Сидит где-нибудь в подвале грязный террорист-сантехник и подло мастерит грязную самодельную бомбу. Может, сидит рядом, в соседнем доме. Пьяный, сходит к Верочке, дунет в трубу, а потом сядет в поезд, доберется до Черного моря, скотина, наймет катер и запузырит грязную бомбу куда поглубже.
Вот бы поймать такого.
За совершение такого подвига любое правительство не пожалеет даже отдельного домика…
- Еще бы! - услышал Алехин ровный, отливающий металлом голос.
И обернулся.
И увидел на столе рака.
XIX
Ну, клешни - он ими слегка пощелкивал, попугивал. Ну, многочисленные усики - он ими медленно поводил. Ну, плоский, короткий, отливающий литой медью хвост. Ну, масса неясного назначения псевдоподий. А особенно глаза. Маленькие, черные, как бусинки. Глаза свои рак стеснительно, но высоко поднимал над собой - они были на тоненьких стебельках и вращались, как перископы. Иногда рак пятился, отступал, прятался за стакан с мутной водой, тогда Алехин только эти черненькие бусинки-глаза и видел.
- Ты кто? - нервно спросил Алехин. - Что я тебе сделал?
- Не хватало еще, чтобы ты мне что-нибудь сделал, - так же ровно и с большим достоинством ответил рак. Он беспрерывно помахивал, шевелил, подергивал всеми своими многочисленными усиками, клешнями, псевдоподиями. Алехин так и решил, что это дорогая импортная игрушка со встроенным магнитофончиком и с реакцией на человеческий голос.
Но полыхнуло вдруг воспоминание о вчерашнем сне.
Темный берег, коричневые глинистые холмы, уютный домик вдали, несомненно, его, Алехина, домик. И он с Верой, застыв у калитки, счастливо и слепо следит за морским прибоем. Несомненно, он, Алехин, получил домик от какого-то сильного правительства. Как Большой Герой. И получил, несомненно, за крупный подвиг. Может, даже за то, что спас Черное море от грязного террориста-сантехника. Правда, на соснах, похожих на рыжий укроп, вспомнил Алехин, возились какие-то рукокрылые, и у Верочки было много присосков…
- Ты кто?
- Я твой счастливый случай, - ровно ответил рак. - Звать Авва.
- А я - Алехин, - на всякий случай представился Алехин и с большим сомнением хмыкнул: - Как это - Авва? Почему?
- А почему ты Алехин?
- Ну у меня и отец, и дед, и прадед - все были Алехиными.
- А мне ты в этом отказываешь? Алехин пожал плечами.
- Давай я буду звать тебя просто Алехиным.
- Зачем?
- Мы ближе станем друг другу. Я ведь вообще-то троякодышащий.
- Это как?
- А так. - Рак Авва многие человеческие слова воспринимал буквально. Например, слово "скотина". - Как всякая троякодышащая скотина, - пояснил он без всякого кокетства, - я дышу так, и еще так, и еще вот этак. Ты на ночь сунул меня в таз с мыльной водой, гадость какая, а я доброжелательно беседую с тобой и мечтаю долго продолжать наши беседы.
Клешня рака стеснительно поднялась над стаканом, потом из-за другого края сверкнули черные бусинки-глаза. Они показались Алехину чрезвычайно умными, и это ему особенно не понравилось. Взял бы и вырвал с корнем!
Но Алехин держался.
Что-то заставляло его соблюдать вежливость по отношению к столь непривычному троякодышащему созданию. Решил, пусть болтает. Не кусается, уже хорошо. И глаза умные.
Последнее почему-то не нравилось Алехину. Беспокоило. Навевало печаль.
"Ну почему так? - думал он. - Почему Верочка вызвала сантехника? Мне не верит? Почему длинноволосый бил меня и всучил умного говорящего рака? Почему пенсионер Евченко никак не желает пролонгировать страховку? А Зоя Федоровна такую летающую тарелку видела, что ее собственное отражение ей безнравственно подмигнуло. И домик никак не сносят. И Верочка объявила испытательный срок. Гадко. Гадко".
- Это еще что, - высунулся из-за стакана рак. - Это еще ничего. Будет гаже.
- Да куда ж гаже?
- Есть куда, - рассудительно помахал клешней рак. - К примеру, домик твой вообще сгорит, а Верочка выберет другого. Или пенсионер Евченко напишет на тебя донос, а метелка Ася приведет в твой домик всех своих сопливых детей. Или сержант Светлаев притянет за разглашение служебных тайн. Ты плюнь на всех. Прямо на всех и плюнь.
- На кого это на всех?
- На счастливчиков-соседей по девятиэтажке, на алкашей, хулиганов, гегемонов, кондукторов, упрямых пенсионеров, тупых сержантов, на членов правительства, - ровно перечислил рак Авва. - На всех подряд! В конце концов, Алехин, их много, а ты один. Купи билет, лети на Черное море. А я дам тебе одну маленькую штучку. Ты запузыришь ее поглубже, вот всем и прилетит. Они еще пожалеют, что не ценили тебя.
- А за что меня ценить?
- Ну как? - с гордостью произнес рак. - Ты - Алехин.
Алехин выпучил глаза. Кажется, наглость рака Аввы не имела пределов.
- Я сейчас тебе так запузырю, - сказал он, - что ты своих клешней не соберешь.
- Ты лучше подними трубку, - посоветовал рак, стеснительно топчась за стаканом. - Слышишь?
Телефон действительно надрывался.
Алехин поднял трубку и из каких-то страшных глубин опять пахнуло на него подвальным холодом. Из глухих безымянных подвалов вечности, не пронумерованных никакими астрономами, услышал он ужасный знакомый голос: "И место жительства сменишь…"
И сразу отбой.
XX
…Почему сны? Зачем сны? Как объяснить радость и печальную тревогу коротких и быстрых снов? Почему в снах сходится несхожее? Почему, если тебе плохо, сон способен утешить?
Алехину снился домик.
Тот самый, что он, похоже, получил как Большой Герой.
Крошечный милый домик в два этажа с витой деревянной лестницей.
Стоял он на берегу моря за аккуратным штакетником. В соснах, похожих на колючий рыжий укроп, возились рукокрылые. На берегу жирно возились в грязи черные илистые прыгуны. Все тут принадлежало Алехину. Эта была его жизненная база. Она была им воздвигнута, как пирамида. Он всю жизнь возводил ее и теперь на вершине было начертано - ВЕРА. Ни люди, ни время не могли сокрушить возведенную им пирамиду, потому что имя ВЕРА, начертанное на ее вершине, включало в себя и НАДЕЖДУ, и ЛЮБОВЬ.
Алехин шел по узкой уютной дорожке, посыпанной желтым песком.
Он старался не шуметь, не скрипеть башмаками. Он видел в окне Верочку, она жарила на кухне что-то вкусное. Он торопился к Верочке, он жаждал Верочку, но чем ближе подходил, тем больше тревожился, потому что в знаменитой Книге было сказано: "Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною - ЛЮБОВЬ". А Верочка, наверное, никогда не слышала про дом пира. Она стояла у открытого окна, потом крепкой грудью навалилась на подоконник и подставила влажные губы для поцелуя. Алехин жадно сжал Верочку, и она прижалась к нему, повторяя по-немецки: "Шлюссен, шлюссен, майн херр…"
Алехину было хорошо.
Обнимая Верочку, он знал: Большой Герой победил в великой борьбе.
Но с кем и как он боролся? Почему это мучило его даже во сне? Какая-то неправильность чувствовалась во всем. Алехин хотел проснуться, но несло терпким колючим дымом, а Верочка обнимала его сразу всеми присосками, страстно шепча: "Шлюссен, шлюссен, майн херр…" И ни с того ни с сего у Алехина начала расти борода. За считанные минуты она, как туман, покрыла окрестности. А невидимая рука выставила перед ним огромную фотографию. Безрадостную, он это понимал. Опаленные деревья, печная труба над руинами… Война, понимающе качал головой Алехин. И вдруг понял, что это не война, а руины его собственного домика…
Он проснулся.
Но запах гари не исчез.
Потом алый язык пламени с треском прорезал серую удушающую мглу и до Алехина дошло: горит, горит его гнездо! Горит его дом родимый, единственный, предназначенный на снос. Пылает с четырех углов. Рабочим портфелем Алехин высадил стекла и обожженный, отравленный, исцарапанный вывалился из окна.
Огонь шумно рушил стропила.
Подъехавшие пожарники помочь Алехину не могли. Просто сбивали пламя, не давая ему дотянуться до окон девятиэтажки.
- Твой? - сочувственно спросил испачканный сажей пожарник, поставив перед Алехиным портфель.
- Мой, - хмуро ответил Алехин.
- Под окном валялся.
Алехин кивнул.
- Что сохранилось-то у тебя?
- Вот ветровка, - хмуро объяснил Алехин. - Сушилась на веревке. Ну и портфель.
- Ну хоть портфель сохранился. Считай, повезло.
- Так и считаю, - хмуро кивнул Алехин.
Тоской, безнадежностью, чем-то невыразимым, неясными, но тревожными обещаниями несло от дымящегося пепелища.
XXI
Впоследствии Алехин никак не мог восстановить в подробностях тот день.
Зато метелки в страховой конторе проявили себя с самой лучшей стороны. Они не только сочувствовали, они помогали. А Зоя Федоровна сказала: "Алехин, на три дня ты свободен. Тебе следует отдохнуть". И почему-то добавила: "Как погорельцу". Услышав такое, метелки дружно набросились на Зою Федоровну. Дескать, как так? Алехину нужен настоящий отдых. Двадцать четыре дня, пока не опомнится. Но Зоя Федоровна остудила их пыл:
- Есть закон.
И добавила, потянув носом:
- Может, пил?
И повернулась к Алехину:
- Согласен насчет закона?
Алехин был согласен. Он знал, что в принципе Зоя Федоровна относится к нему не хуже, чем к метелкам. В конце концов, именно она, пользуясь своим официальным положением, выбила Алехину номер в гостинице. Как погорельцу. А в гостиницу ему позвонила Верочка. Сама!
- Какой ужас, Алехин, - сказала она. - Я увидела в окно закопченную печку с длинной трубой и решила, что ты сгорел.
- Уж лучше бы сгорел.
- Оставь, Алехин. Самое дорогое у человека - это жизнь.
И нелогично пожаловалась:
- А у меня, Алехин, все наоборот. У меня вода отовсюду. Я, наверное, утону, Алехин.
- Ты же вызывала сантехника… На ночь… - не удержался Алехин от маленькой колкости.
- Он считает, что текут скрытые трубы.
- Какие скрытые трубы в панельном доме?
- Так сантехник сказал. Он, кстати, культурный и воспитанный человек. Я угостила его чашечкой кофе, - отомстила Алехину Верочка. - А на сегодня вызвала специальную бригаду.
- У тебя кофе не хватит.
- Я хорошо зарабатываю, Алехин. - Верочка догадывалась, что сердце Алехина разрывается от ревности, поэтому не обижалась. - Я взяла день без содержания. Вот сижу у окна, смотрю на твою закопченную печку и жду сантехников.
- Может… помочь?
Спрашивая, Алехин оставил всякий юмор.
Он теперь разговаривал с Верочкой серьезно.
Он вовсе не набивался к ней в гости (как погорелец). Просто не хотел оставлять Верочку одну с целой бригадой пьяных сантехников. "Сейчас! Сейчас!" А сами только и знают, что хватать беззащитную женщину за крутой бок.
Вот Алехин держался с Верочкой умеренно.
Но бок крутой тоже держал в уме.
XXII
Положив трубку, Алехин спохватился: а где рак? Где рак Авва? Неужели сгорел? Что скажет Заратустра Наманганов? Ведь Алехину намекали, что отдают рака на небольшой срок. Если они так били меня за то, что я не хотел брать, подумал Алехин, то как будут бить за то, что не хочу возвращать?
- Не думай об этом, - услышал Алехин знакомый голос.
На поцарапанной гостиничной тумбочке, прячась за графин с мутноватой несвежей водой, сидел рак.
- Как ты выбрался из огня?
- Из огня? Из какого еще огня? - Рак Авва, кажется, не понял вопрос. Он обновленно с любовью шевелил сразу всеми усиками, псевдоподиями и клешнями. - А-а-а, - все-таки дошло до него, - огнем ты называешь процесс окисления! Да, там все окислилось, - с глубоким удовлетворением выдохнул он. - И металл окислился. И дерево. И целлюлоза. И то, что вы называете пластической массой.
Глазки-бусинки, поднятые над графином, с интересом обозревали гостиничный номер.
Поцарапанная тумбочка.
На ней графин с мутноватой водой и телефонный аппарат.
Типовая гостиничная кровать, стол, торшер у стены. Живописная картина на стене "Утро в бобровом лесу" - ранний период безымянного гостиничного мастера. Настолько ранний, что по полотну между редких хвойных деревьев ходила только беременная медведица. А за широким хвойным деревом угадывалась настороженная фигура русского охотника с большим биноклем в правой руке.
- Я много не дам, - загадочно произнес рак, - но свое ты получишь.
Алехин пожал плечами. Он не знал, рад ли он появлению рака. Кажется, немного привык к нему. В любом случае он смутно чувствовал за раком нечто огромное и вовсе не игрушечное, как казалось в первые минуты общения.
- Встряхнись! Докажи им всем, что они козлы.
- Кому это им?
- Да всем! Я перечислял. Ты помнишь. Трахни от души. Домик у тебя сгорел, квартира не светит. Верочка хочет посмотреть "Лебединое озеро", а тебе билет купить не на что. Опять же, пьяные сантехники, ночные распития кофе. Ну, Алехин! Кто относится к тебе с душой? Милиционер Светлаев? Или пенсионер Евченко? Или твоя начальница? Или президент страны? Ты же стоишь большего, Алехин. Вот и докажи.
- Я докажу.
- Как? - живо заинтересовался рак, и на тумбочке внезапно появилась желтая банка, очень удобная для пользования - плоская, на боках вмятины для пальцев. Так и просилась в задний карман брюк. - Как? Расскажи подробнее.
- Ну, как… - неуверенно начал Алехин. - Получу страховку…
- Всего-то? - Рак был разочарован.
- А ты чего хотел?
- Ты же высшее плацентное, Алехин! Бери задачу покруче. Вот лежит взрывной запал на тумбочке, видишь? Отдаю бесплатно. Садись в поезд и отправляйся к Черному морю. Отдохни, отведи душу, а потом запузырь запал в море. Вот они ахнут!
- Кто они?
- Да все, кто тебя не ценит. Ты вот Верочку хочешь, - рак стеснительно отвел глаза, - а она не пускает тебя в квартиру. Ты хочешь жить бурно, а тебя окружают глупые метелки. Ты уважаешь крупного математика Н., а он смотрит на тебя, как на подопытного обоссума…
- Опоссума, - поправил Алехин.
- …какая разница? Никто не обращает на тебя внимания. У всех собственные квартиры, а тебя скоро и из гостиницы выставят. Кто ты вообще, Алехин? Кто о тебе слышал даже на этом свете?
- А тебе-то что?
- Мне за тебя обидно, Алехин. Не хочу, чтобы ты остался ничтожеством. Стукни кулаком по столу, запузырь запал в Черное море!
- Я тебе клешни пообрываю, - пообещал Алехин.
Рак добродушно возразил:
- Я их регенерирую.
И опять взялся за свое:
- Ты только посмотри, как ты живешь, Алехин! В твоем возрасте каждое уважающее себя разумное существо раз пять уже объехало вокруг света. О других планетах я пока не говорю. А ты? Ну, Пицунда. Ну, рынок в Бердске. В твоем возрасте каждое уважающее себя разумное существо переспало с немалой дюжиной самок. О полусамках я даже и не говорю. А ты? Ну, даже предположим, что переспишь ты с Верочкой, что дальше? Пойдут плаксивые дети, нехватка денег, катастрофически надвинется старость. Начнешь болеть, Алехин.
- Это еще почему?
- Верочка начнет болеть.
- Да почему?
- Да по кочану! - не выдержал рак, топнув по тумбочке сразу семью или девятью конечностями. - Докажи всем, Алехин, что ты волевое существо. А то ведь смешное говоришь. Что тебе эта жалкая страховка?
- Знаешь, Авва, - обиделся Алехин, - я, может, и бывал нечист на руку, но совесть у меня чиста.
Затрещал телефон.
Это Верочка, обрадовался Алехин.
Но оказалась не Верочка. Снова прозвучал ужасный голос из Вечности. Низкий, угрюмый, исходящий из темного чрева Вселенной, из непредставимых ее глубин, пугающий до паралича. "Возьми, Алехин, взрывной запал… Трахни этих козлов… Ты свое получишь, Алехин…"
Бросив трубку, он заорал:
- Убери отсюда этот запал, а то я тебя самого трахну!
- Не торопись, Алехин, - терпеливо уговаривал рак, прячась за графином с водой. - А то мы найдем другого. Мир узнает имя Большого Героя, но это будешь не ты. Вся твоя жизнь, Алехин, останется бессмысленной работой на грех. Понимаешь? В процентном отношении, Алехин, доля грехов, вырабатываемых твоими соплеменниками, давно уже превышает долю грехов, вырабатываемых всеми другими цивилизациями. А вы ведь не предназначались для выработки грехов. Сколько можно? Останови процесс.
- Заткнись!
Рак Авва нисколько не обиделся:
- Ты стоишь большего, Алехин, поверь мне. Раз ты на меня голос возвысил, значит, действительно стоишь большего. Нельзя жить так, как вы живете. Сам посмотри. - Рак Авва выставил из-за стеклянного графина клешню и раскрыл валявшуюся перед телефоном желтую книжечку "К сведению проживающих". - Ты сам посмотри, Алехин. Здесь все вранье.
И с наслаждением процитировал:
- "Доставка в номер кофе, сигарет, фруктовой и минеральной воды, вафель и печенья, различных фруктов…" Вот позвони, позвони. Вот закажи в номер различные фрукты!
Алехин из принципа набрал номер дежурной по этажу.
- Различные фрукты? - неприятно откликнулась дежурная. - А может, вам заодно доставить различные спирты?
- Получил? - обрадовался рак Авва, потирая сразу множеством псевдоподий.
И добавил радостно:
- Трахни их всех, козлов!
- Ах, это погорелец? - вдруг дошло до дежурной, и голос ее стал сочувственным, а от того приторным и фальшивым. - Выпили, наверное? - И предложила так же приторно и фальшиво: - Хотите, принесу кофе? У меня свой. Из дому приношу. Растворимый. Одесский.
- Спасибо, - отказался Алехин.
Приторное сочувствие ему не понравилось. Но рака даже оно расстроило.
- Смотри, - ровно произнес он, листая литой клешней странички желтой книжки. - "Гостиница предназначена для временного проживания иногородних граждан в течение срока, согласованного с администрацией гостиницы, но не свыше тридцати суток…" Кончатся эти сутки, куда ты?
- Женюсь на Верочке.
Рак Авва совсем расстроился:
- Хочешь всю жизнь подбирать воду тряпкой?
- Почему?
- У нее трубы текут.
- А ты откуда об этом знаешь?
Рак Авва уклончиво промолчал. Но сдаваться не собирался.
- Вот тебе для начала легкий вопрос, Алехин. Есть Бог или нет Бога?
Алехин оторопел:
- Не знаю.
Но рак и сейчас не думал останавливаться на достигнутом.
- Ладно, Алехин. Предположим, что Бог есть. Да? Но тогда он чего Бог? Только маленькой планеты Земля, или большой Галактики, или Метагалактики, или попросту всей Вселенной?
- Откуда ж мне знать?
- Ты, наверное, атеист, Алехин, - покачал головой рак. - Тогда скажи, атеист Алехин, почему зеркало меняет отражение слева направо, а, скажем, не сверху вниз?
Алехин машинально глянул в зеркало, висевшее под живописным полотном "Утро в бобровом лесу". А действительно, почему?
- Не знаю.
- А хаос? - открыто торжествовал рак Авва. - Скажи мне, Алехин, раз ты такой умный, почему невозможно создать настоящий, истинный хаос? Почему так трудно создавать бесконечные ряды случайных чисел? Почему настоящий случай практически невозможен?
- А это правда так? - удивился Алехин.
- Правда, - удовлетворенно выдохнул рак и перелистнул еще одну страничку желтой книжки. - "Оставлять в номере посторонних лиц в свое отсутствие, а также передавать им ключи от номера воспрещается…" Почему?