Объект этого разговора не подозревал, до какой степени возвышенное состояние его души привлекает внимание других. Он истекал потом, потому что Аскама, свернувшаяся на его коленях, излучала тепло, точно четвертое солнце в разгаре дня. И если бы кто-нибудь вместо предположения, будто он размышляет о славе Господней или синтезирует новую, тщательно обоснованную модель грамматики руанджа, прямо спросил его, о чем он думает, Эмилио без колебаний сказал бы: "Я думаю, как мне недостает пива".
Пиво и бейсбольный матч по радио, чтоб слушать его вполуха во время работы, - было бы идеально. Но даже ощущая нехватку этих двух элементов блаженства, он был совершенно счастлив и сознавал это.
Прошедшие недели были наполнены откровением. На Земле - в Судане и Арктике - Эмилио довелось увидеть, что благородство, самоотверженность, богатство души подвигают людей на великие деяния, и в такие минуты он ощущал, что близок к пониманию Господа. Зачем, спросил он себя как-то, совершенный Бог создал Вселенную? Чтобы быть щедрым к ней, полагал он сейчас. Ради удовольствия видеть, как ценятся Его безупречные дары. Может, это и означало найти Господа: понять чем тебя наделили, познать божественную щедрость, осознать, что все мы - Его дети…
Чувство, будто тебя поглотило - переполнило и зачаровало, - конечно, прошло. Никто не пребывает долго в таком состоянии. Вспоминая о нем, Эмилио все еще испытывал потрясение, а иногда ощущал в глубинных пластах своей души нечто, похожее на приливную тягу. Бывали периоды, когда он не мог закончить ни одной молитвы… даже едва мог начать: слова ее были для него слишком огромны. Но проходили дни, многое становилось привычным, и даже это Эмилио ощущал как подарок. У него здесь было все. Работа, друзья, истинная радость. Временами он плакал от осознания этого, а благодарность теснила грудь.
Самые простые вещи наполняли его блаженством. Вот как сейчас: он сидел с Софией и Аскамой внутри хампий-дерева, на равнине, где они могли без помех работать днем, пока другие спали. - Чайпас показала им, как сотворить чудесное, продуваемое ветром убежище, просто прорезав коридор к естественной полянке внутри деревьев. Взрослые растения имели в диаметре пятнадцать-двадцать футов и состояли из тридцати-сорока стеблей, росших кустом и вздымавшихся к зонту из листьев. Лиственный навес был настолько плотным, что к центру дерева мог пробиться только самый сильный ливень, а внутренние стебли естественным образом отмирали, оставляя снаружи круг из живых стволов. Все, что требовалось сделать, - это слегка прибраться в центре и принести сюда подушки или подвесить гамаки к ветвям, простиравшимся над головой.
Убаюканная дневной жарой, скучными для нее дискуссиями и необычной чужеземной монотонностью, Аскама расслаблялась, и он чувствовал, как ее дыхание замедляется, а милая тяжесть обмякает на его коленях. София улыбалась, кивая на ребенка, и их голоса делались еще тише. Иногда они просто сидели и смотрели, как Аскама спит, наслаждаясь редкой тишиной.
Остальные жаловались на несмолкающий говор и постоянные телесные соприкосновения, которые так любили руна, на их манеру жаться друг к другу и к чужеземцам, спиной прислоняясь к спине, головы укладывая на колени, руками обнимая за плечи, хвостами обвивая ноги, образуя в прохладных, вырубленных в скале и похожих на пещеры комнатах теплую и мягкую мешанину. Эмилио находил это прекрасным. Он не сознавал, как нуждался в прикосновениях, как одинок был на протяжении четверти века, словно укутанный в невидимый кокон. Руна инстинктивно стремились к физическому контакту, выражая этим свою нежность. Подобно Энн, думал он, но в еще большей степени.
Одной рукой Эмилио откинул со лба волосы и опустил взгляд на Аскаму, чуть сдвинувшись в плетеном шезлонге, который спроектировал для него Джордж. Работая по эскизу Джорджа, Манужаи изготовила кресло, прибавив кое-что от себя, - ее изумительные пальцы вплели в тростниковую вязь сложные узоры. Манужаи часто присоединялась к нему, Софии и Аскаме, когда они удалялись в хампий. Эмилио нравился низкий хрипловатый голос рунао. Похож на голос Софии, подумалось ему сейчас, но необычный среди соплеменников Манужаи. Еще Эмилио нравилась мелодичность языка руна. Его ритм и звучание напоминали ему португальский, мягкий и лиричный. Работать над ним было удовольствием, он был полон структурных сюрпризов и концептуальных находок…
София фыркнула, и Эмилио знал, что угадал причину. Она откинулась в кресле и зловеще уставилась на него.
- Леджанонта баналджа, - прочитала она. - Тингуента синоа да. Оба пространственные.
- Отметьте, если вам нетрудно, - с серьезным лицом и сияющими глазами сказал Эмилио Сандос, - впечатляющее отсутствие самодовольства, с которым я приветствую ваши новости.
София Мендес мило улыбнулась человеку, которого почти согласилась называть коллегой и другом.
- Наешьтесь дерьма, - сказала она, - и умрите.
- Доктор Эдвардс дурно влияет на вас, - с чопорным неодобрением заметил Эмилио, а затем, не меняя тона, продолжил: - Что до дерьма, раз вы его помянули, то оно, безусловно, подходит под общие правила разделения склонений на пространственные и невизуальные; но вот как насчет пуканья? Следует ли склонять пуканье, как невизиуальное, или рунао относит такой запах к категории, которая предполагает существование чего-то твердого? Ваше легкомыслие неуместно, Мендес. Это серьезный лингвистический вопрос. Мы можем написать на эту тему еще одну статью, уверяю вас.
София вытирала слезы.
- И где опубликуем? В "Межпланетном журнале" или в "Кишечных газах и неприличных звуках"?
- Погодите! Это другая категория. Звук. Легкий. Невизуальный. Должен быть. А может, нет. Попробуйте енроа.
- Ну конечно! Я ухожу. С меня довольно, - объявила София. - Слишком жарко, а теперь еще и слишком глупо.
- По крайней мере, не самодовольно, - заметил он. Разбуженная смехом Аскама зевнула и, выгнув шею, посмотрела на Эмилио:
- Сипадж, Мило. Что такое "самодовольно"?
- Давай поглядим, - весело предложила София, делая вид, что заглядывает в словарь, и нарочно говоря непонятно для Аскамы. - Вот, пожалуйста! "Самодовольный". Тут говорится: "Сандос запятая Эмилио; смотри также "несносный"".
Проигнорировав слова Софии, Эмилио ответил Аскаме с непоколебимой уверенностью:
- Это термин для выражения нежности.
Собрав игрушки Аскамы и компьютерные блокноты, они отправились обратно к скальным жилищам, освещаемым косыми лучами, - одно солнце уже село, второе быстро опускалось, и лишь третье, намного более тусклое, солнце находилось в небе сравнительно высоко. Несмотря на жару этих дней, Джимми Квинн полагал, что погода может скоро измениться. Проливные дожди ослабли, а жара в последнее время сделалась суше и уже не так выматывала. На сей счет руна мало что сообщали. Погода просто существовала, и комментировать ее не имело смысла - если не считать гроз, наводивших на них ужас и вызывавших множество разговоров.
София вернулась в квартиру намного раньше Эмилио и Аскамы, задержанных стайкой детей, которые сомкнулись вокруг Сандоса, упрашивая и требуя, надеясь, что в его руках появятся какие-нибудь новые предметы, вызывающие удивление и восторг. Большинство Ва Кашани во время жары дремало, и деревня как раз просыпалась для второго цикла дневной активности. По пути Эмилио останавливался на узких тропках, чтобы поговорить с жителями, задерживался на террасах, восхищаясь новым навыком ползунка или льстя ребенку вопросом, который позволял тому показать какие-нибудь новые знания, принимая маленькие кусочки еды или глоток чего-то сладкого. Когда он добрался домой, наступили сумерки и Энн уже зажгла походные фонари - источник безмолвного интереса среди руна, которых, возможно, приводили в смятение не только крошечные, с одной радужной оболочкой глаза их гостей, но и техническая компенсация этого изъяна.
- Малыш у Аучи уже ходит, - объявил Эмилио, входя с террасы в сопровождении Аскамы и трех ее приятелей, вцепившихся в разные его конечности и наперебой гомонивших.
Энн вскинула взгляд:
- У Сувай тоже. Разве это не прелестно? Когда человеческий ребенок просто плюхается на попку, эти дети выставляют хвостики и подхватывают себя. На свете не много вещей столь же очаровательных, как функционирование незрелой нервной системы.
- Кто-нибудь видел хотя бы одного младенца? - спросил Марк из своего угла большой комнаты. В это утро он завершил приблизительную перепись местного населения; по правде говоря, пока ему было трудно различать особи. - Популяционная структура тут весьма странная, если не допустить, что размножение происходит сезонно, - здесь имеются возрастные когорты с большими интервалами между ними. И мне кажется, что детей должно быть намного больше, учитывая число зрелых взрослых.
- А по-моему, тут множество детей, - устало произнес Эмилио, стараясь говорить чуть громче того пронзительного ора, который устроили четверо малышей. - Легионы. Орды. Армии.
Энн и Марк затеяли дискуссию о детской смертности, за которой Эмилио старался следить, но не мог, потому что Аскама тянула его за руку, а Кинса пытался вскарабкаться на спину.
- Но все они кажутся такими здоровыми, - говорила Энн:
- Здоровыми и громкими, - сказал Эмилио. - Сипадж, Аскама! Асукар хауас Джорди. Кинса, тупа синчиз кджна, дже? Джордж, пожалуйста, займи их на десять минут! Джимми?
Джордж сгреб Аскаму, а Джимми отвлек других малышей, пока Эмилио спустился к реке и умылся перед ужином. Когда он вернулся в квартиру, то обнаружил, что домочадцев стало меньше. Аскама убежала поиграть с приятелями, что она часто делала, если Эмилио на какое-то время пропадал из поля зрения. Манужаи отправилась с визитами. Она могла не прийти обратно вовсе или вернуться с пятью-шестью гостями, которые останутся на ночь. Чайпас уехала по каким-то делам - на неопределенное время. Жители деревни часто исчезали вот так, на часы, дни или недели. Казалось, время для руна неважно. Здесь не было календарей или часов. Самое близкое, что нашел Эмилио в их словаре на эту тему, был набор слов, имевших отношение к созреванию.
- Мисс Мендес говорит, вы замечательно провели день, - растягивая слова, произнес Д. У., когда Эмилио сел поесть.
- Ничего подобного я не говорила, - огрызнулась София. - Я сказала, что ему почти удалось возвести самодовольство в ранг искусства. А что было замечательным - это лингвистический анализ.
- Очень тонкое различие, - заметила Энн.
Бухнув миску на деревянный стол, она опустилась на подушку рядом с Джорджем, прежде чем прибавить:
- Разве он не ужасен, когда прав?
- Я простой человек, выполняющий свою работу, - сказал Эмилио обиженным тоном бедолаги, несущего свой крест из последних сил, - и за это на мою голову сыплются издевательские насмешки.
- Ну и что это за анализ? - ворчливо спросил Д. У. - Мне нужно писать отчеты, сынок.
Он отодвинул свою тарелку, и Эмилио сделал то же самое, вполне насытившись тем, что ему навязали по пути через деревню. Подобно Джимми Квинну, как-то заметил Д. У., руна беспрестанно жуют, и нельзя посетить никого, чтоб тебя не принялись пичкать, а таких слов, как "неголоден, сыт", тут не понимают. Это означало, что съестные припасы, привезенные с Земли, можно будет растянуть намного дольше, чем ожидалось. Еда руна не делалась от этого сколько-нибудь вкусней, хотя вроде была для людей достаточно питательной.
Следующие десять минут Эмилио провел, объясняя правила склонения, которые он вывел этим утром. К глубокому удовлетворению Софии, все остальные, так же как и она, поначалу путали эти понятия с абстрактными и конкретными существительными. Но как только все разглядели лежавшую в основе схемы логику, она показалась им вполне здравой. Энн объявила, что Эмилио имеет право чувствовать свое превосходство в течение получаса, и предложила засечь время. Он отказался от этой чести, весело признав, что уже достаточно себя поздравлял.
- Я бы не смог продвинуться так далеко и так быстро без Аскамы. И в любом случае, - серьезно сказал Эмилио, - есть целые области этого языка, которые все еще для меня закрыты. Например, я совершенно сбит с толку его родами.
Джимми прыснул, и Д. У. пробормотал: "Я не стал бы касаться этой стропы и десятифутовым шестом", - из-за чего Энн поперхнулась, а остальные засмеялись. Вспыхнув, Эмилио заявил, что им всем пора бы повзрослеть.
- Интересно, как бы они отнеслись к видеопоказу. Или виртуальной реальности, - мечтательно сказал Джордж, колотя Энн по спине, пока она кашляла и беспомощно хихикала.
Из осторожности они старались обходиться в присутствии руна минимумом техники. Каждый из них проводил исследования, в которых нельзя обойтись без компьютера, но в остальном они жили так же, как обитатели деревни.
- Марк, какое склонение они используют для твоих рисунков? - спросил Эмилио. - Ты создаешь иллюзию пространства. Для бумаги, я полагаю, они применяют пространственное; но вот как насчет изображений?
- Не могу вспомнить. В следующий раз, как представится случай, обращу на это внимание, - пообещал Марк. - Кто-нибудь видел, что делает Канчай? Он наблюдал за мной, пока я работал над портретом несколько недель назад, а затем попросил мои принадлежности. Думаю, до этого Канчай никогда не видел двухмерные образы объемов, но он уже выполняет весьма недурную работу.
- Так вот с чего началось! - воскликнул Джордж.
Это походило на спонтанную вспышку интереса. Ни с того ни с сего в торговых лодках появились бумага, чернила, красители, и все принялись рисовать. Такие причуды охватывали деревню стремительно. Это настораживало. Ты не решался высморкаться, опасаясь, что вся деревня подхватит твой жест, как моду.
- Знаете, я начинаю думать, что Бог и вправду любит этих ребят сильнее, - сказала Энн тоном ревнивого ребенка. - Начать с того, что им досталась планета гораздо более симпатичная, чем наша. Восхитительные растения, прелестные краски. И сами они выглядят лучше, чем мы. И у них лучше руки. Мы то считали наши большие пальцы весьма подвижными, но в глазах руна мы, наверное, чуть ли не калеки.
На каждой руке у рунао было по пять пальцев, но оба крайних пальца могли располагаться напротив трех центральных; это было почти так же, как если б руна орудовали четырьмя руками одновременно. Энн порой зачарованно следила, как Аскама, устроившись на коленях Эмилио, играла своими лентами, сплетая их то в один узор, то в другой. Все ленты пахли по-разному, и комбинации цветов, ароматов и узоров составляли основную часть моды руна. В дополнение к лентам что-нибудь привязывали.
- Не думаю, - возразила София. - Однажды я спросила Уарсоа, выглядят ли наши руки странными, и он сказал: "Если вы можете подносить пищу, ваши руки достаточно хороши". Очень практичная точка зрения.
- Их мастерство поражает, - признал Марк.
- Конечно, - небрежно сказал Джордж, - своими руками они управляются лихо, но радио до сих пор не изобрели. Или вообще что-нибудь более сложное, чем стамеска.
- У них есть стекло, металл, керамика, - напомнил Марк.
- Покупные, - отмахнулся Джордж. - Сами руна ничего не производят. Мне неприятно это говорить, друзья, но я не считаю, что они так уж умны.
Эмилио хотел было возразить, что Аскама легко и быстро усваивает новые знания, но затем подумал, что в высказывании Джорджа кое-что есть. Руна умели быть восприимчивыми, но время от времени некоторые из них казались ему, не тупыми, конечно, но какими-то ограниченными.
- Технологической базой их общества является собирательство, - с отвращением говорил Джордж. - Они собирают еду. И цветы, черт бы их побрал. Будь я проклят, если знаю, для чего.
- Для рынка духов, - сказала София, ей позволили присутствовать на некоем подобии заседания деревенского совета, и там она почерпнула немало сведений. - У меня впечатление, что в городе полно фабрик. Сандос, я говорила вам, что выяснила название города? Это Гайгер или Гайджур - что-то вроде этого. Как бы то ни было, каждая деревня специализируется на торговле чем-либо. В Кашане это цветы для парфюмерной промышленности. Думаю, руна намного больше нас интересуются запахами. Вот почему кофе так ценится.
Кашлянув, Энн слегка качнула головой в сторону Д. У., усмехаясь.
Ярбро фыркнул, не поддаваясь на провокацию. К его непреходящему раздражению, кофе был главным предметом их торговли. Ачто еще хуже, даже не кофе как таковой, но аромат кофе. София, бывало, заваривала свое ужасное турецкое пойло, похожее на ил, и Манужаи брала чашку в руки, вдыхая запах, а затем передавала ее другим гостям. Когда кофе остывал, они вручали его обратно Софии, выпивавшей злосчастный напиток. Иезуитская группа могла оплатить почти все, разделив с кем-нибудь чашку кофе.
- Но Джордж прав, - сказал Джимми, который тоже начинал уставать от руна. - Здесь почти нет развитой технологии. Нет радио. Они не могут быть Певцами. Они даже не любят музыку!
Все эти дни они с Джорджем обрабатывали астрономические и метеорологические данные, пересылаемые с корабля, но их манил город с тамошними передатчиками.
Д. У. пробурчал что-то, соглашаясь. Иезуиты больше не пели во время мессы с того раза, когда руна, присутствовавшие на службе, пришли в смятение. Сначала он подумал, что их обеспокоил ритуальный аспект поведения гостей, хотя у самих руна вроде не было ни каких-либо религиозных специалистов, ни церемоний. Но оказалось, что, если литургию просто проговаривать, руна чувствуют себя отлично. А фимиам им даже нравился. Так что обряды тут ни при чем - было ясно, что дело в самом пении.
- Кто-то же производит лодки, стекло и прочее, - сказал Марк. - Местные жители мастерят только мебель и домашнюю утварь. Здесь как в горных районах Боливии: словно попадаешь в средние века. А в Ла-Пасе конструируют спутники и синтезируют лекарства. Просто эта деревня находится на окраине более развитой культуры.
- Давайте будем справедливы: здесь мало нуждаются в индустрии, - заметила Энн. - Почти все время дневной свет - кому нужны электрические лампы? Повсюду реки - кому нужны мощеные дороги и наземный транспорт? Природа дала им все. Зачем пахать, когда можно просто собирать?
- Если бы за эволюцию отвечали люди вроде тебя, - молвил Джордж, - мы бы до сих пор жили в пещерах.
- Что и требовалось доказать, - сказал Джимми, махнув рукой на окружавшие их каменные стены. Раздался взрыв аплодисментов, не поддержанный только Энн.