"Боже, - подумал Чьень. Ему стало плохо. - Может, это подводный дракон, "Пасть"? Таня Ли что-то такое упоминала?" Но это не имело пасти. Ни щупалец, ни даже плоти. Собственно, Его там вообще словно не было. Стоило Чьеню сфокусировать на этом взгляд, и оно исчезало. Он видел сквозь него, видел людей по ту сторону зала, но не видел его самого. Однако когда он отворачивался, то боковым зрением сразу замечал его туманные контуры.
Оно было ужасно. Источаемый им ужас окатил Чьеня, как волна испепеляющего жара. Продвигаясь к столу, оно высасывало жизнь из людей, попадавшихся на пути. Одного за другим, пожирая их энергию с бездонным аппетитом. Оно их ненавидело - Чьень чувствовал его ненависть. Оно на дух не переносило людей, всех и каждого, - и Чьень улавливал долю этого отвращения. В мгновение ока все присутствующие на вилле превратились в мерзких слизняков, и это существо шествовало по склизким панцирям упавших, раздавленных улиток, глотало, пожирало, насыщалось… и надвигалось прямо на Чьеня. Или то была иллюзия? "Если это галлюцинация, то самая жуткая в моей жизни, - подумал Чьень. - Если реальность, то чересчур жестокая. Порожденное абсолютным злом существо, убивающее и заглатывающее поверженные жертвы". Он смотрел на след существа - цепочку раздавленных, искалеченных мужчин и женщин. Он видел, как они пытались заново собрать свои изуродованные тела, силились что-то сказать.
"Я знаю, кто ты, - подумал Тун Чьень. - Ты - верховный Вождь всемирной Партии, разрушитель и истребитель жизни. Я видел стихотворение арабского поэта Ты ищешь цветы жизни, чтобы пожрать их. Ты оплел Землю, и нет для тебя ни высоты, ни глубины. Где угодно, когда угодно - появляешься ты и поглощаешь. Ты создал жизнь, чтобы затем поглотить ее. И в этом находишь наслаждение.
Ты БОГ, - подумал он."
- Товарищ Чьень, - сказал Голос. Голос исходил не со стороны безротого и безъязыкого видения, материализовавшегося прямо перед ним, а звучал внутри головы Чьеня. - Приятно познакомиться с вами. Что вы понимаете? Что знаете? Подите прочь. Какое мне дело до всех вас? Слизь. Какое мне дело до слизи? Да, я увяз в ней. Да, я испражняю слизь, но иду на это сознательно. Я мог бы раздавить всех вас. Я мог бы раздавить даже самого себя. Острые камни на пути моем, и слизь усеяна иглами и лезвиями. Я создаю для вас ловушки и тайники, глубокие тайные убежища, но моря для меня как кастрюля с варевом. Чешуйки моей кожи связаны со всем, что есть. Ты - я. Я - ты. Но это неважно. Так же неважно, как является ли существо с огневыми грудями мальчиком или девочкой. Можно получать удовольствие от тех и других. - Оно засмеялось.
Чьень не мог поверить, что оно разговаривало с ним. Что оно выбрало его. Это было слишком ужасно.
- Я выбрал всех и каждого, - продолжало оно. - Нет малых, нет великих, каждый упадет и умрет, и я буду рядом, наблюдая. Каждый раз. Так устроен мир. Мне ничего не нужно делать, только смотреть.
И вдруг связь прервалась. Но Чьень видел его. Как громадную сферу, повисшую в комнате. С миллионом, миллиардом глаз - для каждого живого существа. И когда живое существо подало, оно наступало на него и давило. "Для этого оно и сотворило жизнь, - понял он. - В арабском стихотворении говорилось не о смерти, а о Боге. Или, скорее, Бог и есть смерть. Одна сила, один охотник, один и тот же монстр-каннибал, и раз за разом оно попадало или промахивалось, но, имея в запасе вечность, ему некуда было спешить. Второе стихотворение тоже о нем, понял он вдруг. - То, что написал поэт Драйден. Жалкий хоровод - это мы, наш мир. И ты сейчас поглощаешь его. Мнешь, изменяешь согласно своему плану.
Но по крайней мере, - подумал он, - у меня осталось мое собственное достоинство".
Он с достоинством поставил бокал, повернулся, пошел к дверям. За дверьми оказался длинный коридор с ковровой дорожкой. Лакей в фиолетовой ливрее услужливо распахнул перед ним двери. Чьень оказался в темноте, на пустой веранде. Один.
Нет, не один.
Оно последовало за ним. Или уже было на веранде? Да, оно поджидало его. Оно с ним еще не покончило.
- Оп-ля! - Чьень головой вперед бросился через перила. Внизу, в шести этажах, блестела река - смерть, настоящая смерть, совсем не такая, как в арабском стихотворении.
Когда Чьень перелетал через перила, оно выпустило щупальце и ухватило его за плечо.
- Зачем? - удивился Чьень, но все-таки не стал вырываться. Он не понимал. И ему стало немного интересно.
- Не делай этого из-за меня, - сказало оно. Чьень не мог видеть его - оно стояло за спиной. Но часть его, на плече Чьеня, теперь выглядела как человеческая рука.
- Оно рассмеялось.
- Что смешного? - спросил Чьень, балансируя на перилах, придерживаемый псевдорукой.
- Ты делаешь мою работу за меня. Ты нетерпелив. Разве у тебя нет времени подождать? Я еще выберу тебя, не стоит упреждать события.
- А если я хочу сам? - спросил Чьень. - Из-за отвращения? Оно засмеялось. И промолчало.
- Почему ты молчишь?! - воскликнул Чьень.
И опять не получил ответа. Он спрыгнул обратно на веранду. И ладонь сразу отпустила плечо.
- Ты основатель Партии? - допытывался Чьень.
- Я основатель всего. Я основал Партию, и Антипартию, тех, кто за нее, и тех, кто против, тех, кого вы зовете империалистами-янки, тех, что окопались в лагере реакции, и так до бесконечности. Я основал все это. Я засеял этот мир жизнью, словно поле травой.
- И теперь наслаждаешься своим твореньем?
- Я хочу, чтобы ты увидел меня таким, каков я есть, а увидев, уверовал.
- Что? - Чьень дрогнул. - Уверовал во что?
- Ты в меня веришь? - спросило оно.
- Да. Я тебя вижу.
- Тогда возвращайся к своей работе в Министерстве. Тане Ли скажи, что видел старика, толстого, усталого, который любит выпить и ущипнуть смазливую девицу за зад.
- Боже, - прошептал Чьень.
- И пока ты будешь жить, не в силах остановиться, я буду тебя мучить. Я отберу у тебя, одно за другим, все, что у тебя есть, и все, что ты хочешь получить. А потом, когда ты будешь окончательно раздавлен и придет твой смертный час, я открою завесу тайны.
- Какой тайны?
- Воскреснут мертвые окрест. Я убиваю живое, я спасаю мертвое. И еще скажу тебе: есть вещи гораздо хуже, чем я. Но ты их не увидишь - к тому времени я тебя уже уничтожу. Теперь иди обратно на обед. И не задавай вопросов. Я делал так задолго до появления некоего Тун Чьеня, и буду так делать еще очень долго после него.
Он ударил, ударил в ЭТО изо всех сил.
И почувствовал страшную боль в голове.
Наступила темнота. Чьень почувствовал, что куда-то падает.
И снова темнота. Он подумал: "Я еще доберусь до тебя. Ты сам умрешь. Ты умрешь в мучениях. Будешь мучиться, как мучаемся мы, точно так же как мы. Я тебя распну. Клянусь Богом, я тебя распну на чем-нибудь высоком. И тебе будет очень больно. Как мне сейчас".
Чьень зажмурился.
Кто-то дернул его за плечо, резко, грубо. Он услышал голос Кимо Окубары:
- Напился как свинья. А ну, поднимайся! Шевелись!
Не открывая глаз, Чьень попросил:
- Вызовите такси.
- Такси уже ждет. Отправляйся домой. Какой позор! Устроить дебош на обеде у Великого Вождя.
С трудом поднявшись на ноги, он открыл глаза, осмотрел себя. "Наш Вождь - Единственный Истинный Бог. И враг, с которым мы сражаемся - тоже Бог. Они правы, он - это все, что есть. А я не понимал, что это значит. "Ты тоже Бог, - подумал он, глядя на офицера протокола. - Так что выхода нет, даже прыгать бесполезно. Это инстинкт сработал", - решил он, весь дрожа.
- Смешивать алкоголь и наркотики, - презрительно процедил Окубара, - значит навсегда испортить карьеру. Мне это не раз приходилось видеть. Пошел вон.
Пошатываясь, Чьень побрел к громадным центральным дверям виллы Янцзы. Два лакея в костюмах средневековых рыцарей торжественно распахнули створки, качнув плюмажами на шлемах. Один из них сказал:
- Всего доброго, товарищ.
- Иди ты на… - огрызнулся Чьень и вышел в ночь.
Без четверти три ночи. Чьень, не в силах сомкнуть глаз, сидел у себя в гостиной, куря одну сигару за другой. В дверь постучали.
Открыв, он увидел Таню Ли в шинели, с посиневшим от холода лицом. В глазах застыл немой вопрос.
- Не смотри на меня так, - грубо сказал он. Сигара погасла, и он раскурил ее заново. - На меня и так сегодня пялились больше, чем достаточно.
- Вы видели, - сказала она.
Он кивнул.
Она села на подлокотник кресла и, помедлив, попросила:
- Расскажите, как это было.
- Уезжай отсюда как можно дальше. Очень, очень далеко, - сказал он. Потом вспомнил - нет такого далеко, чтобы спрятаться, скрыться. Кажется, что-то об этом было в стихотворении.
- Забудьте, что я сказал. - Он с трудом дошел до кухни и стал готовить кофе.
- Так… так плохо? - спросила Таня, войдя следом.
- Мы обречены. Обречены - вы к я, то есть себя я не имею в виду. Я в это не ввязываюсь. Просто хочу работать в Министерстве и забыть все, что произошло. Забыть всю эту чертовщину.
- Это инопланетное существо?
- Да, - кивнул он.
- Оно настроено враждебно к нам?
- Да. И нет. И то, и другое одновременно. В основном - враждебно.
- Тогда мы должны…
- Иди-ка домой и ложись спать, - посоветовал Чьень и внимательно посмотрел на нее. Он довольно долго просидел в гостиной, и многое обдумал. Очень многое. - Ты замужем?
- Нет, сейчас - нет. Раньше была.
- Останься со мной, - попросил он. - До утра, пока не взойдет солнце. Уже недолго осталось. Я боюсь темноты, - добавил он.
- Ладно. - Таня расстегнула пряжку плаща, - но я должна получить ответы.
- Что имел в виду Драйден? - спросил Чьень. - Небесные сферы… Что это значит?
- Нарушатся законы Вселенной. - Она повесила плащ в шкаф спальни. Под плащом у не был оранжевый полосатый свитер и плотно облегающие брюки.
- Скверно, - вздохнул Чьень.
- Не знаю. Наверное, - подумав, ответила она.
- По-моему, это как-то связано с идеей старика Пифагора о "музыке сфер". - Она уселась на кровать и стала снимать туфли, похожие на тапочки.
- Ты веришь в это? Или ты веришь в Бога?
- Бога! - засмеялась она. - Время веры в Бога кончилось вместе с эпохой паровозов. О чем ты? О боге или о Боге?
- Не смотри на меня так. - Он резко отодвинулся. - После сегодняшнего вечера я не люблю, когда на меня смотрят.
- Если Бог существует, наши дела Его, наверное, мало волнуют, - сказала Таня. - Я так думаю. Победит зло или добро, погибнет человек или животное - Ему, судя по всему, это безразлично. Честно говоря, я не вижу никаких Его проявлений. И Партия всегда отрицала всякую форму…
- Но ты в Него верила? Когда была маленькой?
- Только тогда. И я верила…
- А тебе не приходило в голову, что "добро" и "зло" - это разные названия одного и того же? Что Бог может быть добрым и злым одновременно?
- Я тебе налью чего-нибудь. - Шлепая босыми ногами, Таня вышла на кухню.
- Разрушитель, - сказал Чьень. - Железяка, Пасть, Птица, Заоблачная Труба. Плюс другие названия, формы, не знаю. У меня была галлюцинация. На обеде у Вождя. Очень сильная и очень страшная.
- Но стелазин…
- От него стало еще хуже.
- Можно ли бороться с ним?.. - задумалась Таня. - Этим существом, созданием, призраком, видением - что ты видел? Ты называешь это галлюцинацией… но, очевидно, это была не галлюцинация.
Чьень сказал:
- Верь в него.
- И что это даст?
- Ничего, - устало ответил он. - Ровным счетом ничего. Я устал, пить не хочу. Давай ляжем в постель.
- Хорошо. - Она прошлепала обратно в спальню, начала стягивать через голову свой полосатый свитер. - Поговорим потом.
- Галлюцинация, - пробормотал Чьень, - Милосердная галлюцинация. Лучше бы у меня была галлюцинация. Верните мне мою галлюцинацию! Пусть все будет как раньше, до той встречи с калекой-торговцем.
- Ложись в постель. Тебе будет хорошо - тепло и приятно.
Он снял галстук, рубашку - и увидел на правом плече знак, стигмат, след руки, остановившей его прыжок с веранды. Красные полосы. Похоже, они никогда не исчезнут. Он надел пижамную куртку, чтобы скрыть следы.
- Твоей карьере теперь ничего не грозит, - сказала Таня. - Разве ты не рад?
- Конечно рад, - кивнул он, ничего не видя в темноте. - Очень рад.
- Иди ко мне, - позвала Таня, обнимая его. - Забудь обо всем. По крайней мере, сейчас.
Он прижал ее к себе. И стал делать то, о чем она просила, и чего хотел сам. Она была ловкая и хорошо справилась со своей ролью. Они хранили молчание, потом она выдохнула: "О-о!.." И обмякла.
- Если бы можно было продолжать вот так бесконечно, - сказал Чьень.
- Это и была вечность, - ответила Таня. - Мы были вне времени. Это безгранично, как океан. Наверное, так было в кембрийскую эру, пока мы не выползли на сушу. И есть только один путь назад - заниматься любовью. Вот почему это так много значит для нас. В те времена мы были как единое целое, как одна большая медуза… Их иногда выбрасывает на берег волна.
- Выбрасывает на берег, и они умирают, - сказал он.
Он прошлепал в ванную за полотенцем. Там он снова - поскольку был голый, - увидел свое плечо, то место, где Оно его ухватило, втаскивая назад, чтобы поиграть с ним еще.
След кровоточил.
Чьень промокнул кровь, но она тут же выступила вновь. "Сколько я протяну? Наверное, несколько часов".
Вернувшись в спальню, он спросил:
- Ты не устала?
- Нисколько. Если ты можешь еще… - Она смотрела на него, едва видимая в смутном свете утра.
- Могу, - сказал он. И прижал Таню к себе.
Роджер Желязны
ПРОБУЖДЕНИЕ РУМОКО
Когда Джей-9 вышла из-под контроля, я сидел в рубке, следя за исправностью аппаратуры на борту капсулы. Это была обычная, довольно скучная работа.
Внизу, в капсуле, находились два человека. Они осматривали Дорогу в Ад - высверленный в океанском дне туннель, по которому в самое ближайшее время должно будет открыться движение. Если бы в рубке присутствовал кто-нибудь из инженеров, отвечающих за Джей-9, я бы не встревожился. Но один из них улетел на Шпицберген, а другой с утра лежал пластом в медицинском изоляторе.
Внезапно ветер и течение, объединив усилия, накренили "Аквину", и я подумал, что сегодня - Канун Пробуждения. Затем я решительно пересек рубку и снял боковую панель.
- Швейцер! У вас нет допуска к этой аппаратуре! - воскликнул доктор Эсквит.
- Может, сами ее наладите? - предложил я, оглядываясь.
- Разумеется, нет! Я же в ней ничего не смыслю. Но вам…
- Хотите посмотреть, как умрут Мартин и Денни?
- Не мелите чепухи! Но все же вы не имеете…
- Тогда скажите, кто имеет, - оборвал его я. - Капсула управляется отсюда, и здесь у нас что-то полетело. Если вы можете вызвать сюда человека, имеющего допуск к аппаратуре, вызовете его. Если нет - я сам ею займусь.
Не дождавшись ответа, я заглянул в чрево машины. Долго искать причину неисправности не пришлось. Злоумышленники даже припой не использовали, подсоединив четыре посторонние цепи и обеспечив обратное питание через один из таймеров…
Я вооружился паяльником. Эсквит по специальности был океанографом и в электронике не разбирался. Я надеялся, он не догадывается, что я обезвреживаю мину.
Минут через десять я закончил, и капсула дрейфующая в тысяче фатомов под нами, ожила.
За работой я размышлял о существе, которому вскоре предстоит пробудиться, существе, способном в мгновение ока промчаться по Дороге, подобно посланнику дьявола, - а может, и самому дьяволу, - и вырваться на поверхность посреди Атлантики. Студеная, ветреная погода, преобладающая в этих широтах, не способствовала хорошему настроению. Нам предстояло высвободить могучую силу, энергию ядерного распада, чтобы вызвать еще более грандиозное явление - извержение магмы, которая дышит и клокочет в нескольких милях под нами. Откуда берутся смельчаки, играющие в такие игры, - было выше моего понимания.
Корабль снова вздрогнул и закачался на волнах.
- Все в порядке, - сказал я, устанавливая панель на место. - Несколько "коротышей", только и всего.
- Похоже, действует, - буркнул Эсквит, глядя на экран монитора. - Попробую связаться. - Он щелкнул тумблером. - Капсула, это "Аквина". Слышите меня?
- Да, - прозвучало в ответ. - Что стряслось?
- Короткое замыкание в блоке управления, - ответил он. - Неполадка устранена Какова обстановка на борту?
- Все системы действуют нормально. Какие будут указания?
- Продолжайте работу в установленном порядке. - Эсквит обернулся ко мне. - Извините, я был груб с вами. Не знал, что вам удастся наладить Джей-9. Если хотите, я поговорю с начальством, чтобы вас перевели на более интересную работу.
- Я электрик, - сказал я. - Знаю эту аппаратуру, умею устранять типичные неисправности. Иначе и соваться бы не стал.
- Следует ли понимать это так, что с начальством говорить не стоит?
- Да.
- В таком случае, не буду.
Меня это вполне устраивало. Устраняя "коротыши", я заодно отсоединил миниатюрную мину, которая лежала теперь в левом кармане моей куртки. В самое ближайшее время ей предстояло отправиться за борт.
Извинившись, я вышел из рубки. Избавился от улики. Поразмыслил о текущих делах.
Итак, Дон Уэлш прав: кто-то пытается сорвать "проект". Предполагаемая угроза оказалась реальной. И за этим кроется что-то важное.
"Что?" - таков был мой первый вопрос. "Чего ожидать теперь?" - второй.
Опираясь на фальшборт "Аквины", я курил и смотрел на холодные волны, набегающие с севера и бьющие в борт. Руки дрожали. "Благородный, гуманный проект, - думал я. - И опасный. Тем более опасный, что кто-то проявляет к нему недобрый интерес".
Все-таки любопытно, доложит ли Эсквит "наверх" о моей выходке? Наверное, доложит, даже не ведая, что творит. Ему придется изложить причину аварии, чтобы доклад совпал с записью в бортовом журнале капсулы. Он сообщит, что я устранил короткое замыкание. Только и всего.
Но этого будет достаточно.
Я знал, что злоумышленники имеют доступ к главному журналу. Их сразу насторожит отсутствие записи об обезвреженной мине. Им будет совсем несложно выяснить, кто встал на их пути. Поскольку ситуация сложилась критическая, они могут пойти на самые крайние меры.
Вот и прекрасно. Именно этого я и добиваюсь. Как тут не радоваться - я целый месяц потерял, дожидаясь, когда враги заинтересуются моей скромной персоной и, забыв об осторожности, начнут задавать вопросы. Глубоко затянувшись, я посмотрел на далекий айсберг, сверкающий в лучах солнца. Это показалось мне странным, потому что небо было серым, а океан - темным. Кому-то не нравилось то, что здесь происходило, но почему - до этого я не мог додуматься, как ни ломал голову.
Ну и черт с ними, со злоумышленниками, кем бы они ни были. Я люблю ненастные дни. В один из них я родился на свет. И я сделаю все возможное, чтобы нынешний день удался на славу.