- О! Соловьянова! - ненатурально удивился он. - Ты чего здесь делаешь?
- Грибы собираю, - буркнула Наташа.
Рогачев криво усмехнулся.
- Приказа не знаешь? До конца рабочего дня из лагеря выходить только по производственной необходимости!
- А я как раз по производственной.
Наташа завязала второй ботинок и выпрямилась, смерив начальника холодным зеленым взглядом сверху вниз. Глянцевая лысина Рогачева едва ли доставала ей до подбородка. Метр с кепкой, а туда же…
- Ну-ка, ну-ка, интересно, - не отвязывался Рогачев. - Что же это за необходимость такая?
- Говорю же, Константин Сергеевич, грибы собирала. На суп.
Рогачев рассердился.
- Да что ты мне голову морочишь?! Что я, не видел… - он вдруг сообразил, что проболтался и бездарно изобразил приступ кашля. - Кха! Кхм!.. Что я, не знаю, что ли? Шашни крутишь в рабочее время, Соловьянова! Разлагаешь мне экспедицию! Да еще врешь в глаза! Где они, твои грибы? Покажи!
- Вот, - Наташа наклонилась и подняла из травы полное лукошко подосиновиков.
Начальник осекся.
- Это… как это? Откуда?!
А ведь он, подлец, от самого лагеря следил, подумала Наташа. Знает, что никакого лукошка не было.
- Пойду я, Константин Сергеевич. Обед варить пора…
Она попыталась обойти грузную фигуру Рогачева, но тот уже оправился от шока и удержал ее за руку.
- Погоди, Наталья. Куда грибы-то?
- В суп. Не все же людям концентратом давиться!
- Ты мне не потрави экспедицию! - Мхат изобразил на лице юмористическую ухмылку.
- Я вам на пробу принесу. Первому, - отшутилась Наташа.
- Вот! Правильно. Заходи! - оживился начальник. - А то никакого от тебя внимания руководству!
Он попытался притянуть Наташу к себе, играя нахлынувшую страсть, но тут у него за спиной вдруг громко хрустнула ветка. Рогачев живо убрал руки и обернулся. Поблизости никого не было.
- Кто тут? - строго спросил зам, обращаясь к соседнему кусту. - Выходи, выходи! Вижу!
Но куст никак не отреагировал на разоблачение. В лесу было тихо.
- Вот черти! - Рогачев снова повернулся к Наташе. - Признавайся, Соловьянова, с кем… - начал было он и замолк.
Наташа исчезла.
- Номер двенадцать сорок четыре, - продиктовал Миша.
- Айн момент! - Вовка, перелистнув страницу амбарной книги, живо разлиновал ее на четыре разновеликие колонки и радостно прищелкнул языком. Глаз - алмаз!
- Какой, говоришь, номер?
- Двенадцать, сорок четыре. Раскоп "Нижние Елбаны", участок девять, слой четыреста - четыреста пять, сооружение - "погреб".
- … Погреб… - повторил Вовка, занося в книгу. - Дальше!
- А дальше - сам, - Миша положил на стол перед ним глиняный черепок. - Трудись, археолог! Описывай.
Миша был на курс старше Вовки и в полях второй раз. От этого он чувствовал себя слегка на преподавательской работе. Впрочем, Вовке и самому нравилось постигать азы под мишиным руководством. Доцентов он пока стеснялся, не хотелось блистать дремучестью перед настоящими учеными.
- Так, - деловито начал Вовка. - Имеется черепок…
- Не черепок, а фрагмент керамики!
- Да понятно, понятно! Фрагмент керамики, треугольной формы, предположительно - от сосуда невыясненного назначения.
- Погоди ты с назначением, - остановил его Миша. - Материал-то какой?
- Материал? Ну… глина.
- Какая глина? Обожженная, высушенная? Красная, белая,?
- По-моему, она… коричневая, - неуверенно сказал Вовка.
- По-моему! А еще математик! Пиши: "Красно-желтая ленточная керамика, обработанная на легком круге… сурмленая глазурью… то есть, тьфу, глазурованная сурьмой…"
- Сурмленая… - хмыкнул Вовка, записывая. - Сурмленые брови бывают. Как у Наташки…
- Не выдумывай, чего не знаешь, - поморщился Миша. - Сроду Наташка не красилась! Да и ни к чему ей.
- А я и не говорю, что красилась. Просто у нее брови такие… - он поводил пальцем по лбу, изображая две высокие дуги, и вздохнул. - Не пойму я, чего она в этом Дементьеве нашла? Только что умный…
- Он, между прочим, КМС по боксу, - заметил Миша.
- А при чем тут это?! - досадливо поморщился Вовка.
- Совершенно ни при чем, - согласился Миша. - Просто не говори потом, что я знал и не предупредил…
Вовка фыркнул.
- Чего дальше-то писать?
- Пиши: "Поверхность ровная, гладкая, изображений и орнаментов нет…"
- Как это нет?! Тут целая надпись! - Вовка поднес черепок к самому мишиному носу. - Вот же буквы! Не видишь, что ли?
- Что за дьявол… - ошеломленно пробормотал Миша, разглядывая ровненькую строку закорючек, наискосок пересекающую черепок. - Как же я умудрился не заметить? Да ладно - я! Дементьев-то что же?! Он ведь при мне этот ящик укладывал!
- А, может, он видел?
- Ха! Тут бы такое началось! Это тебе не орнамент елочкой на валике! Соображать надо! Это, Вова, письменность! Причем не китайская и не арабская! Знаешь, что это значит - открыть новую письменность в самом центре Сибири?
Вовка, прищурясь, разглядывал надпись. Тонкие червячки букв были выдавлены или выписаны тонким стилом по сырой глине.
- Не-е, - протянул он задумчиво. - Это не новая письменность. Уж больно что-то знакомое! Вот хочешь, я прочитаю?
Он поднес черепок ближе к палаточному окошку и громко, нараспев произнес:
- Хаман кхаран шибени удрах!
Порыв ветра вдруг громко хлопнул пологом палатки. Миша с Вовкой вздрогнули и оглянулись. Издалека, из темной таежной глубины послышался не то крик, не то тяжелый, со всхлипом, вздох. Вершины сосен качнулись разом, затрещали сучья, стая потревоженных птиц прошелестела крыльями над палаткой.
- Чего это? - испуганно спросил Вовка.
- Н-не знаю, - Миша выглянул в окошко, затянутое сеткой от комаров. - Просто ветер…
- А кричал кто?
- Кричал? - Миша поднялся из-за стола, обогнул ящики, и, откинув полог палатки, обвел долгим взглядом сонный полуденный лагерь. - А разве кто-то кричал? - неуверенно спросил он.
- Да я тоже не понял, - признался Вовка. - Просто вдруг стало не по себе. Как от крика…
… Картофель сушеный - девять банок. Тушенка свиная - две коробки, полных. Тушенка говяжья - одна коробка, пол…
Наташа отложила карандаш и, дотянувшись до коробки, повернула ее другим боком. Ну, конечно. С этой стороны коробка была прорвана. Двух банок не хватает! Витюхина, конечно, работа, чья ж еще? Ну, погоди у меня!
Однако осужденный на расправу подсобный алкаш Витюха не стал годить, а немедленно появился в дверях кухни. Был он мят, сер и похож на домового без бороды. Никто точно не знал, сколько ему лет. Не то двадцать пять, не то пятьдесят шесть.
- Повариха! - с порога заорал он. - Ты чего это делаешь?! С ума сошла?!
Наташа вздохнула. Что бы Витюха ни говорил, это всегда было лишь увертюрой к требованию налить. Он никогда не опускался до простой просьбы, а тем более до заискиваний. Взрастивший свою печень в суровых геологических экспедициях, где спирт выдавался лично начальником, Витюха всегда начинал разговор издалека:
- Чего на обед сегодня? Каша опять? - он приподнял крышку казана. - У-у, нет, подруга, это дело не пойдет! Вываливай ты эту кирзу, доставай абрикосовый компот с колбасой! Тушенку на закусь выдавай!
- Тушенку тебе?! - Наташа шагнула к Витюхе, уперев руки в бока. - Это какую же тушенку? Уж не ту ли, что ты из ящиков повытаскал?
- Тьфу ей-богу! - Витюха отступил, с опаской косясь на половник в сильной наташиной руке. - Такой день! Можно сказать - веха! А она тушенку вздумала считать!
- Я вот тебе покажу веху! - Наташа пригрозила половником. - Узнаешь, какой день! Дрова где?
- Одно слово - повариха, - с укоризной сказал домовой. - Низшее звено. Я ей про науку, а она - дрова. Там археологи такое открытие откопали - закачаешься! Рогачев уже побежал дырку на пинжаке ковырять под Ленинскую премию! Вываливай, говорю, кашу, банкет готовь! Гуляем нынче!
Витюха хлопнул в ладоши и ударил сапогом в пол.
- Держись, геолог! Крепись, геолог! - пропел он на мотив "Комаринского". - Эх, Наталья - тонка талья! До чего ж я гордый за нашу советскую науку!
Наташа махнула на него полотенцем.
- Ну, понес! Что ты за человек такой, не пойму? Сам себя похоронишь, лишь бы на поминках выпить! Ну чего ты врешь опять?
- Я… вру?! - Витюху гордо распрямило оскорбленное дворянское достоинство, изображенное весьма искусно, на зависть Мхату. - Да ты сходи к Мишке, сходи, посмотри, чего там делается! Они ж с Володькой письмена на посуде открыли! До сих пор сидят, как пришибленные!
Наташа вернулась было к плите, но вдруг остановилась и посмотрела на Витюху.
- Какие, говоришь, письмена?
- Тьма деревенская! - веселился домовой. - Наверно ж - ероглифы! Какие еще письмена бывают? Теперь всем ученым сотрудникам премию дадут невьебедную. И твоему Дементьеву - тоже! - Витюха хитро подмигнул. - Гляди, Наталья! Как бы он в Москву не уехал, с деньгами вместе. Останешься при казанах…
- Да ну тебя! - Наташа сдвинула крышку на кастрюле с компотом.
Облако пара поднялось к потолку, распространяя по кухне смешанный запах южного базара и парикмахерской. Витюха потянул носом.
- Так я к чему? - опять начал он. - Обмыть бы надо премию-то… Благая весть, можно сказать…
Наташа не успела ответить. Фанерная дверь кухни распахнулась, и в помещение вступил Рогачев. Но какой! На лице его лежала печать величия и восторга самим собой. Левая рука поддерживала складки невидимой мантии, а правая поправляла воображаемый лавровый венец. Казалось, сейчас следом за Рогачевым в кухню войдут римские ликторы с топориками, о которых недавно рассказывал Игорь, и слуги с опахалами, чтобы отгонять от императорского носа ароматы горохового концентрата. Определенно, роль Нерона удавалась Мхату лучше всех других.
- Ну как дела во вверенном мне пищеблоке? - благосклонно осведомился он.
- Готовимся, Константин Сергеевич! - отрапортовал Витюха. - Сейчас будут доставлены дрова, и приступим к созиданию!
Он истово ухватился за ручки казана с кашей и, кряхтя, потащил его к двери.
- Это куда? - спросил Рогачев.
- Рыбам на прикорм! - широко и беззубо улыбнулся Витюха.
- Я тебе дам прикорм! - всполошилась Наташа. - А ну, поставь на место!
- Поставь, поставь, Витюха, - кивнул Рогачев.
- Как же, Константин Сергеевич?! А праздничный обед в чем варить?!
Рогачев отечески потрепал Витюху по холке.
- Праздничного обеда не будет.
- Н-не будет? - в желтых лешачьих глазах отразилась мучительная боль разочарования и обиды за державу.
- Будет праздничный ужин! - бухнул Рогачев. - Да такой, чтоб на всю жизнь запомнился!
- С колбасой?! - ахнул Витюха, возвращаясь к жизни.
- С колбасой! - радостно подтвердил зам по обеспечению. - И еще кое с чем! Ради такого события ничего не жалко! Вы уж постарайтесь, соколы!
- Эх, Константин Сергеич! - вспыхнул данковым сердцем домовой. - Да разве мы подводили когда? Да мы бы с Натальей Николаевной и к обеду успели, верно, Наташа? Прикажите только!
Мхат качнул маршальской головой.
- К обеду не надо. Только от дела людей отрывать. А вдруг они до конца смены еще что-нибудь отроют? Такого же масштаба?
- Такого-то вряд ли уже отроют, - усомнился Витюха. - Ведь это же воображению не поддается!
- Что, не терпится письменность обмыть? - строго спросил Рогачев и вдруг заговорщицки подмигнул Витюхе.
- Закрепить, Константин Сергеич! - с готовностью подхватил тот. - Чтоб не сошла!
- Эх! - Рогачев по-купечески махнул рукой. - Наталья! Налей-ка нам из кондитерского фонда.
Наташа, хмурясь, принесла из кладовой, находящейся здесь же, в единственном бревенчатом строении лагеря, початую бутылку коньяка и полкольца любительской. Витюха, как ни запускал глаз во тьму кладовой, так и не смог определить, где там пряталась бутылка.
- И себе налей, - предложил Наташе Рогачев.
- Да не люблю я его!
- Ну, так посиди.
- Некогда мне сидеть! Сгорит все!
- Молодежь! - хмыкнул Витюха, шинкуя колбасу. - Шило в заднице! Не чует глубины момента!
- Да, товарищи, - сказал Мхат, поднимая граненый стакан. - Момент ответственный и даже судьбоносный. Мы совершили открытие первостепенной важности для всей нашей материалистической науки.
- За нее и выпьем! - подытожил Витюха.
- Правильно! - Рогачев чокнулся стаканом с его жестяной кружкой. - И, как говорили древние: "Хаман кхаран шибени удрах!"
Наташа от неожиданности уронила стопку мисок. С веселым звоном они разлетелись по всей кухне.
- Что ты сказал?!
Рогачев испуганно закрутил головой.
- Кто? Я? А чего? Это Варенцов с Симаком… надпись на вазе прочитали. Вот, запомнилось почему-то… А что? Что?
Рогачев впервые говорил не наигранным, а настоящим своим голосом - робко и сбивчиво. Он был так искренне напуган, что Наташе стало его жалко.
- Нет, ничего, - сказала она, наклоняясь за мисками. - Так, показалось…
До раскопа, где работал Игорь, было не меньше двух километров, но Наташа, с тяжелыми судками в обеих руках, пробежала это расстояние одним духом и лишь чудом умудрилась не расплескать ни суп, ни компот.
Только бы он не вздумал уйти на обед пораньше! Только бы не пошел другой дорогой! Только бы не уехал с Кешкой Першаком на второй участок, а оттуда сразу - в лагерь! Не надо ему сейчас в лагерь! Нельзя.
Игорь, в своей круглой широкополой шляпе с бахромой, сидел в раскопе и сосредоточенно водил кисточкой по выступающему из земли кирпичу. Он так увлекся, что об обеде, видно, и не вспоминал. Наташа облегченно вздохнула. Игорь поднял голову и сразу вскочил.
- У меня что, солнечный удар? - глаза его сияли беззаботным весельем. - Признайся, что ты мне снишься и сейчас растаешь в воздухе! Только, пожалуйста, не вместе с супом. Мы голодные, как бобики!
Он поцеловал Наташу в раскрасневшуюся щеку, забирая у нее судки, куснул заодно и в ушко.
- Ничего себе груз! Зачем же ты тащила в такую даль? Мы сами идти собирались.
- Ты говорил… некогда… - Наташа все еще не могла отдышаться.
- Умница моя! - Игорь хотел ее обнять, но руки были заняты. - Нет, Наташка, все-таки я не археолог, куда к черту! Я - золотоискатель. Приехал в Сибирь и нашел сокровище!
- Какое сокровище? - Наташа с тревогой заглянула в раскоп.
- Вот какое! - Игорь решительно поставил обед на землю и взял Наташу за плечи.
- Суп остынет… - прошептала она.
Река широко разливалась на изгибе и слепила глаза россыпью серебряной мелочи. Было жарко. Недалеко от берега, посреди квадрата свежевскрытой почвы виднелась загорелая спина рабочего.
- Ке-ешка! Шабаш! - Игорь поднял блеснувший на солнце судок. - Пошли, старик, к синему морю! Приплыла к нам Золотая Рыбка, принесла новое корыто! Даже два. С супом и кашей.
- И компот, - улыбнулась, наконец, Наташа.
- Где компот?! - всполошился Игорь. - Хочу компоту!
- После еды! - Наташа погрозила пальцем.
- Ну я капельку! - смешно захныкал Игорь. - С утра маковой соломинки во рту не было, как говорил один шофер в Таджикистане…
Наташа видела, что он пытается ее растормошить. Заметил, конечно, что она не в себе.
- И потом, - деловито прибавил Игорь, - на после еды у меня другие планы. Может, искупаемся? На том берегу малины пропасть, и вообще…
- Нет, - вздохнула Наташа. - Надо назад бежать, ужин готовить.
- К черту ужин! Пусть думают, что тебя похитил Черный Археолог. Пусть ищут с собаками! А? Идея! И тут я прихожу с тобой на руках… Красиво!
- Не надо приходить! - поспешно сказала Наташа. - Лучше я к вам приду. Когда тебе туда-сюда мотаться?
- Некогда, некогда, - весело подтвердил Игорь. - Тут ты, старуха, права. Светового дня не хватает на всю здешнюю малину. Ведь здесь черт знает, что лежит, Наташка! Жирнейший культурный слой, совершенно незнакомый!
- А хочешь, я ужин тоже принесу? - спросила Наташа.
- Хм… Боюсь, Кешка взбунтуется.
- Не взбунтуется! Я чего-нибудь вкусненького прихвачу, - Наташа положила голову Игорю плечо. - А потом ты мне про раскопки расскажешь…
Из ближней ямы вынырнул Кешка Першак.
- О! Ресторан приехал! - обрадовался он. - Живем!
- Ресторан для тех, кто стратиграфию знает, - сказал Игорь. - Обрисуй-ка нам литологию западной стенки, пока мы компот дегустируем.
- Н-ну… - Кешка наморщил лоб, задумчиво вытирая потную шею красной спартаковской майкой. - Первый горизонт - дерновый слой… Потом этот… лессовидный суглинок, эксгумированный…
Игорь хрюкнул в компот и закашлялся.
- Сам ты эксгумированный! Какой суглинок бывает?
Кешка помялся.
- Вылетело слово…
- Гумусированный, друг Иннокентий, и никакой другой! Говорил же тебе, почитай Здоровца, в жизни пригодится. Сейчас бы блеснул перед девушкой и получил супу.
- А так не получу?
- Получишь. Но без блеска.
Кешка повернулся к Наташе. Она улыбнулась. До чего ж красивая девчонка, привычно подумал Першак.
- Ладно, кормите без блеска, - вздохнул он. - Скатерть можно не крахмалить.
Все трое уселись на траву. Наташа развернула кусок белой бязи, выложила на него нарезанный хлеб. Игорь и Кешка принялись с аппетитом уплетать суп.
- Ну что слышно в лагере? - спросил Першак, любивший светские беседы за столом.
- Да все по-прежнему, - Наташа, не поднимая глаз, расставляла на ткани судки с кашей. - Чего там может быть, в лагере?
- Ну мало ли… - Кешка выписал куском хлеба неопределенную фигуру в воздухе. - Может, Мхата освистала, наконец, публика. Или Миша Симак совершил открытие… Ты чего?
- Ничего! - Наташа быстро поставила на землю кружку, чтобы справиться со внезапной дрожью. - Ладно сочинять-то! Ешь! - Она сердито пододвинула ему кашу. - Освобождай посуду, мне ее еще назад нести.
- Я тебя провожу, - сказал Игорь.
- Нет! - Наташа вскочила. - Вот еще! Делом занимайся! Я для чего старалась-то?
- Ну, хорошо, хорошо! Успокойся! - Игорь взял ее за руку и усадил на место. - Что с тобой сегодня? Какая-то ты странная…
- Нет, это так… - Наташа жалобно улыбнулась. - Идти мне надо…
- А посуда? - Кешка живо выхватил из судка кусок мяса на мозговой косточке.
- Да ладно, вечером заберу, - Наташа снова встала. - Только вы дождитесь меня, никуда не уходите, ладно? Я вам ужин принесу! И пирог с повидлом…
- Ладно, - Першак пожал плечами. - Спасибо тебе, конечно. Но чего тут после ужина делать? Темно будет.
- Игорь! Пообещай мне, что вы никуда не уйдете!
- Ну, если ты так хочешь…
- Да! Очень хочу! - Наташа быстро обняла его. - Пожалуйста! - шепнула на ухо, потом вдруг оттолкнула и, не оглядываясь, побежала к лесу.
Игорь смотрел ей вслед, пока она не скрылась за деревьями.
- Ты что-нибудь понимаешь? - повернулся он к Кешке.