"Конечно, нет. Мои взгляды основаны на многолетнем опыте".
"Может быть вы согласитесь все же не вставлять мне палки в колеса?"
"Власть в ваших руках, - произнес Саджарано, нагнувшись над головоломкой. - Мне остается только подчиняться".
"Вы это говорили и раньше. А потом попытались меня отравить", - напомнил Этцвейн.
Саджарано безразлично пожал плечами: "Я подчинился внушению внутреннего голоса".
"Хмф... И что же внутренний голос внушает вам теперь?"
"Ничего. С вами в мой дом пришла беда. Я хочу одного - остаться в уединении".
"Ваше желание будет удовлетворено, - сказал Этцвейн. - В течение некоторого времени, пока не выяснится дальнейший ход событий, группа музыкантов - моих знакомых и коллег - проследит за тем, чтобы ваше уединение не нарушалось. Это наименьшее из неудобств, возможных в сложившейся ситуации. Надеюсь, вас оно не слишком отяготит".
"Нисколько - если они не станут репетировать или устраивать пьяные потасовки".
Этцвейн посмотрел в окно, на густые леса Верхнего Ушкаделя: "Как убрать тело из утренней гостиной?"
Саджарано ответил очень тихо: "Нажмите кнопку у двери - придет Аганте".
Явился дворецкий. "В утренней гостиной вы найдете тело, - сказал ему Саджарано. - Закопайте его, утопите в озере Суалле, избавьтесь от него любым способом по вашему усмотрению - но так, чтобы об этом никто не знал. Вернувшись, приберите в гостиной".
Аганте молча поклонился и ушел.
Саджарано повернулся к Этцвейну: "Чего еще вы от меня хотите?"
"Я должен воспользоваться средствами государственной казны. Каковы установленные правила?"
Губы Саджарано скривились в презрительной усмешке. Он небрежно отодвинул тонкие костяные пластинки: "Пойдемте".
Они спустились в кабинет Саджарано, где владелец дворца остановился - так, будто его поразила какая-то мысль. Этцвейн опасался очередной безумной выходки и демонстративно, с угрозой опустил руку в карман. Саджарано едва заметно повел плечами - каково бы ни было его намерение, он, по-видимому, от него отказался. Эстет извлек из шкафа пачку платежных чеков. Этцвейн осторожно приблизился, не снимая палец с желтой кнопки. Но Саджарано не думал сопротивляться. Он поспешно пробормотал, будто боялся, что его услышат: "Вы проводите смелую политику, я не могу... Возможно, вы правы; возможно, я слишком долго прятал голову в песок... Иногда мне кажется... что я живу в кошмарном сне".
Эстет монотонно разъяснил Этцвейну, как заполняются и предъявляются чеки.
"Между нами не должно быть недоразумений, - сказал ему Этцвейн. - Вам запрещается покидать дворец, пользоваться радио, посылать слуг с поручениями, принимать друзей и гостей. Мы не причиним вам никакого ущерба, если вы не сделаете ничего, вызывающего подозрения".
Фролитц уже прибыл с труппой во дворец. Этцвейн позвал его, представил ему Саджарано. Фролитц поклонился - иронически, но достаточно дружелюбно: "Мне предстоит выполнять непривычные обязанности. Надеюсь, мы сможем обойтись без излишних волнений и беспокойств".
"Я ничего так не хочу, как избавиться, наконец, от волнений и беспокойств, - с горечью ответил Саджарано и повернулся к Этцвейну. - Я больше не нужен? Или у вас есть еще какие-нибудь вопросы?"
"В данный момент вопросов нет".
Саджарано вернулся в жемчужно-стеклянную башню. Фролитц хитро покосился на Этцвейна: "Возникает впечатление, что содержание эстета в заключении - не самая важная из твоих обязанностей".
"Впечатление вас не обманывает, - признал Этцвейн. - Чтобы удовлетворить ваше любопытство..."
"Ничего не говори, ничего! - закричал Фролитц. - Чем меньше я знаю, тем меньше претензий ко мне можно предъявить!"
"Как вам угодно, - Этцвейн показал старому музыканту дверь, ведущую на винтовую лестницу радиостанции. - Сюда Саджарано нельзя пускать ни в коем случае! Не забудьте!"
"Смелое запрещение, - заметил Фролитц, - учитывая тот факт, что он - владелец дворца".
"Тем не менее, сюда ему заходить нельзя. Кто-то должен постоянно оставаться в кабинете и сторожить вход на лестницу - днем и ночью".
"Неудобно. Репетировать нужно в полном составе - ты же знаешь".
"Репетируйте здесь, в кабинете". Этцвейн нажал кнопку вызова. Явился Аганте.
"Нам придется на какое-то время нарушить привычный распорядок жизни во дворце, - сказал дворецкому Этцвейн. - Честно говоря, Аноме приказал содержать Саджарано под домашним арестом. Маэстро Фролитцу и его труппе поручено проследить за выполнением приказа. Они рассчитывают на ваше безусловное содействие".
Аганте поклонился: "Я на службе у его превосходительства Саджарано Сершана. Он изъявил желание, чтобы я выполнял ваши указания. Следовательно, я к вашим услугам".
"Превосходно. Мое первое указание таково: каковы бы ни были поручения Саджарано, вам запрещается делать что-либо препятствующее осуществлению наших официальных полномочий. Это понятно?"
"Понятно, ваше превосходительство".
"Если Саджарано отдаст приказ, противоречащий условиям его домашнего ареста, вы обязаны сообщить об этом мне или маэстро Фролитцу и ожидать наших инструкций. Последствия неповиновения очень серьезны. Сегодня у вас была возможность наблюдать эти последствия в утренней гостиной".
"Ваше превосходительство не могли выразиться яснее". Аганте удалился.
Этцвейн обратился к Фролитцу: "Маэстро, с этой минуты вам предстоит контролировать ситуацию. Будьте бдительны! Саджарано - находчивый и отчаянный человек".
"В находчивости ему меня не перещеголять! - провозгласил Фролитц. - Когда мы в последний раз играли "Керитери меланхине", Лурнус всех подвел позорнейшим образом, но я сразу смодулировал в тональность седьмой ступени, и никто ничего не заметил - помнишь? Это ли не находчивость? А кто запер балладиста Барндарта в нужнике, когда он не хотел уступать нам сцену? Находчивость - мое форте!"
"Вы меня убедили - я спокоен", - отозвался Этцвейн.
Фролитц ушел разъяснять оркестрантам новые обязанности. Этцвейн сел за стол в кабинете Саджарано и выписал подлежавший оплате по предъявлении чек на двадцать тысяч флоринов - по его приблизительным расчетам, этой суммы должно было хватить на все обычные и непредвиденные расходы в ближайшем будущем.
В Банке Шанта Этцвейну отсчитали, без вопросов и формальностей, двадцать тысяч флоринов - до вчерашнего дня он даже не надеялся когда-нибудь держать в руках столько денег!
Назначение денег - в том, чтобы ими пользоваться. В ближайшей галантерейной лавке Этцвейн выбрал костюм, по его представлению соответствовавший роли исполнительного директора - дорогой пиджак из красновато-лилового и зеленого велюра, темно-зеленые брюки, черный вельветовый плащ с бледно-зеленой подкладкой, добротные кожаные ботинки. В массивном зеркале галантерейщика красовался блестящий молодой аристократ. Где был Гастель Этцвейн, не тративший ни флорина без крайней необходимости?
Управление Эстетической Корпорации располагалось в историческом здании бывшей Палаты правосудия - громадном сооружении из пурпурного, зеленого и синего стекла в глубине мощеного двора, выходившего на площадь Корпорации. Нижние два этажа относились еще к Среднему периоду династии Пандамонов. Строительство верхних четырех ярусов, шести башен и одиннадцати куполов завершилось за десять лет до начала Четвертой Паласедрийской войны - каким-то чудом, однако, здание уцелело при ожесточенной бомбардировке пневмофугасами.
Этцвейн поднялся на второй этаж Палаты правосудия, где находилась Дискриминатура - ведомство главного дискриминатора Гарвия, Ауна Шарраха. "Будьте добры, сообщите о моем визите, - обратился он к служащему в приемной. - Меня зовут Гастель Этцвейн".
К нему вышел сам Аун Шаррах - человек породистой внешности с тонким горбатым носом, большим, будто начинавшим улыбаться ртом и коротко подстриженными густыми волосами, равномерно припорошенными сединой. На нем была самая неприхотливая темно-серая туника, украшенная лишь парой тонких полосок серебряного дерева на плечах: подчеркнуто скромный наряд. Этцвейн подумал, что рядом с Шаррахом он должен был казаться безвкусно расфуфыренным провинциалом.
Главный дискриминатор смотрел на Этцвейна с ненавязчивым любопытством: "Заходите ко мне, прошу вас".
Они прошли в большой кабинет с высоким потолком. Из окон открывался вид на площадь Корпорации. Подобно наряду Ауна Шарраха, обстановка в кабинете была проста и элегантна. Главный дискриминатор пригласил Этцвейна сесть в кресло напротив окна, а сам устроился на краю дивана в простенке между окнами. Этцвейн завидовал непринужденности его движений. Казалось, Шарраха нисколько не беспокоило, как он выглядит и что о нем думают. На стороне дискриминатора было важное преимущество - все его внимание сосредоточилось на Этцвейне, тогда как Этцвейн вынужден был постоянно следить за собой.
"Вам известно новое положение дел, - сказал Этцвейн. - Аноме призывает народы Шанта к сопротивлению рогушкоям".
"Лучше поздно, чем никогда", - отчетливо пробормотал Аун Шаррах.
Этцвейну его замечание показалось несколько легкомысленным.
"Как бы то ни было, теперь мы должны вооружиться, в связи с чем Аноме назначил меня исполнительным директором. Я говорю от его имени".
Аун Шаррах откинулся на спинку дивана: "Любопытно, не правда ли? Только вчера или позавчера нам было поручено найти и задержать некоего Гастеля Этцвейна. Полагаю, искали вас?"
Этцвейн ответил подчеркнуто холодным взглядом: "Аноме меня искал. Он меня нашел. Я изложил определенные доводы - вам известно, как он отреагировал".
"Мудро - таково, по крайней мере, мое мнение, - сказал Аун Шаррах. - Могу ли я поинтересоваться, в чем заключались ваши доводы?"
"Я предложил его вниманию математические выкладки, неопровержимо доказывающие, что дальнейшая задержка военных действий приведет к общенациональной катастрофе. Вы организовали собрание технистов?"
"Делаются приготовления. Сколько человек вы хотели бы видеть на собрании?"
Главный дискриминатор не проявлял ни малейших признаков подозрительности. Этцвейн бросил на него сердитый взгляд: "Разве Аноме не дал точных указаний?"
"Насколько я помню, он не назвал точное число технистов".
"В таком случае соберите лучших специалистов, пользующихся высокой репутацией - из них мы сможем выбрать председателя технического совета или руководителя программы исследований и разработок. Ваше присутствие на собрании было бы полезно и желательно. Первоочередная задача - формирование компетентных кадров, способных внедрять политику Аноме".
Аун Шаррах медленно, задумчиво кивнул: "Что уже сделано в этом направлении?"
Спокойная наблюдательность и догадливые вопросы дискриминатора начинали серьезно беспокоить Этцвейна: "Почти ничего. Обсуждаются различные кандидатуры... Что удалось узнать в отношении Джерда Финнерака?"
Аун Шаррах взял со стола лист бумаги, прочел: "Джерд Финнерак: крепостной служащий воздушной дороги. Родился в деревне Исперо, в восточной части кантона Утренний берег. Отец, фермер, занимавшийся выращиванием ягод, использовал сына в качестве обеспечения займа, но не уплатил проценты в срок. Сына забрали судебные исполнители - его отправили отрабатывать долг. Работая на воздушной дороге, Джерд Финнерак отличался непокладистым, даже бунтарским характером и совершил ряд проступков. В частности, переводя гондолу с одной ветки Ангвинской развязки на другую, он умышленно отцепил ее от троса и пустил по ветру. В результате воздушнодорожное управление понесло крупные расходы и, кроме того, вынуждено было возместить убытки пассажирам, обратившимся в суд. Эти суммы добавлены к сумме крепостного долга Джерда Финнерака. Теперь он трудится в кантоне Глай, в исправительном лагере №3, куда направляют особо провинившихся служащих. Его крепостной долг составляет чуть больше двух тысяч флоринов".
Шаррах передал донесение Этцвейну: "Хотелось бы знать, почему вы интересуетесь именно Джердом Финнераком?"
Этцвейн придал голосу выражение деревянной непреклонности: "Ваше любопытство вполне естественно. Тем не менее, Аноме настаивает на полной конфиденциальности. Перейдем к другому вопросу. Аноме приказал переселить женщин в приморские кантоны. Число неприятных инцидентов должно быть сведено к минимуму. В каждый кантон требуется направить не меньше шести контролеров, принимающих жалобы, проверяющих существование оснований для жалоб и составляющих письменные заключения с тем, чтобы могли быть приняты меры по устранению упущений. Поручаю вам назначить компетентных должностных лиц и откомандировать их в кратчайшие возможные сроки".
"Предусмотрительное распоряжение, - согласился Аун Шаррах. - Я прикажу заместителям сформировать группы контролеров".
"Оставляю детали на ваше усмотрение".
Покидая Дискриминатуру, Этцвейн думал, что, в конечном счете, не допустил серьезных просчетов. В породистой голове невозмутимого Шарраха, несомненно, кишели гипотезы, подозрения и догадки. Неизвестно было, однако, какие выводы сделает влиятельный хитрец и кем он в конце концов станет - союзником или противником? Больше, чем когда-либо, Этцвейну нужен был союзник, поверенный, надежный помощник. В одиночестве он подвергался опасности на каждом шагу.
Кружным путем Этцвейн вернулся ко дворцу Сершанов. Ему казалось, что за ним кто-то увязался. Когда он прошел под Гранатовыми воротами, спрятался за пилястром и подождал в темно-красной полутени, никто не прошел мимо. Всю дорогу Этцвейн оглядывался, но никого не заметил.
Глава 3
Ровно в полдень Этцвейн вошел в большой конференц-зал Палаты правосудия. Не оглядываясь по сторонам, он прошагал прямо к возвышению трибуны, взялся обеими руками за толстый серебряный поручень и обвел глазами ряды внимательных лиц.
"Уважаемые господа! Аноме подготовил сообщение, мне поручено его прочесть, - Этцвейн расправил свернутый в трубку лист пергаментной бумаги. - Слушайте! Так говорит Аноме".
"Приветствую техническую элиту Гарвия! Сегодня, в связи с организацией сопротивления рогушкоям, потребуются ваши рекомендации. Много лет я пытался предотвратить набеги мирными средствами. Напрасно: теперь мы вынуждены драться.
Уже приказано сформировать армию, но это только половина дела. Необходимо создать эффективное оружие.
Задача состоит в следующем. Воин-рогушкой - массивное, бесстрашное существо, нападающее с дикой яростью. Его основное оружие - металлическая палица с шипами и ятаган, причем изогнутый серпом ятаган используется и как рубящий клинок, и как метательный снаряд, поражающий цель в пятидесяти метрах и дальше. Следовательно, у наших солдат должно быть оружие, способное истреблять рогушкоев на расстоянии не менее ста метров.
Поручаю вам эту задачу и приказываю немедленно сосредоточить все усилия на ее решении. В вашем распоряжении все ресурсы Шанта.
Разумеется, необходимо организовать работы. Выберите из ваших рядов председателя и членов технического совета, руководящего исследованиями и разработками.
Исполнительным директором назначен человек, читающий мое обращение, Гастель Этцвейн. Он выступает от моего имени. Вы будете отчитываться перед ним и выполнять его указания.
Повторяю: поставленная задача нуждается в безотлагательном решении. Ополчение уже собирается и скоро потребует выдачи оружия".
Этцвейн отложил текст обращения и поднял лицо к почти заполненному амфитеатру: "Есть вопросы?"
Пыхтя, на ноги поднялся толстяк с нездоровым румянцем на щеках: "Требования понятны. Но какого рода оружие имеет в виду Аноме?"
"Оружие, позволяющее убивать рогушкоев и принуждать их к отступлению с минимальным риском для тех, кто этим оружием пользуется", - ответил Этцвейн.
"Очень расплывчатое определение, - пожаловался толстяк. - Мы не получили конкретных разъяснений. Аноме должен предоставить комплекты чертежей - или, по меньшей мере, описание технических характеристик. Что же, нам придется работать вслепую?"
"Аноме не технист, технисты - вы! - возразил Этцвейн. - Разработайте технические требования и чертежи сами! Если возможно изготовление лучевого оружия - прекрасно. Если нет, найдите самое практичное и целесообразное решение. По всему Шанту формируются ополчения, им потребуются средства уничтожения врага. Аноме не может вооружить армию мановением руки. Оружие предстоит спроектировать и изготовить вам, технистам!"
Толстяк покраснел пуще прежнего, неуверенно посмотрел по сторонам и сел. В последнем ряду Этцвейн заметил Ауна Шарраха, задумчиво улыбавшегося в пространство.
Встал высокий человек с горящими черным глазами на восковом лице: "Ваши замечания справедливы, и мы сделаем все, что в наших силах. Но учитывайте, что мы технисты, а не изобретатели. Мы скорее совершенствуем процессы, нежели разрабатываем принципиально новые конструкции".
"Если не можете справиться с работой, найдите тех, кто справится, - упорствовал Этцвейн. - Я назначаю вас - лично - руководителем, ответственным за разработку оружия. Создайте оружие или умрите!"
Вмешался другой технист: "Направление разработок зависит от предполагаемой численности армии. Другими словами, нужно знать, сколько единиц оружия должно быть произведено. Скорость изготовления и доступность материалов могут оказаться важнее совершенства конструкции".
"Совершенно верно, - согласился Этцвейн. - Численность армии составит от двадцати до ста тысяч человек, в зависимости от сложности кампании. Следует отметить, что производство оружия - лишь самая неотложная из задач. Потребуются также устройства связи, позволяющие командирам координировать маневры. Председатель технического совета должен выбрать группу специалистов, способную проектировать такое оборудование".
Этцвейн ждал дальнейших вопросов, но в зале царила угрюмая, неуверенная тишина. Этцвейн решил закончить собрание: "Организуйте работы по своему усмотрению. Выберите председателя, человека компетентного, пользующегося уважением, решительного - даже, в случае необходимости, безжалостного. Он сформирует группы специалистов, руководствуясь практическими соображениями. С вопросами и рекомендациями обращайтесь ко мне через главного дискриминатора, Ауна Шарраха".
Без дальнейших слов Этцвейн поклонился и покинул зал.
В павильоне во дворе Палаты правосудия к Этцвейну подошел Аун Шаррах. "Колеса завертелись, - сказал он. - Надеюсь, никто не будет вставлять в них палки. У технистов нет опыта творческого проектирования - и, если я могу позволить себе такое наблюдение, Аноме не проявил в этом отношении достаточной решительности".
"Что вы имеете в виду?" - спокойно спросил Этцвейн.
"Как правило, Аноме запрашивает досье и характеристики каждого из участников проекта, после чего сам назначает директора и дает точные, конкретные указания. Теперь технисты в замешательстве, не знают, с чего начать - им не хватает инициативы".
Этцвейн безразлично пожал плечами: "Аноме приходится многое рассчитывать и планировать. Часть его бремени должна быть возложена на других".
"Разумеется - если другие способны выдержать такое бремя и если им предъявлены конкретные требования".
"Как я уже сказал, требования им придется разработать самостоятельно".
"Оригинальный принцип! - признал Аун Шаррах. - Будем надеяться, что инерция многовековых традиций преодолима".