- Как и ты не поймешь того, почему погибали люди, снося чужеземные замки на нашей планете.
- Что ж, может быть и так.
Интересно, сколько смертоносной пыли он вдохнул, подумал Ворон. Еще не так много, чтобы относиться к этому серьезно, решил он. Воздух, как он чувствовал, был еще чист, и он еще мог видеть достаточно далеко - за горами и лесными склонами. Тяжелые частицы и камни были неопасны. Убить людей могло вот это мельчайшее вещество, медленно опускавшееся на многие гектары.
Словно читая его мысли, Даид сказал ему:
- Священный Город будет почти идеальным местом для нас. Воздушные потоки защищают его от пепла, в том месте где он расположен - под Обрывом Колумкилла. С учетом этого и выбиралось это место, хотя наши местные вулканы и извергаются очень редко. Нам придется переждать там до следующего дождя, а в это время года на это может уйти несколько дней. Дождь прибьет последнюю пыль, очистит почву от осадков, смоет яд в реку, а там - в море, растворив его до безвредного состояния. В Городе большие запасы продовольствия, и я не вижу причин ими не воспользоваться.
Он поднялся.
- Но сначала мы должны добраться туда, - закончил он. - Все отдышались?
ГЛАВА 6
Остаток пути запомнился плохо. Они бежали рысцой по хорошо ухоженным тропам, под прохладной листвой. Когда требовалось, останавливались на несколько минут; но к концу люди уже шатались, чуть не падая и поддерживая друг друга под руки. Трое намериканцев свалились. Даид велел нарубить шесты и натянуть на них плащи, чтобы сделать носилки. Никто не жаловался из-за ноши. Возможно только потому, что на жалобы уже не было сил.
Когда они входили в Священный Город, сам Ворон его почти не увидел. Он сохранил достаточно сил, чтобы разложить постель для Эльфави, которая тут тихо легла и уснула. Он принес кружку воды Даиду, лежащему на спине и смотревшему пустыми глазами. Он даже смыл с себя пот и сажу перед тем как заползти в свой мешок. И тут он провалился в темноту.
Когда он проснулся, ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить кто он, и еще чуть больше - чтобы вспомнить свое местонахождение. Его накрывала тень от стены, но он взглянул прямо на звезды. Неужели он так долго спал? Небо было совершенно чистым, здесь люди были действительно в безопасности. Созвездия мерцали незнакомыми рисунками. Он с трудом узнал то, которое на Лохланне они называли Пахарь: его искажение навеяло чувство холода и одиночества. Туманность, закрывающая какую-то часть неба, была как-то менее чужда.
В темноте он вылез из мешка и, сидя на корточках, руками настолько натренированными, что обходились без света, открыл сумку, которая служила ему подушкой. Быстро оделся. Сбоку ощущалась приятная тяжесть кинжала и пистолета. Надев поверх серой походной одежды тунику с широким рукавом, потому что на ней рисовались герб его семьи и нации, он проскользнул мимо людей, все еще лежащих в бессознательном состоянии, на открытое место.
Ночь была очень тихой. Он стоял внутри форума, если это можно было так назвать. В Священном Городе не было мостовых, плотный ложный мех был прохладным и росистым. По обеим сторонам стояли беломраморные здания, длинные и низкие, их изящные резные колонны поддерживали крыши портиков, на бордюрах которых стояли танцующие фигуры. На верху покрытых мхом сходен зияли парадные - без дверей, окна же представляли собой простые прорези.
Колоннады и крылья связывали их вместе в единый лабиринт. За образованной ими площадью находилось кольцо из стройных воздушных башен с бронзовыми куполами, которые при дневном свете, должно быть казались нежно-зелеными. Все место было окружено амфитеатром: низкие покрытые мхом ярусы, обнимавшие город наподобие чаши. На вершине густо росли деревья.
Внизу же деревьев не было; а было множество парков - или, пожалуй, один, словно какими-то узорами переплетенный домами и башнями - с газонами и клумбами цветов - земных фиалок, роз без шипов, местного джуля, солнцецвета, бейльцвета и многих других, незнакомых Ворону. К югу, под ободом чащи, устремлялись к звездам скалы под названием Обрыв Колумкилла.
Он видел вес до таких подробностей, потому что на западе поднималась луна Она. В своем движении она пройдет по небу за половину ночи - половину фазового цикла. Уже сейчас это был белый полукруг, заливающий всю ложбинку каким-то фантастически светом.
В середине форума звенел фонтан. В нем Ворон проводил себя в порядок перед сном. Он прошел к его чаше и стал жадно пить - до тех пор, пока его безжизненная глотка не ожила вновь. Вода в фонтане с журчанием уходила вниз по причудливой трубе, сделанной в виде гротескной рыбьей морды. Что ж, почему бы здесь, в центре священного места, не найтись месту и для забавного, подумал Ворон. Люди Гвидиона смеялись много - не хрипло, как намериканцы, и не по-звериному, как лохланнцы, а какой-то мягкой радостью, находящей что-то смешное и в самом величественном. Вода, должно быть, поступала сюда из какого-то лесного ключа, она имела какой-то привкус дикости.
Он услышал шум и резко обернулся, держа руку на пистолете. На лунный свет вышла Эльфави.
- О-о, - глуповато произнес он, - не спится, миледи?
Она усмехнулась.
- Нет. Крепко я сплю лишь в своей постели в Инстаре. - Она шагнула ближе, - Я проснулась час или два назад, но не хотелось даже шевелиться. День по крайней мере! Потом увидела тебя и… - Голос ее замолк. Ворон сдерживал биение сердца. Это плохо у него получалось.
- Кто-то должен стоять на страже, - сказал он, - почему не я.
- Нет необходимости, даль-друг. Здесь нет опасности.
- А дикие звери?
- Их отгоняют роботы. Другие роботы следят за землей. Она показала на небольшую колесную машину, пропалывающую розовую клумбу тонкими усиками.
Ворон широко улыбнулся.
- Ах, но кто же следит за роботами?
- Глупый! Конечно, автомат. Каждые пять лет - местных лет, я имею в виду, так что это примерно раз в поколение - наши инженеры проводят в середине зимы церемонию, где они осматривают аппаратуру и подают питание.
- Понятно. И кроме этого никто никогда не приходит сюда за исключением, э-э Бейля?
Она кивнула.
- Нет причин. Посмотрим тут? Может от ходьбы у меня исчезнут судороги.
Она сделала предложение без тени трепета или благоговения, словно предлагала показать ему обычную местную достопримечательность.
Они бесшумно ступали по мху, и его мягкость и пружинистость, казалось, снимали всю усталость. Здесь, под суровой массой Колумкилла, здания казались волшебными; но подойдя к дверному проему, Ворон увидел, что их стены были крепки и массивны, как и остальные строения Гвидиона. Внутри свет исходил из флюоров, скрытых на высоком потолке. "Возможно солнечные батареи", - подумал Ворон. Освещение было тусклым, да и смотреть было почти нечего: элегантная передняя, сводчатые проходы и коридоры.
- Нам нельзя заходить очень далеко, - сказала девушка, - а то мы можем заблудиться и долго бродить здесь, пока не найдем выход. Смотри.
Она показывала вглубь дома, в направлении места, от которого расходились пять других проходов.
- Это всего лишь край лабиринта.
Ворон потрогал стену. Она была податливой под его пальцами, тот же эластичный серый материал, которым был покрыт и пол.
- Что это? - спросил он. - Какой-нибудь синтетический эластомер? Он проходит по всему интерьеру?
- Да, - ответила Эльфави. Тон ее стал равнодушным. - Да здесь нет ничего. Давай поднимемся на одну из башен, тогда можно увидеть всю структуру.
- Одну минуту, если позволишь.
Ворон открыл одну из дверей ближайшего коридора. Она была стальной, как обычно, хотя покрыта мягким пластиком и имела внутренний засов. Комната за дверью проветривалась через прорезь-окно. Унитаз и водопроводный кран были единственной обстановкой, однако один угол был заполнен кучей набитых мешков.
- Что в них? - спросил он.
- Продукты, запечатанные в пластиковые мешки, - ответила Эльфави. - Искусственные продукты, которые хранятся бесконечно. Боюсь, вы будете не в восторге, когда нам надо будет жить на них, но сюда входит все необходимое для питания.
- Похоже во время Бейля вы живете как аскеты, - сказал Ворон, искоса наблюдая за ней.
- Это не время для заботы о материальных нуждах. Вместо этого хватаешь пакет, разрываешь ногтями, когда голоден, пьешь из крана или фонтана, когда хочешь пить, и просто ложишься куда-нибудь, когда хочешь спать.
- Понятно. Но что же это такое важное вы делаете, что даже сохранение жизни - это что-то несущественное.
- Я уже говорила.
Нервным, быстрым шагом она вышла из комнаты.
- Мы есть Бог.
- Но когда я спросил, что вы под этим подразумеваете, ты не смогла объяснить.
- Я не могу.
Она избегала его взгляда. Голос ее не был совершенно ровным.
- Разве ты не понимаешь, это вне языка. Любого языка. Человечество, кроме речи, как ты знаешь, используют и другие. Математика - это один, музыка - другой, живопись - третий, хореография - четвертый и так далее. И, судя по тому, что ты мне рассказывал, Гвидион кажется единственной планетой, где был разработан - обдуманно и систематично - и миф, как еще один язык - не примитивными людьми, которые путают его с понятием науки или здравого смысла, а людьми, подготовленными по семантике, которые знали, что каждый язык описывает одну единственную грань действительности, и которые хотели, чтобы миф помог им говорить о том, для чего другие языки были недостаточны. Ты же не можешь, например, поверить в то, что математика и поэзия взаимозаменяемы!
- Нет, - сказал Ворон.
Она откинула назад взъерошенные волосы и продолжала уже с воодушевлением.
- Так вот, то, что происходит во время Бейля, может быть описано только слиянием всех языков, включая и те, которые не может себе представить пока ни один человек. А такой супер-язык невозможен, потому что он был бы внутренне противоречив.
- Ты хочешь сказать, что во время Бейля вы воспринимаете или общаетесь с абсолютной реальностью?
Они снова вышли на воздух. Она поспешно прошла через форум, пересекая полосатую тень колоннады, к шпилям. Он никогда не видел ничего красивее, чем вид бегущей в лунном свете девушки. Она остановилась у входа в башню, накрывшую се темнотой, и оттуда, из темноты, сказала:
- Это просто другой набор слов, лиафа. Я бы хотела, чтобы ты сам был здесь и все узнал.
Они вошли во внутрь и стали подниматься. Мягкие, подбитые сходни вились вокруг небольших комнат. Проход был тускло освещенным и душным. После некоторого молчания Ворон спросил:
- Как это ты меня назвала?
- Что? - В темноте он не мог быть уверен, но подумал, что на лице ее выступил румянец.
- Лиафа. Этого слова я не знаю.
Ресницы ее дрогнули.
- Ничего, - пробормотала она. - Такое выражение.
- А-а, позволь отгадать. - Он хотел пошутить, предположив, что оно означает мужлан, варвар, злодей, но вспомнил, что у гвидионцев нет таких выражений. Так как она смотрела на него огромными, полными ожидания глазами, он должен постараться на ощупь. - Дорогой, любимый…
Она остановилась и в испуге отпрянула к стене.
- Ты сказал, что не знаешь! - Приученный за свою жизнь к дисциплине, он не остановился. Когда она догнала его, он заставил себя сказать:
- Ты очень добра, миротворец, но мне ничего так не льстит, как то, что ты нашла время для меня.
- Для всего остального еще будет время, - прошептала она, - когда ты уйдешь.
Самая высокая комната, сразу под куполом была единственной, где имелось настоящее окно, а не прорезь. Сквозь его бронзовую решетку лился лунный свет. Воздух был теплым, но этот свет производил впечатление, будто волосы Эльфави потрескивали от мороза. Она показала на замысловатые соединения лабиринта, башен и цветочных клумб.
- Шестиугольники, вписанные в круги, означают законы природы, - начала она приглушенным голосом, - их система вложена в некую более крупную схему. Это знак Ована, Кузнеца Солнца, который… - Она замолчала. Ни он, ни она не слушали. Под отраженным светом луны оба всматривались в лицо друг другу.
- Тебе обязательно уходить? - наконец спросила она.
- Я давал обещания дома, - ответил он.
- А когда они все будут выполнены?
- Не знаю.
Он рассматривал чужое, незнакомое небо. В южном его полушарии, которое находилось в стороне, откуда он пришел, созвездия не будут так изменены. Но в южном полушарии никто не жил.
- Я знал людей из одного мира, одной культуры, которые пытались обустроиться в другом, - сказал он. - Это редко получалось.
- Может получиться. Если бы было желание. Гвидионец, например, мог бы быть счастлив даже на… ну, на Лохланне.
- Интересно.
- Ты смог бы для меня кое-что сделать?
Пульс его участился.
- Если смогу, миледи.
- Допой мне песню. Ту, что ты пел, когда мы встретились в первый раз.
- Какую? Ах, да - "Беспокойная могила". Но ведь ты не могла…
- Я попробую еще раз. Раз она так тебе нравится. Пожалуйста.
Он не взял с собой флейты, но тихо запел под прохладным светом:
- Любовь моя, это я тут сижу
И лишаю покоя и сна.
Любовь моя, все, чего я хочу -
К твоим прикоснуться губам.
- Мой милый, к моим прикоснуться губам?
Но на них - дыханье земли.
Если лишь раз прикоснешься ты к ним,
То дни твои сочтены.
- Нет, - сказала Эльфави. Сглотнув воздух, она обняла себя руками, стараясь согреться. - Извини.
Он снова вспомнил, что на Гвидионе не было трагического искусства. Никакого. Интересно, что бы с ней сделали Лир, или Агамемнон, или Старики на Центавре. Или даже что-нибудь из реальной жизни: Вард из Адской Долины, восстающий за честь семьи, в которую не верит, побежденный и убитый своими же товарищами; молодой Брэнд, который нарушил свою полковую клятву, бросил друзей, богатство и возлюбленную, которую любил больше солнца - чтобы жить в крестьянской хижине и ухаживать за своей безумной женой.
Интересно, а он сам - все ли у него в порядке с головой, чтобы жить на Гвидионе?
Девушка потерла глаза.
- Нам лучше вернуться вниз, - безжизненно сказала она. - Скоро проснутся остальные. Они не будут знать, что с нами.
- Поговорим попозже, - сказал Ворон. - Когда не будем такими уставшими.
- Конечно, - согласилась она.
ГЛАВА 7
Дождь пошел на следующий день; первые грозовые тучи нависли над Колумкиллом как иссиня-черный гранит, серовато-синий свет в пещерах, затем ливень и завывающий восточный ветер, и наконец расслабление, когда гвидионцы обнаженными шумно резвились на траве, блестевшей под лучами солнца, пробивавшимися сквозь потоки воды. Толтека вступил в игру, такую же энергичную как те, в которые он когда-либо играл. Потом они бездельничали внутри, возле импровизированного очага, сложенного из камней, и рассказывали байки. Люди слушали его воспоминания с ненасытным желанием побольше узнать о галактике. Взамен у них были свои рассказы, никаких межчеловеческих конфликтов - они, казалось, были озадачены и встревожены этой идеей - но достаточно живые события в море, в лесу, на горах.
- Так мы и сидели там, поджидая, зацепит ли нас их крюк до того, как у нас кончится воздух, - говорил Ллирдин, - и никогда в жизни я лучше в шахматы не играл. Был так захвачен, когда они нас подцепили. Вообще-то сих стороны было бы порядочней на несколько минут задержаться. Я такой финал спланировал! Но доска, конечно, перевернулась.
- А что бы это могло означать? - подразнивал его Толтека.
Ллирдин пожал плечами.
- Не знаю. Я сам-то не такой уж мыслитель. Может Богу иногда нравится пошутить. Но если так, то у By лукавый юмор.
После того, как шторм прошел, отряд продолжил путь к площадке космодрома. Толтека провел в делах день и ночь, исследуя местность. Это как раз то, что нужно, решил он.
Хотя время Бейля все приближалось, и гвидионцы стремились домой, Даид назначил обходной маршрут. Дождь прибил вулканическую пыль, но для полного очищения земли понадобится больше осадков. Было бы глупо возвращаться по загрязненному пути. Он стремился к уступу гор, выдававшемуся в северной части массива, между экспедицией и побережьем. Перевод через него поднимался над границей леса, и путь был тяжел. Они остановились на несколько часов в самом верхнем лесу, чтобы отдохнуть перед последним подъемом. Была середина утра.
Поев, Толтека вышел из лагеря, чтобы умыться в ручье, протекавшем поблизости. От ледниковой воды он окоченел, но, растеревшись полотенцем, он почувствовал, как весь горит, словно маленькое солнце. Одевшись, он двинулся в поисках водопада, шум которого слышался на расстоянии. Охотничья тропа вела через кустарник к подножью. Он уже собирался выйти, как вдруг услышал голоса. Ворон и Эльфави!
- Пожалуйста, - просила девушка. Голос ее дрожал. - Умоляю тебя, будь благоразумен.
Ее отчаяние поразило Толтеку. В какой-то момент негодования ему хотелось прорваться вперед и разобраться с Вороном. Он сдержался. Подслушивать не по-джентельменски. Даже если - или может именно потому что - с первого вечера в Священном Городе они так часто были вместе. Но если она была в каком-то трудном положении, он хотел знать об этом, чтобы можно было попытаться помочь ей, а он думал, что она не скажет ему в чем дело, если он задаст вопрос прямо. Ведь существовали культурные барьеры, запреты или смущение, и переступать через это мог только бесчувственный Ворон.
Толтека облизал губы. Ладони его вспотели, а в ушах стучал пульс - почти так же громко, как ручей, бежавший перед ним через уступ. К Хаосу это джентльменство, яростно решил он, скользнул за живую изгородь и пригляделся сквозь листву.
Вода, пенясь, уходила в поросшую молодыми деревцами лощину. Их листва создавала подвижный узор света и тени под таинственным горным небом. В водяной дымке плясала радуга, меж камней, покрытых мягкой зеленью, вились ручейки, камни на дне, казалось, покрывались рябью. Прохладный и сырой воздух звенел от шумного водопада. Высоко над головой кружила одинокая хищная птица.
Ворон стоял на берегу - словно статуя в черной походной накидке. Когда он смотрел на девушку, его лицо, казалось, было отлито из металла. Она все время прятала от него глаза и ломала пальцы. Крошечные капельки, застрявшие в ее волосах, преломляли свет в пылающие осколки, но эта распущенная грива была сама по себе самое яркое, что видел перед собой Толтека.
- Я благоразумен. - отрезал Ворон. - Когда я натыкаюсь носом в одно и то же три раза подряд, я не могу не заметить запаха.
- Третий раз? Что ты хочешь этим сказать? Почему ты так сердит сегодня?
Ворон вздохнул и отметил на пальцах: