Незаметно мысли Гангара обратились к его предку, ставшему легендой. Да, по биоритмам Гангарона живет ныне все племя элов. Но ведь кроме того, передатчик под панцирем Гангарона, полупрозрачным от старости, излучает в пространство и другого рода сигналы – складывающиеся в ритмичные фразы. Что за тайна хранится в них? Эта тайна постоянно тревожила Гангара. Часто летал он на Священный астероид, останавливался перед памятником Гангарону и подолгу слушал второй ряд сигналов. Почему они ни для кого из элов ничего не значат? Что означают упоминаемые в них бесконечные витки спиралей, горы, распираемые лавой идей, сверхновые звезды – бессонные маяки Вселенной?..
Усилив ритмичные сигналы, Гангар вместе с общим фоном испускания послал их в сторону корабля пришельцев. Его догадка подтвердилась: именно на эти сигналы среагировал пришелец по имени Леон. Юный землянин – единственный среди пришельцев – оказался в биорезонансе с сигналами Гангарона, и мысли пришельца удалось прочесть.
Быть может, эти ритмы означают некие закономерности Вселенной, общие законы, которые пока непостижимы и для элов, и для землян?
По легкому колебанию почвы и еле заметному дрожанию силового поля Гагар понял, что кто-то к нему приближается. Эл насторожился.
– Это я, – еле слышно прошелестел сигнал, который он узнал бы из тысячи.
– Ку!
– Все в порядке, Гангар, – сказала Ку устало. – Наш кокон отложен.
Радость переполнила Гангара. Итак, род Гангаронов не пресечется. В положенный срок из кокона – первого их совместного кокона! – выйдет новый эл, и цепочка поколений продолжится, уходя в бесконечность.
На какое-то мгновение Гангару даже почудилось, что он в силах постичь ритмичные радиосигналы, над которыми столько лет безуспешно бились элы.
– Что было тут без меня? – спросила Ку.
Гангар вкратце рассказал о последнем сеансе биосвязи с Леоном, улетающим прочь на корабле.
– Больше связаться с пришельцем не удастся. Слишком быстро они разогнались, клянусь нашим коконом!
Ку помолчала.
– Ты уверен, что на Земле у них низший уровень развития? – спросила она.
– В этом уверились все, кто был подключен к коллективному мозгу. Посуди сама. У себя на планете они не имеют машин, никаких технических приспособлений. Не умеют перемещаться вдоль силовых линий, не умеют обращаться друг к другу с помощью радиосигналов. Сами по себе они так неуклюжи, так неповоротливы! А между тем владеют столь богатой, чудесной планетой, которая бы нам, элам, так пригодилась. Они передвигаются с убийственной медлительностью, переставляя задние конечности и без толку размахивая передними.
– И жилища их видел?
– Они хуже и примитивней, чем пещеры, в которых жили элы тысячу лет назад, – махнул щупальцем Гангар. – Хилые времянки, сделанные из непрочного материала, натянутого на деревянные колья. Их жилища настолько плохи, что колышутся под напором ветра. И поведение этих нелепых великанов безумно.
– Не делай поспешных выводов.
– Посуди сама. Пробудившись после ночного отдыха, они тут же начинают растрачивать накопленную энергию на движения, лишенные всякого смысла.
– Может, мы просто не сумели разгадать пока их смысл? – предположила Ку.
Гангар сделал паузу.
– Допустим, – согласился он. – Но как ты тогда объяснишь главное? Они на своей планете не сумели убрать тяжесть, раскрутить ее и потому угнетены гравитацией. Они ползают по Земле, как некогда черепахи по Тусклой планете! И после этого ты будешь говорить о высоком уровне их цивилизации?
Долго говорили Гангар и Ку. Уже успела вспыхнуть и отгореть зеленым магнием заря. Начинался новый день. Гангар заторопился.
– Ты куда? – спросила Ку.
– Буду отрабатывать с элами строй в полете. Боюсь, они разучились держать его, поскольку давно не летали на дальние расстояния. Нужно, чтобы в полете, который длится годы, элы не сталкивались и не разлетались далеко друг от друга.
– Земля далеко?
– Очень далеко, судя по копии звездной карты, которую нам удалось раздобыть. Но дальние расстояния нас, элов, не пугают. В космосе достаточно свободной энергии, которую мы умеем пить на ходу. И мы не нуждаемся в запасах вещества, которое необходимо пришельцам, чтобы разгонять в пространстве эти нелепые сооружения.
Гангар был уже на пороге, когда Ку остановила его новым вопросом:
– Послушай, почему нам удалось установить биоконтакт только с одним из пришельцев?
– Я сам об этом все время размышляю, – буркнул Гангар. – Трудно сказать. Быть может, потому, что Леон – мутант среди пришельцев.
– Мутант?
– Ну да. Ведь он, единственный среди пришельцев, тоже испускал эти треклятые ритмичные сигналы, в которых я не вижу никакого смысла.
– Великий Гангарон испускал их.
– Значит, и Гангарон среди нас такой же мутант – выродок, как Леон среди пришельцев.
– Не оскорбляй память предка.
– Я не оскорбляю. Просто думаю, что тайна ритмичных радиосигналов мне не под силу, и это мучает меня. И я никому не признаюсь в этом, кроме тебя, – заключил Гангар.
– Что ж, всякая тайна требует уважения, – напомнила Ку любимую поговорку великого Гангарона.
15
Положение Леона быстро становилось угрожающим, хотя приступы галлюцинаций прекратились. Он так и не приходил в сознание.
Исследование мозговых клеток Леграна показало, что они находятся на высшей стадии нервного возбуждения, источник которого, однако, установить не удалось.
Консилиум, составленный из всех медицинских светил, имеющихся на борту "Валентины", пришел к выводу, что Леграну необходим электрошок. Средство рискованное, но другого выхода не было.
Запрокинутого навзничь Леона на несколько исчезающе коротких мгновений поместили в вихревое поле, которое ядерщики – его сотрудники – специально просчитали для больного.
Крайняя мера принесла эффект.
Уже через несколько минут Леон пришел в себя, а еще через день смог ходить. Правда, исхудал страшно. Но, как заметил старший медик, были бы кости, а мясо нарастет.
Скоро Леон уже мог принимать посетителей, хотя ввиду непроходящей слабости врачи снова уложили его в постель.
Первой пришла Анга.
Молодые люди долго сидели молча, не зная, о чем говорить.
– Я принесла тебе яблок, – первой нарушила томительную паузу Анга.
– Спасибо.
– А вот виноград из оранжереи.
– Давно я не был в оранжерее. Целую вечность, – безучастным тоном произнес Леон.
– Чуточку меньше, – улыбнулась Анга, и тут же поспешила перевести разговор на другую тему. Напоминать Леону о последнем его посещении оранжереи ей не очень-то хотелось.
Они говорили о разных вещах, и Ангу начало смутно беспокоить какое-то безразличие, которое скользило в каждой фразе Леона.
Капитан пришел с огромным букетом роз, раздобытых все в той же оранжерее.
– Спасибо, Виктор Петрович, – выдавил Леон и, не глядя, положил цветы на тумбочку.
Рябов побыл несколько минут и ушел, сославшись на неотложные дела. В душе он решил, что может помешать молодым людям и лучше оставить их вдвоем.
Вдвоем побыть, однако, не удалось. Едва ушел капитан, появился штурман. Он приволок в сетке огромную дыню, распространявшую чудесный аромат.
– Недурная штучка, а? – повертел он сеткой перед Леоном. – Я, между прочим, выбрал ее по форме астероида, по которому мы так славно прогулялись. Узнаешь?
Леон покачал головой.
– Ладно, выздоравливай, – пробасил Иван и столь же быстро, как Рябов, ретировался.
Улучив момент, когда они остались одни, Анга тихо спросила:
– Скучаешь?
– Нет, просто прихожу в себя.
– Я блокнот тебе принесла.
– Зачем?
– Как зачем? – немного смешалась Анга. – Стихи сочинять. – Она оглянулась и добавила: – Не волнуйся, нас никто не слышит.
– Я никогда не писал стихов, – еле заметно пожал плечами Леон. – И не собираюсь их писать.
Он угрюмо поправил край одеяла, которым был укрыт. Тогда Анга наклонилась над ним и прочла строки о пророке с седой бородой, слепом вдохновенном пророке с картины, который ведет толпу, а толпа сама влечет его, словно щепку ярость вешних вод.
– Хорошие стихи, – прошептал Леон.
– Это твои стихи.
– Мои? Я их в первый раз слышу.
Анга сдержала готовый вырваться крик. Пораженная внезапной догадкой, она спросила:
– А ты помнишь, как мы втроем высадились на астероиде?
– На астероиде? – Леон наморщил лоб. – Не понимаю, о чем ты, Анга.
– Ну, а свои… видения, свои, как ты говоришь, галлюцинации… – уже не сдерживаясь, крикнула она. – Их ты тоже забыл?
К ним быстро подошел врач.
– Анга, голубушка, полегче… Я предупреждал – больному вредно любое волнение.
– Доктор, – разрыдалась Анга, – он все позабыл. Он потерял память!
– Ну уж и все. При электрошоке бывает временная потеря памяти. Точнее – отдельных ее участков, которые как бы отключаются.
– Но они восстановятся?
– Будем надеяться.
Леон безучастно слушал беседу, словно разговор его не касался.
Медики, к сожалению, ошиблись.
Участки памяти Леона со временем восстановились, но не все. Все, что так или иначе было связано с биоконтактом и ритмичными сигналами Гангарона, с злами и астероидом, напрочь улетучилось из его мозга.
Велико было отчаяние Ангалоры. Конечно, она жалела Леона, которого ко всему покинул и поэтический дар. Рассказы Леона о таинственных видениях, посещавших его, нигде не были зафиксированы. Их никто в мире не мог подтвердить, и, потому что Леон утратил отдельные участки памяти, никто теперь не мог пролить хоть какой-то свет на ее таинственную находку – полупрозрачный известковый обломок.
За кормой "Валентины", непрерывно наращивающей скорости, осталось созвездие Центавра, самое близкое к Солнечной системе.
Победно вздымая фотонные паруса, корабль неудержимо стремился домой, на Землю.
Экипаж готовился к высадке на родную планету, как некогда, Бог знает сколько веков назад, моряки после долгих лет плавания по бурным морям и океанам готовились к высадке на берег.
Каждый готовился по-своему, каждый строил собственные планы. Уже ясно стало, что первоначальный план, выдвинутый Виктором Петровичем – всем сообща поехать отдыхать куда-нибудь на пустынный островок в Тихом океане, – лопнет, как мыльный пузырь. Слишком много человек на борту, слишком много желаний, надежд, долгих ожиданий…
Так или иначе, на борту царило радостное волнение.
Солнце, родное Солнце теперь не покидало экран внешнего обзора.
Среди всех, пожалуй, только Легран оставался безучастным к предстоящему окончанию полета.
Вскоре радисты поймали сигналы корабля патрульной службы. Капитан договорился о сроках и месте проведения карантина.
– Все идет как положено. Порядок, – сказал он удовлетворенно.
Сердце Анги сжимала тоска, ее томили предчувствия. Но поделиться было не с кем.
Вскоре они пересекли границы Солнечной системы.
16
Допотопный фуникулер трудился в поте лица, но очередь желающих прокатиться вверх не таяла: ее питали подкатывающие один за другим рейсовые аэробусы. Они сворачивали с головного шоссе, которое связывало оживленную сеть долин с подошвой исполинской горы, название которой с прометеевых времен вошло в легенды, связанные с Кавказом.
Прозрачные, как слеза, капли подлетали к финишу и лихо осаживали, со свистом выдыхали сжатый воздух и опускались членистоногими лапами-амортизаторами на каменистый пятачок. Это была площадка, специально расчищенная среди скал для аэробусов. Тут же округлые двери истончались и таяли в весеннем воздухе, туристы выскакивали и спешили на фуникулер.
Он вышел из аэробуса последним, к тому же замешкался, разглядывая какой-то невзрачный цветок, пробившийся между камней площадки, и потому отстал от случайных попутчиков, которые его, конечно, узнали и с почтением обращались к нему в пути.
Впрочем, он отстал не случайно. Если говорить откровенно, ему хотелось побыть одному. Поездка на Юпитер оказалась трудной и нервной, и ему пока так и не удалось добиться чего хотелось.
Несмотря на раннюю весну, солнце припекало совсем по-летнему, и только резкий бодрящий ветерок, время от времени налетавший, напоминал как о недавней зиме, так и о близком присутствии знаменитой вершины, вечно одетой в папаху литых облаков.
"А хорошо, что в заповедных зонах нет установок искусственного климата", – подумал он и плотнее запахнул куртку.
Пока он мешкал, площадка обезлюдела.
Уверенно шагая по каменным плитам, он двинулся к фуникулеру. Многие оглядывались, но он привык к знакам внимания и никак на них не реагировал.
Очередь к фуникулеру протянулась метров на полтораста. Она двигалась не очень быстро, зато весело, с шутками и смехом.
Он наблюдал за девушкой, которая читала небольшую книжку, обернутую в пластик. Приподнявшись на цыпочках – девушка была высокой, – он заглянул через ее плечо и наугад прочел про себя: "Мелколесье осеннего Севера, уводящая вдаль колея…"
– Вы любите стихи? – спросил он. Она опустила книгу и полуобернулась.
– Стихи? Нет, не люблю. Но у меня очень много в жизни с ними связано. Можно сказать, стихи переплелись с моей судьбой.
– И потому вы их читаете?
– Эта книга – подарок одного моего приятеля, поэта.
– Как его фамилия?
– Она вам ничего не скажет. К сожалению, он перестал писать стихи… Совсем. После одного случая.
– Какого же?
Но девушка, кажется, уже пожалела о своей разговорчивости.
– Долгая история. Вам неинтересно, – сухо произнесла она и, поправив светозащитные очки, снова уткнулась в книгу.
Незаметно подошла их очередь. Он боялся, что им придется сесть в разные кабины, но этого не случилось.
Дюжина пассажиров вошла в капсулу, дверь задвинулась, и прозрачный пол под ногами дрогнул.
Воздух здесь, на высоте, был резче. Он врывался в приспущенное окошко и колобродил по кабине.
Девушка по пояс высунулась наружу, заблестевшими глазами жадно глядя на проплывающие внизу серебристые верхушки елей. "Можно подумать, что она в первый раз видит серебристые ели Кавказа", – подумал он, стоя рядом.
В этот момент девушка отчаянно вскрикнула: сильный порыв ветра вырвал из ее рук книгу. Мгновенно оценив ситуацию, он оттолкнул девушку и в каком-то немыслимом прыжке, едва не вывалившись, успел поймать улетающую книгу за обложку.
– Спасибо, – впервые улыбнулась девушка, – вы не представляете, как эта книга мне дорога.
– Я это понял. Иначе не стал бы рисковать жизнью.
Молодые люди несколько минут стояли молча, глядя на проплывающий внизу пейзаж.
– Что ж, давайте знакомиться, – решившись, сказал он и протянул руку. – Меня зовут Виктор Петрович, – можно просто – Виктор.
– Викпет, – откликнулась она. – Мне и запоминать не надо, так звали нашего капитана. А я – Ангалора. Можно просто – Анга.
– Красивое имя. И редкое. По крайней мере, я такого не встречал.
– Еще бы не редкое, – засмеялась она. – Его весь экипаж для меня придумывал. Ведь я была первой, кто родился в полете.
– Думаю, второго такого имени нет в Солнечной системе.
Капсула круто поползла вверх, и растительность внизу, на огромной глубине, подернулась сизой дымкой.
Мало-помалу Анга, почувствовав внезапное доверие к этому не по годам серьезному, сосредоточенному человеку с молодыми глазами и седыми висками, а также столь завидной реакцией, рассказала ему о валентиновцах и "Валентине", на борту которой родилась.
– Родители погибли в катастрофе… Это случилось вскоре после моего рождения, – заключила она.
– Я знал о прибытии "Валентины". К сожалению, не смог ее встретить и теперь жалею об этом, – сказал Виктор. – А где сейчас члены вашего экипажа?
Анга махнула рукой.
– Разъехались кто куда, едва причалили. У каждого свое, ведь столько лет на Земле не были, даже если считать по зависимому корабельному времени… Например, наш капитан, Виктор Петрович Рябов, ваш двойной тезка, полетел в Москву, он убежден, что лучше города нет во Вселенной. Ну, по крайней мере, если говорить об освоенной ее части, – улыбнулась Анга. – Иван Гроза, штурман, отправился в Туркмению, в Ашхабад – это его родина. Группа ребят направилась в Восточную Сибирь – мечтают пожить в заповеднике. Леон Легран… – Она помрачнела. – Леону не повезло. В эти дни мы побывали с ним в лучших клиниках Земли, у лучших докторов. Они считают, что восстановить утраченные участки памяти невозможно.
– Где же он теперь?
– В Марсель поехал. Я хотела с ним, не разрешил: хочет побыть один, его можно понять.
– А вы?
– Стараюсь привыкнуть к Земле. Но главное у меня не ладится. Нет, не так я представляла себе эту планету, – вздохнула Ангалора.
Капсула причалила к дощатому помосту и остановила бег. Поддерживая под локоть спутницу, Виктор помог ей выйти.
– Знаете что? – предложил он. – Здесь недалеко в горах есть чудесная шашлычная. Может, перекусим, а? Заодно вы расскажете мне… что сочтете нужным.
Только после слов Виктора Анга почувствовала, как голодна, хотя, что такое "шашлычная", представляла весьма смутно.
На открытой веранде, где они присели, было прохладно, даже холодно, зато все столики были свободны. Перейти в помещение Анга отказалась.
– Отсюда такие виды открываются! – произнесла она восхищенно. – Они примиряют меня с Землей.
– А что ссорит?
Анга помолчала.
– Вам действительно интересно это знать? – спросила она негромко.
– Да.
Она раскрыла сумочку и достала кусок породы. Помедлив, протянула его своему случайному попутчику.
– Как вы думаете, Виктор, что это такое?
Виктор внимательно оглядел обломок, посмотрел его на свет.
– Интересный образчик. Думаю, эта порода явно неземного происхождения, – сказал он, возвращая Анге ее находку.
Робот-официант, неслышно подкатив на резиновом ходу, поставил перед ними закуску.
– Вот-вот. Все, с кем я говорю, думают, что это просто порода, – горько усмехнулась Анга.
– А вы как считаете?
– Думаю, это обломок панциря.
– Панциря?
– Да, панциря какого-то инопланетного существа. Не смейтесь, пожалуйста, – попросила Анга, хотя Виктор и не думал смеяться. – Я уверена в этом как биолог. Но никого не могу убедить.
– Куда вы обращались?
– Лучше спросите, куда я не обращалась! Во всех лабораториях, во всех биоинститутах – ответ один: в образчике нет следов органики. Какое у вас, землян, косное мышление! Как будто нельзя себе представить жизнь на какой-то совсем другой основе.
– И в Совет Солнечной системы вы обращались?
– Обращалась и в Совет, – вздохнула Анга, бережно поглаживая обломок.
– Когда?
– Не далее как вчера.
– Интересно, – оживился Виктор. – И что же?