- Разумеется, я их исполню. - Кратов испытующе поглядел на Энграфа. А почему бы нам не наведаться туда вместе? Проведать матушку-Землю?
- Что мне там проведывать, Костя? - пожал плечами Григорий Матвеевич. - Искать старые стены своей молодости, которые давно стерты в прах? Молчать над могилами ушедших родных и друзей? Я реликтовый космический волк-одиночка. С Землей меня не связывают ни дом, ни семья. Потому что на все это нужно было жертвовать временем, а в молодости мы необдуманно склонны отдавать предпочтение более важным - на наш, разумеется, взгляд занятиям. И однажды выяснилось, что ничего уже не поправить и не построить. С тех пор мой дом - на Сфазисе, а моя семья - все вы, кто проводит здесь некоторый период своей биографии, чтобы затем пропасть где-то за тысячи парсеков. И я вполне понимаю ощущение цейтнота, какое вечно испытывают тектоны. Только вот не нравится мне, что и вы, Костя, похоже, неосознанно повторяете мой путь.
- Что вы, Григорий Матвеевич, - Кратов смущенно засмеялся. - Какой же из меня аскет?
- Вполне сложившийся, Костя, - печально покивал Энграф. - Мой вам совет - хотя вы редко прислушиваетесь к моим советам, и напрасно! Разумно используйте время, дарованное вам судьбой. Не запирайтесь там, на Земле, в монашескую келью. Полюбите красивую женщину. Постройте, наконец, дом. И шут с ней, с ксенологией! Кстати, отчего бы вам не умыкнуть окончательно нашу Руточку? Ведь пропадет она здесь, в девках засидится. Ну сами взгляните, какое сокровище!
Кратов поднял голову. На том берегу пруда нагая Руточка Скайдре собиралась купаться. Укладывала волшебные свои волосы в тугой жгут, пугливо пробовала босой ногой воду.
- Утица, - сказал Григорий Матвеевич с отеческой нежностью. Белорыбица… Ну, я, пожалуй, пойду отсюда. А то она, чего доброго, и меня заставит бултыхаться.
Камыши тихонько сомкнулись за ним. Кратов подобрал очередной камешек, примерился и пустил его по воде. "Блинов", как и прежде, напечь не удалось, камешек мигом затонул, и Кратов сердито закышкал на взволнованных рыб.
- Костик! - окликнула его Руточка. - Твой завтрак в саду. А потом приходи плавать.
"Обедать я буду уже на Земле, - подумал Кратов. - Дома".
"А ты уверен, что там еще есть твой дом? - спросил он себя спустя мгновение. - Или тебе просто хочется верить в то, что есть?"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАКОНОБОРЕЦ
1
Кратов старался ступать неслышно и легко - так, чтобы ни единый звук не выдал его присутствия. Он весь обратился в слух, но прислушивался главным образом к самому себе, а не к той тишине, что его окружала. Он почти оглох от ударов собственного сердца. А тишина была нехорошая, подозрительная. Полное безветрие, бестравье и безлесье. Только предательски скрипучий галечник под ногами и серые пористые скалы со всех сторон. Да еще паутинки облаков над головой. Больше всего Кратов желал бы превратиться в одно такое вот облачко, и тогда ему было бы совсем просто проделать то, что от него требовалось - пересечь весь этот галечник, жалких двести метров, из конца в конец и уцелеть.
Он отважился еще на один шаг, и чертова галька зашуршала, поползла под его ботинком. "Воронка… Конечно же, без этого никак, - успел подумать он, падая на выставленную руку. - Теперь-то уж все". И действительно: когда он выпростал ногу из воронки и выпрямился, здоровенный полосатый звиг уже сидел напротив на свернутом в калачик толстом лоснящемся хвосте, а мокрые губы его, свернутые в трубочку, плотоядно подрагивали. Отныне Кратову оставалось одно - убить этого звига прежде, чем тот убьет его самого. Все складывалось не так элегантно, как замышлялось, и впереди была сплошная пальба, брызги крови и лохмотья горелого мяса, сила против силы, меч на щит, но иного выхода теперь уже просто не существовало. И он вскинул фогратор - чуть раньше, чем звиг напал на него. Все же сказывалась долгая, изматывающая мускулы и нервы первичная подготовка, да и природными данными Бог не обидел.
Но второй звиг все это время торчал у него за спиной. Известно, что звиги всегда атакуют поодиночке, но охотятся парами… И второй звиг, сочтя, что пришел его черед, убил Кратова ударом ороговевшего жалоязыка в основание черепа.
2
- Повторить? - спросил Грачик и протянул руку к пульту видеала. На руке сквозь тугую черную шерсть проступала сложная многоцветная татуировка.
- Не надо, - пробормотал Костя. Ему было стыдно. - Ни к чему это теперь.
- Как оно там, в потустороннем мире? - полюбопытствовал Грачик. Старина Харон держит извоз как прежде?
- Твои промахи, полагаю, очевидны тебе самому, - произнес Михеев. Он сидел в кресле - лысый, огромный, в обширных белых брюках и бесформенной, пятнистой от пота распашонке. Развалившись так, что руки свисали через подлокотники до полу, а ноги простирались на всю комнату. И весь он разительно напоминал собой выброшенного на берег осьминога. - Впрочем, что я говорю! Будь они тебе очевидны, ты по крайней мере притворился бы, что намерен их избежать… Итак, первое. Когда не хочется производить много шума, следует ходить босиком. - Михеев с ощутимой натугой приподнял одну ногу и выразительно покрутил ступней в плетеной сандалии. - Предварительно остановив потоотделение на подошвах. Особенно по галечнику. Особенно когда ждешь ловушек. Вроде той воронки.
- Особенно когда кругом звиги, - вставил Грачик, ухмыляясь в мушкетерские усики. - Да такие голодные.
- Второе. Предупреждали мы тебя, что непременно будут сюрпризы?
- Предупреждали, - буркнул Костя, потупясь. - А я, может быть, не умею останавливать потоотделение.
- Ну так бы и сказал звигам: мол, не обессудьте, ребята, не умею. Ты… как бишь тебя… Кратов, даже не почувствовал за спиной второго звига. Хотя знал, что он обязательно будет. А ведь он буквально сверлил тебя своими гляделками. В мыслях он уже убил тебя, сожрал и переварил. Лишь то обстоятельство, что это был звиг-вассал, помешало ему прихлопнуть тебя сразу. А так он предоставил тебе возможность посостязаться со звигом-сюзереном в быстроте реакции. Звиги - существа бесхитростные, честные охотники, подлости в них нет.
- Кстати, и реакция у тебя тоже неважная, - заметил Грачик.
Костя сидел красный, как маков цвет. Ему казалось, что сейчас рдели даже пятки, которые подвели его с потоотделением, будь оно неладно. Никогда прежде он не сознавал себя таким неуклюжим дураком, как сейчас. Он готов был провалиться сквозь землю.
- У меня, может быть, лучшая реакция на всем курсе, - наконец выговорил он с обидой. Чтобы хоть как-то возразить.
- Посмотрите на него! - захохотал Грачик.
- Малыш, - с нежностью произнес Михеев. - Как бишь тебя… Никогда не произноси таких слов в присутствии звездоходов. Мало того, что реакция сама по себе не есть большое достоинство. Тоже, нашел предмет для гордости - физиологическую характеристику организма! Еще похвались, что у тебя отличный утренний стул… Я уже старый. Меня давно списали из Звездной Разведки. И даже в лучшие годы я не рисковал заигрывать с двумя звигами на тропе охоты. Разве что нужда заставляла. Ну-ка, воздвигнись.
Костя медленно встал, оправляя рубашку.
- Вот тебе боевое задание, - продолжал Михеев. - Когда захочешь - не обязательно сейчас и даже сегодня - подними правую руку, выставь в направлении меня указательный палец и скажи: "Пуфф!" Если ты проделаешь это достаточно быстро и неожиданно, будем считать, что я убит.
- Можешь тогда съесть его, - потешался Грачик. - Переварить и удалить из организма.
- Пуфф! - сказал Костя.
Однако его указательный палец смотрел в потолок, потому что Михеева уже не было в кресле, где он только что лежал в лежку, словно раскисший моллюск. Михеев стоял вплотную лицом к лицу с совершенно уже ничего не соображающим юношей и заботливо, под локоток, направлял его правую руку вверх.
- Так, - проронил уничтоженный Костя. - Ясненько. Кому я могу заявить о своей профессиональной непригодности?
- Например, мне, - ответил Михеев, снова громоздясь в свое кресло. Садись-ка лучше, где сидел.
- Обиделся, - сказал Грачик. - Гордый! А чего ты пыжишься? Тебе когда еще будет двадцать лет, и ты пока что абсолютный нуль. Эмбрион! Даже с учетом твоей реакции. Тебе никто этого раньше не говорил? Ты, наверное, полагал, что мы полюбуемся твоей статью, хором закричим: "Ах, какой ты хороший!", посадим тебя в корабль и фуганем завоевывать Галактику? Эх, знать бы тебе, как меня драили здесь в свое-то время… Долго драили, пока вышел толк!
- Задницей по битому стеклу, - добавил Михеев. - Это сейчас что ни полигон - то курорт. Так вот, для справки, чтобы ты уяснил перспективу. Я, конечно, уже старик. Все меня и зовут за глаза "дед Михеич". Придет пора и ты будешь звать так же. А когда-то я был Звездным Разведчиком высшего класса. В нашей работе класс присваивается за знания, опыт и заслуги. Но еще существует градация по категориям. Вот категория-то и даруется за способности, что даны каждому от рождения, от Бога, от папы с мамой и развивались по мере продвижения к совершенству. В том числе за реакцию.
- И за отличный стул по утрам, - не упустил случая Грачик.
- У меня, к примеру, в пике формы была четвертая категория. А вот Грачик имеет второй класс, но третью категорию. Его учили и готовили лучше, чем меня. Я сам и учил.
- А первую категорию имеет лишь сам господь Бог, - сказал Грачик. Когда он тоже в пике формы.
- Сейчас ты… как бишь тебя… Кратов, являешься Звездным Разведчиком девяносто девятого класса девяносто девятой категории. Когда мы тебя пропустим через первую мясорубку, твоя категория, возможно, будет выражаться одной цифрой. И тогда мы станем учить тебя быть хорошим Звездным Разведчиком. И научим, если ты от нас не удерешь.
Грачик покосился на часы.
- Закругляйся, дед, - сказал он. - Мы потратили на него уже полчаса. Се грядет скоро очередной пожиратель звигов. С таким же гордо воздетым носом.
- Да, верно, - согласился Михеев. - В общем, так, Кратов. Парень ты неплохой, и реакция у тебя действительно приличная. Гнать тебя из училища никто не станет. Со временем из тебя проклюнется приличный звездоход. А через три дня будет тебе и всему вашему курсу упомянутая мясорубка за номером один. Планета Аид - у нас там полигон. Родным и близким скажешь, что отправляешься в турпоход.
- Надолго? - спросил Костя, потихоньку оживая.
- На три месяца. Все едино связи с Землей у тебя никакой не будет. Да и с нами тоже. Ну, вытащить тебя из передряги мы всегда сумеем. Но Аид это настоящая планета, а не психомодель, вроде Ущелья Звигов.
- Тренировка на выживание? - обрадовался Костя.
- Примерно. Перед десантированием ты пройдешь гипноблокаду и забудешь о том, что рядом есть взрослые дяди, готовые в момент опасности взять тебя под мышки и вынуть из пищевода нехорошего хищника. После Аида тоже будет гипноблокада и даже ментокоррекция. Потому что многое из пережитого тебе полезно будет забыть.
- Могу я знать содержание тренировки?
- Перед подружкой пофорсить?! - грозно взревел Грачик и тут же расхохотался.
- В общих чертах, - сказал Михеев. - Вспомни Ущелье Звигов. Ты не видел опасности, не был готов к ней. То есть, разумеется, ты ожидал подвоха, но уделял внимание больше себе, чем звигам. От того, что ты помнил о нереальности испытания и, выходит, был неверно ориентирован. А еще от того, что чувства твои спали. У человека их немножко больше, чем пять. Но в обычной обстановке они дремлют, над ними царит сознание, интеллект. А после гипноблокады они в тебе проснутся. И, верится, больше никогда не уснут.
Выходя из комнаты, Костя нос к носу столкнулся с незнакомым юношей, бритоголовым, в темных очках и белой накидке. Собственно, они встречались на приемных испытаниях, но как-то не возникало повода сойтись поближе.
- Извините, - произнес бритоголовый, придержав отпрянувшего Костю за локоть. - Ну, как там?
- Ничего, - сказал Костя. - Впечатляюще.
"Ни пуха ни пера, пожиратель звигов", - подумал он и с легкой завистью поглядел тому на ноги. Бритоголовый был босиком.
3
На своем гравитре Костя дважды обогнул шпилеобразное здание Университета, заглядывая в окна сорок второго этажа. Встроенная система защиты временами взбрыкивала и отбрасывала машину прочь от серых каменных стен на безопасное расстояние. Ничего толком не рассмотрев, Костя швырнул гравитр к земле, по-над старчески редкими кронами деревьев, на лужайку, где студенты коротали свободное от занятий время.
На сей раз ему с ходу повезло.
Заслышав прерывистый посвист снижающегося гравитра, Юлия спокойно подняла голову от рябившего экрана видеала.
- Ты спятил, - сказала она убежденно.
- Угу, - радостно подтвердил Костя, вываливаясь из кабины на мураву к ее ногам.
- У меня совсем нет на тебя времени, - продолжала Юлия сердито. Через полчаса я иду беседовать с Шилохвостом.
- Ничего, я подожду, - сказал Костя. - Не век же ты с ним станешь секретничать. У меня в запасе целый день, вечер и, в общем-то, ночь. А он молодой, этот твой Винтокрыл?
- Что-нибудь стряслось? - строго спросила Юлия.
- Угу, - сказал Костя, забирая у нее видеал, в бешеном темпе менявший замысловатые цветные картинки. - Это что за фигня? Неужели сломался?
- Ты ничего не понимаешь, - сказала Юлия и потянула видеал к себе. Это метаморфные топограммы. А профессор Шилохвост - виднейший специалист по ним.
- Наверное, человечеству никак не обойтись без этих ваших… топоморфных метаграмм, - с сомнением произнес Костя.
- А ты думал!
- Юлька, я уезжаю! - наконец объявил Костя, улыбаясь во весь рот.
- Куда еще?.. Ах нет, так спрашивать нельзя, плохая примета. Надолго?
- В турпоход со всем курсом, на три месяца.
- НА СКОЛЬКО?!
- А что страшного-то?
- Вот прекрасно! - туча рыжего огня всколыхнулась вокруг головы девушки. - И что я должна буду делать одна все это время?
- Уж ты останешься одна, ждите, - хмыкнул Костя. - А профессор Дубонос?.. Учиться ты будешь! Хорошеть. И отдыхать от меня.
- Странные у вас турпоходы, - Юлия спихнула видеал с колен и придвинулась к порозовевшему от удовольствия Косте поближе. - Наверное, ты что-то скрываешь от меня. А тебе не стыдно обманывать?
- Да никого я не обманываю! - Костя отвел взгляд на мельтешившие топограммы. - Ну разве что чуть-чуть.
- А стыдно тебе тоже чуть-чуть?
- Нет, стыдно-то мне как раз на всю катушку…
- И часто у тебя предвидятся такие турпоходы?
- Подозреваю, что всю жизнь.
- Мне это не нравится, - сказала девушка решительно. - Ты хотя бы соображаешь, что за три месяца я могу не только отдохнуть от тебя, но и вовсе отвыкнуть? Примириться с тем, что тебя нет?!
- Не надо! - Костя замахал руками. - Отвыкать не надо. Я не хочу, чтобы ты от меня отвыкала!
Юлия резко отстранилась и одним движением оказалась на ногах, торопливо одергивая свой ярко-синий сарафан. Костя, ничего не понимая, тоже на всякий случай встал.
Мимо них неторопливо шествовал могучего вида черноволосый мужчина в просторном светлом костюме, больше напоминавшем пижаму. Замечательным в его облике было то, что борода, скрывавшая половину лица, отчего-то имела чисто-серебристый цвет. Создавалось впечатление, что странный этот человек ничего не видел вокруг себя, да и шел в общем-то не разбирая дороги.
Когда он поравнялся с молодыми людьми, Костя с удивлением отметил, что Юлия побледнела и едва ли не перестала дышать.
- Ты что? - спросил он шепотом.
- Это он, - одними губами, контрастно алыми на беломраморном лице, сказала Юлия. - Шилохвост. Он сейчас не здесь.
- А где же? - с неуклюжей иронией полюбопытствовал Костя.
- В своем мире. Он сконструировал собственный мир, наполнил его иными, чуждыми для нас топограммами. И путешествует по нему. Такой мир важно создать, а дальше он начинает жить самостоятельной жизнью и диктовать творцу собственные законы. Когда-нибудь Шилохвост погрузится в него настолько глубоко, что не сможет вернуться. Я тоже хочу туда, только заглянуть… одним глазком…
- Я не пущу тебя, - озадаченно сказал Костя.
- А мне и не дано, - с тоской произнесла девушка. - Ну, я пойду.
- Юлька! Подожди! Где мне тебя ждать?
- Ждать? - переспросила она рассеянно. - Ах да, день, вечер и ночь… Здесь. Часа через четыре. Или пять. В общем, жди…
- Ну вот, - Костя горестно вздохнул. - Встретились, называется.
Значит это - умри?
Только пришел я,
И уже прогоняешь.
Ах, уж не по силам мне жить,
Чувствую я…
Юлия не слушала его. Она уходила, неотрывно глядя в широкую спину блуждавшего среди своих топограмм профессора Шилохвоста. Не отставая от него ни на шаг и в то же время ни на шаг не сокращая разделявшего их расстояния. Казалось, и она тоже внезапно углубилась в какой-то свой мир. Быть может - не такой изощренно причудливый, но наверняка отличный от всего, что можно представить постороннему воображению. Возможно даже, обволакивающий это таинственное инобытие Шилохвоста, подобно тому, как тонкая кожура атмосферы укрывает собой прекрасный плод - живую твердь планеты…
Костя унес забытый девушкой видеал в тень своего гравитра. Некоторое время он следил за игрой топограмм на плоском экранчике. Потом, отчаявшись что-либо понять, переключился на мультяшки.
4
Ночью пошел дождь и похолодало. Прыглец перебрался поближе к основанию ветки и натянул на плечи сырую шкуру мохнача, которую повсюду таскал за собой. Теперь шкура особенно пригодилась, хотя ногам по-прежнему было зябко. Жирные ледяные капли насквозь пронизывали густую крону дерева, соскальзывали с листка на листок, не задерживаясь на шероховатостях ствола, падали Прыглецу на макушку и уже оттуда норовили просочиться под шкуру. Это был Плохой Дождь, хотя деревья любили его, и трава любила его и росла после него как очумелая.
Храпуница, которая стерегла Прыглеца внизу, кружила возле ствола. Петляла в резун-траве, но иззубренные листья не брали ее, ломались о свалявшуюся шерсть, до мяса не доставали. Изредка храпуница припадала на переднюю пару лап, уткнув многозубую пасть в землю, и принималась громко икать и храпеть от нетерпения и досады. Очень уж ей хотелось пожрать Прыглеца.
Здесь их желания совпадали: Прыглецу тоже хотелось пожрать храпуницу. Но для этого ему надо было дождаться восхода луны, потому что храпуница, завидя луну, совсем дурела, делалась неловкой и нечуткой. Становилась на задние лапы, сучила остальными в воздухе и храпела на мутный ущербный диск в просвете между ночными облаками, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Тогда Прыглец мог бы слезть с дерева, подойти к храпунице и убить ее ударом в нежное место между пластинами панциря, утыканного длинной жесткой шерстью. А затем пожрать.
Но облака не расступались, и луна не светила храпунице. Тучи Плохого Дождя заволокли все небо. Где там пробиться луне?..
Медленные и злые мысли шевелились в голове Прыглеца: "Надо луну… пожрать храпуницу… плохой Плохой Дождь…" И это шевеление не давало ему уснуть. Во сне Прыглец мог отпуститься от ветки и упасть вниз - туда, где сердилась храпуница. А ей только того и надо. Она-то никогда не спит. И никто в этих местах никогда не спит. Ни один зверь, ни одна птица. Кроме Прыглеца, Ходуна и тех, кто в сухую погоду приходит к Реке с другого ее берега.