- Иногда я сомневаюсь, - продолжал Грачик. - Не слишком ли дорогую цену они платят там, на наших полигонах?.. Как все просто и эффектно в задумке! Берется индивидуум и с него сдирается шелуха интеллекта, дабы во всей своей мощи обнажились вековечные инстинкты, которые помогли нашему далекому предку выжить среди динозавров и пещерных медведей. И наши курсанты будут-де чуткими, сильными и ловкими, как самый чуткий, сильный и ловкий зверь. Потому что они становятся плоть от плоти природы… А они не хотят быть зверьми. Они остаются людьми, несмотря ни на что. А мы их ломаем, гнем, корежим… Дед, обходились же мы без этого раньше!
- Чтобы этих сопляков жрали и увечили звиги? - буркнул Михеев. - Ну уж нет… Знаешь, почему я всех этих желторотиков пропускал через Ущелье Звигов?
- Откуда мне знать? - пожал плечами Грачик. - Ты мне никогда и ничего не рассказывал.
- Потому что тридцать два года назад я сам стоял у входа в него, на том самом галечнике. Только это была не психомодель, а настоящее Ущелье Звигов, в натуральную величину и во всей своей грозе. И я повернул назад. Не оттого, что испугался. Просто я точно знал, что не пройду его. Впрочем, это и называют страхом, кажется… А наши с тобой пацаны должны начинать с того рубежа, где мы отступили. И топать дальше! А за то, чтобы они из этого далека возвращались к папочке с мамочкой, к своим рыжим подружкам, никакой цены не жаль. И пусть меня объявят виновным, пусть прогонят взашей из училища, ты все равно будешь делать то же самое. Если, конечно, не запретят Звездную Разведку…
- Я ходил через Ущелье Звигов, - мрачно сообщил Грачик. - Десять лет назад, на спор. Но я не пошел в Жующий Туннель. Это в системе Хомбо. А один твой выпускник, Меркушев, недавно прошел его. Я просил его привезти психомодель.
Михеев одобрительно кивнул.
- Они в самом деле не узнали друг друга? - спросил он.
- Михеич! - обиделся Грачик. - Ты же лучше моего понимаешь, что это невозможно. Ментокоррекция и все такое. Да я и проверял их исподтишка. Песика Чарли вон в кабинет приволок… Доступ к информации об инциденте навечно заблокирован, а парней мы развели по разным группам. В разные филиалы. Сегодня они встречаются последний раз.
- И слава Богу, - сказал Михеев. - Достаточно того, что мы все помним.
Грачик покачал головой.
- Ничего ты не понял, дед. У меня же о тебе душа болит! Ведь случись что… ну, эта комиссия… Как ты без них, без желторотиков этих?
- Наконец-то поцеловались, - удовлетворенно проговорил Михеев.
14
Едва только гравитр набрал высоту, как Костя спихнул управление автопилоту, а сам взял руки Юлии в свои.
- Подожди, не обнимай меня, - тихонько сказала Юлия. - Я еще не привыкла к тебе. Это все равно, что обниматься с чужим человеком. Посидим молча.
Костя кивнул. Он чувствовал плечом тепло ее плеча, ему передавалось ее неровное дыхание, и пока этого было достаточно для полного счастья.
Сначала они летели над мегаполисом, объятые заревом его ночных огней. Автопилот предупредительно огибал чудовищные башни небоскребов, что тысячеглазыми Аргусами стерегли муравьиную суету у своих ног, перемигивался позиционными сигналами со встречными машинами… Потом город кончился, внизу установилась непроницаемая чернильная темнота, и лишь изредка ее прорезали лучики слабого света. А на горизонте уже занималось сияние другого города, что медленно, шажками стремился на воссоединение с соседями, чтобы подавить и заполнить собой последние клочки мрака и навечно воцариться на этой земле сплошным жилым континентом.
- Не полетим туда, - попросила Юлия.
- А куда?
- Вниз.
Костя осторожно высвободил одну руку и направил гравитр во вздыхающий, шелестящий, росистый мир ночного леса.
Потом они сидели в открытой кабине, тесно прижавшись друг к дружке, ничего не видя вокруг и ничего не слыша, кроме собственного дыхания.
- Что с тобой там было? - спросила Юлия.
- Не знаю, - ответил Костя. И тут же поправился: - Не скажу.
- Ты вернулся оттуда другим. Ты меняешься с каждым днем. И я не знаю, каким ты станешь, когда все перемены в тебе закончатся.
- Человек не топограмма. Он не может преобразиться до неузнаваемости.
- А эти ужасные шрамы? - пальцы Юлии коснулись одной и костиных боевых ран на бицепсе, предмета его бесконечной гордости. - Откуда они? Такое впечатление, что тебя там кто-то ел. И это сейчас, когда ты еще только курсант! А что будет, когда ты получишь диплом?
- Наверное, доедят, - фыркнул Костя.
- Я с тобой не шучу!
- Ну что со мной может быть?.. - он пожал плечами. - Вперед, в Галактику!
- И мы больше не увидимся?
- Не увидимся!
- Никогда?!
- Никогда!
- Никогда-никогда?
- Ну разве что ты станешь моей женой, - беззаботным тоном предположил Костя, хотя душа у него дрогнула.
- Еще недоставало! - Юлия с силой оттолкнула его. К ней понемногу возвращалось обычное настроение. - Тогда мы вообще будем видеться раз в столетие. Ты будешь возвращаться из своей разлюбезной Галактики весь в приключениях, в шрамах, в пробоинах от метеоритов. "Познакомься, - скажу я. - Это твоя внучка".
- "У-у", - подхватил Костя. - "Какая ты у нас с бабушкой выросла! На тебе конфетку. Хоро-о-ошая девочка… А кой тебе годик?"
- "Девяносто седьмо-о-ой!.." - капризно протянула Юлия. - Нет, не пойду я за тебя замуж, и не проси. Не бывать тому! Пусть лучше ты будешь томиться от любви ко мне, будешь всеми силами стремиться домой, на Землю, где есть я. Будешь сбегать с вахты на свидания. Ведь будешь?
- Еще бы!
- Ты ведь любишь меня? - строго спросила Юлия.
- Люблю! - радостно объявил Костя.
- Сильно?
- Невероятно!
- Ну то-то… Разрешаю тебе поцеловать меня…
Костя зачем-то зажмурился и даже слегка оглох. Сперва он ткнулся губами в щеку девушки, потом в нос, и только после всего этого получился настоящий поцелуй. Время остановилось.
- Ты не дослушал! - донесся до него голос Юлии. - Я хотела разрешить тебе поцеловать меня в ладошку. А ты?! Полез… Будто старый космический волк, отпетый сердцеед, гроза вселенной. Ох, вещует мое сердце: влюбишься ты там в какую-нибудь Тувию, деву Марса!
- Это невозможно, я люблю только тебя, - промурлыкал Костя.
- А ее?
- Кого это - ее? Тувию, деву Марса, такую-то дуру?
- Нет, эту… Галактику?
- И ее, - вздохнул Костя виновато. - Тоже. Но посмотри, как красиво! - Он выскочил из кабины в мокрую траву и поднял руку к ночному небу, видневшемуся в просветах между неподвижными кронами. - Вот это - Лебедь. А это - Медведица с Медвежонком. Болгары, между прочим, называют это созвездие Повозкой. Один болгарин поймал медведя и запряг в повозку, а тот не хотел работать, дергался, упирался, рвался на волю и все начисто разворотил… А вот это Млечный Путь. Представляешь, там везде живут! И на этой звезде, и на этой… Жаль, что ты не видела Галактику за атмосферой. Она - цветная. Она - как я не знаю что. Как алмазная россыпь! А какие они вблизи, эти звезды! Огромные, лохматые головы горгон, огненно-рыжие, седые, золотые, серебряные! А какие, Юлька, бывают планеты! Во стократ прекраснее Земли…
- Не верю, - прервала его девушка.
- Чему не веришь?
- Что есть хотя бы одна планета лучше Земли. Ну хоть вот на столечко лучше. Не бывает такого!
- Ты не понимаешь… Земля - это дом, это очаг. А те планеты словно коллекция драгоценных камней. Посмотрел, порадовал глаз - и домой.
- А я уже подумала, что ты из фанатиков. Бывают же среди вас такие, что могут годами жить в космосе и не вспоминать о Земле?
- Сколько угодно. У нас на курсе пятеро титанидов. Нормальные ребята, но попробуй докажи им, что Земля краше их лысого Титанума! Или, к примеру, Гай Зарубин - эктон, родился и вырос на галактической базе. Он не понимает, как можно привязаться душой к какой-то одной планете, когда нет ничего лучше безбрежных космических просторов. Ну, я не такой. И потом, у меня на Земле есть ты. Мой самый надежный якорь.
- А мы правда будем надолго расставаться?
- Правда… Я мечтаю о настоящем деле. О таком, где сгодится все мое умение, все силы без остатка. Вот бы попасть в страйдеры, как Игорь! Это на пределе, для настоящих мужчин. Передний край, тонкая жердочка над пропастью… Но страйдеры улетают надолго. Иногда на годы. Случается, и навсегда.
- Нет… Не хочу! Ненавижу это слово "навсегда"! Обещай мне, что ты будешь ВСЕГДА возвращаться ко мне. Обещаешь?
- Обещаю, - улыбнулся Костя.
Если бы после встречи
Расставаний
Не бывало,
Наверное, тогда бы
Ты меня не любила.
- Что тут смешного?.. Ну вот, пожалуйста, сейчас зареву, - сердито сказала Юлия.
- Юлька! - закричал Костя, бросаясь в кабину. - Да ты что?! Из-за меня?
- А то из-за кого же!
- Ну, не надо, - попросил Костя, прижимая ее к себе. - Я же еще тут. И у нас все будет прекрасно. А хочешь, я тебе спою? Только ты не пугайся. Или на ушах станцую?
- Хочу, - сказала девушка и всхлипнула.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ
По улице шел клоун и вовсю дурачился. Поминутно запинался за собственные просторные ботинки, с приготовленными на все случаи жизни прибаутками встревал в каждый разговор, корчил рожи тем, до кого не мог добраться. При нем был огромный полупрозрачный мяч с нарисованной пестрой физиономией, в точности воспроизводившей клоунский грим. Мяч жил своей жизнью, независимо от воли хозяина, артачился, выскакивал из его объятий и летел в сторону случайных прохожих. Те со смехом подыгрывали клоуну: отпихивали норовистый мяч обратно или уворачивались от него в меру ловкости… За какие-то минуты уличный чудак успел рассказать свой анекдот и выслушать ответный в одной компании, спеть ерническую песенку-нескладуху в другой, поплясать с двумя сосредоточенными, лишь недавно выучившимися ходить близнецами, похоже передразнить грустную девушку за столиком летнего кафе и пробудить на ее лице тень улыбки - впрочем, скоро угасшую.
Кратов сидел через два ряда столиков от девушки и вот уже полчаса набирался смелости подойти к ней и расспросить о причинах дурного настроения в такой ясный день. Более всего ему мешало сознание того, что и сам он, верно, выглядел не слишком-то жизнерадостно. И потом, бывают минуты, когда никакие усилия окружающих не способны вернуть доброе расположение духа, никого не хочется видеть и ничего не можется делать… Но, с другой стороны, если есть острое желание побыть в одиночестве, то городские улицы для этого не самое подходящее место. Следовательно, хмурая девушка все же нуждается в обществе и даже, возможно, ищет поддержки.
Удовлетворенный такой логикой, Кратов набрал в грудь побольше воздуха и уже совсем было отважился встать из плетеного кресла. Но в этот миг боковым зрением заметил летящий в его сторону строптивый клоунский мяч.
Рука сама собой вскинулась навстречу нежданной угрозе. Напоровшись на сомкнувшиеся в наконечник копья пальцы, мяч с грохотом взорвался. В воздухе распустилось облачко розового дыма. Оттуда, неумело трепыхая крылышками, на столик перед самым носом Кратова выпал чистенький белый петушок, озадаченно кукарекнул и присел на гузку.
- Ну, что же ты, - укоризненно сказал клоун, снимая с баклажанно-лилового носа вялый лоскуток от лопнувшего мяча. - Неужели напугался? Куда я теперь без мяча…
Он бухнулся в кресло напротив предельно смущенного Кратова, поманил пальцем квелого петушка, но тот отрицательно покрутил головой.
- Я т-тебя! - притворно рассердился клоун.
Петух неохотно привстал, из-под него выкатилось голубое, отчего-то круглое яйцо с шутовской личиной на боку.
- А ведь ты нездешний, - заметил клоун.
- Верно, - кивнул Кратов. - Я прилетел только вчера.
- Издалека?
- Со Сфазиса.
- Где это?
- Моя фамилия Кратов, - помолчав, сказал Кратов.
Клоун пожал плечами.
- А моя - Астахов, - сказал он. - Вообще-то я медик. У тебя ничего не болит? Что-то мне цвет твоего лица не нравится. Непривычный.
- На себя посмотри, - хмыкнул Кратов.
Астахов покосился в собственную ладонь, словно в зеркальце, поправил нос и взбил рыжие патлы.
- Блеск, - произнес он с удовлетворением. - Как живой. Вообрази: просыпаюсь утром и чувствую, что сейчас в мою дурную башку придет решение. Что вот-вот, с минуты на минуту я поймаю этот дьяволов гиперфактор трансляции за хвост. Или, там, за хобот. Знаешь, я даже дышать перестал. Лежу с закрытыми глазами и жду…
- Поймал? - с интересом спросил Кратов.
- Минут двадцать пролежал, - сказал Астахов горделиво. - И только он, скалдырник, забрезжил в тумане, я его - хвать!.. Ты как, представляешь, о чем речь?
- Трансляция - это что-то из лингвистики, - неуверенно предположил Кратов.
- Возможно. Но вообще-то это генетика. Так вот, поймал я его, утрамбовал, ленточкой с бантиком перевязал, всех друзей обтрезвонил. Ну, говорят они мне, ты, Степан, голова. Ты, говорят, нам целый месяц выгадал. Как начали меня хором славить! Выглянул я в окно - люди куда-то спешат, серьезные, скучные, никому и дела нет до моего гиперфактора. Нет, думаю, так просто вы не уйдете. Сейчас вы у меня, голубчики, развеселитесь!.. Он потыкал пальцем заметно увеличившееся в размерах яйцо, из которого, по-видимому, должен был произрасти новый мяч. - Так ты не ответил на мой вопрос.
- У меня загар особенный, - пояснил Кратов. - Космический.
- Получается, ты оттуда? - Астахов наморщил лоб. - Ах, Сфазис… Боже мой, так ты ксенолог, как же я сразу не догадался! Слушай, - сказал он доверительно. - Очень жаль, что у тебя ничего не болит. Я бы тебя в два счета вылечил. Вы, ксенологи, всегда аномально здоровые. А я очень хороший медик, но никто об этом не знает. Представляешь, какая тоска: уйма людей, и ни у кого ничего не болит! Я потому и в генетику ударился, там есть еще где разгуляться. Вон, близнецы все еще рождаются, я как раз за ними наблюдаю. Может быть, у тебя в генах что-нибудь не так? А то я бы выправил… Нас, медиков, на город была тысяча с лишним человек, сейчас больше половины к вам в Галактику подалось - там травматизм выше. А остальные от скуки выбрали всю исследовательскую тематику на три года вперед, я едва успел себе гиперфакторы отхватить. К концу сезона все, сколько их есть, изловлю, и если в этом городе никто не заболеет сыпным тифом, сам себе привью какую-нибудь дрянь. Ну, не хочу я никуда с Земли! Не лежит у меня сердце к межзвездному эфиру, что же мне делать?.. Все равно твой вид мне не нравится. Какой-то ты неприкаянный. У тебя в городе есть знакомые?
- Ни души.
- Так ты что же - совсем один?!
- У меня в Садовом Поясе живет мама. Я, собственно, у нее остановился.
- Блеск! - обрадовался Астахов. - Как тебя… Кратов! Мы этой ночью решили учинить налет на озера, отпраздновать мой гиперфактор. Мы бы и днем туда улетели, но пятеро ребят тоже надеются успеть до вечера расколоть свои орешки. Не пойму только, зачем только они спешат: удовольствие надо тянуть до последнего. Ну, естественно, нынче нам не спать… Давай с нами, а? Будут, между прочим, не одни медики и не исключительно мужчины, это я обещаю. Итак, я тебя жду в транспарке на нижнем ярусе в одиннадцать вечера!
- Ничего не получится, - вздохнул Кратов. - Дела.
- Какие могут быть дела у ксенолога на Земле?! Ну, как пожелаешь. Я тебя все-таки почему-то жду. Мало ли что, вдруг ты к вечеру все дела переделаешь. Или ты тоже намерен растянуть удовольствие? - Астахов перегнулся через стол к самому уху Кратова и зашептал: - К той девушке можешь не подходить. С ней все в порядке. Ее друг сегодня сдает выпускной экзамен - сейчас же в лицеях пора экзаменов. А она трясется. Ничего, такие переживания полезны.
- Откуда ты знаешь?
- Я все знаю, - Астахов подмигнул. - Я медик. А лишь потом клоун.
Он подхватил выросшее до размеров арбуза голубое яйцо и пошел прочь умелой чарли-чаплинской походкой. Петушок недовольно заквохтал, ссыпался со стола и засеменил следом.
Кратов с сожалением покосился на грустную девушку. Помочь ей он и в самом деле ничем не мог. Да и наивно было с его стороны полагать, будто у такой славной девушки не окажется друга, ее ровесника, с которым у нее общие интересы, общие воспоминания, может быть - общее детство. Для звездохода это, конечно, не повод к отступлению, но означенное "общее" запросто перетянет на любых весах те личные достоинства, которые мог бы предложить ей он, звездный скиталец сорока с лишним лет и безо всякого опыта земной жизни. Хотя опыт все же был, но очень давний и потому малопригодный в данной ситуации.
Рассиживаться в кафе более не имело смысла. Джулеп был давно допит, пирожное растаяло. Кратов ушел бродить по бесконечным кольцевым улицам города, которого не было здесь, когда он улетал к звездам.
Он не заметил, как добрался до самого края жилого яруса. Далеко внизу слаженно колыхались на ветру плотные кроны Садового Пояса, а где-то возле самой линии горизонта бликовали на солнце зеркала озер. Кратов облокотился на парапет и попытался разглядеть среди зелени крышу своего дома. Бесполезно. Он не чинил эту крышу целую вечность и уже забыл, как она выглядела в ту пору.
О человеке, что ушел однажды
Из Есину и скрылся среди гор,
Ступив в глубокий снег,
Об этом человеке
Не слышно ничего с тех давних пор…
"Это про меня, - подумал он. - Это я ушел, а сейчас вернулся. И некому меня расспросить о том, где я был и что видел. Потому что не осталось никого в этих местах, кому я был бы интересен. Только мама. Но и она ни о чем не расспрашивает".
Домой Кратов вернулся затемно. Шел пешком, старательно обходя молодые, до колен, деревца и все время теряя в сумерках змеящуюся тропинку. За его спиной полыхал тысячами огней, нависая над Садовым Поясом огромной елочной игрушкой, Оронго - город, воспринявший от прежнего крохотного поселка лишь имя и ничего больше, Он жил собственной жизнью, бурной и не совсем понятной, но ни единого звука не долетало вниз, даже разноцветье огней почти не проникало под зеленый полог. Садовый Пояс тихонько дремал у подножия города, как лохматый добродушный пес, уткнувшийся носом в ботинки хозяина. Только изредка где-то над головой возникал слабый посвист проносящихся в ночном небе гравитров, и тогда на миг предупредительно смолкал слаженный хор цикад.
На веранде замаячил слабый колеблющийся клубочек света.
- Костик, это ты? - спросила Ольга Олеговна, приподнимая повыше ладонь, откуда истекало это странное свечение.
- Я, мама. - Кратов осторожно взял ее за тонкое, хрупкое запястье. Что это? Никогда такого не видел.