уперся в края ржавой ванны и сунул голову под ледяную струю. Трофимыч придерживал его за плечи, не давая упасть.
Защипало разбитое лицо, Игорь осторожно потрогал бровь. Глаз заплыл, смотреть им приходилось, как сквозь мутную пленку. Губы были разбиты, во рту полно крови. Ребра болели так, что каждый вдох вызывал дикую боль.
Кое-как смыв кровь, Корсаков прополоскал рот, напился воды. Отдышался и потащился в комнату. Трофимыч семенил рядом, охая и причитая.
- Что дела-ит-си, что дела-ить-си, Игорек! - бормотал он, поддерживая Игоря под локоть. - Как фашист прошел, ей-богу! Только что дом не запалили.
Корсаков сгреб с матраса тюбики с краской и объедки, плюхнулся туда, где было меньше пятен и, застонав, привалился к стене.
- Может надо чего, Игорек? Ты скажи, я в момент сбегаю.
- Не суетись, дед, дай подумать. - Корсаков собрался с мыслями. - Так… Вадика не видел?
- Не, никого не видал. Кто тебя так уделал, а?
- Не представились…
"Анну папаша увез, это ясно, - рассудил Корсаков. - А вот куда Владик делся? Может, папаша грохнул? Мог, как муху. Только не здесь. Отвезли в тихое место и забили до полной неузнаваемости. Вот черт, жаль парня! Предупреждал же, все проблемы от баб. Начиная с трипака и заканчивая алкоголизмом".
- Может, полстаканчика примешь, а? - участливо спросил Трофимыч.
- Полстаканчика? - с сомнением переспросил Игорь, проверяя свои ощущения.
- Чисто для здоровья. Когда мудохают, надо либо до, либо сразу опосля на грудь принять. Тогда оно легче проходит. По себе знаю, Игорек.
- Если угостишь, за мной не пропадет, сам знаешь, - решился Корсаков.
Трофимыч метнулся в дверь, затопал по лестнице. Через минуту вернулся с почти полной майонезной банкой, в которой плескалась прозрачная жидкость. Поверх банки положил бутерброд с засохшим сыром и рваную газету.
- Вот, спиртяшкой разжились, - похвалился он. - Не боись, не "Рояль" какой, а натуральный медицинский! Тебе разбодяжить, али так примешь?
- Так.
- И правильно. Что продукт портить. - Трофимыч прыснул немного спирту на газету и протянул ее Корсакову. - На, приложи к морде. Оттянет опухоль. Однако, все равно завтра будешь разноцветный, чисто - светофор.
- Переживу.
- За запивочкой сгонять, али так проглотишь?
- Так.
- Вот и ладушки, - радостно кивнул Трофимыч. - Так даже пользительней. Его в нутрях мешать никак нельзя. Сгоришь, как мой свекор. Мастер был по этой части. Ведро в один присест в одну харю мог уговорить. А раз всего запил - и прямо на месте помер.
Игорь изготовился, отставив локоть. И залпом отпил полбанки. Спирт обжег разбитые губы, взорвался огненной бомбой в желудке, жаром выстрелил в голову. Боль в ребрах сразу же притупилась.
Трофимыч услужливо поднес раскуренную сигаретку без фильтра.
- Уф, - с облегчением выдохнул дым Корсаков. - Спасибо, выручил. Ты иди, Трофимыч. Я дальше сам.
Трофимыч пошарил по карманам, вытащил смятую пачку "Примы" и положил Игорю под руку.
- Вот еще тебе. Ну, давай, лечися.
Уже с порога он, оглянувшись, добавил:
- Только не помирай, паря, ладно?
- Постараюсь, - усмехнулся Игорь.
И тут же охнул от выстрела боли в груди. Сразу же захотелось умереть. Не столько от боли, сколько от тоски и безысходности.
Корсаков ничком упал на матрас. Свернулся в калачик и забылся полуобморочным, тревожным сном.
Из окна сквозило, и он, выпростав руку, притянул к себе валявшийся возле матраса плащ, заворочался, пытаясь натянуть на себя.
Пальцы попали в карман. Он машинально пошарил.
И обмер. Сон испарился, оставив в голове тяжелый перегарный смог.
Корсаков вытащил руку из кармана и поднес находку к глазам.
Раскатал свернутую в трубочку зеленую бумажку. Осторожно, еще не веря в чудо, положил стодолларовую купюру на пачку "Примы".
Просчитав в уме все возможные варианты, нашел простое объяснение этому чуду.
- Папаша, за такую дочь я прощаю вам все, - прошептал Корсаков.
Он почувствовал, как в тело медленно возвращается жизнь. Даже боль от побоев стала вполне терпимой.