- Конечно, на то, чтобы "проиграть" вашу память за все те семь лет, которые вы тут пробыли, ушло немало времени. И потребовалось огромное количество энергии и различных материалов. Но компьютер, с которым работал Лога, был настроен так, чтобы "проигрывать" вашу память на огромной скорости, и останавливался лишь тогда, когда вас посещал этот грязный предатель. Поэтому нам известно все, что тогда произошло. Эти сведения дошли до нас точно в том виде, как вы их запомнили. Мы видели все, что видели вы, слышали то, что вы слышали, ощущали то, что вы ощущали, и обоняли то, что обоняли вы. Мы сопереживали ваши эмоции.
К сожалению, тот визит произошел ночью, а сам предатель принял эффективные меры, чтобы изменить свой облик. Даже голос он пропустил через приспособление, меняющее его тембр, и это помешало компьютеру проанализировать его… или ее… голосовые отпечатки. Я сказал "ее" потому, что вы видели лишь бледный силуэт без отчетливо узнаваемых черт - сексуальных или иных. Голос показался нам мужским, но и женщина могла бы воспользоваться таким приборчиком, чтобы произвести впечатление мужчины.
И запах тела тоже был изменен. Компьютер его проанализировал и установил со всей очевидностью, что какое-то химическое вещество его изменило.
Короче, Бёртон, мы не имеем представления, кто из нас ренегат, и абсолютно ничего не можем сказать о причинах, заставивших его или ее работать против нас. Просто невозможно поверить, что кто-нибудь, кому известна Истина, задумал нас предать. Единственное объяснение, что этот человек безумен. Но и в это также поверить невозможно.
Бёртон, сидевший в партере, каким-то образом знал, что Танабар не произносил этих слов во время первого и реального представления, когда шла, так сказать, настоящая драма. Он знал и то, что сейчас видит сон, что иногда он сам вкладывает в уста Танабара произносимые тем слова. Речь этого человека была составлена на основе мыслей самого Бёртона, его размышлений, фантазий, которые появились у него гораздо позже.
Однако Бёртон, сидевший в кресле, высказал кое-что из этих мыслей вслух:
- Если вы можете читать мысли… и даже записывать их… почему вы не читаете в мозгу друг друга? Вы же наверняка сделали это? И тогда вы безусловно уже давно выявили бы своего предателя?
Лога выглядел так, будто вдруг почувствовал себя не в своей тарелке.
- Мы согласились на прочтение мыслей, конечно, но… - Он пожал плечами и беспомощно развел руками.
Теперь в разговор вмешался Танабар:
- Так что личность, которую вы звали Иксом, должно быть, вас обманула. Он вовсе не один из нас, а просто один из более низких чинов - агент. Мы их тоже отозвали сюда для проведения сканирования памяти. Однако на это нужно время. У нас его сколько угодно. Ренегат будет схвачен.
Тот Бёртон, что в кресле, спросил:
- Ну а если ни один из агентов не окажется виновным?
- Не говорите ерунды, - сказал Лога. - Во всяком случае, ваша память в части, касающейся того, как вы проснулись в предвосстановительной капсуле, будет стерта. Воспоминания о визите предателя и все события, которые последовали за этим, тоже уничтожатся. Нам крайне неприятно прибегать к таким насильственным действиям, но они необходимы, и мы надеемся, что недалеко то время, когда мы сможем все вернуть в прежнее состояние.
Бёртон, что сидел в кресле, сказал:
- Но… у меня останутся воспоминания о предвосстановительной камере. Вы забыли, что я очень часто думал об этом месте во времена между пробуждением на берегах Реки и визитом Икса. Кроме того, я рассказывал об этом многим людям.
Танабар ответил:
- Ах, да разве они вам поверили? А если и поверили, то что они могут сделать? Нет, мы не сочли нужным стирать всю вашу память о пребывании в Мире Реки. Это причинило бы вам массу неудобств; лишило бы вас ваших друзей. И… - здесь Танабар остановился, - могло бы замедлить ваш личный прогресс.
- Прогресс?
- У вас будет время, чтобы выяснить значение этого слова. Безумец, который соблазнял вас своей помощью, использует вас для достижения собственных целей. Он ведь не сказал вам, что вы отбросили прочь возможность достижения вечной жизни тем, что согласились содействовать его планам. Он или она - кто бы ни был предатель - он - Зло. Зло! Зло!
- Ну-ну, - сказал Лога, - нас всех это очень тревожит, но не следует забываться… Этот… неизвестный… он, вероятно, болен.
Человек с глазом из драгоценного камня ответил:
- Быть больным - в известном смысле значит творить Зло.
Бёртон в кресле откинул голову и расхохотался громко и продолжительно:
- Значит, вы, ублюдки, ничего не знаете?
Он вскочил, и серый туман поддержал его, будто это была какая-то твердая субстанция. А Бёртон орал:
- Вы не хотите допустить меня к верховьям Реки! Но почему? Почему не хотите?
- Au revoir. Простите нас за насилие, - сказал Лога.
Одна из женщин направила на Бёртона, стоявшего на сцене, тонкий голубоватый цилиндр, и тот упал ничком. Еще два человека вышли из тумана; оба были одеты в одни белые килты. Они подняли бесчувственное тело и унесли его в туман.
Бёртон сделал еще одну попытку добраться до людей на сцене. Ему это не удалось, и он погрозил им кулаком, крича:
- Я вам никогда не достанусь, проклятые чудовища!
Черная фигура за кулисами аплодировала, но ее ладони хлопали беззвучно.
Бёртон ожидал, что его отправят туда же, где он был подобран этиками, но очнулся он в Телеме - крошечном государстве, которое он сам когда-то основал.
Самым неожиданным было то, что его память ничуть не пострадала. Он помнил все; даже допрос двенадцати.
Каким-то образом Иксу и тут удалось одурачить остальных.
Позднее Бёртон предположил, что этики просто лгали ему, на самом деле вовсе не собираясь валять дурака с его памятью. Смысла в этом вроде бы не было, но он же вообще не имел понятия об их истинных намерениях.
Когда-то Бёртону приходилось играть две шахматные партии одновременно и к тому же с завязанными глазами. Но это требовало просто определенного умения, знания правил и знакомства с доской и фигурами. А правил теперешней игры он не знал, как не знал силы своих противников. Темный замысел терялся в бессмысленных узорах.
Глава 3
Застонав, Бёртон наполовину проснулся.
Какое-то время он никак не мог сообразить, где находится. Его окружала тьма, тьма столь же непроницаемая, как та, что заполняла, как ему казалось, все его существо.
Однако знакомые звуки тут же привели его в чувство. Корабль терся о стенки дока, и вода тяжко накатывала на его корпус. Рядом с Бёртоном раздавалось ровное дыхание Алисы. Сверху доносились легкие шаги - это Питер Фрайгейт нес ночную вахту. Возможно, он уже готовился будить своего капитана. Бёртон не имел представления, который сейчас час.
Были слышны и другие привычные звуки. Сквозь деревянную переборку проникал мощный храп Казза и булькающий - его женщины Бесст. Из следующей за ними каюты донесся голос Моната. Он что-то говорил на своем родном языке, но Бёртон отсюда не мог разобрать ни единого слова.
Наверняка Монату снился его родной далекий мир - Атаклу. Планета с "диким колдовским климатом", которая вращается вокруг оранжевого гиганта - звезды Арктур.
Бёртон полежал еще немного, напряженный, точно окоченелый труп, продолжая думать обычное: "Вот я лежу тут - мужчина в возрасте ста одного года, обладающий телом двадцатипятилетнего…"
Этики размягчили отвердевшие артерии кандидатов. Но им не удалось ничего сделать со склерозом души. Ремонт души, очевидно, был отдан на откуп самим кандидатам.
Сны уходили все дальше и дальше в глубь его истории. Вот только что ему снился допрос у этиков. Теперь же Бёртону грезилось, будто он снова переживает тот сон, который снился ему как раз перед тем, как он проснулся по зову Труб Страшного Суда. Однако на этот раз он видел во сне и себя самого, то есть был одновременно и участником сна и сторонним зрителем.
Бог стоял над ним - лежащим на траве Бёртоном, бессильным, как новорожденный ребенок. На этот раз у Бога не было длинной черной раздвоенной бороды, и Он вовсе не был одет так, как то подобает английскому джентльмену на пятьдесят третьем году правления королевы Виктории. Единственная его одежда состояла из голубого полотенца, обернутого вокруг чресел. Фигура была пониже, чем в том - первом сне, куда короче, шире и мускулистее. Волосы на груди густые, курчавые и рыжие.
В тот первый раз Бёртон, взглянув в лицо Бога, увидел там свое собственное. Бог тогда имел такие же-, как у Бёртона, черные прямые волосы; то же арабское лицо с глубоко сидящими темными глазами, похожими на блестящие наконечники копий, торчащие из глубины пещеры; те же высокие скулы, полные губы и выдвинутый вперед, почти раздвоенный подбородок. Однако лицо Бога не несло шрамов, оставленных сомалийским дротиком, пронзившим щеку Бёртона, выбившим ему зубы и скользнувшим по языку так, что конец наконечника вышел из другой щеки.
Теперь же лицо Бога выглядело знакомым, хотя Бёртон никак не мог определить, кому именно оно принадлежит. Только ясно, что не Ричарду Фрэнсису Бёртону.
В руках Бог, как и ранее, держал стальную трость. В данный момент Он тыкал ею Бёртона под ребра.
- Ты опоздал. Уже давно, знаешь ли, прошло время, отведенное для уплаты твоего долга.
- Какого еще долга? - спросил человек на траве.
- Ты должен мне за плоть и за Дух, которые, впрочем, есть одно и то же.
Человек на траве попытался встать на ноги. Задыхаясь, он произнес:
- Так еще не бывало, чтобы кто-то ударил меня и ушел без хорошей взбучки.
Кто-то тихонько фыркнул, и стоявший Бёртон обнаружил высокую неясную фигуру, которая вырисовывалась в тумане заднего плана.
Бог произнес:
- Платите, сэр. Иначе мне придется прибегнуть к удержанию имущества.
- Проклятый ростовщик! - воскликнул человек на траве. - Я встречал таких подонков в Дамаске.
- А это и есть дорога в Дамаск. Во всяком случае, должна ею быть.
Темная фигура опять фыркнула. Затем туман поглотил их всех. Бёртон проснулся весь в поту, в ушах его еще звенел собственный плач.
Алиса повернулась к нему лицом и сонно спросила:
- У тебя опять кошмары, Дик?
- Все в порядке. Постарайся уснуть.
- В последнее время тебе часто снятся кошмары.
- Не чаще, чем на Земле.
- Хочешь поболтать?
- Я достаточно разговариваю и во сне.
- Но ведь только сам с собой!
- А кто знает меня лучше, чем я сам? - Он тихонько засмеялся.
- И кто другой может обмануть тебя лучше, чем ты сам? - заметила она с легкой обидой.
Бёртон промолчал. Прошло лишь несколько секунд, и она уже снова дышала спокойно и тихо, будто ее ничто не тревожило. Он надеялся, что утро не принесет им новой ссоры.
Впрочем, Бёртон любил выяснять отношения; это давало ему возможность выпускать пары. Однако последнее время стычки оставляли их неудовлетворенными и готовыми тут же затеять новую свару.
Было почти невозможно обрушиваться на Алису без того, чтоб об этом сразу же не узнали все обитатели крошечного суденышка. За годы жизни с Бёртоном Алиса сильно изменилась, но у нее сохранилось от прежних лет отвращение к тому, что она называла "полосканием грязного белья на людях". Зная это, он наваливался на нее изо всех сил, орал, вопил, получая наслаждение от унижения Алисы. Потом-то ему становилось стыдно за себя, за то, что он пользовался слабостью жены, за то, что так унизил ее.
А это еще сильнее возбуждало в нем злобу.
На палубе по-прежнему слышались шаги Фрайгейта. Бёртон подумал, не сменить ли ему Питера пораньше. Он же все равно не сможет уснуть. Он страдал бессонницей большую часть своих зрелых лет на Земле, да и тут тоже. Фрайгейт же обрадуется возможности завалиться в койку. Ему было очень трудно воздерживаться от сна, выстаивая ночные вахты.
Бёртон опять закрыл глаза. И сразу же тьму сменило нечто серое. Он увидел себя опять в том же колоссальном помещении без стен, потолка и пола. Голый, он плавал в горизонтальном положении в этой бездне. Как будто подвешенный к невидимому и неосязаемому стержню, он медленно вращался вокруг своей продольной оси. Вращаясь, он видел множество других нагих тел над собой, по бокам и под собой. Так же как и у него, их головы и гениталии были выбриты. Некоторые тела были сильно искалечены. У мужчины слева с правой руки от локтя и ниже была содрана кожа. Повернувшись, Бёртон увидел другое тело, у которого вообще не было ни кожи, ни мышц на лице.
Еще дальше от Бёртона плавал скелет, внутри которого виднелась куча перемешанных кишок и других органов.
Все тела были прикреплены головами и ногами к шестам, сделанным из какого-то красного металла. Шесты поднимались от скрытого в потрясающих воображение глубинах пола и тянулись к невидимому потолку. Шесты стояли бесконечными рядами, и вертикальное пространство между каждой их парой кишело вращающимися по продольной оси телами - ряды спящих уходили в бесконечность - вверх, вниз, в стороны - куда только достигал взгляд.
Тела образовывали вертикальные и горизонтальные ряды, скрывающиеся в серой дымке бесконечности.
На этот раз Бёртон, наблюдая, снова ощутил, хоть и чуть слабее, чем раньше, тот же страх и то же удивление, которые охватили его в ту первую минуту пробуждения.
Он - капитан сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, консул Ее Величества в городе Триесте, что в Австро-Венгерской Империи, - умер в воскресенье 19 октября 1890 года.
А теперь он - живой! - находился в таком-то месте, которое никак не походило ни на тот рай, ни на тот ад, о которых ему доводилось слыхать.
Из всех миллионов тел, которые он мог видеть, он был единственным живым. Или бодрствующим.
Вращающийся Бёртон, должно быть, удивлялся, на каком основании его избрали для столь высокой и непрошеной чести.
Бёртон-зритель теперь знал - почему.
Тот этик, которого он называет Иксом и который совершенно не известен ему ни по облику, ни по преследуемым целям, разбудил Бёртона. Тот самый предатель!
Но вот подвешенный в пространстве человек коснулся одного из шестов. Это движение разорвало какую-то сеть проводников, и все тела между шестами стали падать; вместе с ними падал и сам Бёртон.
И снова Бёртон-зритель ощутил тот же ужас, что охватил его, когда все это происходило в действительности. Да, это один из самых Изначальных Снов - свойственный всему человечеству сон о Падении. Без сомнения, он ведет происхождение от самого первого человека - полуобезьяны-полумыслящего существа, для которого падение стало жуткой реальностью, а вовсе не ночным кошмаром. Эта полуобезьяна прыгала с ветки на ветку, воображая, что сможет преодолеть любое расстояние между ними. И сорвалась вниз из-за гордыни, победившей в ней разум.
Не то ли случилось и с Люцифером, падение которого тоже было порождено гордыней?
Теперь тот - другой - Бёртон ухватился за шест и повис на нем, тогда как все остальные тела, продолжая медленно вращаться, проносились мимо него водопадом плоти.
Видимо, сейчас его лицо было обращено вверх, так как он увидел летательную машину, похожую на зеленоватое каноэ, которая спускалась между ближайшими к нему шестами. Машина не имела ни крыльев, ни пропеллера и приводилась в действие каким-то приспособлением, неизвестным науке эпохи Бёртона.
Ее носовую часть украшал символ - белая спираль, конец которой загибался вбок, и из него били белые лучи.
Два человека наклонились над бортом летательной машины. А затем внезапно водопад летящих вниз тел замедлился, и невидимая сила схватила Бёртона и оторвала от шеста. Все еще продолжая вращаться, он всплывал вверх, миновал машину и остановился чуть выше ее. Один из сидевших в "каноэ" людей направил на него металлический предмет, похожий на карандаш.
Голосом, срывающимся от ярости, ненависти и разочарования, тот Бёртон взвизгнул:
- Я убью! Убью! Я прикончу вас!!!
Угроза была пустой. Пустой была и тьма, охватившая его и обуздавшая нахлынувшее бешенство.
Теперь на него глядело только одно лицо, свесившееся через борт машины. Хотя он не мог разобрать его черты, оно все же казалось ему знакомым. Как бы оно ни выглядело, оно безусловно принадлежало Иксу.
Этик насмешливо хохотнул.
Глава 4
Бёртон рывком вскочил и вцепился в глотку Икса.
- Ради Бога, Дик! Это ж я - Пит.
Бёртон разомкнул пальцы, сжимавшие шею Фрайгейта. Свет звезд, такой яркий, какой бывает на Земле лишь в ночь полнолуния, лился сквозь распахнутую дверь каюты, отчетливо высвечивая силуэт Фрайгейта.
- Твоя вахта, Дик.
- Пожалуйста, не шумите, - пробормотала Алиса.
Бёртон скатился с койки и потянулся за одеждой, висевшей на крюке. Хотя пот лил с него ручьем, он весь дрожал. Крошечная каютка, где еще недавно было жарко от двух горячих тел, отдававших ей тепло всю ночь, теперь быстро остывала. В открытую дверь сочился холодный туман.
Алиса сказала "б-p-p-р", и тут же раздался шорох, говорящий, что она натягивает на себя толстые покрывала. Бёртон успел краем глаза увидеть белое обнаженное тело, прежде чем оно скрылось под покрывалами. Он бросил взгляд на Фрайгейта, но американец успел отвернуться и уже поднимался по трапу. Каковы бы ни были недостатки Фрайгейта, среди них отсутствовала страсть подглядывать сквозь замочную скважину. Впрочем, говоря по чести, вряд ли можно было поставить парню в вину, если б он ненароком что и увидел. Ведь он немного влюблен в Алису. Хоть Фрайгейт сам об этом не говорил, но и Бёртону, и Алисе, и Логу - подружке Фрайгейта - все было ясно давным-давно.
Если уж кто и виноват, так это сама Алиса. Она уже давно утратила свою викторианскую стыдливость. Надо думать, она станет отпираться, но вообще-то с нее вполне станется поддразнить Фрайгейта видом своей белой плоти; может, отчасти даже и бессознательно.
Бёртон решил, однако, оставить это дело без последствий. Правда, он был зол и на Фрайгейта, и на Алису, но наверняка попал бы в дурацкое положение, заговорив об этом вслух. Алиса, как и все остальные, купалась в Реке голышом и намеренно демонстрировала безразличие к прохожим. Фрайгейт видел ее без одежды сотни раз.
Костюм для ночной вахты состоял из нескольких толстых полотнищ, скрепленных магнитными застежками, пришитыми с изнанки. Бёртон распахнул его и изменил положение полотнищ так, чтобы получилась одежда с капюшоном, прикрывавшая все тело и ноги. Потом затянул пояс из шкуры "рогатой рыбы", на котором висели ножны для кремневого ножа, топора из кремневого сланца и деревянного меча. Лезвие последнего было утыкано по краям острыми осколками кремня, а кончалось острым рыбьим рогом. С подставки Бёртон взял тяжелое ясеневое копье, наконечником которого также служил рыбий рог, и затопал по трапу.