- Уверен, что сможешь. Ты первоклассный брехун.
- Ну ладно. Я тебе объясню, по какой причине празднование сотой годовщины Гражданской войны обернулось неудачей. Потому, что никого из настоящих ее участников, добровольцев, сложивших головы за Унию или Конфедерацию, уже давным-давно нет в живых. Если даже кто-то из них и дотянул до сотого дня рождения, то прикинь, на что они пригодны: сражаться не смогут, да куда там сражаться - винтовку в руках не смогут удержать! Или я не прав?
- Ты хочешь сказать, что там, сзади, у тебя мумия или монстр из ужастика? Их еще называют "живыми мертвецами"?
- Я пытаюсь объяснить тебе, что за товар у меня там. В газеты завернут Эдвин М. Стентон.
- Это еще кто такой?
- Военный министр в правительстве Линкольна.
- Хватит врать!
- Да нет же, правда!
- А когда он умер?
- Давным-давно.
- Я так и думал.
- Слушай, - вздохнул Мори, - там, на заднем сиденье, электронный симулакр. Я создал ЕГО, вернее, мы заставили Банди создать ЕГО. Это обошлось в шесть тонн баксов, но ОНО того стоит. Давай-ка притормозим возле той бензоколонки у дороги, видишь, там и кафе есть. Я разверну ЭТУ ШТУКУ и продемонстрирую тебе - иного способа не вижу. У меня по телу поползли мурашки величиной с кулак.
- Ты на самом деле сделаешь это?
- А ты думал, это шуточки, приятель, а?
- Да нет, вроде бы ты абсолютно серьезен.
- Вот именно, - ухмыльнулся Мори, притормозил и включил сигнал поворота. - Я остановлюсь вон там, у вывески. "Прекрасные итальянские обеды "У Томми" и "Чудесное пиво "Люгер".
- И что же потом? Как ты собираешься показывать товар лицом?
- Мы развернем ЭТО, и ОНО пойдет с нами, закажет пиццу с ветчиной и курицей - вот это я имел в виду.
Мори припарковал "ягуар" и не спеша обошел машину. Открыв заднюю дверцу, принялся срывать с человекоподобного свертка газеты, и вскоре мы воочию увидели почтенного седобородого джентльмена. Глаза закрыты, руки - сложены на груди. Одет сей почтенный старец в платье старинного покроя.
- Увидишь, какое сходство с человеком, когда ОН закажет себе пиццу, - заметил Мори и стал возиться с выключателем на спине ЭТОЙ ШТУКИ.
Внезапно ЕЕ физиономия приобрела сердитое, высокомерное выражение и ОНА проворчала:
- Друг мой, уберите подальше свои пальцы, будьте так любезны! - ШТУКА отпихнула от себя руки Мори, а тот радостно осклабился, глядя на меня, и спросил:
- Вот видишь?
Симулакр медленно сел и теперь был занят тем, что очень методично стряхивал с себя пыль. Наверное, ЕМУ казалось, что пострадал ОН по нашей вине. Вид у НЕГО был строгий и злорадный: кто знает, может, мы ЕГО специально обесточили, а потом начистили морду… Мне уже было ясно - продавец в кафе "У Томми" будет одурачен. Мори достиг желаемого эффекта: если б я собственными глазами не видел, как симулакр пробуждается к жизни, я бы, лопух лопухом, спокойно созерцал всего лишь почтенного джентльмена с раздвоенной седой бородой, одетого несколько старомодно, отряхивающего одежду с видом оскорбленного достоинства.
- Вижу, конечно, - проговорил я.
Мори придержал открытой заднюю дверцу "ягуара", и Стентон, электронный симулакр, выскользнул из машины и выпрямился во весь рост с непередаваемым чувством собственного достоинства.
- У НЕГО есть деньги? - спросил я.
- Ну а как же, - ответил Мори, - не задавай пустячных вопросов, это - самое серьезное дело из всех, с которыми тебе приходилось сталкиваться.
Наша троица, хрустя гравием, направилась к ресторанчику. Мори вещал:
- Будущее наше с экономической точки зрения, как, впрочем, и будущее всей Америки, полностью зависит от симулакров. Через десяток лет мы с тобой станем богачами, именно благодаря вот ЭТОЙ ШТУКЕ.
Все мы дружно заказали в забегаловке пиццу. Она оказалась слегка пригоревшей по краям. Надо было видеть, какую шумную сцену закатил Стентон, как он размахивал кулаками перед носом хозяина заведения! Наконец мы расплатились и ушли.
На целый час мы отклонились от расписания, и мне уже стало глубоко наплевать, доберемся мы в конце концов до фабрики Роузена или нет. Поэтому, не успели мы забраться в "ягуар", я насел на Мори, чтобы он поторопился.
- Эта машина делает двести в час, - хвастливо заявил Мори, трогаясь с места, - если, конечно, заправить ее сухим реактивным топливом.
- Не рискуйте без нужды, - зловеще предупредил Стентон, когда автомобиль, взревев, помчался по дороге. - Ничто того не стоит…
- Не твое дело! - огрызнулся Мори.
Нельзя сказать, что фабрика спинетов и электроорганов Роузена слишком уж привлекает к себе внимание. Так, обычное одноэтажное здание, напоминающее однослойный пирог: стоянка машин - сзади, спереди же - вывеска, слепленная из тяжелых пластиковых букв. А что? Смотрится очень даже современно, да еще красная подсветка сзади. Единственные окна - в офисе.
В столь позднее время фабрика заперта, там не было ни души. Поэтому мы подрулили прямиком к жилой секции.
- Что ты думаешь о таком соседстве? - спросил Мори у Стентона.
Восседающая на заднем сиденье "ягуара" ШТУКА проворчал а:
- Отвратительно и недостойно, я бы так выразился.
- Послушай-ка, - сразу же вспылил я, - Роузены поселились здесь, близ промышленного района Буаз, чтобы ближе было к фабрике. - Меня всегда приводили в бешенство высосанные из пальца придирки в адрес честнейших в мире людей, особенно такого прекрасного человека, как мой папа. Что же касается брата, то очень и очень немногие из радиационных мутантов когда-либо добились успеха в индустрии музыкальных инструментов, если, конечно, не считать Честера Роузена. ОСОБО РОЖДЕННЫЕ ЛИЧНОСТИ - так их называют. Почти во всех областях жизни их удел - сплетни и безмозглое суеверие обывателей. К большинству престижных профессий доступ для них закрыт…
Источником переживаний в семье Роузенов всегда был тот факт, что глаза Честера расположены под носом, а губы - там, где должны находиться глаза. Но виноваты в этом не мы, а испытания водородной бомбы. Они искалечили парня, и множество подобных ему хороших ребят. Помню, как в детстве прочесал массу медицинской литературы по врожденным аномалиям - естественно, тема представлялась самой горячей пару десятилетий назад. Так вот - в сравнении с этими иллюстрациями книг наш Честер смотрелся-таки просто кинозвездой. К примеру, на одной из картинок, всегда повергавшей меня ъ полнейший отрубон, как минимум, на неделю, был изображен человеческий эмбрион, разложившийся в матке и родившийся по кускам: челюсть, плечо, пригоршня зубов, все пальцы по отдельности… Совсем как пластмассовые детальки, из которых мальчишки собирают модели самолетов. Вот только кусочки человеческой плоти в единое целое не соединить. Не найдется в мире такого клея. Не придумали…
А еще там были эмбрионы, все заросшие волосами, словно меховые тапочки. А один настолько высох, что кожа на нем потрескалась: выглядел он так, будто дозревал где-то на солнцепеке. Поэтому давайте-ка оставим в покое Честера!
"Ягуар" ткнулся у обочины напротив моего родного дома: наконец-то мы добрались! Я заметил свет в гостиной. Значит, семейка смотрит телевизор.
- Давай пошлем Стентона одного, - предложил Мори. - Пусть постучит в дверь, а мы посидим в машине, посмотрим.
- Папа сразу учует, что это фальшивка, за целую милю! - возразил я. Так и будет. Скорее всего, он спустит симулакра с лестницы - и тогда плакали шесть тонн, вложенные в монстра. Как бы там ни было, ведь именно Мори потратил денежки и, без сомнения, будет претендовать на имущество "Ассоциации САСА".
- Готов рискнуть, - проговорил Мори, держа заднюю дверцу машины открытой, таким образом, чтоб его "новинка" могла сесть обратно, и дал команду: - Поднимись и позвони в дверь, а когда к ней подойдет человек, скажи: "Теперь он принадлежит вечности", - после чего просто стой там.
- Что это значит? - спросил я, - что это за слова такие?
- Это - знаменитая фраза Стентона, вошедшая в историю, - пояснил Мори. - Он произнес ее, когда умер Линкольн.
- Теперь он принадлежит вечности, - репетировал Стентон, пересекая тротуар и взбираясь по лестнице.
- Будет время, я объясню, как сконструирован Стентон, - пообещал Мори, - как мы собирали данные, дошедшие до наших дней, переводили их в матсистему, питающую монаду управления - она у симулакра вместо мозга.
- Ты представляешь, что творишь?! - возмутился я. - Ты разрушаешь САСА, все это - мыльный пузырь! Бездарная болтовня и вздор недоумка! Меня в это дело не втравливай!
- Тихо, - шикнул Мори, как только Стентон позвонил.
Дверь распахнулась, и я увидел отца: он стоял в брюках, тапочках и новом халате - это мой рождественский подарок. Папа был импозантным мужчиной, и Стентон, начавший было свою маленькую речь, запнулся и несколько замешкался.
- Сэр, - проговорил ОН наконец, - я имею честь быть знакомым с вашим сыном Льюисом.
- О да, - ответил отец, - он сейчас в Санта-Монике. Похоже, что Стентон понятия не имеет, что такое Санта-Моника, и стоит теперь перед папой дурак дураком. В "ягуаре", рядом со мной, Мори ругался самым скверным образом, доводя себя прямо-таки до белого каления. Но мне стало смешно: этот симулакр застыл ну совсем как нерасторопный продавец-новичок, у которого язык к небу присох и ни единой мысли в голове…
С другой стороны, зрелище впечатляло: два почтенных джентльмена, лицом к лицу - Стентон с раздвоенной седой бородой, в старинных одеждах, и мой отец, который вряд ли выглядел более модерново.
"Встреча патриархов, - подумал я. - Словно в синагоге…"
Наконец мой папа сказал:
- Почему бы вам не войти в дом? - Он держал дверь открытой, и ШТУКА проследовала вовнутрь, исчезнув из поля зрения. Дверь захлопнулась, освещенное крыльцо опустело.
- Ну и что ты скажешь? - обратился я к Мори. После чего мы последовали вослед, благо дверь оказалась незапертой.
В гостиной на софе восседал Стентон, держа руки на коленях, и беседовал с папой, в то время как Честер и мама продолжали смотреть телевизор.
- Папа, - проговорил я, - ты зря тратишь время на разговоры со ШТУКОЙ. Ты знаешь, что ЭТО такое? Просто-напросто машина, вроде кофемолки. Мори собрал ее наспех, и обошлась она ему в шесть тонн баксов.
Отец со Стентоном замолчали и уставились на меня.
- Этот очаровательный пожилой джентльмен?! - произнес мой отец, разражаясь праведным гневом. Нахмурив брови, он громко отчеканил: - Запомни, Льюис, этот человек - хрупкий тростник, самая малая и ничтожная вещь в природе, но, черт возьми, mein Sohn, это - мыслящий тростник! Вселенной нет смысла ополчаться на него: достаточно капли воды, чтобы убить его. - Раздраженно тыча в меня пальцем, папа проревел: - Но если даже вся Вселенная замыслит сокрушить его, то знаешь, что тогда будет? Слушай, и я скажу тебе: все равно человек будет величествен и прекрасен! - Он в сердцах стукнул по подлокотнику кресла. - А знаешь почему, mein Kind? - Потому, что он сознает свою бренность, и вот что я скажу тебе еще: у него есть преимущество перед проклятой Вселенной - она-то ни капельки не соображает. И, - немного успокоившись, завершил папа, - в этом состоит все наше величие. Я имею в виду то, что человек мал и слаб, он не может наполнить собой время и пространство, но он наверняка может найти применение своему разуму, данному Богом.
Так же, как это может сделать вот эта, как ты назвал ее, ШТУКА. Это - не ШТУКА. Это - ein Mensch, человек. Я должен рассказать тебе одну смешную вещь. - После этого он разразился шуткой, наполовину на идише, наполовину по-английски.
После окончания мы все рассмеялись, несмотря на то, что, как мне показалось, улыбка Стентона несколько принужденная, если не сказать - вымученная.
Пытаясь воскресить в памяти все, что читал о Стентоне, я вспомнил, как на протяжении Гражданской войны и во времена реконструкции Юга его считали крепким орешком. Особенно когда он сцепился с Эндрю Джонсоном, пытаясь предъявить ему обвинение в преступлении против государства. Папина шутка была очень человеколюбивой - вероятно, он не оценил ее, ведь так же имел обыкновение вести себя Линкольн. Но папу прорвало: его собственный отец был широко известным специалистом по Спинозе, настоящим ученым, а папа мой, хоть и окончил семь классов, прочел все книги и документы, какие только есть на свете, и вел переписку с литераторами всего земного шара.
- Простите, Джером, - после некоторой заминки обратился к папе Мори, - но вам сказали чистую правду. - Он подошел к Стентону, протянул руку и что-то там переключил у него за ухом.
- Глоп! - выдавил Стентон и сразу стал неподвижным и безжизненным, как утюг. В глазах померк свет, упали и застыли неподвижно руки. В общем, зрелище прямо-таки картинное. С мелкой дрожью в коленях, я уставился на папу. Мне хотелось видеть, как он это воспримет. Честер же и мама лишь на миг оторвали взгляды от телеэкрана. Наступила пауза, полная якобы задумчивости. И даже если б в этот вечер атмосфера не была столь насыщена выспренней болтовней, то именно сейчас наступил момент, который мог положить начало такому состоянию: мы все вдруг резко сделались серьезными.
Папа даже встал и отправился изучать ШТУКУ собственноручно.
- Ой, гевалт! - покачал он головой.
- Я могу снова ЕГО включить, - предложил Мори.
- Nein, das gent mir nicht. - Папа вновь устроился в своем уютном кресле, после чего спросил спокойно, однако в голосе его явственно сквозило отчаяние: - Итак, как идут торговые дела в Валлехо, мальчики? - Пока мы готовились к ответу, он взял сигару "Антоний и Клеопатра", развернул и закурил. Это гаванская сигара превосходного качества, и комната сразу наполнилась душистым ароматом. - Ну так что - хорошо продаются органы и спинеты "Амадей Глюк"? - довольно хохотнул отец.
- Джером, - сказал Мори, - спинеты еще как-то продаются, но не ушел ни один орган…
Отец насупился. Мори продолжил:
- У нас произошел на эту тему честный, откровенный дружеский разговор, в котором выяснился целый ряд фактов. Дело в том, что электроорган Роузена…
- Подожди, - прервал его папа, - не торопись, Морис. - По эту сторону железного занавеса орган Роузена не имеет себе равных. - Он взял с журнального столика один из тех мейсонитовых щитков, на которых мы монтировали схемы для дисплея. - Вот тебе наглядная демонстрация действия истинного электрооргана Роузена, - начал папа. - Вот это - замедляющий контур, и…
- Джером, мне прекрасно известно, как работает инструмент. Позволь закончить.
- Продолжай. - Отец отложил щиток, но прежде, чем Мори открыл рот, добавил: - Если ты рассчитываешь, что мы откажемся от нашего главного источника средств к существованию только лишь по причине того, что искусство продавать товар и находить покупателей - обрати внимание: я говорю это намеренно, у меня есть личный опыт в этом деле… так вот, повторяю: лишь потому, Что это искусство вырождается и нет желания заниматься торговлей…
- Джером, да послушай же меня! - вскипел Мори. - Я-то ведь предлагаю тебе перейти в наступление! - Папина бровь поехала вверх, а Мори продолжил: - Теперь вы, Роузены, можете и дальше производить всякие электронные хреновины, какие только душа пожелает, но я знаю прекрасно, что цены на них продолжают падать, и это - факт! Нам ведь что нужно? Просто-напросто взбодрить рынок, подсунуть что-нибудь новенькое. Ведь тот же Хаммерштейн не дремлет. Он шлепает свои тональные органы. Вот их-то народ и хватает, весь рынок забит ими до отказа. Эта фирма полностью контролирует его, и нам туда не протиснуться! А теперь послушай, что я хочу предложить.
Подняв руки вверх, папа включил свой слуховой аппарат.
- Спасибо, Джером, - сказал Мори. - Вот это - электронный симулакр Эдвина Стентона. Он настолько хорош, что кажется, будто живой Стентон пришел к нам на чашечку кофе поболтать о всяких разностях. У меня грандиозная идея: вы только представьте себе, как их станут раскупать для учебных целей. Школы, например! Но это еще цветочки. Сначала я только это предполагал, но настоящая-то торговля вот на чем будет стоять. Слушайте! Мы предлагаем президенту Мендосе в Капитолии упразднить статью расходов на вооружение. Взамен ее на протяжении десяти лет будет отмечаться юбилей Гражданской войны, а наша задача будет вот какой: фабрика Роузена поставляет всех участников сражений - это будут симулакры. Слово-то само латинское. Вы уловили? ВСЕХ, слышите? ВСЕХ! Линкольна, Стентона, Джефа Дэвса, Роберта Ли, Лонгстрита, а также около трех миллионов простых солдат. Вот вам и настоящая война - сделанные на заказ симулакры, рвущиеся в клочья на минах и снарядах. Вместо киношек невысокого пошиба, где ставят Шекспира на уровне любительского шалмана. Вы меня поняли? Чувствуете, какой размах?
Мы все дружно молчали. "Это точно, - думал я, - что-что, а размах присутствует…"
- Мы сможем разрастись до масштабов "Дженерал электрик" за какие-нибудь пять лет! - вопил Мори.
Папа смотрел на него пристально, попыхивая сигарой:
- Не знаю, Морис, не знаю… - качал он головой.
- Почему нет? Джером, ну, скажите мне, чем это вас не ус траивает?!
- Быть может, это времена довели тебя до крайности, - тихо, утомленно проговорил мой отец, - а может, я просто старею…
- Да, вы стареете! - покраснев, заметил Мори.
- Может быть, это и так, Морис, - папа немного помолчал, а потом поднялся и произнес: - Нет, в твоей идее слишком много… тщеславия, Морис. Мы не гиганты, и нам не следует возноситься слишком высоко, ведь оттуда можно и упасть, nicht wahr?
- Только не надо говорить со мной на этом идиотском языке! - буркнул Мори. - Если вы не одобрите… я уже слишком далеко зашел. Вы уж простите, но я продолжу. В прошлом у меня была масса прекрасных идей, которые мы использовали, и это - пока что лучшая из них. Время настало, Джером. Нам надо ПОШЕВЕЛИВАТЬСЯ.
- Тем хуже для него, - сделал вывод мой папа, покуривая сигару.
Глава 3
Все еще надеясь склонить моего отца на свою сторону, Мори оставил симулакр Стентона, так сказать, на хранение, и мы двинулись обратно в Онтарио. Было уже около полуночи. Мозги у нас расползлись в разные стороны от сегодняшней нервотрепки и напряга. Особенно расклеился Мори. Он ведь желал видеть, что его новую "игрушку" встретят с энтузиазмом первых полярников. Всю обратную дорогу мы молчали. Наконец Мори предложил мне переночевать у него. Я с удовольствием согласился. Честно, не хотелось оставаться сейчас одному.
Дома у Мори нас поджидала его дочка Прис: я думал, что она все еще томится в клинике им. Кэзэнина, что в Канзас-Сити. Ее отправили туда по распоряжению Бюро психического контроля. Мори говорил мне, что Прис находится под опекой правительства с третьего класса средней школы. Тесты, проводимые обычно в госшколах, выявили у нее, как сейчас называют это психиатры, "динамизм характеропатии" - проще говоря, шизофрению.
- Она встряхнет тебя, - убеждал меня Мори, когда я стал упираться. - Нам с тобой именно это и нужно. С тех пор, как ты видел ее в последний раз, она круто изменилась. Это уже не ребенок. Пошли! - И он затащил меня в дом.
Прис сидела на полу гостиной, на ней были надеты розовые штанишки для езды на велосипеде. Волосы коротко острижены. Она сильно похудела с последней нашей встречи. Кругом был разбросан цветной кафель, она колола его на куски неправильной формы громадными щипцами.