- Вот у меня сразу такой вопрос, - сказала дама в меховом воротнике. - Если вы говорите, что не против космонавтики, то чем вы объясните, что современную молодежь так мало интересуют подвиги Гагарина и Рысакова?
- Марат Рысаков, между прочим, в ваши годы уже бывал на Венере! - вставил Хлебосольников.
- О том и речь, - кивнул Президец. - Почему такой интерес у молодежи, пардон, к медитациям Евгения Зайцева?
- Ну, видимо, это интересно… - развел руками Женя. - Откуда я знаю, почему такой интерес? Я сам с большим уважением отношусь и к Гагарину, и к Рысакову, и вся наша школа с большим…
- А я знаю откуда! - заявила Ильинична. - Потому что рекламируете себя в прессе и гребете немалые деньги на этом! Ведь гребете?
- А что им? - неуклюже повернулся к Ильиничне полный Президец. - Им же топлива не надо, ремонта им не надо, оборудование не покупать. Сел на подстилку, глаза закрыл, заснул - и полетел, полете-е-ел…
В зале ехидно засмеялись.
- Я не спал уже сутки, - сказал Женя хмуро. - Сегодня в ночь мы летали на Сириус. Обследовали две планеты, нашли третью, о которой ничего не было известно. И понятно почему - у нее минимальная масса, под коркой базальта находится пустота, каверна! По сути, это окаменевший пузырь магмы, орбита которого…
- Вы это сами видели? - перебил спортсмен Президец и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Мне непонятно только одно: при чем тут космонавтика?
Хлебосольников повернулся к нему и поднял вверх указательный палец.
- Вот совершенно верно сейчас вопрос ставит Марк Петрович! Действительно, при чем тут космонавтика? Поправьте меня, если я туго понимаю: вы можете сколько угодно меди… медити… тировать, если я правильно произношу это срамное слово, вы можете спать на циновке или управлять по радио манипуляторами, но как вам не стыдно называть это космонавтикой? Вы сидите на Земле и смотрите в небо - как астроном! Правильно? Но астрономы не называют себя космонавтами!
Зал разразился аплодисментами, но тут поднял дрожащую руку космонавт-межпланетник Селиченко. Все уважительно смолкли.
- Нет, я бы не стал… так ругать… этого молодого человека, - начал Селиченко медленным старческим голосом, на его лице замерла слабая мечтательная улыбка, - Это ведь очень хорошо… что его интересуют звезды… Что он их видит в снах… И медитациях… А полеты… Полеты придут. Он еще молод. У него все впереди. Будут и полеты… Славные полеты…
Селиченко прикрыл слабые веки и замолчал, погрузившись в воспоминания с мечтательной улыбкой на лице.
- Совершенно правильно сказал Аркадий Исаевич, - нарушил тишину Хлебосольников. - Но мне кажется, молодой человек не намерен и в будущем заниматься космонавтикой! Я правильно понял?
- Моя космонавтика… - начал Женя.
Но тут решительно поднялась дама в мехах, держа в руке маленький электронный блокнотик.
- Нет уж, вы все сказали, теперь мы скажем! - объявила она, блеснув очками. - У меня только один короткий вопрос. - Она опустила взгляд в блокнот. - Во-первых, что дает ваша космонавтика людям? Во-вторых, в чем смысл вашей космонавтики? В-третьих, кому нужна ваша космонавтика? И, наконец, какова реальная польза от вашей космонавтики?
- Моя космонавтика… - начал Женя.
- Вы можете доставить груз медикаментов на Марс? - перебил Президец. - Вы можете привезти образцы грунта с Юпитера? Вы способны возить титановую руду из шахт?
- Вы считаете, что космонавтика должна лишь возить? - возразил Женя.
- Космонавтика должна помогать людям осваивать космос! Космонавтика должна нести людей вверх! Космонавтика должна звать людей к звездам! Космонавтика должна строить города на дальних планетах! Космонавтика должна…
- Я глубоко убежден, - перебил Женя, чувствуя, что невольно заражается официальным тоном, - космонавтика никому и ничего не должна!
Воцарилась зловещая пауза, а Хлебосольников даже прищурился и прикрылся красной папкой, как силовым метеоритным барьером.
- Космонавтика может быть самой разной! - продолжил Женя. - Она может и возить руду, и показывать людям красоту звезд! Вы видели ледяные планеты созвездия Малой Медузы? Туда человеку никогда не добраться на ракете! Вы видели шахматную корону астероидов Веги? Вы щупали кремниевый мох на Третьей Водолея, эту уникальную форму жизни? Когда на закате сиреневый мох выходит из нор, расстилается комками по равнине и бросается жадно глодать расплавленные еще камни! Это хищник! Это… Поверьте, космонавтика - это не только полеты, центрифуги, топливо и скафандры! Космонавтика - это не только слабое человеческое тело, запертое в летящую титановую бочку на ядерным приводе! Космонавтика - это…
- Достаточно! - рявкнул Хлебосольников. - Клянусь Гагариным, эти стены не слышали более наглых оскорблений! Галина Ильинична, давайте!
Ильинична поднялась над столом с красной папкой и распахнула ее.
- На основании решения Секретариата Союза Космонавтов России от сегодняшнего числа, - произнесла она, - мы учреждаем Черный Список Космонавтики, который отныне будет висеть в холле Дворца Космонавтов. Первым в этот список мы вносим Евгения Зайцева. Соответственно, впредь Евгению Зайцеву запрещен вход во Дворец Космонавтов! Заседание окончено. Кто хочет, может высказаться.
- Вон отсюда, Зайцев! - тут же закричал усатый мужичок из зала.
- Долой! - подхватил зал на разные голоса. - Хватит! Таким не место в космонавтике!
- Хамло сраное!!! - кричала полная женщина, изо всех сил наклоняясь вперед из третьего ряда. - И-и-ишь какой нашелся… Хамло!
Женя встал и пошел к выходу. Вахтерши на первом этаже уже не было, а на улице светило солнце. В строительной пыли купались воробьи. Затрясся мобиль, и на экранчике появился озабоченный Чапанишвили.
- Женя, у нас не сходятся спектры по пустой планете, - сказал он. - Надо завтра лететь снова. У тебя что-то случилось? - насторожился он вдруг. - Что-то вид уставший.
- Устал очень, - улыбнулся Женя. - А сейчас пресс-концеренция с японцами.
- Ну ты там это, береги себя! - сказал Чапанишвили, - Без тебя никак! Значит, я звоню Филу и Самойлову, и завтра с утра вылетаем?
23 февраля 2003, Москва
Семейная проблема
Последнее, что я запомнил, - это рев моторов вертолета, ослепительная вспышка и ощущение сырости и холода.
А., Б.Стругацкие "Извне"
Отец разворачивал комок фольги медленно и хмуро, словно специально затягивал паузу. Наконец в воздухе разлился характерный запах сушеного мяса, и на покрытие палубы вывалилась конечность. А за ней еще парочка. Сомнений больше не оставалось - это были руки. Небольшие, белесые, высушенные, с обгрызенными сизыми ноготками. В том месте, где руки обрывались, торчали короткие сухие жилки.
- Господи, что это?! - вырвалось у мамы на высокой телепатической волне.
- А ты считать не умеешь? - мрачно ответил отец, шевельнув своими листьями. - Раз-два-три-четыре-пять. Пятипалечник. Сушеный, измельченный.
- Что это? - испуганно повторила мама. - Это…
- Да! - жестко сказал отец.
Мама долго молчала, низко склонив макушку. Отец с болью заметил, что на ней прибавилось сухих тычинок. Небольшая прозрачная смолинка стекла по маминому стволу и впиталась в грунт горшка.
- Господи! - наконец воскликнула она. - За что нам такое? За что?
- А ты думала, это бывает только где-то в других семьях?
- Вот так растишь всю жизнь, растишь, растишь, удобряешь…
- Хватит стонать! - перебил отец. - Это все ты виновата! И бабка!
- Не смей так о моей маме!
- Да! Бабка его избаловала! А ты ей помогла!
- Я? А ты? Ты занимался ребенком? Ты неделями пропадаешь в своей рубке!
- Я работаю, - отрезал отец. - По-твоему, у штурмана корабля нет обязанностей?
- А я? Я бездельничаю? - взвилась мама. - Ты хоть раз убирался в нашем парнике? Ты только бросаешь свои листья где попало! Прикатываешься из рубки и с порога требуешь удобрений! Убери, ороси, подкорми - это все я делаю в нашей семье!
- Но…
- А я, между прочим, старший лаборант! На мне все анализы и синтез! Я прикатываюсь со смены, у меня отваливаются корни! Но ты - отец! Ты - мужчина! Ты мог бы на него повлиять! Хотя какой ты мужчина…
- Что-о-о?!! - взревел отец на самых низких телепатических волнах.
- То! - крикнула мама. - То самое! Я уже не помню, когда мы последний раз занимались опылением!
- Хватит орать!!! - рявкнул отец что было сил. - Соседи кругом спят!!!
Мама горестно всхлипнула и умолкла. Капельки смолы вовсю катились по ее стволу.
- Зови сына! - сурово приказал отец.
Мама замерла в нерешительности.
- Зови! - повторил отец.
- Что ты собираешься с ним делать? - заволновалась мама.
Отец не ответил. Он подкатился к чулану и вернулся, щелкая ржавым секатором.
- Что ты собираешься делать?! - воскликнула мама. - Отвечай!!!
- Выполю как следует, - буркнул отец.
Мамин горшок взревел, буксанул всеми колесиками и так стремительно рванулся вперед, что на пол упала горсть песка и керамзита.
- Не позволю!!! - взвизгнула мама на самой верхней телепатической волне.
- Отойди! - угрожающе произнес отец.
- Не смей полоть сына!!!
- Я ему сейчас листьев-то пообдеру…
- Изверг!!! Не позволю!!! - Мама расставила хрупкие ветви, загораживая пространство. - Ты его искалечишь!!!
- Он должен запомнить на всю жизнь!!!
- Нет!!!
- Уйди прочь! Я буду говорить со своим сыном как считаю нужным!!!
- Вы чего шумите? - раздался вдруг заспанный голосок.
Мать и отец как по команде развернулись. На пороге теплицы стоял сын. Макушкой он уже был вровень с отцом, хотя ствол его был зеленым и гибким. Только сейчас отец заметил, что в центре надписей и рисунков, покрывающих горшок сына, виднелось изображение растопыренного пятипалечника, обведенного в кружок… "Молодежная мода, молодежная мода, пусть рисует что хочет…" - вспомнил он слова жены.
- А ну-ка подойти сюда… - зловеще приказал отец.
Сын осторожно подкатился поближе. От него слегка попахивало пеплом, а верхние венчики были заметно расширены - на каждом из них все пять листиков торчали кто куда, напоминая растопыренную ладонь пресловутого пятипалечника. Отец долго смотрел на сына, и тот смутился.
- Кто тебе дал это? - Отец указал на развернутую фольгу.
Сын обернулся, посмотрел на пол и только сейчас увидел распотрошенный тайник. По всем его листьям прошла дрожь.
- Вы рылись в моих вещах?! - закричал он. - Вы рылись в моих вещах!!!
Мама снова выехала вперед и повернулась к отцу.
- Я прошу тебя! - Она встала между ними. - Не надо полоть!
- Выйди вон, я хочу поговорить с сыном наедине!!! - рявкнул отец сразу во всех телепатических диапазонах.
Мама горестно развернулась и выкатилась из парника, обливаясь смолой. Выждав, пока закроется дверь, отец повернулся к сыну.
- Видишь, до чего мать довел?! - произнес он с чувством, выдержал паузу и рявкнул: - Я жду ответа!
- Это не мое, - быстро сказал сын. - Это меня просили подержать у себя…
- Кто просил?
- Это не мое, - повторил сын. - Не мое…
- На нашем экспедиционном корабле, - прочеканил отец, - сорок пять конопов, тридцать семей. Назови имя того, кто дал тебе эту отраву?
Сын молчал.
Отец поднял ветвь с секатором и убедительно пощелкал в воздухе.
Сын молчал.
- Хорошо-о-о… - протянул отец и вновь кивнул на сушеные ручки. - Но ты сам понимаешь, что это - смерть?
- Чего сразу - смерть? - буркнул сын. - Ты сам дымишь животными! Весь парник воняет паленой шерстью!
- Не строй из себя дурака!!! - заорал отец. - Пятипалечник - не животное! Это абсолютно разные вещи! Абсолютно!
- На Альдебаране это разрешено…
- Ты не на Альдебаране! - рявкнул отец, уже понимая, что разговор зашел в тупик, а полоть теперь, пожалуй, поздно.
Он взревел всеми колесиками, развернулся, прокатился по парнику до самой стенки и снова развернулся.
- Я растил сына-опору! Сына-помощника! - сказал он с горечью. - Поэтому я взял тебя с нами в эту долгую экспедицию… Я мечтал, что мой сын вырастет настоящим конопом! Что я смогу им гордиться… Что со временем он займет мое место… - Отец сбился и развернулся к пленке парника, надеясь, что сын не заметит, как сквозь кору сами собой пробиваются капельки скупой мужской смолы. - Мне не нужен сын-наркоман!
- Я больше не буду… - неохотно пробурчал сын.
Но отец уже взял себя в листья.
- Я тебе не верю! - произнес он жестко.
- А что ты мне сделаешь? Выполешь? - Сын вскинул макушку с вызовом.
- Нет, - сказал отец, опуская секатор. - Полоть я тебя не стану. Раз мы тебя не допололи в детстве, теперь уже поздно. Сейчас мы пойдем к капитану, разбудим его, и я все ему расскажу. На этом твои экспедиции закончились. Тебя высадят на ближайшей обитаемой планете, отправят домой к бабке и поставят на учет в диспансер!
- Папа, нет, нет! - закричал сын и рванулся вперед так резко, что горшок его накренился, задние колесики мелькнули в воздухе, и он со всего размаху рухнул на пористый настил. Отец даже не пошевелился, глядя, как сын поднимается и неловко запихивает в горшок высыпавшийся грунт.
- Отвечай! - приказал он. - Кто дал тебе отраву?
- Я сам их набрал… - всхлипнул сын.
- Врешь! Кто тебя научил?!
- Я читал, как они выглядят… Как их разводить… Я их увидел, и…
- Где ты мог их увидеть?! Когда?
- Еще две эпохи назад… Когда мы садились за водой на третьей планете звезды класса "Ж"…
- Какой еще "Ж"… - начал было отец, но осекся. - Там же их не могло быть! Это дикая планета! Там, где мы садились, была только замерзшая вода и неразумные бездвижные иглолистные?!
- Они сами вышли к кораблю… Пятеро… Они двигались по застывшей воде на полозьях… Отталкивались палками… Я их собрал… Думал, не приживутся, но они так быстро размножаются…
- Размножаются?! - дернулся отец. - На корабле?! Две эпохи назад?!
Сын молчал, склонив цветущую макушку…
- Веди! - приказал отец, указав секатором на дверь.
И они отправились в путь. Мимо мамы, подслушивавшей за дверью. Мимо чужих парников, где спали остальные конопы племени. Не сговариваясь, приглушили приводы горшков и объехали капитанский парник на холостом ходу по самому дальнему пандусу. Мимо лаборатории воды, где работала мама. Мимо пожарного лифта - к лифту транспортного отсека. Спустились на нем вниз и покатились вдоль всего транспортного этажа. Мимо опечатанных боксов с пробами грунта разных планет. Мимо азотных холодильников с образцами фауны. Мимо светящихся оранжерей инопланетного дендрария. Мимо вонючего зверинца с живым зооматериалом. Отец сначала думал, что сын ведет его именно в зверинец, но тот все катил и катил вперед. Наконец они выехали к лифту аккумуляторного отсека, которым уже много эпох никто не пользовался. Да и кому придет в макушку лезть в аккумуляторный отсек во время затяжных экспедиций? Они спустились вниз. Двери разъехались, и автоматически загорелся свет.
Даже после вони зверинца, даже сквозь едкую щелочную атмосферу и неизбежный для аккумуляторов запах озона здесь остро тянуло аммиаком. А еще - тем неуловимым запахом горелого пятипалечника, который отец запомнил на всю жизнь с того единственного раза, когда попробовал его в армейском корпусе.
Сын нерешительно остановился, но отец уверенно взмахнул секатором и двинулся вперед, в лабиринты огромных пыльных кожухов - на запах. Высоко над проходом между кожухами тянулась проволочка. На ней сушились заботливо развешенные гроздья тушек. Внизу на расстеленной фольге лежали измельченные конечности и отдельно - бошки. Тут же стоял самодельный крематор - чашка с остатками пепла. А рядом валялась и лопатка для вкапывания. Отец замер. Брезгливо огляделся и сорвал с ближайшего кожуха здоровенный лоскут защитной пленки. Завернул в нее все хозяйство и двинулся дальше с этим узлом и секатором наперевес. И сразу же, обогнув кожух, увидел само гнездилище.
Широкая щель между аккумулятором и бортовой обшивкой была со всех сторон надежно огорожена поблескивающими щитками силового поля. Внутри стояла здоровенная лабораторная лунка с желтоватой водой - отец вспомнил, как давным-давно мама жаловалась на ее пропажу. Рядом с лункой возвышалась автоматическая кормушка-дозатор белково-углеродного типа - видимо, позаимствованная из зверинца. Повсюду на полу валялись хлопья мятого строительного синтепона. А у самой дальней стенки, откуда пронзительно несло аммиаком, испуганно жались крохотные пятипалечники - живые, голые. Их было здесь с полсотни. Отец долго смотрел на них с высоты своего роста. Так долго, что один зрелый пятипалечник осмелел, выскочил вперед и быстро стал выкладывать из кусков синтепона импровизированный круг на полу. Затем встал в центре, замахал конечностями и завибрировал воздухом. Постучал конечностью по полу, постучал по своей голове, воздел обе конечности к отцу и оглянулся на остальных.
- Правда прикольно? - послышалось на самой умильной телепатической волне.
Отец обернулся, с трудом сдерживая гнев, и сын осекся.
Пятипалечник снова заверещал, а затем опустился на колени и замер, одну конечность прижав к груди, а другой указывая вверх.
- Какая мерзость! - с чувством произнес отец, взмахнул секатором и двинулся сквозь силовое поле.
Пятипалечники пронзительно завибрировали. Сын развернулся и покатился прочь, к лифту. Позади раздавался ритмичный хруст, вибрации пятипалечников стихали одна за другой, пока не остался последний источник дребезга. Он звучал еще долго - то усиливаясь, то захлебываясь. Наконец оборвался и он. Вскоре появился отец с туго завязанным узлом.
- Куда?.. - печально спросил сын, когда они поднимались в лифте.
- Естественно за борт! - отрезал отец, взмахнув узелком.
- Это я уж понял… - вздохнул сын. - Мы-то куда? К капитану?
- Нет, - произнес отец, чуть помедлив. - Если, конечно, ты даешь мне слово, что больше никогда…
- Никогда! - с чувством подхватил сын.
- И чтоб никто в племени об этом не узнал! - предупредил отец.
- Само собой! - подтвердил сын.
- А капитану я доложу сам.
- Папа! - испуганно вскрикнул сын.
- Не бойся. Я доложу только про поганую третью планетенку, где эта дрянь водится. Пусть ею займутся компетентные органы.
Некоторое время они катились по коридору в полном телепатическом молчании. Дробно вибрировали колесики их горшков.
- Всю планету сожгут? - наконец спросил сын.
- Можешь не сомневаться. - сурово кивнул отец.
- А куда пепел? - произнес сын.
И произнес он это с таким игривым предвкушением, что отец не выдержал, обернулся и со всего размаху вломил паршивцу хороший крепкий подстебельник.
7 декабря 2003, Москва