Ротмистр тем временем предпринял попытку встать, но неудачно: что-то совсем у него разладилось с координацией... А ведь это не алкоголь, нет! - больше всего смахивает на отходняк после глубокого хлороформного наркоза...
- Господин ротмистр! - начал он казенным голосом.
- В отставке, заметьте...
- Да, я в курсе. Как у вас состояние - в смысле "здравого ума и твердой памяти"?
- Вроде бы всё при мне.
- Отлично. Тогда я имею честь сделать вам официальное предложение: отправиться с экспедицией Географического общества в Русскую Америку. Под моим началом. Не скрою: это вовсе не моя инициатива, я лишь выполняю неофициальную просьбу вашей Службы к нашему Обществу. Сегодня в час пополудни мы с вами должны быть в представительстве Русско-Американской компании, получить официальные проездные документы: таков порядок. Если вы готовы присоединиться к экспедиции - извольте за оставшееся время привести себя в должный вид. Нет - значит, нет.
И скажу честно, Павел Андреевич: при вашем отказе усердствовать в уговорах я не намерен. Меня, извольте ли видеть, убедили, будто вы нынче в отставке и вне игры; но поскольку я сам все эти дни занимался вашими розысками - у меня появились в том изрядные сомнения. Я в курсе того, что утром тринадцатого вы были то ли арестованы, то ли похищены голубенькими. В то, что вы четыре дня пропьянствовали в этих нумерах, я не верю ни на грош; подозреваю, что вас доставили сюда лишь нынче под утро - инсценировку готовили второпях и с накладками. И предупреждаю сразу: если вы поступите-таки под мое начало, вам придется дать мне соответствующие объяснения... в понятных границах - чужие государственные тайны мне ни к чему. В общем, решайте.
- Вам сейчас очень пошло бы, Григорий Алексеевич, приставить мне ко лбу этот свой револьвер. Для пущей убедительности.
- Вообще-то револьвер не мой, а ваш, - фыркнул Ветлугин, протягивая оружие хозяину.
- Мой?! С чего вы взяли?
- Во всяком случае, он лежал на полу рядом с койкой - так, будто выпал из вашей руки.
- Вот, значит, как... - пробормотал ротмистр; он повертел оружие в руках и, в очевидном затруднении, протянул его обратно. - Послушайте, Ветлугин: гляньте-ка, что у него за номер... а то у меня в глазах все плывет.
Плывет, значит... зрительная аккомодация нарушена... ну точно - хлороформ.
- Номер 43-22.
- Надо же... и впрямь мой... а в барабане, стало быть - минус два...
- И револьвер при этом явно выложили так, чтоб он никак не мог пройти мимо моего внимания... Итак, я жду ваших объяснений, Павел Андреевич. Вашу Службу и наше Общество связывают довольно сложные отношения, но слово офицера всегда было словом офицера, и до прямого вранья и подстав дело, вроде бы, прежде не доходило.
Служба могла бы честно попросить нас обеспечить прикрытие своему человеку - это нормально, "все леди делают это". Но они вместо того предпочли утверждать, будто вы - отставник без выслуги, и просто нуждаетесь в помощи. Слово не воробей, господин ротмистр - а ни на что иное я не подписывался!
Извините, но я отвечаю за экспедицию точно так же, как вы за свои операции, и иметь под началом действующего шпиона в мои нынешние планы не входит. В калифорнийском посольстве мне предстоит поклясться на Библии, что я не собираюсь вести подрывной или разведывательной деятельности против Колонии - это у них стандартная процедура. Ну, и как я буду на этом месте выглядеть - вместе с представляемым мною Императорским Географическим обществом? и, между прочим, - с представляемой мною Россией?
- Я вас понимаю, Григорий Алексеевич: ситуация складывается недопустимая. Я готов дать вам все необходимые объяснения - но чуть погодя, ладно? Сейчас же мне надо успеть на одну встречу, неотложно...
- С вашим шефом - получить новые инструкции, да?
- Нет. С мальчишкой, который может наделать глупостей. Которые крайне дорого обойдутся множеству людей. Если хотите - поедем вместе, поговорим по дороге.
- Да, думаю, так будет надежнее: а то вас, неровен час, опять кто-нибудь похитит. И "калашников" лучше пусть поживет у меня: сохраннее будет...
31
- Можно, я подытожу, Павел Андреевич? - пролетка, в которой они с ротмистром прикатили на место предполагаемой встречи на Литейном, застыла у тротуара; вид на нужный им доходный дом, невзирая на довольно густую толпу, открывался отличный. - Итак, вы и в самом деле отправлены в отставку без выслуги; виной тому - ну, самым первым звеном в той цепочке несчастливых совпадений - оказалась моя персона, чего уж там... В Америку вас направила не Служба, а лично один из ее руководителей, действовавший, как вы выразились, "не от Конторы, а от себя". Никаких конкретных заданий вы при этом получить не успели - речь шла лишь о "легализации" на будущее, не более того. Тот единственный человек, бывший в курсе вашей миссии (если ее можно назвать таковой), погиб в результате то ли несчастного случая, то ли теракта. Вы же были арестованы и содержались в секретной тюрьме Третьего отделения именно в рамках расследования того инцидента. О деталях этого расследования вы говорить отказываетесь, но заверяете словом офицера, что к вашей американской миссии все эти "Петербургские тайны" отношения не имеют; ну, слову офицера мы привыкли верить - принимается. То, что вас выпустили и водворили - в бессознательном состоянии - на тот постоялый двор, свидетельствует: голубенькие убедились в вашей непричастности к делу об убийстве и потеряли к вам интерес. Я ничего существенного не упустил?
- Да вроде бы нет.
- Это всё - о прошлом; меня же более интересует будущее. Итак, вопрос "на засыпку": если вам до окончания срока нашей экспедиции передадут приказ от бывшей вашей Службы, или лично от кого-то из ее шефов, неважно - ваши действия, Павел Андреевич?
- Прежде всего, я поставлю о том в известность свое непосредственное начальство - сиречь вас, Григорий Алексеевич. Не о содержании приказа, разумеется, а о факте его получения. И, вместе с вами, подумаю над тем, как бы не подставить остальных спутников.
- Вы меня успокоили, Павел Андреевич, - усмехнулся Ветлугин. - Скажу честно: если бы вы заявили, будто и не собираетесь выполнять такой приказ, ибо "в отставке" - мы расстались бы тотчас. А так - да: дезертирство, пропажа без вести - мало ли чего случается в дальних экспедициях...
- Именно так... О, вот и он! Похвально точен. Я подойду к нему один, Григорий Алексеевич, а вас попрошу оставаться на месте: парнишка напуган, и при этом вооружен - опасное сочетание.
Сцена вышла прелюбопытная, совершенно театральная. Из проулка, со стороны моста, появился миловидный подросток, которого Ветлугин определил для себя как "юного аристократа". Заметив в толпе движущегося ему навстречу Расторопшина, тот расцвел в улыбке и убыстрил было шаги - и вдруг всё пошло наперекосяк, Ветлугин почувствовал это кожей. По мере приближения ротмистра лицо подростка приобретало всё более замкнутое и холодное выражение (что, похоже, давалось ему непросто); на попытку заговорить с ним "юный аристократ" отреагировал лишь безмолвным воздыманием брови - "Qu'est-ce que c'est?"*
-----------------------------------
* Что-что? (фр.)
-----------------------------------
- и, буквально пройдя сквозь несостоявшегося собеседника, укатил с ветерком на кстати подвернувшемся извозчике; Расторопшин же так и остался стоять в остолбенении на краю тротуара.
- Что, не заладился разговор?
- Да уж... - пробормотал ротмистр, тяжело взбираясь обратно в пролетку. - Шустрый парнишка, своего не упустит...
- В смысле - "причинить неприятности множеству людей"?
- Наоборот. Надеюсь, что уж по этой части все теперь могут быть спокойны, - от ротмистровой ухмылки пробирал озноб. - Ошибся в человеке, бывает... Детская болезнь умопомешательства от первого прикосновения к крупным деньгам...
- Ёлки-палки! - вскинулся Ветлугин. - Хорошо, что напомнили.
- Напомнил? О чем?
- О детских болезнях, черт бы их подрал! Коллектор у меня позавчера выбыл - дифтерия, представляете? Через три дня отплытие - где человека найти? А я здесь с вами бог знает чем занимаюсь...
Тут сидевший по левую руку ротмистр чуть подался вперед, удивленно высматривая нечто на тротуаре за его спиной. Он хотел было обернуться - и тут в пролетке объявился третий пассажир, вспрыгнувший на подножку и молниеносно втиснувшийся на сиденье справа от него: давешний "юный аристократ" с переброшенным через руку макинтошем.
- Не двигаться! - объявил он страшным шепотом. - Под плащом - револьвер, стреляю без предупреждения. Командуйте, дядя Паша!
- Ну и племяннички у вас, Павел Андреич, - рассмеялся Ветлугин, оборачиваясь к ротмистру - и осекся от выражения лица соседа: бог ты мой, неужто они это всерьез? Вот так вот, посреди людной улицы?..
- Бога ради, не шевелитесь, Григорий Алексеич! У него ведь там и впрямь "калашников", и курок взводить мальчик не забывает... Саша, приказ действительно отменен - нештатным порядком, да; а Григорий Алексеевич - наш человек, он как раз меня страхует на случай покушения или похищения. Получается у него, правда, не очень - во всяком случае, хуже, чем у тебя... Кстати, джентльмены: кто как, а я есть хочу - помираю, так что предлагаю беседу нашу продолжить во-он в том трактире. Калифорнийское представительство тут неподалеку, а до часу дня еще уйма времени.
- ...Имей в виду, напарник: вот он, твой случай, - кивнул он в сторону Ветлугина, приняв из рук Саши запечатанный конверт, надорванную пачку "катенек" и револьвер; на столе с довольно чистой скатертью появились тем временем заказанные ими блюда - гречневая каша с молоком для Саши, эскалоп для Ветлугина и тушеная капуста с пивом для него самого. - Унтерские лычки ты, считай, уже заработал, а теперь имеешь шанс на производство в офицерский чин. Если сумеешь убедить в своей полезности сего досточтимого члена Императорского географического общества - начальника Американской экспедиции.
- Вы о чем, ротмистр?
- Ну, вам же нужен в экспедицию коллектор, срочно. Позвольте рекомендовать вам Александра Лукашевича, с которым мы побывали на пару в довольно опасных переделках. Парень сообразителен, смел и инициативен, при этом - ответственен и дисциплинирован: о лучшем балансе качеств я лично и не мечтал бы, верьте слову!
- Что "сообразителен, смел и инициативен" - это я и сам вижу, - проворчал Ветлугин. - Нет, Павел Андреич, увольте: одного героя "roman de cape et d'ИpИe"*
-------------------------------
* "Роман плаща и шпаги" (фр.).
------------------------------
на экспедицию нам достаточно, более чем.
- Парень совершенно не по этому делу, Григорий Алексеич: мое ведомство можно уличить во многих грехах, в том числе и смертных - но уж никак не в эксплуатации детского труда. Нас с ним свел случай в том самом особняке, посещенном вами нынешней ночью...
- Так... - со звяком о тарелку отложил вилку Ветлугин. - Час от часу не легче... Значит, парень - в розыске? террор, пропаганда?..
- Вы драматизируете, Григорий Алексеевич, - усмехнулся уголком рта ротмистр. - Нет, он всего лишь свидетель. Просто иной раз свидетелю лучше побыть подальше от властей... и вообще от Петербурга. А еще лучше - за границей. На некоторое время...
- А что он умеет? Ну, помимо чтения книжек Капитана Майн Рида?
- Он, вообще-то, лесовик - из потомственных ловчих. Собаки, лошади, оружие, следы... шкуры и черепа - это уж прямо по вашей части. Граф ихний ему благоволил, так что грамоте он тоже учен. Перспектив же на продолжение семейной традиции у парня никаких, поскольку старый граф днями помре, а наследник охоту и все с ней связанное ненавидит лютой ненавистью, и неоднократно сулился извести самый дух ее...
- Вот как? И откуда ж ты, прелестное дитя?
- Из Витебской губернии, ваше благородие!
- Любопытно. Если судить по костюму, жизненный уровень пейзан Витебской губернии возрос за последнее время неимоверно...
- Парень выполнял прошлой ночью и нынешним утром весьма рискованное задание, Григорий Алексеевич, и то, что сейчас на нем - это, в некотором роде, казенная спецодежда.
- А как же насчет "эксплуатации детского труда", Павел Андреич?
- Расклад таков, что все прочие варианты - еще опаснее. Для мальчика, я имею в виду. И ему действительно лучше уехать с нами, поверьте.
- Верю, отчего ж не поверить. И потом, я ведь фаталист, в некотором роде - а не распознать во всех этих совпадениях перст судьбы решительно невозможно... Александр, вы поняли о чем речь? Экспедиция в Америку, в Русскую Америку; я - по рекомендации господина ротмистра - предлагаю вам место нашего выбывшего коллектора; отплытие через три дня, так что времени на раздумья не отпущено. Жалованье - поначалу половинное, дальше будет видно; кормежка и экипировка - за счет экспедиции. Да или нет?
- Да, конечно да! Я... я не подведу, вот увидите!
- Есть у вас, Александр, обязательства, с какими нельзя развязаться за отпущенные нам три дня - семейные, или по прежней службе?
- Семейных - точно нет: мать схоронили в прошлую зиму, а дядя Гриша всегда мне говорил: "Уезжай в город, покуда семейством не обзавелся - чем здесь, у нас, мохом обрастать". А насчет молодого графа - всё точно, как Павел Андреевич говорил...
Тут как раз подошел половой с испрошенной Ветлугиным газетой, и тот, извинившись перед сотрапезниками, погрузился в изучение нужного ему раздела объявлений. По прошествии пары минут он, однако, принялся вдруг отлистывать желтоватые газетные страницы назад, явно пытаясь отыскать нечто мимолетно привлекшее его внимание; вскоре поиски его увенчались успехом, и он негромко окликнул ротмистра:
- Павел Андреевич, по-моему это по вашей части. Вот, слушайте: "Крысы революционного подполья пожирают друг дружку! Сегодня утром на съемной даче в Озерках были обнаружены два трупа. В одном из них была опознана Анна Александрович - атаманша террористического крыла "Земли и Воли", которую наша безмозглая молодежь величала "Валькирией революции", во втором - еще один революционер, Александр Железняков, также числившийся во всеимперском розыске. Оба революционера были убиты прошлой ночью выстрелами в голову, предположительно из револьвера сорок пятого калибра. Представитель Третьего отделения заявил, что, по их сведеньям, Железняков и Александрович состояли в интимных отношениях, а убийство, по всей видимости, совершено на почве ревности одним из предыдущих любовников "Валькирии революции" - имя им легион; каковой любовник, по его словам, весьма удачно сэкономил российской казне цену двух пеньковых веревок..." - ну, дальше там ничего конкретного.
Между прочим, не будь я свидетелем вашего утреннего состояния - там, на постоялом дворе, - и не знай при этом, как воздействует на человека хлороформ - вполне мог бы повестись на эту подставу. Тем более, что хозяин был весьма расположен посудачить о вашей якобы ночной отлучке. В любом случае от "калашникова" номер 43-22 следует избавиться как можно скорее - даже если он вам дорог как память... Павел Андреевич, очнитесь!
С ротмистром и в самом деле было нехорошо, совсем. Он выглядел абсолютно спокойным, даже безмятежным, взор его проходил сквозь Ветлугина как поземка сквозь парковую решетку - пальцы же его тем временем, будучи, видать, оставлены хозяином без присмотра, принялись непринужденно обламывать зубцы металлической вилки, будто обрывая лепестки гадальной ромашки: "любит - не любит" . По прошествии нескольких секунд он вернулся в свою телесную оболочку и произнес придушенным голосом:
- За каким... за каким дьяволом тебя понесло ночью в тот особняк?.. Если б не ты, не твое шило в заднице...
- Господин ротмистр?.. - опешил Ветлугин.
- Виноват... - очнулся наконец тот, по настоящему. - Сорвался. Примите мои искренние извинения, Григорий Алексеевич: вы, конечно же, хотели как лучше...
- Да пустое всё это! Возьмите себя в руки, ротмистр - ну, подставили, ну, дело серьезное, да. Проблема наша с вами вполне практического свойства - и уж вы-то всяко лучше меня соображаете в заметании следов...
Наступившее молчание прервал вдруг - тихо-тихо, почти шепотом - Саша, о котором оба они как-то подзабыли:
- Павел Андреевич! дядя Паша! Вы... вы ведь ее любили, да? По-настоящему?..
32
- ...Скромненько у них тут. Скорее "чистенько, но бедненько", нежели "бедненько, но чистенько"...
Интерьеры петербургского представительства Русско-Американской Компании, которое публика начинала уже именовать - сперва в шутку, а потом и не очень - "калифорнийским посольством", и впрямь не впечатляли. То есть на самом-то деле впечатляли - но в несколько ином смысле. В подчеркнутой аскетичности салатового особнячка на Фонтанке многим лицам, осведомленным о финансовых возможностях его владельцев и их роли в наполнении казны Российской империи (едва ли не пятая часть ее поступлений), начала в последнее время мерещиться едва ли не политическая демонстрация - чего в действительности, конечно же, и в помине не было, но...
Кабинет Представителя - читай: посла, - куда сейчас пригласили Ветлугина с Расторопшиным, ничуть не выпадал из общего стиля: вдоль стен - шкафы, набитые книгами (насколько мог разглядеть со своего места Ветлугин - своды законов и сочинения по юриспруденции и финансам на нескольких языках), массивный стол со множеством выдвижных ящиков и полдюжины гамбсовских стульев; в красном углу - старинная икона (новгородская школа, Николай Чудотворец, естественно), на стене против окна - небольшое батальное полотно с новосибирскими ополченцами, отбивающими тлинкитский набег под водительством облаченного в индейские меха Никиты Панина (прикрывающее, надо полагать, встроенный сейф).
- Присаживайтесь, господа, прошу вас, - сделал приглашающий жест сухощавый блондин, чье невыразительное, чуть асимметричное лицо хранило невыводимые следы тропического загара. - Его степенство Представитель будет буквально с минуты на минуту. Я - советник Представительства Валентин Карлович Шелленберг. У нас возник к вам ряд вопросов, господа. Если позволите.
- А что, мы можем и не позволить? - рассмеялся Ветлугин
- Туше! - рассмеялся в ответ советник. - Разумеется, не можете. Дело в том, что ваш спутник, ротмистр Расторопшин, - возможно, не тот человек, за кого он себя выдает. Если это так, мы не можем позволить ему въезд в Русскую Америку.
- Я вас не понимаю, господин советник... Человек, сидящий сейчас рядом со мной - это тот самый Павел Андреевич Расторопшин, с которым я имел честь познакомиться во время прошлой моей, Кавказской, экспедиции.
- Речь не об этом, господин член-корреспондент. Ваш спутник, по вашей аттестации - отставной офицер Топографической службы, сиречь военной разведки. Якобы.
- Вы сомневаетесь, что офицер - отставной?..
- Мы сомневаемся, что разведка - военная.
- Как это понимать?