Папа был неразговорчивым человеком, большинство его советов касались практических вопросов управления конюшнями. Я засомневался, стоя на одном месте, пока Джулиан метнулся к винтовкам, танцуя среди выживших змей, словно дервиш. Резервист, почуяв недоброе, двинулся за ним, и тогда я вспомнил единственный совет отца, которым делился с Джулианом: "Хватай ее там, где должна быть шея, позади головы, не обращай внимания на хвост, как бы тот ни бился, и ударяй по черепу, сильно и часто, чтобы подчинить ее".
Так я и делал - пока не обезвредил угрозу.
Джулиан тем временем подхватил оружие и выбрался из заселенной змеями части раскопа.
Он в некотором изумлении посмотрел на резервиста, кулем валявшегося у моих ног, на кровь, текущую с его головы, которую я "бил часто и сильно".
- Адам, я когда говорил про совет отца, вообще-то имел в виду змей.
- Змей? - Несколько все еще извивались в яме, но я напомнил себе, что Джулиан на самом деле очень мало знал о природе и разнообразии пресмыкающихся, и объяснил: - Это пятнистые полозы. Большие, но совсем неядовитые.
Джулиан наконец успокоился, зрачки его уменьшались по мере усвоения информации. Потом он снова посмотрел на тело солдата:
- Ты его не убил?
- Надеюсь, нет.
VIII
Мы разбили новый лагерь в другой части руин и стали присматривать за дорогой, а на рассвете увидели единственную лошадь и всадника, приближающихся с запада. Это был Сэм Годвин.
Джулиан поприветствовал его, размахивая руками. Сэм подъехал ближе и с облегчением посмотрел на своего ученика, а на меня - с любопытством. Я покраснел, вспомнив, как прервал его молитвы (как бы неортодоксально они ни выглядели с подлинно христианской точки зрения) и как позорно отреагировал, узнав о его истинной вере, но ничего не сказал. Сэм также промолчал, отношения между нами, казалось, наладились, так как я продемонстрировал свою верность (или глупость), отправившись на помощь Джулиану.
Было рождественское утро. Полагаю, эта дата не значила ничего особенного для Джулиана или Сэма, но я-то чувствовал ее особенно остро. Небо снова стало ясным, разыгравшаяся утром вьюга засыпала все снегом - глубоким, хрустящим и гладким. Даже руины Ландсфорда превратились в нечто мягкое и странно красивое. Поразительно, насколько легко природе удается укрыть гниль покровом безмятежной чистоты.
Но покой не мог длиться долго, и Сэм подтвердил мою мысль:
- Мы тут говорим, а за нами идут войска. По телеграфу передали приказ не дать Джулиану сбежать. Мы больше не можем здесь задерживаться.
- Куда мы пойдем? - спросил Джулиан.
- Дальше на восток дороги нет. Нечем кормить лошадей, да и с водой проблемы. Рано или поздно нам придется свернуть на юг и пересечь железную дорогу или магистраль. В общем, нас ждут долгие переходы и краткие остановки, и боюсь, если мы сумеем сбежать, то нам придется взять новые документы. Мы станем ничуть не лучше дезертиров или беглецов, ну и проведем какое-то время среди них, по крайней мере пока не доберемся до Нью-Йорка. Там сможем найти друзей.
Это был план, но такой унылый, что сердце у меня упало.
- У нас есть пленник, - напомнил Джулиан и отвел Сэма в раскоп, по пути рассказав, как мы провели ночь.
Резервист сидел там: руки связаны за спиной, его еще шатало от моих приемов, но он уже открыл глаза и сердито смотрел на нас. Джулиан и Сэм какое-то время провели споря, что же с ним делать. Забрать его с нами мы, естественно, не могли. Вопрос заключался в том, как вернуть его своим и не попасть в плен.
Я в этот спор не мог внести ничего, а потому вытащил листок из ранца, карандаш и решил сочинить письмо.
Адресовал его матери, так как отец читать не умел.
Ты, несомненно, заметила мое отсутствие. Мне грустно находиться так далеко от дома, особенно в это время (пишу это письмо на Рождество), но надеюсь, тебя утешит то, что я жив-здоров и непосредственная опасность мне не грозит.
(Ложь, конечно, хотя слово "непосредственная" можно определять по-разному, но это во благо, решил я.)
В любом случае я не могу оставаться в Уильямс-Форде, так как избавиться от призыва не получится, даже если мою военную службу отложат на несколько месяцев. Новый набор - это не трюк, война в Лабрадоре, похоже, действительно идет плохо. Наше расставание неизбежно, как бы я ни тосковал по дому и его радостям.
(Я изо всех сил старался не заплакать.)
Пожалуйста, примите мои наилучшие пожелания и благодарность за все, что вы сделали для меня. Я напишу еще, как только смогу, но это может случиться не скоро. Верьте, я повинуюсь своей судьбе, следую всем христианским заповедям, которым вы научили меня. Пусть благословит вас Бог в этом и во всех последующих годах.
Конечно, я мог сказать еще много, но времени не осталось. Джулиан и Сэм звали меня. Я подписался и добавил постскриптум.
Скажи отцу, что я дорожу его советами, они мне сильно пригодились.
Твой сын Адам.
- Ты написал письмо, - заметил Сэм, торопя меня к лошади. - А подумал, как передашь его?
Я сознался, что мысль об этом мне в голову не пришла.
- Его может отвезти солдат, - предложил Джулиан, уже оседлав коня.
Резервиста тоже посадили верхом, но рук не развязали, так как Сэм решил, что пленника отправят на запад, где он должен довольно скоро встретиться с войсками. Парень уже очнулся, но пребывал в мрачном расположении духа.
- Я вам не чертов почтальон! - прорычал он.
Я подписал письмо, Джулиан положил его в седельную сумку солдата. Несмотря на молодость, несколько всклокоченные волосы и потрепанную одежду, Комсток сидел на коне прямо. До этого я никогда не считал его высокородным аристократом, но теперь властный дух пронизывал не только его голос, но и тело.
- Мы обращались с тобой по-человечески… - сказал он солдату.
Тот выругался.
- Тихо. Ты пострадал в драке, но мы взяли тебя в плен и вели себя гораздо лучше, чем ты в сходной ситуации. Я - Ком-сток, по крайней мере сейчас, и никогда не позволю какому-то пехотинцу грубить мне. Ты доставишь письмо этого юноши и сделаешь это с благодарностью.
Резервист явно пришел в ужас оттого, что перед ним стоит сам Комсток, он-то считал, что преследует всего лишь деревенских дезертиров, но собрался с мужеством и произнес:
- А с чего бы мне это делать?
- Потому что так будет по-христиански, - объяснил Джулиан, - а если мы наконец разрешим спор с дядей, то власть срубить тебе голову с плеч окажется в моих руках. Такая причина тебя устраивает, солдат?
Резервист признал, что устраивает.
И так мы выехали тем рождественским утром из руин, где мусорщики нашли "Историю человечества в космосе", которая покоилась в моем рюкзаке призрачным воспоминанием полузабытого прошлого.
Мой разум стонал от сумятицы идей и волнений, но я неожиданно вспомнил рассказ Джулиана о ДНК (как же давно это было), как та старается добиться совершенного копирования, но постоянно вспоминает себя неправильно. Ведь это может быть правдой, наши жизни такие же, таково само время, каждая секунда умирает и возрождается собственным искаженным отражением. Сегодня наступило Рождество, а по словам Джулиана, оно когда-то было языческим торжеством, посвященным богу Солнца или еще какому-то римскому божеству, а теперь превратилось в любимый всеми праздник и дорого нам, несмотря ни на что.
(Я воображал, что слышу перезвон рождественских колоколов Доминион-Холла в Уильямс-Форде, хотя это было невозможно, ведь мы находились во многих милях от него, и даже выстрел из пушки не донесся бы до нас на таком расстоянии. Во мне всего лишь говорила память.)
Возможно, такая логика правдива и в отношении людей. Может, я становился неточным эхом того, кем был несколько дней назад. Может, с Джулианом происходило то же самое. В его нежных чертах уже проступало что-то твердое и бескомпромиссное - первое проявление нового человека, эволюционировавшего, пробужденного к жизни поспешным, неожиданным отъездом из Уильямс-Форда. Другой Джулиан в полной мере проявит себя уже в Нью-Йорке.
Но все это - всего лишь философия, толку от нее мало, а потому я молчал, пока мы пришпоривали лошадей, направляясь к железной дороге, к грубо кричащему, новорожденному Будущему.
Майкл Суэнвик
Оловянное болото
Спускаться в долину было невыносимо жарко. Солнце стояло в зените, белое размытое пятно за вечно скрывающими небосвод облаками, столь суровое, что свинец на окрестных холмах плавился и тек по склону. Они брели вниз вдвоем, волоча переносную буровую установку. Тонкие струйки металла, выплеснувшиеся из автоцистерны, возившей олово с гор, блестели на обочине дороги.
Путник, шагающий навстречу в огромном, десять футов в высоту, черном экзоскафандре, приветственно помахал им рукой, но они не отреагировали, хотя прошло много недель с тех пор, как им в последний раз встречалось человеческое существо. Человек в черном прошествовал мимо и скрылся из глаз. Почва под ногами запеклась и окаменела от обжигающего жара. При желании они могли бы сойти с дороги и с тем же успехом шагать по земле.
Патанг и Макартур тащились по этой дороге уже много часов. И им предстояло размеренно переставлять ноги еще столько же времени, если не больше. Но очередной изгиб тропы привел их к гостинице, расположенной в конце длинного спуска, в тени базальтового утеса. Специфика их работы в основном не предполагала передвижения по дорогам и ночевку в гостиницах, почти целый месяц они не снимали скафандры и спали на ходу. Патанг и Макартур обменялись настороженными взглядами, сблизив головы в шлемах. От двигателей их экзоскафандров валил жар. Не сказав ни слова, оба приняли решение остановиться и передохнуть.
При их приближении автоматика гостиницы активировалась, и динамики огласили прейскурант. Компаньоны предоставили возможность компьютерам своих скафандров вести переговоры за них и осторожно пристроили бур возле стены здания.
- Прикрой его, - велел Макартур. - Так он не покоробится. И направился внутрь.
Патанг развернула чехол из золотой фольги и пошла следом.
Когда Патанг протиснулась через шлюз, Макартур уже избавился от скафандра и, расположившись за чугунным столом, сверлил взглядом две чашки с водой. На секунду она чудесным образом поверила, что все обойдется.
Потом он перевел взгляд на нее:
- Десять долларов чашка.
Одна чашка была уже наполовину пуста. Одним длинным глотком Макартур всосал остатки воды и вцепился волосатой лапой во вторую. Его борода сильно отросла с последнего раза, когда Патанг видела напарника без скафандра, а исходящая от него вонь ощущалась и на другом конце комнаты. Хотя от нее наверняка тоже не розами пахло.
- Эти ублюдки… заставляют нас таскаться взад-вперед…
Патанг выбралась из скафандра. Она потянулась и развела руки как можно шире, наслаждаясь свободой передвижения. Какая просторная комната! Двадцать футов в ширину и окон нет. Патанг окинула взглядом их временное пристанище. Стол, шесть железных стульев, полдюжины сложенных раскладушек у стены. Ряды полок с товарами Компании, которые им обоим не по карману. Ну и конечно, тут имеются платный туалет и платный душ. Аптечка, правда, бесплатная, но, если попытаешься стащить оттуда что-нибудь для восстановления сил, Компания непременно дознается и соответствующим образом оштрафует.
Кожа Патанг покалывала и зудела от месячного слоя высохшего пота.
- Я хочу почесаться, - сказала она. - Не смотри.
Но Макартур, конечно же, уставился на нее. Вот свинья.
Наплевав на него, Патанг медленно и с удовольствием поскребла ногтями сначала впереди под рубашкой, потом на спине, оставляя на коже кровавые царапины. Какое наслаждение!
Все это время Макартур глазел на нее, как волк на жирного кролика.
- Ты могла бы заниматься этим в скафандре, - сказал он, когда Патанг прекратила чесаться.
- Ну, это совсем не то.
- Ты не должна это делать перед…
- Эй! - громко перебила Патанг. - Как насчет небольшой беседы?
Да, это обойдется в несколько баксов. Ну и что? Послышался щелчок, и вошел хозяин гостиницы.
- Не ожидал гостей так близко к полудню, - сказал он, синтезатор имитировал простонародный говор. - Чем вы двое промышляете?
- Золото, олово, свинец - все, что хлещет из скважины. - Патанг прикрыла глаза, пытаясь представить, что она вновь на Лакшми Планум в баре Порт-Иштара и разговаривает с настоящим, живым человеческим существом. - Мы подумали, что большинство людей ведут разработки утром и после полудня. Сейчас народу меньше. А поскольку у нас обновленная база данных, то мы не наткнемся на чьи-то старые заявки.
- Очень мудро. Компания хорошо платит за новые месторождения.
- Ненавижу эти гребаные штуки! - Макартур развернулся спиной к Патанг и говорящему, ножки железного стула заскрежетали по полу.
Патанг знала, как сильно ему хочется разделаться с ней. Но она знала и то, что у него ничего не выйдет.
Компания свято блюла три правила. Первое - никакого насилия. Второе - береги оборудование Компании. И третье - защити себя сам. Все три закона внедрялись в сознание путем вживления нейронного имплантата.
В результате долгого опыта работы со старателями Компания расставила приоритеты, поэтому первое правило доминировало над вторым, второе над третьим, а последнее могло соблюдаться постольку, поскольку не вступало в противоречие с первыми двумя. Поэтому получалось так, что старатель не мог принять решение угробить партнера ради собственного выживания - разумеется, если до этого доходило. Или, более тонкий момент, человек, который не заботился должным образом об имуществе Компании, подлежал устранению.
Методом проб и ошибок Компания в конце концов выработала надежный дуракоустойчивый алгоритм. В малонаселенных, необжитых районах планеты воцарилась организованная анархия. Никто не мог сознательно нанести ущерб жизни и здоровью другого человека.
Как бы сильно ему этого ни хотелось.
Когда Патанг и Макартур заговорили о контракте, вживление имплантатов показалось им неплохой мыслью. Они подписали контракт на полные звездные сутки - на Венере они составляют двести пятьдесят пять земных. Чуть больше, чем венерианский год. Теперь оставалось еще пятьдесят девять дней до конца срока, и Патанг сильно сомневалась, что два человека, которые так страстно ненавидят друг друга, смогут выдержать положенное время и не вцепиться партнеру в горло. Рано или поздно это случится, вопрос только в том, кто сломается первым.
Каждый день она молилась, чтобы Макартур в конце концов дернул спасательный шнур, взяв тем самым на себя расходы по вызову корабля-эвакуатора ранее, чем предусмотрено контрактом. Пусть Макартур обанкротится, а Патанг возьмет причитающиеся ей кредитки и смоется.
Но шел день за днем, а Макартур держался. Это просто бесчеловечно по отношению к ней! Как он мог вынести столько оскорблений и не сорваться?
Похоже, именно ненависть помогала ему сохранять самообладание.
Патанг медленно, маленькими глотками, с причмокиванием и придыханием допивала свою воду. Зная, что Макартур не выносит эти ужимки, она все равно не могла остановиться. Она уже почти осушила чашку, когда он вдруг хлопнул кулачищами по столу по обе стороны от нее и заявил:
- Патанг, нам надо кое-что обсудить.
- Пожалуйста. Не надо.
- Черт побери, ты же знаешь, как мне надоело это дерьмо!
- Я не люблю, когда ты так выражаешься. Перестань. Макартур стиснул зубы.
- Нет. Мы выясним наши отношения здесь и сейчас. Я хочу, чтобы ты… Что это?
Патанг непонимающе уставилась на партнера. Потом она ощутила это - мутную тошноту, головокружение и ощущение потери равновесия где-то на грани сознания, словно вся Венера легонько покачнулась под ногами.
А затем планета взревела, и пол вздыбился, ударив ей в лицо.
Когда Патанг пришла в себя, вокруг царил полный кавардак. Пол накренился. Полки обрушились, на полу валялись шелковые рубашки, лимонное печенье, куски душистого мыла. Оба экзоскафандра лежали на полу в обнимку, металлическая рука одного торчала между ногами другого. Слава богу, системы жизнеобеспечения функционировали. Компания позаботилась о прочности своего оборудования.
Посредине всего этого безобразия, оскалив зубы, неподвижно стоял Макартур. По его шее бежала струйка крови. Он медленно потер щеку.
- Макартур! Ты в порядке?
Странное выражение промелькнуло в его глазах.
- Клянусь богом, - тихо сказал он. - Черт меня побери…
- Хозяин? Что происходит? Устройство не откликнулось.
- Я вырубил его, - так же тихо сказал Макартур. - Это оказалось просто.
- Что?
Макартур направился к ней, ступая неуклюже, как моряк по кренящейся палубе.
- Скальный оползень, - объяснил он. Макартур получил докторскую степень по внеземной геологии и разбирался в таких вещах. - Жила мягкого базальта ослабла и сдвинулась. Гостиница попала под косой скользящий удар. Нам повезло, что мы остались живы.
Макартур встал перед ней на колени и соединил колечком большой и указательный пальцы: все о'кей, крошка. Потом он неожиданно щелкнул Патанг по носу.
- Ой! - взвизгнула она. - Эй, ты не смеешь…
- Черт возьми, я не смею… - Он отвесил ей пощечину. И нешуточную. - Кажется, чип больше не работает…
Патанг разъярилась:
- Ты, сукин сын!
Она замахнулась, чтобы ударить. Темнота.
Кажется, она быстро пришла в себя. Такое ощущение, будто она что-то пропустила, словно открыла книгу на середине или попала в интерактивную беседу через час после начала. Патанг понятия не имела, что произошло и каким боком это ее затрагивает.
Макартур деловито упаковывал ее в экзоскафандр.
- Все в порядке? - вяло пробормотала она. - Ничего не случилось?
- Я собираюсь убить тебя, Патанг. Но просто прикончить тебя - это недостаточно. Сперва ты должна помучиться.
- Что ты несешь?! Потом она вспомнила.
Макартур ударил ее. Его чип испортился. Теперь он уже не контролирует Макартура. И он ненавидит ее. Настолько сильно, чтобы убить? О да! Запросто.
Макартур отломал что-то от шлема Патанг. Потом он нажал на кнопку питания, и скафандр начал смыкаться вокруг нее. Партнер удовлетворенно хмыкнул и объявил:
- Встретимся снаружи.