Так было всегда. Так должно быть всегда. Но настали времена, когда печаль и страх навалились на "мы". Поползли слухи о чужаках, объявившихся летом в этих краях и поселившихся в глубине земель, подальше от моря. Немногие "мы" видели пришельцев, но недобрую молву разнесли молодые парни, кочующие по округе, и их отцы навещавшие ближайших соседей. Уродливые, говорившие с волчьими завываниями, завернутые в кожу, вооруженные невиданным оружием, захватчики разгуливали небольшими группами везде, где им хотелось. Заходя в поселение "мы", они бесцеремонно брали еду, вещи, женщин не как гости, а как хищники, подобные орлу или скопе. Мужчин, пытавшихся оказать сопротивление, жестоко наказывали, пронзая ножами и копьями. Рана у Орака воспалилась, и он умер.
Почему Ты, Которой Ведомо Неизвестное, покинула нас, народ "мы"?
Праздник на Кипящих Ключах в этом году был невесел - смех звучал излишне громко. Может быть скверные люди уйдут прочь, подобно плохим годам - когда снег лежал до конца лета, - оставлявшим после себя множество мертвых. Что за новое зло постигло их? Люди отходили в сторону и перешептывались.
Неожиданно мальчик, прогуливавшийся неподалеку от источника, с криком помчался к пирующим. Испуг волной пробежал по толпе, приведя ее в движение. Арюк с Ольховой Реки успокоил людей, раздав несколько тумаков, а затем созвал к себе мужчин. Вскоре все, кроме младенцев, успокоились - по крайней мере внешне. За прошедший год Арюк стал подавленным и неразговорчивым. Он и остальные мужчины вышли за пределы стойбища, сжимая в руках топоры или дубинки. Женщины и дети сгрудились среди хижин.
За их спинами грохотал прибой, над головами пронзительно кричали птицы, вокруг безнадежно свистел ветер. Был ясный день, по небу пробегали лишь редкие быстрые облака. На западе солнце освещало холмы, окрашенные осенью в желто-серые тона. Грязевое озеро пузырилось рядом, переливаясь коричневым, самым темным из окружающей гаммы, цветом. Ветер разметал тепло, пар и магический запах озера.
К "мы" приближались незнакомцы. Острые копья покачивались в такт их широким шагам.
Арюк прищурился, глядя вдаль.
- Да, это чужаки, - хрипло сказал он. - Их меньше, чем нас, я думаю. Встали рядом! Быстро!
Чужеземцы приблизились. Но кто это с ними? Женщина?! Одета, как и они, но… ее волосы…
- Дараку! - простонал Арюк. - Дараку, моя дочь, которую они забрали к себе!
Он бросился было бежать, закричал, но повернул назад и замер, дрожа всем телом. Вскоре они подошли. Лицо девушки было худым, и что-то знакомое промелькнуло в ее глубоко запавших глазах. Рядом с нею шел охотник, остальные рассыпались по бокам. Взгляды их светились алчностью.
- Дараку, - прорыдал Арюк, - что это значит? Ты вернулась домой к матери и ко мне?
- Я принадлежу им, - ответила она угрюмо. И указала на мужчину рядом с собой. - Он, Красный Волк, хочет, чтобы я помогла вам в разговоре. Они пока что не выучили наш язык, как следует, но я немного понимаю их речь.
- Как… как ты жила, моя милая?
- Мужчины меня используют. Я работаю. Две женщины бывают добры ко мне, когда мы встречаемся.
Арюк вытер глаза тыльной стороной ладони. Он проглотил комок, подступивший к горлу, и сказал, обращаясь к Красному Волку:
- Я знаю тебя. Мы встречались, когда ты пришел сюда впервые, я был тогда с моей сильной подругой. Но она покинула нас, а ты выследил меня и увел мою дочь. Какой злой дух сидит в тебе?
Охотник небрежно махнул рукой, словно отогнал муху. Неужели понял? И что он думает?
- Ванайимо - Облачные Люди, - ответил он.
Арюк едва различал слова, исковерканные непривычным тягучим произношением.
- Хотеть дерево, рыба. Омулайех… - Он взглянул на Дараку и произнес что-то на своем языке.
Она монотонно перевела, глядя мимо отца и братьев:
- Это я сказала им, что вы собираетесь здесь. Мне пришлось это сделать. Они сказали, что сейчас самое подходящее время прийти сюда и поговорить с вами. Они хотят, чтобы "мы"… чтобы вы приносили им разные вещи. Всегда. Они скажут, что и сколько. Вы должны.
- О чем это они говорят? - выкрикнул Хуок с Берега Выдр. - Они что, голодают? У нас не так много еды, но…
Красный Волк изверг из себя еще одну серию бессмысленных звуков. Дараку облизнула губы.
- Делайте, как они говорят, и они не причинят вам вреда. Сегодня я - их рот.
- Мы можем меняться… - начал Хуок.
Рев оборвал его. Хонган с Болота Кроншнепов был самым смелым среди "мы". Поняв, чего хотят пришельцы, он пришел в ярость.
- Они не хотят меняться. Они просто берут! Разве норка меняет свою шкурку на приманку в капкане? Скажи им "нет"! Гони их прочь!
Охотники нахмурились и взяли оружие наизготовку. Арюк понимал, что должен успокоить своих людей, но руки его налились тяжестью, а горло перехватило. Один за другим его мужчины подхватывали крик Хонгана:
- Нет! Нет!
Кто-то швырнул камень. Другой парень выскочил вперед и набросился на охотника с топором. Так в памяти Арюка запечатлелось то мгновение, когда он позже попытался восстановить события. Он так до конца и не понял, что произошло. Раздался оглушительный рев, началась потасовка, которая тут же переросла в свирепое сражение, - кошмар. А затем "мы" бросились бежать. Рассыпавшись, они оглянулись назад и увидели, что все чужаки целы и невредимы, а с их каменных топоров каплями падает кровь.
Двое мужчин "мы" лежали мертвые, с вывороченными из распоротых животов внутренностями, с разбитыми черепами. Раненым удалось спастись - всем, кроме Хонгана. Проткнутый несколькими копьями, он рухнул на землю и долго стонал, прежде чем замолк навсегда. Дараку всхлипывала, припав к коленям Красного Волка.
1990 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
- Привет, - произнес автоответчик Мэнса Эверарда.
- Говорит Ванда Тамберли из Сан-Франциско. Помните меня? - Голос ее вдруг как-то сник. Оживление явно было наигранным. - Конечно, помните. Хотя… с той поры минуло уже три года. Во всяком случае, в моей жизни. Право, жаль, что так вышло. Время просто пролетело, а вы… Впрочем, ладно.
"Ты не искал меня. Да и с какой стати? У агента-оперативника хватает важных забот".
- Мэнс… сэр, мне неловко тревожить вас, особенно после столь долгого молчания. Я не рассчитываю на какие-то привилегии, но просто не знаю, куда еще обратиться. Не могли бы вы, по крайней мере, позвонить мне и позволить объясниться? Если вы скажете, что я несу чепуху, я тут же умолкну и не буду докучать вам. Пожалуйста. Мне кажется, вопрос серьезный. Может быть, вы согласитесь со мной. Вы застанете меня по номеру… - Далее следовал номер телефона и перечень удобных для разговора часов и дней в феврале. - Спасибо большое даже просто за готовность выслушать меня. На этом заканчиваю. Еще раз спасибо.
Молчание.
Прослушав запись, он остановил пленку и несколько минут простоял в раздумье. Ощущение было такое, словно его квартира из Нью-Йорка перенеслась куда-то в другое измерение. Наконец он пожал плечами, невесело усмехнулся и кивнул сам себе. Записанные автоответчиком прочие послания не были срочными, требующими безотлагательных действий. Как и дело Ванды, впрочем. Тем не менее…
Эверард пересек комнату и подошел к маленькому бару. Пол под ногами казался непривычно голым, прикрытый только ковром, - не было шкуры полярного медведя. Многие из гостей упрекали его за нее. Он не мог объяснить им, что шкура эта из Гренландии Х века, когда не только медведи представляли опасность, но и сама жизнь была совершенно иная. Да и по правде говоря, шкура слишком загрязнилась. Шлем и скрещенные копья остались висеть на стене - никто не мог догадаться, что это не просто имитация бронзового века.
Он налил себе шотландское виски с содовой, закурил трубку и вернулся в кабинет. Кресло объяло его уютом, как старые разношенные туфли. Эверард старался не приглашать сюда современников, не связанных с Патрулем. Когда все же такие гости забредали в его квартиру, они неизменно начинали распространяться о том, что ему необходимо обзавестись компьютером, и рекомендовали знакомую фирму.
Эверард, бывало, отвечал:
- Я подумаю над этим, - и менял тему разговора.
Большинство предметов на его столе представлялись гостем совсем не тем, для чего они служили на самом деле.
- Дайте мне досье на специалиста Ванду Мэй Тамберли, - приказал он в устройство связи своего компьютера.
Изучив данные на экране, Эверард задумался и начал просматривать все, что имело отношение к работе Ванды. Вскоре ему показалось, что он напал на след, и он запросил подробности. В комнату вползли сумерки. Спохватившись, он понял, что просидел у компьютера несколько часов и проголодался. Он даже не распаковал вещи, вернувшись из последнего путешествия.
Эверард решил не выходить из дома - слишком неспокойно было на душе. Он засунул гамбургеры в микроволновую печь, поджарил, соорудил громадный бутерброд, открыл банку пива и проглотил все, даже не поняв вкуса. Синтезатор пищи мог бы произвести что-нибудь поизысканней, но если ты обосновался в обществе, которое еще не знает о путешествиях во времени, то не следует держать под рукой предметы будущего, если в них нет особой необходимости. В противном случае их нужно прятать или тщательно маскировать. Когда он закончил ужин, калифорнийское время подползло к третьему промежутку, указанному Вандой. Он вернулся в гостиную, снял телефонную трубку и сам удивился, как неровно забилось его сердце.
Ответила женщина. Он узнал мелодику ее голоса.
- Миссис Тамберли? Добрый вечер. Это Мэнсон Эверард. Могу ли я поговорить с Вандой?
Ему следовало бы помнить номер ее родителей. Не так много времени из его собственной жизни минуло с той поры, когда он звонил в их дом, хотя оно и было наполнено бурными событиями.
"Хорошая девочка, возвращается к своим, как только появляется возможность. Счастливая семья, таких сейчас мало", - подумал он. Средний Запад его детства до 1942 года, когда он уехал оттуда на войну, походил на мечту, миф, навсегда утраченный - как Троя, Карфаген и невинность инуитов. Много повидав на своем веку, он давно понял, что лучше ни к чему не возвращаться.
- Алло! - воскликнул запыхавшийся молодой голос. - О, я так рада, что вы позвонили! Спасибо.
- Не за что, - произнес Эверард. - Я понял, что у вас на уме и, вы правы, поговорить необходимо. Вы сможете встретиться со мной завтра, во второй половине дня?
- В любое время и в любом месте. Я в отпуске, - сказала она и осеклась - ее могли услышать. - То есть у меня каникулы, я это имела в виду. В удобном для вас месте, сэр.
- Тогда в книжном магазине. В три часа, подходит?
Ее родители вряд ли догадались, что он сейчас совсем в другом месте, - и лучше было оставить их в этом неведении.
- А вечер вы мне можете посвятить? - вырвалось у Эверарда.
- Почему же нет, конечно.
Неожиданно смутившись, они обменялись еще несколькими фразами и повесили трубки.
Эверарду нужно было выспаться, но у него скопилось множество действительно неотложных дел. Когда он вошел в городскую штаб-квартиру, сумерки снова спустились на землю; холодные и серовато-мертвенные, они сгустились вокруг чахоточных фонарей.
Из потайной комнаты подвального этажа он вытащил роллер, вскочил в седло, установил курс и включил контрольную панель.
Подземный гараж, в который он перенесся, был еще теснее. Эверард вышел из замаскированной двери и поднялся наверх. В окна лился дневной свет. Он оказался в престижном и дорогом книжном магазине и тут же увидел Ванду, разглядывающую какую-то редкую книгу. Она пришла раньше. Волосы ее на фоне плотно заставленных полок сияли солнечным светом, платье со вкусом подобрано под цвет глаз. Он подошел и произнес:
- Добрый день.
Она даже вздрогнула.
- О! Как вы п-поживаете, агент… Эверард? - Голос выдавал ее волнение.
- Тес… - оборвал он ее. - Пойдемте туда, где можно поговорить.
Два-три посетителя проводили их взглядами, когда они двинулись по проходу между стеллажами, но скорее из зависти к Эверарду, поскольку все они были мужчины.
- Привет, Ник! - произнес Эверард, входя в кабинет владельца магазина. - Как дела?
Невысокий человек улыбнулся и приветливо кивнул, не сводя с них серьезного взгляда сквозь толстые линзы. Эверард заранее известил его о том, что хочет воспользоваться кабинетом.
В комнате тоже не было ничего особенного. Вдоль стен теснились полки с книгами и громоздились коробки, на полу - кипы бумаг, массивные тома высились на столе, служившем конторкой. Ник был истинным библиофилом. Главной причиной, привлекшей его на службу в Патруле на этом маленьком, но оживленном участке, стала возможность отправляться на поиски книг в другие времена. Последние поступления - судя по переплету, книги викторианской эпохи, - лежали по соседству с компьютером. Эверард взглянул на названия. Он никогда не строил из себя интеллектуала, но книги любил. "Происхождение культа почитания деревьев", "Птицы Британии", "Катулл", "Священная война" - подобные книги некоторые коллекционеры, несомненно, оторвали бы с руками, если бы хозяин не решил попридержать их для себя.
- Садитесь, - предложил Эверард и придвинул Ванде стул.
- Спасибо.
Она улыбнулась и сразу же стала непринужденной, более похожей на себя.
"Хотя невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Мы можем перемещаться во времени сколько душа пожелает, но не в силах вырваться из границ собственной жизни", - подумал Эверард.
- Вы по-прежнему старомодно галантны.
- Провинциал. Стараюсь отучиться. Современные дамы готовы оторвать мне голову за то, что я будто бы высокомерен в тех случаях, когда я, на мой взгляд, проявляю всего лишь учтивость.
Эверард обошел стол и сел напротив Ванды.
- Да, - вздохнула она, - куда труднее понять век своего рождения, чем целую цивилизацию прошлого. Я прихожу к такому выводу.
- Как ваша жизнь? Радует ли работа?
Лицо Ванды просветлело.
- Громадное удовольствие. Потрясающе! Прекраснейшая работа. Нет, у меня просто нет слов.
Но в ее глазах промелькнула тень. Ванда отвела взгляд.
- Трудности, как вы знаете, тоже есть. Я уже научилась справляться с ними. До последнего времени, пока не произошла та самая история.
Он решил пока не касаться темы. Прежде всего нужно помочь ей освободиться от страшного напряжения, если, конечно, ему удастся.
- Прошло достаточно времени. Последний раз я видел вас вскоре после окончания Академии.
Тогда они отправились пообедать в Париж 1925 года бродили вдоль Сены по левому берегу весь весенний вечер напролет, а потом зашли выпить в "Две кубышки", и парочка ее литературных идолов оказалась в том же уличном кафе, через два столика от них. Когда он пожелал Ванде доброй ночи и попрощался с ней у дверей дома ее родителей 1988 года, она поцеловала его.
- С той поры для вас прошло почти три года, верно?
Она кивнула.
- Годы напряженной работы для нас обоих.
- Для меня на сей раз не было так долго. Всего два задания, достойных упоминания.
- Неужели? - удивленно спросила она. - Разве вы не вернулись домой в Нью-Йорк в 1988 году, когда завершили работу? Вы же не можете допустить, чтобы ваша квартира пустовала месяцами.
- Я сдал ее, вернее передал в субаренду оперативнице, которой она нужна была для выполнения задания. Вы знаете, в последние десятилетия здесь установили контроль над сдачей жилья. Вечные проблемы с поручителями. К тому же приличного жилья так мало, что для того, чтобы стать владельцем квартиры, надо выложить круглую сумму, а это неразумно для агента Патруля.
- Понимаю.
Тамберли слегка напряглась.
"Оперативнице, вот оно как… Кстати, столь же неразумно для агента Патруля распространяться на подобные темы. Особенно в таких случаях…"
- Послания от моих коллег передаются мне автоматически. Если бы вы позвонили позавчера…
Ее обида или, скорее, укол самолюбия мгновенно забылись. Взгляд Ванды упал на руки, скрещенные на коленях.
- У меня не было повода, сэр, - негромко произнесла она. - Вы чрезвычайно добры, великодушны, но… я не хотела показаться назойливой.
- Я тоже.
"Маститый агент-оперативник совсем засмущал новобранца Патруля. Несправедливо. Она может и обидеться", - подумал Эверард.
- Впрочем, если бы я знал, сколько прошло времени для вас…
Действительно долгий срок, и не потому только, что минуло сколько-то лет, измеряемых ударами пульса, а потому, скорее, что эти годы были полны событий, необычайных приключений, трудностей, побед, веселья, печалей. И романов? Фигура Ванды обрела зрелость, как заметил Эверард, но прибавила не пышности, а твердости. И черты лица стали тверже - события оставили на нем свой след. Но истинная перемена все же трудно уловима. Ванда была девушкой, или, как угодно современным феминисткам, молодой женщиной, совершенно юной. Девушка в ней не умерла, и он сомневался, что это вообще когда-нибудь произойдет. Напротив него сидело источающее молодость создание, но оно стало женщиной в полном смысле этого слова. Сердце у него забилось неровно.
Эверард выдавил смешок.
- Хорошо, давайте прекратим жеманство, - сказал он. - И, пожалуйста, запомните, мое имя - не сэр. Здесь, с глазу на глаз, мы можем вести себя естественно, Ванда.
Она быстро овладела собой.
- Спасибо, Мэнс а рассчитывала на это.
Он вытащил из пиджака трубку и табак.
- А как насчет этого? Не возражаете?
- Нет, дымите. - Она улыбнулась. - Поскольку мы с вами одни.
И про себя: "Дурной пример тем, кому курение смертельно опасно! Медицинская служба Патруля искореняет или излечивает все, что не убивает нас открыто. Ты родился в 1924 году, Мэнс, выглядишь лет на сорок. Но сколько ты на самом деле прожил? Каков твой истинный возраст?"
Он вряд ли откроется ей. Во всяком случае, не сегодня.
- Я просмотрел вчера ваше досье, - сказал он. - Вы проделали великолепную работу.
Она посерьезнела и взглянула на него уже спокойно.
- А в будущем?
- Я не запрашивал такую информацию, - поспешно ответил он. - Это невежливо, неэтично, и мне не сообщат ничего, пока я не представлю обоснованной причины для подобного запроса. Мы не заглядываем ни в наше завтра, ни в будущее наших друзей.
- И тем не мене, - пробормотала она, - информация там есть. Все, что вы или я когда-либо совершили, все, что я открою в жизни прошлого, известно там, в грядущем времени.
- Эй, мы ведь на английском говорим, а не на темпоральном. Парадоксы…
Золотистая головка согласно кивнула.
- Разумеется. Работа должна быть выполнена. Она должна завершиться на определенном этапе. Не было бы никакого смысла, если бы это мне уже было известно; что же касается опасности возникновения причинно-следственного вихря…
- Кроме того, ни прошлое, ни будущее не отлито в бетоне. Именно поэтому и существует Патруль. Но, может, довольно повторять вводную лекцию курса?
- Извините меня. Я до сих пор не могу осознать некоторые вещи и вынуждена повторять для себя основные постулаты. Моя работа - это… движение вперед. Подобно освоению неведомого континента. Ничего похожего на то, чем занимаетесь вы.