Я хотел было рассказать, что за чудо на самом деле этот головастик, но потом раздумал: пусть лучше Берегиня, когда захочет, сама удивит моего друга.
Заметив мое огорчение, Дроботов хлопнул меня по плечу и великодушно сказал:
- Нет, головастик симпатичный и экзотичный. Но вдруг это какая-нибудь жаба-мутантка?
- Приходи завтра, - сказал я, решив как можно быстрее узнать у Берегини, в чем дело. - Покажу тебе нечто, чего не увидеть ни в Азии, ни в Африке.
Дроботов ушел заинтригованный, а я тут же бросился к аквариуму.
- Эй, - гневно сказал я, обхватывая стеклянные стенки. - Выходи, у меня есть о чем поговорить с тобой.
Берегиня тут же выплыла из грота, и после облика лигуха показалась еще прекрасней. Правда, лицо ее было хмуроватым.
- Что случилось? Я ведь стучал, как условились.
- Надоело.
- Что надоело? - опешил я.
- Когда тебя постоянно рассматривают. Это неприятно и даже болезненно, я устала.
- Хорошо, отдохни, - согласился я, подумав о том, что мы и в самом деле замордовали это удивительное существо постоянными демонстрациями гостям, знакомым и незнакомым. Знай Людмила, что русалка обладает разумом, она, может быть, отнеслась бы к ней с большим вниманием и осторожностью. Но и вопрос: не большую ли выгоду имела бы жена от русалки, сделав это открытие?
- Не обижайся, - сказала Берегиня, усевшись на обросшую мхом рапану. Хочешь, расскажу о своей жизни в речке?
Я молча кивнул. Она явно чувствовала себя виноватой, и меня тронуло это.
- Крепче обними мою стеклянную клетку.
Я плотнее прижал ладони к стенкам аквариума, и в тот же миг очутился в диковинном царстве, не сразу сообразив, где я и что со мною. Лишь значительно позже понял, что Берегиня на какое-то время дала мне свое видение прошлого и превратила в некое мелкое водоплавающее. Настолько мелкое, что придонные рыбы, важно лежащие на дне речки, казались огромными подводными лодками, в цветке белой кувшинки можно было оборудовать себе дом, а Берегиня обрела величину девочки, я посматривал на нее с некоторым страхом.
- Не бойся, - проговорила она, поймав меня в ладонь, и я на себе испытал, как неприятно, когда тебя разглядывают. - Вот, здесь я жила, пока ты меня не выловил. Смотри, как тут красиво и просторно, не то, что в твоем аквариуме. И вода чистая. А вон то клубящееся золотое облачко рачки дафнии. Не узнаешь? Да-да, те самые, трупиками которых ты кормишь своих рыб. Посмотри, какие они прекрасные на воле, живые. Хочешь, покатаю тебя на водяном ослике? Нет, давай лучше проведаем моего приятеля, жука-водолюба. Он сорвет тебе водяной орех чилим, и ты будешь жить долго и счастливо. Поплыли… Осторожней, это вовсе не сухой лист, а морской скорпион. Если его не трогать, он безобиден, но, коль заденешь, пеняй на себя. Впрочем, тебе ничего не угрожает - все это лишь в нашем воображении.
Я и впрямь чувствовал себя в безопасности, будто находился в защитной камере. С любопытством, изумлением рассматривал мир речной заводи с островками лилий на воде, подводными травами и цветами. Надо мной вдруг завис огромный колокол из пузырьков воздуха.
- Его соорудил паук-серебрянка, - мимоходом объявила Берегиня, и мы поплыли дальше. По дну речки расхаживала какая-то птица.
- Это моя подружка оляпка. Люди считают, что среда птиц и рыб - две несовместимости, а вот оляпка соединила их: она живет и в воде, и на деревьях. Но что-то я не вижу водолюба. Сейчас заход солнца, и он, должно быть, любуется им. Поплыли наверх!
Мы всплыли на поверхность заводи и сердце мое восторженно заколотилось. Над водой бушевала снежная метель поденок, подсвеченная розоватыми лучами заката. Зрелище было настолько фантастическим, что я замер. Вышел из оцепенения, лишь когда ощутил, что кто-то теребят меня за плечо.
- А? Что?! - вскрикнул я.
Обхватив меня за плечи, рядом стояла Людмила, в слезах, и пыталась оттащить меня от аквариума.
Я стер со лба испарину, подошел к дивану и лег.
Людмила плакала.
- Ну чего ты? - стал я грубовато утешать ее. - Засмотрелся, задумался, а ты уже в панике.
- Витя, - Людмила всхлипнула. - Она изведет тебя. Почитай в энциклопедии… За русалками водятся такие особенности. И Благушина сказала мне…
- Глупости, - отмахнулся я, вспоминая только что виденное. - После работы хочется отдохнуть. И тебе рекомендую медитации у аквариума.
- Нет, Витя, ты как-то нехорошо повис на его стенках. Я даже испугалась, когда вошла: тебе явно было худо. Взгляни на себя в зеркало как с креста снятый.
Теперь я стал осторожнее. Выбирал время, когда Людмилы не было дома, и путешествовал в мир Берегини. С каждым разом это было все менее изматывающе. В конце концов я и впрямь научился отдыхать у аквариума, как на лоне природы. Обычно я возвращался домой в душном, битком набитом троллейбусе, и каким это было удовольствием очутиться в лесу, на берегу речки или прямо в ее прохладной воде. До сих пор я представлял себе духовную жизнь как нечто, состоящее из чтения, походов в театр, кино, дружеских бесед. И вот оказалось, что есть иные, до сих пор неведомые мне формы духовности. В мире Берегини не было книг, но была способность проникать в суть другого существа. Берегиня не знала, что такое телевизор, зато умела с помощью воображения перемещаться в пространстве и времени, прихватив с собой и меня, так что создавалась полная иллюзия истинного путешествия.
Я глубоко ошибался, полагая, что мир ее ограничен лишь заводью московской речки. В каких только местах мы не побывали! Плавали в холодных пространствах Печоры и Юкона, в голубых водах Ориноко и Байкала, я узнал вкус воды горных озер и артезианских колодцев. Леса, прерии, долины и холмы - все бугры и выемки нашей планеты я прочувствовал, пропустил сквозь себя. Встречались водоемы, где я задыхался, дергался в судорогах удушья настолько они были отравлены человеком. А Берегиня, вероятно, не без умысла перемещала меня из прозрачных источников в испорченные, мутные лужицы, а оттуда вновь в кристально чистые воды.
Однажды я очутился в соленом озерце с ржавыми пятнами то ли мазута, то ли нефти, в котором вверх брюшками плавали дохлые рыбины. Острый запах разложения выворачивал наизнанку мои внутренности.
- Узнаешь? - прошелестел под ухом голос Берегини.
- Что? - не понял я, почти теряя сознание от смрадной затхлости и гнили, взявшей в плен мое тело. Тысячью невидимых рук оплела меня вязкая, поруганная вода, и я понял, что еще немного, и пойду ко дну, если мой ангел-хранитель Берегиня оставит меня.
- Узнаешь? - повторила она, обводя взглядом пространство озерца. - Все это - не что иное, как отражение души человеческой: то, что происходит в ней, волшебно преломляется в наших природных зеркалах. Раньше здесь было море. Злоба, вражда, глупость людей превратили его в болото.
- Но при чем тут я? Почему я должен отвечать за чьи-то грехи? вскричал я, отчаянно барахтаясь среди полусгнивших трупиков кефали, белуги, севрюги.
- Ты человек, - вздохнула Берегиня, - значит, отвечаешь за все.
В какой-то миг мне стало стыдно своей принадлежности к роду существ, которые сумели сделать из моря поганое озерцо. И стыд этот был столь тяжел, что я стал задыхаться и даже смирился с этим, когда сильным рывком был вытащен русалкою на берег.
- Хочу на волю, - грустно сказала она. - Отпусти меня.
- Неужели тебе приятней барахтаться в лужах, чем жить в чистом аквариуме? - удивился я, успокаивая все еще бешеное дыхание.
- Если исчезнем мы, хранители рек, морей и лесов, будет совсем плохо, ответила она. - Я слышу, как пробуждается наш хозяин Пан, его свист залетает даже в твою городскую квартиру на пятом этаже. Он зовет нас, зовет меня…
В сентябре я вновь поехал в столицу, на симпозиум врачей-ортопедов. Тетя Леля засыпала меня вопросами: как там русалочка, чем питается, не болеет ли, в долго ли я думаю держать ее в комнатном заточении. Я рассказал, что за чудо эта Берегиня, как непросто мне расстаться с ней. Тетушка сидела, хлопала белесыми ресницами и совсем как девочка, с полуоткрытым ртом слушала мою волшебную историю, которую я не должен был рассказывать никому. Когда же закончил, она твердо сказала:
- Еду с тобой.
Было приятно думать, что смогу подарить тетушке одну из сказок, которые слышал от нее в детстве. Был уверен, что Берегиня подружится с ней. Но, странное дело - как только я выложил перед тетушкой историю о таинственных превращениях русалки, наших разговорах и путешествиях, почему-то стало неспокойно. Еле дождался отъезда домой.
В дороге тетушка строила разные планы по поводу будущего Берегини, фантазировала, не является ли она первым представителем природного царства, сумевшим наладить связь с человеком.
- И в то же время… - она вдруг смолкла и задумалась. - В то же время, - неуверенно продолжила она, - жаль превращать такое чудо в объект исследования. А я так и вижу чьи-то очки над нашей русалочкой.
Мои видения были пострашнее тетушкиных. Чем ближе был дом, тем тревожнее становилось на душе. Представлялось, как вхожу в комнату и застываю: на стеклянной банке аквариума, перевесившись через нее так, что туловище согнулось пополам, висит огромный желтый лигух размером с трех жаб и потому сам похожий на раздувшуюся пучеглазую жабу. Вода в аквариуме мутная, зловонная, на поверхности плавают трупики рыбешек. И вот уже не маленькое пространство аквариума с застоявшейся водой, а огромные реки, озера, водоемы всей планеты виделись мне заплесневелыми, затянутыми ряской, с гниющими трупами всплывших вверх брюхом рыб.
Ключ плясал в моей руке, пока я в нетерпении открывал дверь. Обычно в это время комната залита солнцем, и я надеялся застать Берегиню сидящей в гамачке.
- Кто там?
На звук ключа в замке вышла Людмила. После шумной минуты встречи со мной и тетушкой она вдруг бросила на меня взгляд, от которого внутри что-то оборвалось.
- Что?! - воскликнул я и рванулся в комнату, где стоял аквариум. Людмила поспешила следом.
- Только не расстраивайся, - запинаясь, сказала она.
- Что-нибудь с русалочкой?! - всплеснула руками тетушка.
Я подошел к аквариуму. Холодно поблескивая фосфором, в нем сновали неоны, красными стрелами прошивали зелень меченосцы. Постучал по стеклу ногтями, но из грота никто не выплыл.
- Где она? - Я резко обернулся к жене. Она испуганно отшатнулась.
- Только не волнуйся, думаю, с ней ничего не случилось, - быстро заговорила Людмила. - Это Валерка…
И она рассказала, как сыну вздумалось прогулять русалочку по озеру. Чтобы она не уплыла далеко, он сшил ей тряпичный поясок и подцепил Берегиню на крючок спиннинга.
- Ему так хотелось, чтобы она поплавала на воле! - оправдывала мальчишку жена. - И вдруг она куда-то исчезла.
Но я уже не слышал ее. Я уже понял, что Берегине не составило труда разорвать поясок или просто выскользнуть из него.
- А я, честно говоря, рада, - сказала Людмила бодрее. - Да, рада! теперь она обращалась не ко мне, а к тетушке. - Видели бы, что с ним творилось, - кивок в мою сторону. - Конечно, жаль, но ей же лучше. И тебе, Виктор, тоже.
Внезапно у меня мелькнуло подозрение, что все было совсем не так, как об этом рассказывала Людмила, однако я промолчал. И даже когда пришли из школы дети, не стал у них выспрашивать подробностей, хотя Валерка точь-в-точь повторил рассказ матери. Почему не захотелось ничего уточнять, выяснять? Не знаю.
Вечером среди кипы газет на журнальном столике я нашел адресованное мне письмо. Машинально взял конверт, распечатал. Ко мне обращался известный биолог Кондаков. До него дошли слухи о диковинном существе, выловленном в подмосковной речке и проживающем в одном из южных городов у некоего врача, то есть у меня. Кондаков выражал надежду на то, что слухи окажутся правдой и просил о встрече.
С тех пор минуло два года. Порою я встречаюсь с Дроботовым, и он по-прежнему взахлеб рассказывает о новых чудесах, информацию о которых вычитывает в научно-популярных журналах. Я слушаю его с терпеливой ухмылкой.
- Да что тебе говорить, - как всегда, досадует он. - Все равно, пока не пощупаешь, не поверишь.
- Не поверю, - отвечаю я. - Поедем лучше на озеро: там хорошо думается.