Покушение на планету - Лукьянов Олег Валерьевич 5 стр.


* * *

Собственно, и разрабатывать-то было нечего. По сравнению с боевыми операциями времен Священной войны захват пушки выглядел детской забавой. Нужно было причалить ночью к острову, дождаться, когда "генеральный директор" и его гости улетят на материк, проникнуть в тир и… сделать свое дело.

Так Гордий и поступил: Не откладывая дела в долгий ящик, он той же ночью подошел на своей яхте к острову и вылез на берег. В руке он держал короткий железный ломик. Около часа он просидел в береговых кустах, наблюдая за тиром. Громадное здание, украшенное разноцветными огнями, выглядело очень эффектно в ночи, однако посетителей Гордий что-то не заметил. Видно, дела у "генерального директора" были и в самом деле плохи. Потом свет погас, с площадки в воздух поднялся винтолет Уни Бастара. Выждав минут пять, Гордий вышел из кустов и решительной походкой направился к тиру.

- Заведение закрыто, господин, - сказал ему Вазон, чинно сидевший на табуреточке у входа. - Будем рады видеть вас завтра с. шести вечера.

Вместо ответа Гордий коротко взмахнул ломиком и ударил робота по пластмассовой голове. Кр-рэк! Только посыпались мелкие, как бусинки, кристаллические мозги искусственного существа. Робот с глухим стуком упал на бетонную площадку. Гордий втащил робота в помещение, закрыл за собой дверь и задвинул ее на засов. Вот и вся акция…

До открытия тира времени было - девать некуда. Можно даже поспать как следует. Оригинальная идея - выспаться перед концом света! Гордий даже рассмеялся, стоя перед пушкой. Нервно рассмеялся, без души, потому что в эту минуту ему было вовсе не до смеха. Наступил решительный момент…

Пора было начинать, но Гордий медлил.

Тишина… он вдруг услышал тишину. Ни шороха, ни звука не проникало снаружи в бетонное сооружение. Не слышно было даже шума прибоя, хотя верхние оконные фрамуги были открыты. Настоящая мертвая тишина, какая и должна быть перед концом света. Одиноко горела под потолком в центре зала дежурная лампа. На востоке за окном уже светало. Гордий все медлил не решаясь начать действовать. Что-то ему мешало, какое-то неподвластное сознанию, затаившееся на самом дне души тревожное чувство. На него нашел приступ внезапной апатии. Руки, словно налитые свинцом, бессильно висели вдоль тела. Оказывается, это не такое простое дело - убить планету, громадную живую планету с горами и морями, со всем бегающим, летающим, плавающим, что на ней есть. В один титанический миг Астра превратится в газовый шар, раскаленный до миллионов градусов, который начнет стремительно расширяться. Взрыв увидят обитатели других миров, астрономы отнесут его к числу естественных явлений, и никто не узнает истинных причин катастрофы.

"Что это я? - одернул себя Гордий. - Нашел время для сомнений…" Он закрыл глаза и стал шептать текст пророчества, черпая в нем силы для совершения акта возмездия. "Да испепелится огнем племя, которое посягнет на дом дочери моей, Тимры… Да испепелится огнем…"

Все идет как надо, убеждал он себя. Это всего лишь временная слабость. Так бывает иногда перед принятием ответственного решения. Нужно усилие воли…

Гордий внутренне напрягся, стиснул зубы, подавляя слабость, и шагнул к пушке…Только бы чего-нибудь не случилось - не отключили бы энергию, не заклинило, не сломалось. Потной ладонью Гордий обхватил рукоятку рубильника и потянул ее вниз, включая питание. На пульте загорелись лампочки. Гордий нажал на кнопку "поворот по меридиану". С тихим рокотом заработал мотор приводного устройства, тяжелая махина, сверкая частями в тусклом свете лампы, стала медленно поворачиваться на полуосях. Описав четверть окружности, опустился вниз стеклянный глаз. Стоп! Мотор умолк.

Еще несколько минут потребовалось для установки параметров. Расстояние до цели - шесть с половиной тысяч километров… Мощность импульса сто тысяч единиц по Андерсу. Гордий включил энергетический блок. Выдержат ли предохранители? Перед глазами его плыло… Он потянул дрожащую руку к красной кнопке, над которой был нарисован индюк. Вот сейчас… сейчас… он надавит на кнопку, и планета вспыхнет, как одуванчик, к которому поднесли спичку. Гордий подкрадывался рукой к кнопке, перебирая пальцами по-щитку пульта. Его бил озноб.

В этот момент кто-то сзади сказал:

- Ты собираешься взорвать нашу маленькую Астру, Виртус?

* * *

За полгода новой жизни Гордий успел достаточно привыкнуть к неожиданностям, и удивить его чем-нибудь было чрезвычайно трудно. Но этот негромкий ровный голос, прозвучавший в пустом, закрытом на замок помещении, превысил предел того, что могли выдержать его нервы. Гордий застыл с рукой, протянутой к кнопке, чувствуя, как на голове у него шевелятся волосы. Нет, не то его потрясло, что в тир кто-то неизвестным образом, проник. Таким человеком мог бы быть Уни Бастар, и тогда бы Гордий даже не дрогнул. Это был совсем другой голос, слишком хорошо ему знакомый - чуточку дребезжащий, похожий на женский, с добродушно-иронической интонацией, голос с того света, потому что тот, кому он мог принадлежать, умер семь веков назад…

Странно устроен человек! Гордий стоял в преддверии Царства Света, оставалось нажать на кнопку, чтобы в тот же миг совершить переход туда. Но Гордий не сделал этого, потому что любопытство оказалось сильнее.

- Это ты, Оникс? - сказал он, не поворачивая головы.

- Я, Виртус.

- Ты дух?

- Нет, живой человек.

Не убирая руки с пульта, Гордий повернулся к говорящему.

В трех шагах от него стоял щуплый безбородый старик в пронзительно синего цвета мантии, усыпанной серебряными звездами. У него было мертвенно-бледное, худое лицо, на котором горели черные, как вселенская тьма, без зрачков глаза. Гордий не узнал его, но глаза узнал сразу.

- Протяни мне руку, - приказал он.

Рука оказалась сухой и теплой. Нормальная человеческая рука с пятнистой, по-стариковски тонкой кожей.

Гордий нервно рассмеялся, скаля зубы.

- Встреча двух покойников… Только ты сильно изменился после смерти.

- А ты совсем не изменился, - сказал Оникс.

Они стояли и смотрели друг на друга - два бывших врага, когда-то люто ненавидевших друг друга. Но, странное дело, Гордий не испытывал сейчас к Ониксу никакого чувства, похожего на ненависть. Пожалуй, наоборот, он был рад, что увидел наконец человека, с которым можно было говорить как с равным, который поймет тебя.

- Как ты попал сюда? - спросил он.

- Прошел сквозь стену.

- Не шути, пожалуйста.

- Я не шучу, - серьезно и спокойно сказал Оникс.

…Ну да, конечно… еще в те времена было известно, что Близнецы знают тайны древних мудрецов… Да иначе они и не победили бы.

- Ты тоже пролежал семь веков замороженным? - снова задал вопрос Гордий.

- Нет, все это время я жил, как и другие братья.

- Что такое? Не хочешь ли ты сказать, что вы бессмертны?

- Именно это я и хотел сказать.

Гордий смотрел на спокойно стоявшего перед ним Оникса и не знал, верить ему или нет. Ложь - оружие, которым они всегда беззастенчиво пользовались. Цель оправдывает средства - так любили они тогда говорить. Но нет… похоже, он не лжет, иначе как объяснить, что он так страшно постарел?

- Но зачем вы сделали себя бессмертными? Ведь это безумие - жить вечно в пространственно-временной темнице.

- Кто-то должен управлять планетой, - спокойно сказал старик.

- Не понимаю. Насколько я успел разобраться, планетой управляют роботы.

Старик чуть усмехнулся, словно Гордий сказал глупость.

- Роботы, даже очень совершенные, всего лишь машины. Они лишены духа и способны лишь к комбинаторике. Вершину иерархической пирамиды должен занимать человек.

- Боги, - поправил его Гордий.

Старик опять усмехнулся и ничего не ответил.

- Ну да, конечно… - сказал Гордий, хмурясь. - Наш старый, неразрешимый спор…

- Почему же неразрешимый? Ты проиграл его.

- Чушь! - вспылил Гордий.

- Чушь?

Старик чуть оживился. Лицо его, покрытое густой сетью морщин, утратило насмешливую холодность, в глазах появился блеск.

- Если чушь, то будь добр, объясни мне, где были твои боги, когда мы уничтожали их храмы? Где они были все эти века?

Он угодил в самое больное место, повторил те самые вопросы, которые мучили и Гордия, а возразить было нечего.

- Вот я сейчас нажму на эту кнопку, - сказал Гордий с угрозой, - и ты узнаешь, почему молчали боги!

- Кнопка не аргумент в таком серьезном споре. Лучше попытайся понять, почему боги оказались столь деликатны, что позволили нашим партиям путем честной борьбы установить истину.

Гордий деланно рассмеялся.

- Да-а? Ты до сих пор считаешь, что истина на стороне тех, кто сильнее физически? Неужели вам не хватило семи веков, чтобы понять, почему вы победили? Вы применили бесчестный, гнусный прием - разбудили в человеке ненасытного зверя. Это зверь победил, а не истина! Вы развратили массы и их простодушных правителей! Вы оскопили человеческий род, лишив его высших ценностей! Вот почему вы победили!

- Зато теперь они счастливы, как дети. А что дал бы им твой дух? Новые поводы для распрей?

- Да уж лучше умереть в бою за идеалы своего народа и быть похороненным с почестями, чем подохнуть, как крыса в изоляторе! Вы, кажется, пускаете своих покойников на удобрения? Какой цинизм!

- А куда прикажешь девать сто пятьдесят миллионов тел в год? Если бы их всех закапывали, Астра давно превратилась бы в сплошное кладбище.

Оникс говорил спокойно, с едва заметной иронией, буравя Гордия взглядом своих неподвижных черных глаз. Вот так же, таким же насмешливо-холодным тоном он разбивал в пух и прах своих горячих и неопытных противников во времена, когда они с Гордием учились в Бордосском университете. Гордий почувствовал, как в нем пробуждается ненависть к старому врагу.

- Если бы ты знал, как мне отвратительна твоя гнусная арифметика! - проговорил он, выдерживая тяжелый, давящий взгляд Оникса.

Он повысил голос:

- Вы все подсчитали, все учли своими железными мозгами. Не учли только этой вот кнопки, на которую я сейчас нажму. Ну, смотри, бессмертный, как я сейчас это сделаю!

Гордий нарочито медленно, со злобной усмешкой протянул руку к пульту и уже коснулся пальцами гладкой пластмассовой поверхности кнопки. Он хотел увидеть страх на лице старика, но не увидел.

- Не торопись, - сказал тот. - Разговор еще не окончен. Сейчас я сообщу тебе кое-что интересное. Да будет тебе известно, что мы наблюдали за твоей деятельностью с момента, когда ты выступил на карнавале в Фиалке. Мы могли бы в любой момент прервать твой вояж, но решили не мешать твоей игре с роботами и сделали только одно исключение. Это мы по твоей молитве освободили тебя из тюрьмы.

Оникс произнес все это спокойным, даже доброжелательным тоном, без прежней иронии, но Гордий почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Удар был нанесен сокрушительный! Гордий застонал от острой боли, опоясавшей словно обручем спину и грудь. Сердце! Конец! Он пошатнулся и упал на стул у пульта, хватая ртом воздух. Он увидел, как Оникс делает пассы руками. Тут же боль ослабла, отступила, а потом и совсем исчезла.

Гордий глубоко вздохнул, переводя дух.

- Все понятно, - сказал он через минуту. - Вы умеете подслушивать чужие мысли… Я вижу, вы не теряли понапрасну времени эти семь веков.

Он поднялся, тяжело, с ненавистью глядя на Оникса.

- Вы - погасившие в людях священный дух, сами обратились к духу и стали, как боги. Какова подлость! Во что же вы наконец верите?

- Мы верим в игру, - сказал Оникс, выделяя особой интонацией последнее слово. - Мироздание - это гигантская игротека, а жизнь - случайная комбинация во вселенской игре, результат слияния материи и духа. Отсюда следует, что каждому свое: черни - материальное, избранным - духовное.

Гордий почувствовал странное облегчение от услышанного. Теперь к чувству ненависти прибавилось еще и презрение.

- Наконец-то! - проговорил он со злой радостью. - Наконец-то я слышу откровенные речи, не запутанные словесной эквилибристикой! Ради этого стоило пролежать семь веков в ледяной могиле! Ничтожные эгоистичные душонки, лишенные любви! То-то вы так безжалостно расправлялись с верованиями прошлого. Ведь это для вас были не основы народной жизни, а игры для черни, которые вы презирали. Вы населили планету стадами человекоподобных идиотов и теперь наслаждаетесь властью над ними. Но вы крепко просчитались. Для того и явился сюда Норд Гордий Виртус, чтобы подпортить вам это удовольствие.

Сомнений больше не оставалось. Гордий отступил за пульт и выпрямился в торжественном молчании перед свершением великой акции. Оникс тоже выпрямился, черные глаза его дрогнули и чуть расширились. "Ага, проняло!" - подумал Гордий, но удовлетворения почему-то не почувствовал. Опять знобкий холод охватил его руки и ноги, подавляя решимость. "Ну что же ты?" - услышал он внутри себя тихий голос, похожий на голос Тимры.

"Будьте вы прокляты!" - пробормотал он сквозь зубы и выбросил руку к красной кнопке…

Нажать кнопку он не успел. Что-то вроде сильного удара тока сотрясло его тело, и Гордий застыл, парализованный, с нависшей над пультом рукой. Боковым зрением он увидел Оникса, который стоял, вытянувшись как струнка. Так продолжалось несколько секунд, в течение которых Гордий не мог ни пошевелить пальцем, ни вздохнуть. Потом руки и ноги его сами собой задвигались, он как робот отошел, пятясь от пульта, и тут же почувствовал освобождение…

Как сквозь сон он услышал размеренный и спокойный голос Оникса.

- Ты личность высокой духовной напряженности, Виртус, - заговорил Оникс, - но тратил ее на тех, кто в ней вовсе не нуждался. Наблюдая за тобой эти месяцы, мы поняли, что ты тот человек, который нам нужен, и хотим предложить тебе кое-что интересное.

Оникс сделал паузу, видимо, ожидая реакции Гордия на свое сообщение, но тот молчал, мрачный и подавленный.

- Уже несколько столетий мы играем в одну несравненную, захватывающую игру, - продолжал Оникс. - Ни музыкальные произведения, ни шедевры литературы и искусства, ни занятия наукой, ни тем более низменные наслаждения толпы не могут дать таких острых, эмоциональных богатых переживаний, какие дает эта игра. Мы играем в нее вчетвером, но этого уже недостаточно. Чтобы игра стала еще увлекательнее и острее, нам нужен пятый. Люди, выращенные в инкубаторах, для этой цели не годятся. Это должен быть человек, рожденный женщиной и одаренный высокой духовностью. Кроме нас четверых, ты единственный такой человек на планете.

- Что это за игра? - спросил Гордий безучастно.

- Сейчас увидишь…

Оникс воздел кверху руки и опустил их, проводя ладонями по лицу и телу. Так он проделал несколько раз и застыл прямой и тонкий, как свечка…

* * *

Между тем быстро светало. Первый луч солнца зажегся в воздухе, в золотом потоке заискрились, засверкали пирамиды пылинок. Холодным огнем вспыхнули серебряные звезды на мантии мудреца. Гордий не уловил момента, когда все началось. Помещение стало наполняться сухим молочным туманом, в котором растаяло все: пушка, пульт, стены, стоявший неподвижно Оникс. Гордию показалось, что и сам он растворяется в тумане - пропало ощущение тела и осталось только сознание, что он существует. Так прошла минута или две, потом послышались чьи-то голоса, туман стал рассеиваться, и Гордий увидел, что находится в громадном, ярко освещенном зале. Зал был пуст, только посредине его лежал на подставке зеркальный рефлектор диаметром не менее пяти метров, а высоко над ним вогнутостью вниз располагался второй такой же. Вокруг рефлектора на большом удалении от него стояли четыре пульта с фортепьянной клавиатурой, а за ними сидели в креслах четыре близнеца, облаченные в синие мантии. Мудрецы находились далеко от Гордия, но в то же время он с необыкновенной отчетливостью видел их мертвенно бледные, морщинистые, похожие друг на друга лица с тонкими фиолетовыми губами. Кто тут Оникс, кто Ирсхан, Амбрахамура и Болд, определить было невозможно, потому что узнавали Близнецов только по голосам.

Свет в зале стал медленно гаснуть, как в театре перед началом спектакля. Осталась освещенной только зона между чашами. Четыре фигуры поднялись над пультами со сложенными на груди крест-накрест руками. Послышалось монотонное бормотанье.

"…О, великий Универсум, самосущий, всепроникающий, всеобъемлющий, единый, сам от себя уставший, жаждущий покоя… ты произвел нас, детей своих, чтобы мы спасли тебя от муки вечного и бессмысленного кружения…"

Гордий с трудом понимал текст, произносимый на древнем языке, но зато по-прежнему, несмотря на темноту, отчетливо видел лица старцев, их шевелящиеся, как черви, тонкие губы. Каким-то непонятным образом видел он и клавиатуры сразу всех пультов, состоявшие из трех ступеней клавиш. Все это было так странно и необычно, что на некоторое время он забыл обо всем, что с ним произошло.

…Четыре пары рук легко, как птицы, пролетели над клавишами. Необыкновенной красоты мощные звуки наполнили помещение. Пространство между чашами вспыхнуло радугой огней. В следующее мгновение к торжественному звучанию добавились новые звуки - переливчатые, тоскующие, нежные, от которых у Гордия закружилась голова. Миллионы разноцветных огней заплясали в световом пузыре. Игра набирала темп. Все быстрее пробегали пальцы по клавиатурам, прыгали вверх и вниз по рядам; сухие старческие тела качались вправо и влево, небывалый оркестр сотрясал звуками огромное помещение. В центре зала теперь буйствовал огненный смерч…

Вдруг все четыре игрока как по команде бросили вниз руки и откинулись на спинки кресел. Музыка оборвалась, и между чашами, словно мираж в ночи, возникло чудо из чудес - громадный многоцветный кристалл. Он сверкал и переливался нежнейшими изумрудными, голубыми и розовыми тонами, тысячами разнообразных оттенков. Цветовая гамма с колдовской силой притягивала взгляд. О боги! Ни разу в жизни Гордий не испытывал такого сложного и волнующего чувства, какое вызывал этот горящий в темноте зала кристалл. Тут было все: нежность, любовь, радость, восторг, жалость… Гордий подумал, что если сейчас кристалл исчезнет, то он не выдержит и заплачет навзрыд.

Но кристалл исчез, и Гордий не расплакался, потому что вместо него появился другой, еще более прекрасный. Он походил на гигантского морского ежа, усыпанного хрустальными иглами, по которым струились живые пульсирующие огни. А потом еще и еще…

Гордий потерял чувство времени. Все его существо было поглощено небывалой игрой, и теперь он боялся только одного - что она прекратится.

Кристаллы между тем становились все темнее, с преобладанием лиловых, бордовых и темно-красных тонов, все причудливее становилась их форма и благороднее цветовая гамма. Старики вошли в азарт и сопровождали появление каждого нового кристалла криками и воплями. Шла сумасшедшая, прекрасная, не сравнимая ни с какими радостями мира божественная игра…

Назад Дальше