- Какой-то замечательно действующий яд! Систему кровообращения он вывел из строя моментально и необратимо. Поэтому мы ничего и не смогли поделать… Но, с другой стороны, тот же яд подействовал на кору мозга как наилучший консервант. В результате мы имеем прекрасный материал для ментосканирования…
Вот оно что.
Ни черта убийца не предусмотрел. И пулю отравил просто так, для надежности. Чем достиг диаметрально иного эффекта. Не слишком-то логично с его стороны.
(Но почему все и всегда ищут в поступках преступника логику? Не бывает ее там, вот в чем штука! Это только детективщики делают из криминала логическую задачку. И, как правило, делают по-дурацки, в меру своих примитивных представлений о булевой алгебре и человеческой психологии. В реальности все проще и глупее. Девяносто девять процентов злодеев совершают именно алогичные поступки. Дурь, гнусь и грязь. А остальные если уж и действуют не в ущерб здравому смыслу, то неосознанно…)
Гафиев умер. Но мозг его уцелел. Именно на это я и рассчитывал, идя в клинику.
Медленно, нестерпимо медленно отползает створка последнего шлюза…
Я ничего не вижу, кроме белого саркофага со спускающимися к нему с потолка и тянущимися со всех сторон проводами и гофрированными трубами. Там, укрытый под горло плотным покрывалом, лежит Рим Гафиев. На голове - просторный шлем из зеркального металла. От шлема тоже отходят сотни проводов. Лицо Гафиева отпивает неживой белизной и потусторонним покоем.
Мне становится страшно.
- Сюда, комиссар! - дергают меня за рукав.
Выхожу из оцепенения. Выясняется, что в операционной полно народу и каждый занят за своим собственным пультом. На огромном экране в изголовье саркофага изображена серая пористая масса с красными прожилками. Временами изображение меняет цвет, дробится на фрагменты и претерпевает иные малопонятные метаморфозы.
- Садитесь. - На мое плечо ложится тяжелая ладонь и с некоторым усилием впечатывает в неудобное, жесткое кресло перед подковообразным пультом. - Как у вас с нервами?
- Нормально… кажется.
Лицо моего собеседника едва различимо под наброшенным капюшоном, виднеются только усы и светлые губы.
- Ну, будем надеяться, что вы разумно используете свой шанс… Гафиев умер. Но мозг его будет жить еще какое-то время.
- Как долго?
- Ровно столько, сколько вы ему позволите.
- Я… почему я?
- Потому что нам нет нужды мучить этого человека и не позволять ему уйти. Ведь вы, кажется, что-то хотели узнать?
- Да, - отвечаю я непослушными губами.
- Вот микрофон. Только не следует орать на весь зал. Избегайте заумных формулировок. Задавайте вопросы в простой и лаконичной форме. И не ждите чуда. Вы говорите с мертвецом, у которого - свои заботы… Готовы?
Едва нахожу силы, чтобы уронить:
- Готов.
Усатый коротко хлопает меня по плечу и, отвернувшись, командует в пространство:
- Полное внимание! Включаем трансляцию. Пошло сканирование…
В динамике, напоминающем собой черный шар размером с мой кулак, внезапно зарождается бесцветный, срывающийся голос. Он повторяет одну и ту же фразу, будто заведенный:
- Где я… где я… где я…
В панике оборачиваюсь на саркофаг. Гафиев недвижен, лицо по-прежнему спокойно. А чего я ожидал?
- Не волнуйтесь, - говорит усатый и снова кладет руку мне на плечо. - Обычное ментальное зацикливание.
Я киваю. Проглатываю застрявший в глотке сухой ком. Преодолевая сопротивление одеревеневших мышц, нагибаюсь к микрофону:
- Гафиев, вы слышите меня?
- Где я… где я… где я…
- Здесь комиссар Сполох.
- Где я… где я…
- Он не слышит, - говорю я нервно.
- Слышит, - возражает усатый. - Ему тоже необходимо усилие, чтобы разорвать цикл.
Похоже, все, кто был в операционной, столпились за моей спиной.
- Э-э… вот что, - говорю я. - Если мне удастся привлечь его внимание, персонал должен будет покинуть зал.
- Это невозможно, - мягко произносит усатый. - Но мы просто выключим трансляцию. Вы услышите ответы Гафиева через наушники. А запись диалога на дискете мы презентуем вам. Под честное слово, что нами не снималась копия. Мы же понимаем, не впервые…
- Хорошо, это меня устраивает.
Белые тени разбредаются по углам помещения.
- Гафиев, отвечайте.
- Где я… где я… - И вдруг, словно обрыв бесконечной ленты: - Кто?!
- Выключаем трансляцию! - кричит за моей спиной усатый, и чьи-то руки прилаживают мне наушники.
- Гафиев, это Сполох.
- Кто такой… Сполох?
- Комиссар Сполох, отдел по борьбе с тяжкими преступлениями. Вы помните, что было в "Инниксе"?
- Где я… Что со мной?
- Вы… пострадали, - с трудом рождаю эту подлую ложь. - Вы в клинике. Я веду следствие. Ответьте мне на вопрос…
- Почему так светло?.
Я шарахаюсь от микрофона.
- Он видит?!
- Нет, это ментальные иллюзии. Зрительные нервы заблокированы. Не отвлекайтесь больше, иначе он снова сорвется в цикл.
- Гафиев, - зову я. - Что случилось в "Инниксе"?
- Не знаю… что это?.
- Простите, комиссар, но ваш вопрос чересчур сложен, - вмешивается усатый. - Он требует развернутого ответа. А мозг способен сейчас генерировать лишь простые логические конструкции. Да - нет - не знаю…
- Гафиев, что вы делали… Нет, не так! Вы смотрели на ваш лаптоп после ухода Авилова?
- Малыш… что с Малышом?
Какой еще Малыш?! Может быть, его сын?
- Все хорошо, - говорю наобум. - О нем позаботятся. Вы смотрели на лаптоп?
- Лаптоп… не помню…
- Назовите мне слово!
- Слово… не знаю… Малыш тормознул его?
Теперь ясно. Очевидно, Малыш - это прозвище Авилова.
- Да, тормознул. Что было на экране лаптопа?
- Лаптоп… экран… не знаю… Пусть позовут Машку… где она?
- Хорошо… - Я уже по горло переполнен этой ложью и скоро захлебнусь ею! - На экране лаптопа было слово. Какое?
- Слово… на экране… не помню… Скажите Машке… нужно забрать Арслана из садика…
Мне хочется плакать.
Я подонок. Гнусный подонок. Я лезу со своей пошлой ерундой к человеку, который уже переступил порог. Подло обманываю его. Обещаю то, чего никогда не смогу исполнить. А он там, за порогом, все еще думает только о жене и сыне, которого нужно забрать из садика!
Почему в этом кресле сижу я, а не его жена?!
Нет мне прощения…
- Отойдите! - кричу я усатому.
И тот отходит.
- Гафиев, слушай меня. Не могу больше врать… Ты убит, ты умер. Это лишь твой мозг… Помоги мне. Назови слово!
- Убит… неправда… где я?.
- Гафиев, не смей уходить! Мне нужно это слово. Кто-то угрожает Гигаполису. Угрожает Машке и Арслану. Если я узнаю слово, мы спасем всех, клянусь тебе!
- Где я… где я… где я…
- Слово, Гафиев, слово!!!
- Я умер… неправда… слово… не знаю…
- Ты знаешь! Ты видел его!
- Слово… видел… как тяжело…
Он почти с ощутимым для меня усилием проламывает стену могильного беспамятства.
И называет слово.
А затем начинает без конца повторять его.
- Гафиев, - бормочу я. - Прости меня.
Он на мгновение выходит из этого завораживающего пике. Говорит отчетливо и ясно:
- Машка… поцелуй Арслана.
И снова срывается на бесконечное:
- Где я… где я…
Боже, я до конца своих дней буду слышать этот неживой голос!
Сдергиваю наушники и встаю из кресла.
- Можно отпустить его? - предупредительно спрашивает усатый.
- Да, конечно…
Со всех сторон доносятся звонкие щелчки. Что там у них может щелкать?., тумблеры какие-нибудь. Гигантский экран гаснет, и в операционной становится темнее. Кто-то заботливо набрасывает белое покрывало на лицо трассера.
Прости меня, Гафиев…
Мы преодолеваем цепочку шлюзов в обратном порядке, выходим в коридор.
- Возьмите запись, - говорит усатый и сует мне пластиковый конвертик с дискетой.
Капюшон отброшен, и я вижу залысый лоб с высыхающими дорожками пота. Глаза спокойные, привычные ко всему. Он протягивает мне пачку, мы закуриваем.
- В сущности, это трудно назвать работой сознания, - говорит он, пуская колечки в потолок. - Гальванический эффект. Лягушка дрыгает ногой… Мы лишь заставляем кору отдавать свою информацию. А то, что при этом функционируют еще и какие-то интерфейсы, правила передачи этой информации, нельзя считать проявлением разума. Или, как принято писать в оккультной прессе, голосом души. Нет там никакой души…
Я молча киваю.
Мне стоит больших трудов припомнить, что Гафиев- не единственная цель моего визита в клинику.
- А как дела у второго? - спрашиваю я.
- У какого второго? - рассеянно осведомляется усатый. - Ах, у этого! - Он вдруг странно хихикает. - Чрезвычайно любопытный экземпляр, просто жаль расставаться… Мы вернули его вашим экспертам еще вчера. Видите ли, зомби - это не наша епархия.
Я не сразу понимаю, откуда он узнал об Иване Альфредовиче Зонненбранде. А когда (на улице) понимаю, что кличка Зомби ни при чем, у меня возникают новые вопросы, на которые уже некому отвечать.
6. ИНДИРА ФЛАВИЦКАЯ
Сначала я деликатно касаюсь пальчиком пипки сенсора. Сигнал по ту сторону двери не слышен. Выждав минуту, повторяю процедуру. Потом бухаю кулаком.
- Дай-ка я, - говорит Змеев и деловито отстраняет меня.
Впрочем, сам он заниматься черной работой не намерен. Из-за его спины выступает мощный "пастух", набычивается и страшно сопит.
Однако прежде чем он выносит своим скалоподобным плечом дверь к чертовой матери, та внезапно открывается сама. В руках Змеева, как по волшебству, оказывается шок-ган. Я тоже на всякий случай достаю руки из карманов. Если это Зонненбранд, да еще в дурном расположении духа…
Нет, не может это быть Зомби. Если он и посетил сей уголок, то давно смылся. Наши схемосканы не регистрируют его схему. Как, впрочем, и схему Ольги Цариковой.
Хотя в этом округе такие страшные помехи, что схемосканы могут попросту врать. И за дверью может стоять кто угодно. Ольга Царикова одна. Зомби один. Зомби с Ольгой Цариковой в постели. И наоборот. А также иные занимательные сочетания и комбинации.
Но это всего лишь совершенно неведомый юнец. Пет шестнадцати на вид, мордаха в бубонах. И зареванный, как последняя соплячка.
Вместо того чтобы назвать себя и предъявить личную карточку, ошалело спрашиваю:
- Ты чего ревешь? Тебя кто обидел?
Юнец звонко шмыгает лиловым носом и тычет пальцем в глубь квартиры.
- Там… там…
И мне в общих чертах становится ясно, что именно ожидает нас там.
Чтобы убедиться, отпихиваю его, прохожу вперед и раздвигаю тростниковые занавесочки.
Да, нехило живет невинная нимфеточка Оленька Царикова…
Точнее сказать, жила.
В голове сами собой складываются строчки протокола осмотра.
"Комната слабо освещена настенными источниками света таким образом, чтобы основное световое пятно было сконцентрировано в центре помещения. Видеосет неустановленной иностранной модели включен и работает. Музыкальный центр неустановленной иностранной же модели включен, но не работает ввиду достижения маркера физического конца записи. Ощущается слабый запах наркотического аромагена, предположительно - скэффла… Тело находится возле западной стены в полусидячем положении. Одежда практически отсутствует. Смерть, по всей видимости, наступила от глубокой резаной раны на шее, повлекшей почти полное отделение головы от шеи. Показания к реанимации явно отрицательные…"
Прощай, Ольга Царикова.
Должно быть, ты против воли вляпалась в историю. Или же тебя подставили ненароком. Тот же Тунгус. И тебя безжалостно смели с дороги.
Сволочи. Ненавижу.
Я возвращаюсь в прихожую, где хлюпает носом юнец. Змеев пытается добиться от него внятных ответов. Пока безуспешно.
- Змей, оставь парня. Вызови экспертов. Пускай работают.
Молча закуриваю, стоя рядом с этим сопляком. Проходит минуты три, прежде чем он осознает свое стыдное положение и прилагает слабые усилия совладать со слезами. Взгляд его делается не столько затравленным, сколько сконфуженным. И тогда я протягиваю ему сигарету. Теперь мы дымим вместе.
- Ты кто?
- Друг… Ольгин… Меня Витей зовут… Виктор Трушко… Она оставляла мне ключи… присмотреть за квартирой, пока сама работает.
- Платила?
- Ну… какую-то ерунду… больше натурой.
- Трахались?
- Да нет, едой, шмотками. Аппарат на Рождество обещала подарить, фирменный сет. Ну… и то самое- тоже… иногда.
- Это ты ей обставил интерьерчик?
- Да ты… да вы что! Я безработный… Говорю вам, я друг ее, учились вместе.
- Ольга не рассказывала, кто ее сутенер?
- Н-нет… Думаю, у нее и не было… Просто ей давали работу большие люди… то тут, то там…
- Можешь назвать имена?
Он старательно мотает головой:
- Н-нет… Ольга меня в эти дела не вмазывала. Наверное, не врет.
- Ладно, Виктор Трушко. Теперь расскажи, как ты ее нашел.
- Ну…
- Перестань мычать! Ты мужик или парнокопытное?!
Вместо того чтобы расправить плечи и засверкать очами, Трушко снова раскисает.
- Вчера вечером пришла Ольга, - хлюпает он. - И выперла меня в момент. Работа, мол, срочная… Сказала, что к обеду я смогу вернуться. Я всю ночь гулял, потом дрых в ночлежке. Потом вернулся и… вот.
- Давно вернулся-то?
- С полчаса тому… или час…
- Что ж сразу нас не вызвал?
В ответ несется уже знакомое беканье и меканье. И так ясно: обливаясь слезами и соплями, он тут что-то прикидывал и кроил, чего бы упереть, чего припрятать, что сказать, когда спросят, а все это время Ольга Царикова с отмахнутой напрочь головой одна сидела в комнате на полу.
- Будет тебе… убиваться. Когда Ольга пришла, она была не одна?
- Я же говорю: работа…
- Так. Припомни, как выглядел клиент.
- Да я его и не видел. Почти… - На прыщавой роже парня неоновыми буквами начертано нежелание что-либо припоминать. Ах, как он стремится выскользнуть из неблагодарной позиции между молотом и наковальней! - Ну, краем глаза. Плащ он повесил бот здесь, серый. Туфли снял… итальянские. Прикид целиком фирменный. Брюки черные, белый пиджак в клетку… Высокий, выше меня. На американца похож. Я так и подумал: ну, сейчас Олька нарубит капусты…
- И тебе обломится? - поддакиваю с пониманием и даже с участием.
- Ну, естественно… - Он спохватывается и ловит мой взгляд, пытаясь загладить промашку. Но глаза мои упрятаны за черными окулярами. - Скажите, а мне сейчас куда?
- Куда, куда… На улицу, гулять. Потом в ночлежку. Не оставлять же тебя в чужой квартире. Да еще с покойницей. Или ты "Вия" не читал?
- Какого "Вия"?
Я отворачиваюсь. От этой поганенькой фигуры меня слегка мутит.
Ну что ж, Иван Альфредович. Видит Бог, я не хотела тобой заниматься. Были у меня свои дела, более важные. Как мне казалось. Но теперь ты меня допек. И я уже хочу встречи с тобой. Я мечтаю о ней ничуть не меньше, чем о рандеву с Диким Хирургом. Ты мог творить что угодно. Но только не убивать детей.
Теперь я буду гнать тебя по Гигаполису, как бешеного пса.
7. ИЗ ВИДЕОПРОТОКОЛА
ОПЕРАТИВНОГО СОВЕЩАНИЯ
У КОМИССАРА КРИМИНАЛЬНОЙ СЛУЖБЫ
ДЕПО С. СПОЛОХА
(Присутствуют: комиссар отдела по борьбе с тяжкими преступлениями ДЕПО округа Старый Город С. Сполох, старшие инспекторы-криминалисты того же отдела С. Ерголин и И. Флавицкая).
ЕРГОЛИН. Сергей, может быть, хватит секретничать? Не пора пи расширить круг посвященных? Если вы придаете этому делу такое значение - что вполне обоснованно, - так не следует ли пригласить сюда и службу наружного наблюдения, и экспертов?
ФЛАВИЦКАЯ. И заговорил волк человеческим голосом…
СПОЛОХ. Никого мы приглашать не станем.
ЕРГОЛИН. Почему?
СПОЛОХ. А потому! Еще скажу: никакая информация за пределы этого кабинета не уйдет. И владеть ею в полном объеме будем лишь мы да еще несколько человек в высшем руководстве безопасности Гигаполиса. Все же иные прочие будут лишь исполнять наши указания. По принципу: сделай то-то и то-то, паси этого, тормози другого…
ФЛАВИЦКАЯ. Так серьезно?
СПОЛОХ. Очень серьезно, Индира. И убери ноги со стола, сейчас это совершенно неуместно.
ФЛАВИЦКАЯ. Слушай, Сережечка, ты нынче как с креста снятый.
СПОЛОХ. Угадала. Я разговаривал с Гафиевым.
ЕРГОЛИН. Его что, подняли?!
СПОЛОХ. Нет. Нет… Он умер. Пули были отравлены. Вот заключение эксперта. Редкий и очень сильнодействующий яд органического происхождения. Близкий к тетродотоксину, добываемому из рыб и тритонов, и саксотоксину - из морских моллюсков… Я говорил с его мозгом. Ментосканирование.
ЕРГОЛИН. Понятно…
СПОЛОХ. Степаныч, у тебя есть что-нибудь по Серому Гостю?
ЕРГОЛИН. Личность, можно сказать, установлена… Серый Гость опознан как Савчук Михаил Антонович, бывший начальник отдела по борьбе с терроризмом Департамента охраны порядка, округ Титанис…
ФЛАВИЦКАЯ. Вот откуда он знал про лаптоп!
ЕРГОЛИН…. Вышел на пенсию по состоянию здоровья в 2016 году, умер от инфаркта в мае 2018 года. Похоронен на окружном кладбище Ольховица, где и покоится по сей день. Мы проверяли.
СПОЛОХ. А вот почитай заключение медицинской экспертизы по Серому Гостю. Это тебе покажется донельзя любопытным.
ФЛАВИЦКАЯ. Подождите, я ничего не понимаю… Что же, преступник сделал себе пластическую операцию, чтобы косить под покойного Савчука?!
СПОЛОХ. Нет… Как мне сказали в клинике Островерхова, они не занимаются зомби. Не Иваном Альфредовичем Зонненбрандом, которым им заниматься и не следует, а восставшими мертвецами. Прочти вслух, Степаныч. Хотя бы избранные места.
ЕРГОЛИН. "Наличие внутренних органов представляется недостаточным для нормальной жизнедеятельности. Так, отсутствуют печень и связанная с ней система кровеносных и лимфатических сосудов, вследствие чего система кровообращения чрезвычайно упрощена и носит характер скорее декоративный, нежели функциональный… Отсутствует селезенка… Тонкие кишки укорочены… желудок редуцирован… Рабочее состояние отмечено лишь у правого легкого и сердца… Мозг поврежден, но сохраняет определенную функциональную эффективность. Показание для ментосканирования неблагоприятное… В целом подобную биологическую систему следует характеризовать как жизнеспособную лишь условно".
СПОЛОХ. Это был Савчук. Точнее, его копия, сделанная неумело и наспех. Стук да грюк, абы с рук… Кому-то, какой-то злой силе понадобилось поднять его из могилы и натравить на нас. Нужно было, чтобы он выполнил простое задание: нашел подходящего человека и заключил с ним договор. На большее он и не годился, с его "условной жизнеспособностью"…