– Ваша честь, теперь я хочу вновь заявить о невиновности моего подзащитного. Да, по атрианским законам его следует признать виновным, так как он действительно является причиной смерти пятидесяти семи ваших граждан. Однако, исходя из вышеприведенных аргументов и гипотез, с которыми вы сами согласились, я настоятельно прошу, нет, требую, чтобы вы приняли во внимание обстоятельства, сопутствовавшие этому трагическому происшествию. Если вы не можете признать моего подзащитного невиновным, то вы, ваша честь, безусловно, можете согласиться с тем, что он не должен заплатить столь высокую цену за непроизвольное действие, которого физически он не мог избежать.
На Делуросе VIII и на большинстве планет, населенных как людьми, так и нелюдьми, уголовный кодекс предусматривает различные степени снисхождения в зависимости от степени вины. Если бы вы, ваша честь, согласились отложить вынесение приговора и ознакомиться с нашими законами, то это могло бы пойти на пользу как моему подзащитному, так и атрианскому праву. Я, со своей стороны, обязуюсь обеспечить помощь самых квалифицированных экспертов.
Благодарю вас за терпение и надеюсь, что вы проявите мудрость и вынесете решение, справедливое как по отношению к моему подзащитному, так и по отношению к памяти пострадавших атриан, столь же невиновных во всем случившемся, как и Хенрик Кранц.
Калинов замолчал, поклонился судье и вернулся на свое место. Он чувствовал, как насквозь мокрая от пота рубашка под защитным костюмом липнет к телу. Ему так хотелось понять, о чем думает сейчас это странное кристаллическое существо, но это было совершенно невозможно. Оставалось лишь набраться терпения и ждать.
Почти час судья просидел, не двигаясь и не издавая ни звука. Но вот он наконец поднял голову. По залу пронесся шум. Все – и люди, и чужаки – замерли в ожидании вердикта.
– Человек Калинов, – медленно заговорил атрианин, – вы заставили меня глубоко и серьезно задуматься над вашими словами. К моему большому сожалению, Человека Кранца следует признать виновным. Соответственно он приговаривается к смерти путем сожжения. Это произойдет завтра.
– Но, ваша честь! – адвокат вскочил на ноги.
– Позвольте мне продолжить. Суд отдает должное вашим аргументам и признает их важность в определенных случаях, в том числе и в деле Человека Кранца.
– Тогда почему бы не подвергнуть его менее суровому наказанию?
– Продолжительность жизни Человека Кранца составляет в ваших единицах отсчета от девяноста до ста лет. Верно?
– Да.
– Продолжительность жизни атриан равняется приблизительно трем тысячам лет. С точки зрения вашего подзащитного, приемлемым представлялся бы приговор в пятьдесят лет, а может, даже и меньше, но вы должны учесть, что для родственников погибших и вообще для жителей Атрии это может оказаться гораздо более сильным оскорблением, чем даже вердикт о невиновности. Вам нравится придумывать гипотезы, так позвольте и мне выдвинуть одну. Что бы вы сказали, если бы существо, повинное в гибели пятидесяти семи людей на Делуросе VIII, приговорили к трехчасовому тюремному заключению?
Калинов закрыл глаза. Возразить тут было нечего.
– Благодарю вас, ваша честь, – сказал он и начал собирать бумаги.
– Человек Калинов, – заговорил снова судья. Адвокат замер. – Это не означает, что ваши усилия пропали даром. Если у вас есть время до отлета на Делурос, то я хотел бы пригласить вас к себе. Пожалуйста, захватите с собой книги по праву. Мне хотелось бы обменяться с вами мыслями.
– Это большая честь для меня, – поклонился Калинов, не понимая, выиграл он или все-таки проиграл процесс. – И с чего вы хотели бы начать?
– Пожалуй, с непредумышленного убийства.
И тут адвокат понял. Хенрик Кранц проиграл.
Но Человек, возможно, выиграл.
9. ВРАЧИ
…На развитие медицины, способной диагностировать и излечить любую болезнь, Человеку потребовались бесчисленные века. Но когда был установлен контакт с тысячами иных рас, ему пришлось в куда более короткие сроки повторить то же самое. Для врачей, что шагали к новым и бесконечно разнообразным горизонтам, проблема усугублялась тем, что всегда приходилось помнить о шатком положении Человека в политической структуре Галактики…
"Человек. История двенадцати тысячелетий"
(В книге "Происхождение и история разумных рас" упоминаний о врачах не обнаружено.)
– Что с ним вообще такое? – устало спросил Дарлинский. – Черт, я даже не знаю, за счет чего эта штука живет!
– Не капризничайте, как примадонна, – вам для этого недостаточно много платят! – резко сказал Хэммет. – Продолжайте работу до тех пор, пока не выясните, что оказывает на него влияние.
– Во-первых, – Дарлинский насмешливо взглянул на него, – вы мне докажите, что это он, а не она. Во-вторых, вы платите недостаточно для того, чтобы кричать на меня. В-третьих…
– Вылечите его, и тогда можете рассчитывать на повышение, – раздраженно ответил Хэммет.
– Не нуждаюсь я в вашем чертовом повышении! – взревел Дарлинский. – Мне нужен здоровый экземпляр этой штуки! Иначе толку не будет.
– Это все, чем мы располагаем.
– У него что, нет ни друзей, ни подчиненных?
– В десятый раз повторяю – нет!
– Тогда я спрошу в одиннадцатый. Каким образом посол с другой планеты оказался здесь один-одинешенек?
– Не знаю я, черт бы вас побрал! Не знаю! Все, что мне известно, так это только то, что он внезапно взвизгнул и тут же рухнул как подкошенный. И никому не удалось привести его в чувство. Вот и все. Поэтому его и доставили к вам!
– Разумеется, не удалось. Если кому-нибудь вздумалось бы похлопать его по лицу, если это, конечно, можно назвать лицом, то у бедняги могло не остаться ни одной целой кости. А если бы решили побрызгать водой, то оно, насколько я понимаю, попросту бы растаяло.
В этот момент замигала лампочка внутренней связи, и Дарлинский подошел к панели управления.
– Отделение патологии, шеф, – лаконично представился голос. – Для нас пока нет работы?
Дарлинский изрыгнул в микрофон отборную ругань.
– Не надо так волноваться, шеф! – успокаивающе проговорил голос. – Всего-то и нужно – понять, что с этой дрянью стряслось.
– Знаю, – проворчал Дарлинский, понизив голос. – Толстяк, заведующий этой лавочкой, только что пообещал мне повышение.
– Впечатляет, – заметил голос. – А толстяк, заведующий этой планетой, пообещал войну, если вы не поставите на ноги нашего приятеля. Такие вот веселые дела.
– Что вы там бормочете? – подозрительно спросил Хэммет.
– Вы что, не слушаете новости? – презрительно осведомился голос. – Да он у вас там валяется уже добрых шесть часов.
– Что там еще случилось? – зло буркнул Хэммет.
– Похоже, эти шутники с Пнаты уверены, что мы похитили или даже убили их драгоценного посла. Наверное, он прибыл сюда с миротворческой миссией – оказывается, мы с ними воевали, о чем сильные мира сего не удосужились нам сообщить. И судя по сообщениям журналистов, если мы не сможем убедить пнатиан или пнатов, или как там их называют, в своей искренности, то небольшая стычка может перерасти в полномасштабную войну.
– А умники из Центра не додумались попросить прислать пнатианских врачей? – свирепо спросил Дарлинский.
– Додумались. Но пнатиане уверены, что мы либо убили посла, либо подвергли его промыванию мозгов, и они не собираются никого больше отправлять к нам на заклание, пока мы не вернем их соплеменника живым и невредимым.
– Прекрасно, – едко заметил Дарлинский. – А что, если эта штука отдаст концы в моем кабинете?
– Ну, – усмехнулся невидимый патологоанатом, – тогда, я думаю, у Флота найдутся свои аргументы. – Он хмыкнул и отключил связь.
Хэммет довольно терпеливо дождался, пока Дарлинский облегчит душу очередным потоком изощренных ругательств, после чего подошел поближе.
– Я и не знал, какие последствия может это иметь, – гонору в нем явно поубавилось. – Но давайте вернемся к нашей проблеме.
– Что значит мы? – рявкнул Дарлинский. – Да вы бородавку от раковой опухоли не отличите! Возвращайтесь к себе в кабинет и поразмыслите над тем, как вам на следующей неделе оплатить счет.
Он повернулся к пациенту. Хэммет, пожав плечами, вышел из палаты и тщательно притворил за собой дверь. Дарлинский тяжело вздохнул и принялся просматривать свои записи, сделанные в последние несколько часов. Не густо. Пнатианин дышал кислородно-азотной смесью, но Дарлинский не имел ни малейшего понятия, что произойдет, если, скажем, повысить содержание кислорода. Кожный покров чужака выглядел очень нежным, но врач не решался взять образец – вдруг пнатианин страдает какой-то формой гемофилии. По этой же причине он не мог произвести и анализ крови.
Не знал Дарлинский, и каково тяготение на родной планете этого существа. Чужак имел три ноги, что позволяло предположить довольно высокую гравитацию, но при этом он выглядел до крайности хрупким. И уж, разумеется, Дарлинский не решался провести рентгеноскопию организма пнатианина. Последствия могли оказаться самыми фатальными.
Рук как таковых у инопланетянина не было, вместо них имелись три чрезвычайно гибких трубчатых отростка, весьма отдаленно напоминающие щупальца. Дарлинский попытался понять, какую функцию могут выполнять эти странные отростки, но потом махнул рукой. Раз эта раса сумела создать технику для космических путешествий, то она, несомненно, обладает высокоразвитым разумом, но когда Дарлинский попытался представить себе панель управлений пнатианского корабля, его собственный разум начал пробуксовывать.
Что касается головы чужака, то она покоилась на длинной тонкой шее и имела не одно, а целых четыре отверстия, каждое из которых в равной степени могло служить ртом. Отверстия располагались строго вертикально. Дарлинский поднес свои наручные часы к верхнему – ничего, затем ко второму. Стеклышко часов затуманилось у третьего отверстия. Что ж, до сих пор ему никогда не попадались существа с тремя ртами, впрочем, так же, как и носами, – разве что остальные страдают хроническим насморком. Конечно, это могли быть и уши, впрочем, такое предположение выглядело уж очень невероятным. У всех знакомых ему существ, гуманоидов и негуманоидов, разумных и неразумных, уши отстояли друг от друга как можно дальше. Мочеиспускательный канал и анальное отверстие? Что ж, чего на свете не бывает. Но как тогда отличить их от рта? Дарлинский чуть не рассмеялся, когда представил, как какой-нибудь ретивый доктор-чужак пытается влить ему в прямую кишку добрую порцию горячего куриного бульона. Но тут же одернул себя и нахмурился – веселиться он сможет только после того, как вылечит своего загадочного пациента.
Или точнее, если ему удастся вылечить его. У пнатианина имелось два глаза. Хоть с этим все было более или менее ясно. Дарлинский приподнял веки – глаза были мутные, зрачок практически не реагировал на свет. Над глазницами нависал скошенный лоб. Череп инопланетянина напоминал головку младенца, над которым от души потрудился изверг-акушер.
Частота пульса чужака в два раза превышала человеческую, но это могло быть следствием непривычной для организма силы тяжести. Или признаком приближающейся смерти. Или…
Дарлинский еще раз от души выругался, отступил назад и оглядел своего пациента. Настроение у него ухудшалось с каждой минутой. В конце концов, он не специалист по кислорододышащим! Но Джекобсон, как назло, отправился в отпуск на Делурос VIII, и поэтому больничное начальство решило вытащить признанного гения из хлорной палаты, наградить его хорошим пинком и скомандовать: "Лечи!" Вопрос только в том, как?
Из задумчивости Дарлинского вывел сигнал связи. Разумеется, это был Хэммет.
– Ну что, появились какие-нибудь мысли?
– В основном они относятся к тому, что я сделаю с вами после того, как избавлюсь от этого пациента! – свирепо сообщил Дарлинский.
– Надеюсь, мы оба продержимся здесь достаточно долго для того, чтобы у вас появилась такая возможность, – едко парировал Хэммет. – Я проверил эту историю. Все правда. Правительству удалось выиграть немного времени, но если мы не поставим посла на ноги и тем самым не докажем свою невиновность, то произойдет самое худшее.
– Кому-нибудь пришло в голову запросить необходимые сведения у пнатианских врачей?
– И да, и нет.
– И что, черт побери, это означает?
– Да, в голову пришло. Нет, никаких сведений они не получили. Вы не понимаете всей сложности политической ситуации. Я сам в это с трудом верю. Уж не знаю, то ли жители Пнаты все поголовно параноики, то ли имеется еще какая-то причина, но они отказались не только послать к нам своих врачей, но и снабдить нас хоть какой-нибудь информацией. Сначала они желают убедиться, что с послом все в порядке.
– По-моему, они хотят убедиться совсем в обратном, – угрюмо заметил Дарлинский.
– Я узнал, что существо женского пола. Ее зовут… ммм… неважно. Что-то вроде Леоноры. И, к счастью, наша Леонора не беременна.
– Это тоже они сообщили?
– Не напрямую, но из их слов я понял, что Леонора совсем недавно достигла детородного возраста.
– Тогда какого черта они отправили ее послом к расе, с которой находятся в состоянии войны? Да еще одну! – возмутился Дарлинский.
– Откуда мне знать? – желчно откликнулся Хэммет. – Психологи работают над этим, но они продвинулись не больше вас.
– Надеюсь, вы не ждете, что я расплачусь от сочувствия к ним.
– Нет, не жду. Если вас постигнет неудача, то остаток своей жизни мы с вами проведем, изнывая от жалости к самим себе.
– Очень остроумно, – проворчал Дарлинский.
– Нет, – поправил скорбный голос его собеседника, – никогда в жизни я не был столь серьезен. Лучше бы она погибла на операционном столе, чем просто лежала здесь и медленно умирала. Я не стану возражать, если вы захотите сделать ей прямой массаж сердца или еще что-нибудь столь же кардинальное. Вы должны что-то предпринять! Вам нужны помощники?
Дарлинский грубо выругался и с силой треснул по кнопке. Бормоча проклятия, он вернулся к пнатианке и снова принялся ее осматривать. Теперь он хотя бы знал, что это женщина. Значит, ее тело должно иметь какие-то особенности. Дюйм за дюймом врач исследовал существо, но не обнаружил ничего примечательного. За исключением четырех псевдортов на теле пнатианки не было никаких отверстий. Итак, одно отверстие предназначено для дыхания, второе, по-видимому, для приема пищи, тогда третье – для половых сношений, и остается еще одно. Словом, Дарлинский не продвинулся ни на шаг.
Он взглянул на часы. Почти двадцать часов на ногах, еще немного, и он грохнется в обморок от усталости. Хорошо бы поспать, но сначала надо отправить, все-таки отправить в патологию хоть что-нибудь на анализ. Призвав на помощь двух медсестер, Дарлинский взял небольшие образцы ткани с каждого из отростков-щупальцев, один образец кожи и мазки с каждого из трех недыхательных отверстий.
Как ни старался он быть осторожным, но на месте одного из срезов выступила розовая жидкость. Кровь, автоматически подумал он, поместил несколько капелек на стеклышко и принялся наблюдать за кровотечением.
Оно остановилось почти мгновенно, и Дарлинский со вздохом облегчения отослал медсестер в лабораторию.
– Доложите о результатах часов через шесть, а сейчас найдите-ка мне свободную палату с ванной. Через пять часов мне понадобится завтрак и что-нибудь горячительное.
Через десять минут Дарлинский спал мертвым сном.
Проснулся он совершенно разбитым. Приняв душ и проглотив на скорую руку завтрак, Дарлинский поспешил в лабораторию.
– Почти полное отсутствие красных кровяных телец еще ничего не значит, – сообщил патологоанатом Дженнингс, пока Дарлинский просматривал результаты. – Конечно, это вполне может свидетельствовать о плохом состоянии крови, но, с другой стороны, возможно, этот зверь и без них прекрасно обходится. Думаю, нам все-таки стоит исходить из предположения, что состав крови близок к нормальному.
– Почему?
– Просто потому, – жизнерадостно рассмеялся Дженнингс, – что если кровь не в порядке, то плохи наши дела. Я определил ее структуру, но мы еще не успели синтезировать красные кровяные тельца нужного типа. Поэтому лучше думать, что с кровью у этой штуки все нормально.
Дарлинский кивнул и что-то неразборчиво пробурчал.
– А что ткани?
– Здесь нам повезло больше… или меньше. Все зависит от точки зрения.
– И какие имеются точки зрения? – Дарлинский настороженно взглянул на патологоанатома.
– Если точка зрения сводится к стремлению найти объект для лечения, то у меня для вас кое-что есть, шеф. Взгляните.
Дарлинский склонился над микроскопом. Даже при минимальном увеличении можно было разглядеть все признаки необычайно высокой клеточной активности.
– Что это?
– Точно сказать не могу. По всем законам этот кусочек кожи должен был уже умереть, но этого не происходит. Будь я проклят, если понимаю, за счет чего он живет. Нет ни питательной среды, ни кислорода.
– Кстати, о кислороде. Что там с дыхательной смесью?
– Судя по структуре крови, вполне годится та, что есть. Содержание кислорода в крови близко к нормальному, так что лучше ничего не менять. Можно сжечь легкие.
– А что ты скажешь о мазках?
– Вот это действительно интересно.
– Что-нибудь нашли?
– Ничего. Абсолютно ни-че-го.
– Мда, немного же надо, чтобы тебя заинтересовать.
– Потерпите, шеф. Осмелюсь спросить, кто сказал вам, что это женщина?
– Хэммет.
– А он откуда узнал?
– От пнатиан.
– Вот как?
– Так что показали мазки? – озадаченно спросил Дарлинский.
– Ничего. Ничего, что могло бы указать на половую принадлежность. Мазок номер один, соответствующий нижнему отверстию, содержит воду, несколько ферментов и остатки двух органических растворов. Можно утверждать, что единственное назначение этого отверстия – поглощать жидкую пищу. Мазок номер два содержит остатки твердых веществ, бактерии и нечто, отдаленно напоминающее желудочный сок. Следовательно, в отверстие номер два наш друг запихивал твердую пищу. А вот с мазком номер три возникла проблема. Но я готов держать пари, что отверстие, ему соответствующее, служит исключительно для того, чтобы издавать звуки.
– Черт побери, но одно из отверстий просто обязано быть половым органом! – рявкнул Дарлинский. – У нее нет больше ни одной свободной дырки, а нам со всей определенностью дали понять – это женщина!
– Возможно, но мы не обнаружили никаких следов полового гормона, смазки или каких-либо еще выделений. Мне казалось, что обнаружить половой гормон у теплокровного кислорододышащего – очень простая задача.
– А не может это неопознанное отверстие играть роль анального?
– Маловероятно, – Дженнингс покачал головой. – Я бы даже выразился категоричней: безусловно, нет. Следы остались бы в любом случае. Мне очень жаль, шеф, что задал вам такую задачу.
– Задачу? Да ты задал целых две задачи!
– Вот как?
– Во-первых, я должен вылечить женскую особь, начисто лишенную каких-либо половых признаков. А во-вторых, мне нужно накормить едока, который совершенно непонятным образом избавляется от отходов.