- Я вас познакомлю. Матвей Вязаницын. Матвей Сергеевич. Он здешний директор. Старый мой приятель, звездолётчик. Ещё из десантников. Да вы его должны помнить, Марк. Хотя нет, это было до.
- Ну что ж, - сказал Марк. - Пойдёмте. Визит вежливости. Только выключите ваш звучок. Неудобно всё–таки - Совет.
* * *
Директор им очень обрадовался.
- Великолепно! - басил он, усаживая их в кресла. - Это великолепно, что вы прилетели! Молодчина, Леонид! Ах, какой молодец! Валькенштейн? Марк? Ну как же, как же!… Однако почему вы не лысый? Леонид определённо говорил мне, что вы лысый… Ах да, это он о Диксоне! Правда, Диксон прославлен бородой, но это ничего не значит - я знаю массу бородатых лысых людей! Впрочем, вздор, вздор! Жарко у нас, вы заметили? Леонид, ты плохо питаешься, у тебя лицо дистрофика! Обедаем вместе… А пока позвольте предложить вам напитки. Вот апельсиновый сок, вот томатный, вот гранатовый… Наши собственные! Да! Вино! Своё вино на Радуге, ты представляешь, Леонид? Ну как? Странно, мне нравится… Марк, а вы? Ну, никогда бы не подумал, что вы не пьёте вина! Ах, вы не пьёте местных вин? Леонид, у меня к тебе тысяча вопросов… Я не знаю, с чего начать, а через минуту я буду уже не человек, а взбесившийся администратор. Вы никогда не видели взбесившегося администратора? Сейчас увидите. Я буду судить, карать, распределять блага! Я буду властвовать, предварительно разделив! Теперь я представляю, как плохо жилось королям и всяким там императорам–диктаторам! Слушайте, друзья, вы только, пожалуйста, не уходите! Я буду гореть на работе, а вы сидите и сочувствуйте. Мне здесь никто не сочувствует… Ведь вам хорошо здесь, правда? Окно я отворю, пусть ветерок… Леонид, ты представить себе не можешь… Марк, вы можете отодвинуться в тень. Так вот, Леонид, ты понимаешь, что здесь происходит? Радуга взбесилась, и это тянется уже второй год.
Он рухнул в застонавшее кресло перед диспетчерским пультом - огромный, дочерна загорелый, косматый, с торчащими вперёд, как у кота, усами, - распахнул до самого живота ворот сорочки и с удовольствием посмотрел через плечо на звездолётчиков, прилежно сосавших через соломинки ледяные соки. Усы его задвигались, и он раскрыл было рот, но тут на одном из шести экранов пульта появилась миловидная худенькая женщина с обиженными глазами.
- Товарищ директор, - сказала она очень серьёзно. - Я Хаггертон, вы меня, возможно, не помните. Я обращалась к вам по поводу лучевого барьера на Алебастровой горе. Физики отказываются снимать барьер.
- Как так отказываются?
- Я говорила с Родригосом - он, кажется, там главный нулевик? Он заявил, что вы не имеете права вмешиваться в их работу.
- Они морочат вам голову, Элен! - сказал Матвей. - Родригос такой же главный нулевик, как я ромашка–одуванчик. Он сервомеханик и в нуль–проблемах понимает меньше вас. Я займусь им сейчас же.
- Пожалуйста, мы вас очень просим…
Директор, мотая головой, щёлкнул переключателями.
- Алебастровая! - гаркнул он. - Дайте Пагаву!
- Слушаю, Матвей.
- Шота? Здравствуй, дорогой! Почему не снимаешь барьер?
- Снял барьер. Почему не снимаю?
- Ага, хорошо. Передай Родригосу, чтобы перестал морочить людям голову, а то я его вызову к себе! Передай, что я его хорошо помню. Как ваша Волна?
- Понимаешь… - Шота помолчал. - Интересная Волна. Так долго рассказывать, потом расскажу.
- Ну, желаю удачи! - Матвей, перевалившись через подлокотник, повернулся к звездолётчикам. - Вот кстати, Леонид! - вскричал он. - Вот кстати! Что у вас говорят о Волне?
- Где у нас? - хладнокровно спросил Горбовский и пососал через соломинку. - На "Тариэле"?
- Ну вот что ты думаешь о Волне?
Горбовский подумал.
- Ничего не думаю, - сказал он. - Может быть, Марк? - Он неуверенно посмотрел на штурмана.
Марк сидел очень прямо и официально, держа бокал в руке.
- Если не ошибаюсь, - сказал он, - Волна - это некий процесс, связанный с нуль–транспортировкой. Я знаю об этом немного. Нуль–транспортировка, конечно, интересует меня, как и всякого звездолётчика, - он слегка поклонился директору, - но на Земле нуль–проблематике не придают особого значения. По–моему, для земных дискретников это слишком частная проблема, имеющая явно прикладное значение.
Директор желчно хохотнул.
- Как это тебе нравится, Леонид? - сказал он. - Частная проблема! Да, видно, слишком далека от вас наша Радуга, и всё, что у нас происходит, кажется вам слишком маленьким. Дорогой Марк, эта самая частная проблема битком набивает всю мою жизнь, а ведь я даже не нулевик! Я изнемогаю, друзья! Позавчера я вот в этом самом кабинете собственноручно разнимал Ламондуа и Аристотеля, и теперь я смотрю на свои руки, - он вытянул перед собой мощные загорелые длани, - и, честное слово, я удивляюсь, как это на них нет укусов и царапин. А под окнами ревели две толпы, и одна гремела: "Волна! Волна!" - а другая вопила: "Нуль–Т!" И вы думаете, это был научный диспут? Нет! Это была средневековая квартирная склока из–за электроэнергии! Помните эту смешную, хотя, признаюсь, не совсем понятную книгу, где человека высекли за то, что он не гасил свет в уборной? "Золотой козёл" или "Золотой осёл"?… Так вот, Аристотель и его банда пытались высечь Ламондуа и его банду за то, что те прибрали к своим рукам весь резерв энергии… Честная Радуга! Ещё год назад Аристотель ходил с Ламондуа в обнимку! Нулевик нулевику был друг, товарищ и брат, и никому в голову не приходило, что увлечение Форстера Волной расколет планету пополам! В каком мире я живу! Ничего не хватает: энергии не хватает, аппаратуры не хватает, из–за каждого желторотого лаборанта идёт бой! Люди Ламондуа воруют энергию, люди Аристотеля ловят и пытаются вербовать аутсайдеров - этих несчастных туристов, прилетевших отдохнуть или написать о Радуге что–нибудь хорошее! Совет - Совет!!! - превратился в конфликтный орган! Я попросил прислать мне "Римское право"… Последнее время я читаю одни исторические романы. Честная Радуга! Скоро я заведу здесь полицию и суд присяжных. Я привыкаю к новой, совершенно дикой терминологии. Позавчера я обозвал Ламондуа ответчиком, а Аристотеля истцом. Я без запинки произношу такие слова, как юриспруденция и полицейпрезидиум!…
Один из экранов засветился. Появились две круглолицые девочки лет десяти. Одна в розовом платьице, другая в голубом.
- Ну, ты говори! - сказала розовая полушёпотом.
- Почему это я, когда договорились, что ты…
- Договорились, что ты!
- Вредная!… Здравствуйте, Матвей Семёнович.
- Сергеевич!…
- Матвей Сергеевич, здравствуйте!
- Здравствуйте, дети, - сказал директор. По лицу его было заметно, что он что–то забыл, а ему напомнили. - Здравствуйте, цыплята! Здравствуйте, мыши!
Розовая и голубая разом зарделись.
- Матвей Сергеевич, мы приглашаем вас в Детское на наш летний праздник.
- Сегодня, в двенадцать часов!…
- В одиннадцать!…
- Нет в двенадцать!
- Приеду! - закричал директор восторженно. - Обязательно приеду! И в одиннадцать приеду и в двенадцать!…
Горбовский допил бокал, налил себе ещё, затем лёг в кресле, вытянув ноги на середину комнаты, и поставил бокал себе на грудь. Ему было хорошо и уютно.
- Я тоже поеду в Детское, - заявил он. - Мне совершенно нечего делать. А там я скажу какую–нибудь речь. Я никогда в жизни не произносил речей, и мне ужасно хочется попробовать.
- Детское! - Директор снова перевалился через подлокотник. - Детское - это единственное место, где у нас сохраняется порядок. Дети - отличный народ! Они прекрасно понимают слово "нельзя"… О наших нулевиках этого не скажешь, нет! В прошлом году они съели два миллиона мегаватт–часов! В этом - уже пятнадцать и представили заявок ещё на шестьдесят. Вся беда в том, что они абсолютно не желают знать слова "нельзя"…
- Мы тоже не знали этого слова, - заметил Марк.
- Дорогой Марк. Мы жили с вами в хорошее время. Это был период кризиса физики. Нам не нужно было больше, чем нам давали. Да и зачем? Ну что у нас было? Д–процессы, электронная структура… Сопряжёнными пространствами занимались единицы, да и то на бумаге. А сейчас? Сейчас эта безумная эпоха дискретной физики, теория просачивания, подпространство!… Честная Радуга! Все эти нуль–проблемы! Безусому мальчишке, тонконогому лаборанту на каждый плюгавый эксперимент нужны тысячи мегаватт, уникальнейшее оборудование, которое на Радуге не создашь и которое, между прочим, выходит после эксперимента из строя… Вот вы привезли сотню ульмотронов. Спасибо вам. Но нужно–то их шесть сотен! И энергия… Энергия! Откуда я её возьму? Вы же не привезли нам энергию! Более того, вам самим нужна энергия. Мы с Канэко обращаемся к Машине: "Дай нам оптимальную стратегию!" Она, бедняга, только руками разводит…
Дверь распахнулась, и стремительно вошёл невысокий, очень изящный и красиво одетый мужчина. В гладко зачёсанных чёрных волосах его торчали какие–то репьи, неподвижное лицо выражало холодное, сдержанное бешенство.
- Лёгок на помине… - начал директор, простирая к нему руку.
- Прошу отставки, - звонким металлическим голосом сказал вошедший. - Я считаю, что не способен более работать с людьми, и поэтому прошу отставки. Извините, пожалуйста. - Он коротко поклонился звездолётчикам. - Канэко - план–энергетик Радуги. Бывший план–энергетик.
Горбовский торопливо заскрёб ногами по скользкому полу, стараясь подняться и поклониться одновременно. Бокал с соком он при этом поднял над головой и стал похож на пьяного гостя в Триклинии у Лукулла.
- Честная Радуга! - сказал директор озабоченно. - Что ещё стряслось?
- Полчаса назад Симеон Галкин и Александра Постышева тайно подключились к зональной энергостанции и взяли всю энергию на двое суток вперёд. - По лицу Канэко прошла судорога. - Машина рассчитана на честных людей. Мне неизвестна подпрограмма, учитывающая существование Галкина и Постышевой. Факт сам по себе недопустимый, хотя, к сожалению, и не новый для нас. Возможно, я справился бы с ними сам. Но я не дзюдотэ и не акробат. И я работаю не в детском саду. Я не могу допустить, чтобы мне устраивали ловушки… Они замаскировали подключение в густом кустарнике за оврагом, а поперёк тропинки натянули проволоку. Они прекрасно знали, что я должен был бежать, чтобы предотвратить огромную утечку… - Он вдруг замолчал и принялся нервно вытаскивать репьи из волос.
- Где Постышева? - спросил директор, наливаясь венозной кровью.
Горбовский сел прямо и с некоторым испугом поджал ноги. На лице Марка был написан живой интерес к происходящему.
- Постышева сейчас будет здесь, - ответил Канэко. - Я уверен, что именно она является инициатором этого безобразия. Я вызвал её сюда от вашего имени.
Матвей подтянул к себе микрофон всеобщего оповещения и негромко пробасил:
- Внимание, Радуга! Говорит директор. Инцидент с утечкой энергии мне известен. Инцидент разбирается.
Он встал, боком подобрался к Канэко, положил руку ему на плечо и как–то виновато проговорил:
- Ну что делать, дружище… Я же тебе говорил: Радуга сошла с ума. Терпи, дружище!… Я тоже терплю. А Постышеву я сейчас взгрею. Она у меня не обрадуется, вот увидишь…
- Я понимаю, - сказал Канэко. - Прошу извинить меня: я был взбешён. С вашего разрешения я отправлюсь на космодром. Самое, пожалуй, неприятное дело сегодня - выдача ульмотронов. Вы знаете, пришёл десантник с грузом ульмотронов.
- Да, - сказал директор с чувством. - Я знаю. Вот. - Он уставил квадратный подбородок на звездолётчиков. - Настоятельно рекомендую - мои друзья. Командир "Тариэля" Леонид Андреевич Горбовский и его штурман Марк Валькенштейн.
- Рад, - сказал Канэко, наклонив голову с репьями.
Марк и Горбовский тоже наклонили головы.
- Постараюсь свести повреждения корабля к минимуму, - сказал Канэко без улыбки, повернулся и пошёл к двери.
Горбовский с беспокойством посмотрел ему вслед.
Дверь перед Канэко отворилась, и он вежливо шагнул в сторону, уступая дорогу. В дверях стояла давешняя брюнетка в белой курточке с оторванными пуговицами. Горбовский заметил, что шорты её были прожжены сбоку, а левая рука испачкана копотью. Рядом с нею изящный и подтянутый Канэко казался пришельцем из далёкого будущего.
- Извините, пожалуйста, - сказала брюнетка бархатным голоском. - Разрешите войти. Вы меня вызывали, Матвей Сергеевич?
Канэко, отвернув лицо, обошёл её стороной и скрылся за дверью. Матвей вернулся в кресло, сел и упёрся руками в подлокотники. Лицо его вновь посинело.
- Ты что думаешь, Постышева, - едва слышно начал он, - я не знаю, чьи это затеи?…
На экране появился розовощёкий юноша в кокетливо сдвинутом набок беретике.
- Простите, Матвей Сергеевич, - весело улыбаясь, сказал он. - Я хотел напомнить, что два комплекта ульмотронов наши.
- В порядке очереди, Карл, - буркнул Матвей.
- В порядке очереди мы первые, - сообщил юноша.
- Значит, вы получите первыми. - Матвей всё время смотрел на Постышеву, сохраняя вид свирепый и неприступный.
- Простите ещё раз, Матвей Сергеевич, но нас очень беспокоит поведение группы Форстера. Я видел, что они уже выслали на космодром свой грузовик…
- Не беспокойтесь, Карл, - сказал Матвей. Он не удержался и расплылся в улыбке. - Ты только полюбуйся, Леонид! Пришёл и ябедничает! Кто? Гофман! На кого? На учителя своего - Форстера! Ступайте, ступайте, Карл! Никто не получит вне очереди!
- Спасибо, Матвей Сергеевич, - сказал Гофман. - Мы с Маляевым очень на вас рассчитываем.
- Он с Маляевым! - сказал директор, поднимая глаза к потолку.
Экран погас и через мгновение вспыхнул снова. Пожилой угрюмый человек в тёмных очках с какими–то приспособлениями на оправе прогудел недовольно:
- Матвей, я хотел бы уточнить относительно ульмотронов…
- Ульмотроны в порядке очереди, - сказал Матвей.
Брюнетка томно вздохнула, зорко поглядела на Марка и с покорным видом присела на край кресла.
- Нам полагается вне очереди, - сказал человек в очках.
- Значит, вы получите вне очереди, - сказал Матвей. - Существует очередь внеочередников, и ты там восьмым…
Брюнетка, грациозно изогнувшись, принялась рассматривать дырку на шортах, затем, послюнив палец, стёрла сажу с локтя.
- Одну минуточку, Постышева, - сказал Матвей и наклонился к микрофону. - Внимание, Радуга! Говорит директор. Распределение ульмотронов, прибывших на звездолёте "Тариэль", будет производиться по спискам, утверждённым в Совете, и никаких исключений делаться не будет. Так вот, Постышева… Вызвал я тебя для того, чтобы сказать, что ты мне надоела. Я был мягок… Да, да, я был терпелив. Я сносил всё. Ты не можешь упрекнуть меня в жестокости. Но честная Радуга! Есть же предел всему! Одним словом, передай Галкину, что я отстранил тебя от работы и с первым же звездолётом отправляю тебя на Землю.
Огромные прекрасные глаза Постышевой немедленно наполнились слезами. Марк скорбно покачал головой, Горбовский пригорюнился. Директор, выпятив челюсть, смотрел на Постышеву.
- И поздно теперь плакать, Александра, - сказал он. - Плакать надо было раньше. Вместе с нами.
В кабинет вошла хорошенькая женщина в плиссированной юбке и лёгкой кофточке. Она была подстрижена под мальчика, русая чёлка падала ей на глаза.
- Хэлло! - сказала она, приветливо улыбаясь. - Матвей, я не помешала вам? О! - она заметила Постышеву. - Что такое? Мы плачем? - она обняла Постышеву за плечи и прижала её голову к груди. - Матвей, это вы? Как не стыдно! Вероятно, вы были грубы. Иногда вы бываете невыносимы!
Директор пошевелил усами.
- Доброе утро, Джина, - сказал он. - Отпустите Постышеву, она наказана. Она тяжко оскорбила Канэко, и она украла энергию…
- Какой вздор! - воскликнула Джина. - Успокойся, девочка! Какие слова: "украла", "оскорбила", "энергия"! У кого она украла энергию? Ведь не у Детского же! Не всё ли равно, кто из физиков тратит энергию - Аля Постышева или этот ужасный Ламондуа!
Директор величественно поднялся.
- Леонид, Марк, - сказал он. - Это Джина Пикбридж, старший биолог Радуги. Джина, это Леонид Горбовский и Марк Валькенштейн, звездолётчики.
Звездолётчики встали.
- Хэлло, - сказала Джина. - Нет, я не хочу с вами знакомиться… Почему вы - двое здоровых, красивых мужчин - так равнодушны? Как вы можете сидеть и смотреть на плачущую девочку?
- Мы не равнодушны! - запротестовал Марк. Горбовский с изумлением посмотрел на него. - Мы как раз хотели вмешаться…
- Так вмешивайтесь же! Вмешивайтесь! - сказала Джина.
- Ну знаете, товарищи! - загремел директор. - Мне это совсем не нравится! Постышева, вы свободны. Идите, идите… В чём дело, Джина? Отпустите Постышеву и изложите ваше дело… Ну, вот видите, она вам всю кофту заревела. Постышева, идите, я вам сказал!
Постышева встала и, закрыв лицо ладонями, вышла. Марк вопросительно посмотрел на Джину.
- Ну, разумеется, - сказала она.
Марк одёрнул куртку, строго посмотрел на Матвея, поклонился Джине и тоже вышел. Матвей расслабленно махнул рукой.
- Отрекусь, - сказал он. - Никакой дисциплины. Вы понимаете, что вы делаете, Джина?
- Понимаю, - сказала Джина, подходя к столу. - Вся ваша физика и вся ваша энергия не стоят одной Алиной слезинки.
- Скажите это Ламондуа. Или Пагаве. Или Форстеру. Или, к примеру, Канэко. А что касается слезинок, то у каждого своё оружие. И хватит об этом, с вашего позволения! Я вас слушаю.
- Да, хватит, - сказала Джина. - Я знаю, что вы столь же упрямы, сколь и добры. А следовательно, упрямы бесконечно. Матвей, мне нужны люди. Нет–нет… - Она подняла маленькую ладонь. - Дело предстоит очень рискованное и интересное. Мне стоит только поманить пальцем, и половина физиков сбежит от своих зловещих руководителей.
- Если поманите вы, - сказал Матвей, - то сбегут и сами руководители…
- Благодарю вас, но я имею в виду охоту на кальмаров. Мне нужно двадцать человек, чтобы отогнать кальмаров от берега Пушкина.
Матвей вздохнул.
- Чем вам не понравились кальмары? - сказал он. - У меня нет людей.
- Хотя бы десять человек. Кальмары систематически грабят рыбозаводы. Чем у вас сейчас заняты испытатели?
Матвей оживился.
- Да, верно! - сказал он. - Габа! Где у меня сейчас Габа? Ага, помню… Всё в порядке, Джина, у вас будут десять человек.
- Вот и хорошо. Я знала, что вы добры. Я пойду завтракать, и пусть они меня найдут. До свиданья, милый Леонид. Если захотите принять участие, мы будем только рады.
- Уф!… - сказал Матвей, когда дверь закрылась. - Прелестная женщина, но работать я предпочитаю всё–таки с Ламондуа… Но каков твой Марк!
Горбовский самодовольно ухмыльнулся и налил себе ещё соку. Он снова блаженно вытянулся в кресле и, молвив тихонько: "Можно?" - включил проигрыватель. Директор тоже откинулся на спинку кресла.
- Да! - мечтательно произнёс он. - А помнишь, Леонид, - Слепое Пятно, Станислав Пишта кричит на весь эфир… Да, кстати! Ты знаешь…
- Матвей Сергеевич, - сказал голос из репродуктора. - Сообщение со "Стрелы".
- Читай, - сказал Матвей, наклоняясь вперёд.
- "Выхожу на деритринитацию. Следующая связь через сорок часов. Всё благополучно. Антон". Связь неважная, Матвей Сергеевич: магнитная буря…