Конечно, я позаботился о том, чтобы не оставить у него горького осадка, однако прежних доверительных отношений между нами уже не будет. Он слишком горд, и был слишком… огорчен неожиданностью этой отставки. Ну, да Бог ему судья в его гордости. Главное, чтобы помнил, что в остальном - судья я.
По секрету: мне пришлось поручить ответственным офицерам и чиновникам начать разбираться с возникшим в этой связи неприятным вопросом… К сожалению, Сергей Юльевич не смог забыть мне и прежней его отставки из министерства финансов и завел дела с весьма неприятными личностями, чьи идеи колеблются от введения парламента, в лучшем случае такого как у тебя, а в худшем, - до полного кровавого якобинства.
Пикантность же момента с торговым договором в том еще, что если бы я подписал его в том виде, который предварительно согласовали Витте с Бюловым, это было бы мощнейшим аргументом для подрывного элемента в антигосударственной агитации. А значит, работало бы на руку японцам. Да и у тебя в России противников бы резко прибавилось, что, как я полагаю, идет вразрез с твоими желаниями. Зато как бы это порадовало Париж и Лондон… Удивительно, как такого проигрышного политического момента не увидел столь дальновидный и многоопытный Бернгард?
Французы, опираясь на такой прецедент, сразу начали бы выкручивать мне руки, требуя подписать с ними подобный договор на их условиях. К сожалению, германский финансовый рынок не может сейчас полностью закрыть все наши потребности. И без парижских денег мне пока просто не обойтись. А если галлы поставят условия связанных займов или преференций для их бизнеса в сравнении с твоим? Что мне делать тогда?
- Мой дорогой, с учетом твоих сегодняшних обещаний в отношении идей моих промышленников и грядущего разрешения наших угольных и рудных проблем, я готов и сам заткнуть глотку всей этой гавкающей братии в Рейхстаге. Даже картечью гвардии, если сильно попросят! Хотят роспуска - они его получат! Господи, как я иногда завидую тебе, что в России нет этого гнусного парламетского рудимента бисмарковских заигрываний с плебсом! И с всякими мелкими князьками, нацепившими на себя фиглярские коронки, позволяющими себе надувать губы на Пруссию и ее короля!
Ты тонко пошутил тогда, перед земцами. И верно - после победы они про все "представительства" забудут. Но имей ввиду, что случись у тебя смута в тот момент, когда армия и гвардия сражаются где-нибудь на Востоке, я дам тебе столько корпусов, сколько понадобится, чтобы раздавить любую скверну, угрожающую твоему трону.
По части займов: я непременно укажу моим толстосумам, что прижиматься в отношении Петербурга им больше не следует. Пусть Коковцов приезжает. Подпишем договор и обсудим все наши финансовые дела. Кстати, можешь его обрадовать: я решил упорядочить процедуру выдачи вывозных премий на зерно и муку. Хватит моим хитрецам рушить твой европейский рынок. Свое пусть вывозят - их право. Но за перепродажи я их прищучу. А ты накажи своих: неужели так сложно построить элеваторы и наладить нормальную очистку зерна? Ведь это же один из важнейших источников твоих доходов!
Что же касается Витте, здесь ты волен решать. Он твой слуга. Как ты помнишь, именно в этом смысле высказался твой покойный отец, когда мне пришлось расстаться с князем Бисмарком. Да и Авелана с министерства, по правде говоря, ты убрал правильно. Старый конь застоялся и зажрался французского овса. Галопа от него не дождешься, как не гоняй. На колбасу! Но вот Алексей Александрович… как ты смог решиться на такое, Ники!? Или, все-таки, мой глас наконец-то услышан? И твоя вера в добродетельную верность Марианны, после ее лондонских похождений этой весной, поколебалась?
- С дядей Алексеем было очень трудно. Ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Но дело нужно было выправлять. А у него и со здоровьем не все ладно, да и если ты газеты наши видел… ну, по поводу его француженки-балеринки, всех этих ее побрякушек да мебелей. Уже ведь до полной наглости дошло. Со всякими пошлыми сравнениями. Я едва сумел замять. Да еще в военное время, когда каждый рубль для Кронштадта или Артура под увеличительной лупой, о чем я всех предупредил лично!
- Ну, во-первых, твоя Мати поскромнее была. Хоть и полька, но не в пример умней и дальновиднее этой вертлявой галльской дуры, - Вильгельм многозначительно взглянул на кузена, - А во-вторых, я за подобные фортеля сажаю щелкоперов в крепость. Сразу. Чтоб другим неповадно было. И тебе не советую либеральничать. Меня беспокоит только, как тебе все это, в том числе и отставка фон Витте, отольется со стороны вдовствующей Императрицы и остальных старших дядьев.
- Объяснения с мамА мне так и так предстоят нешуточные. Как и с дядей Владом, Сергеем и Николашей. Или ты думаешь, что о нашем сегодняшнем чаепитии не доложат? Но другого выхода по генерал-адмиралу просто не было. Про Витте я тебе уже рассказал. По поводу предвоенных "успехов" Алексея Александровича и его обожаемых Авелана с Верховским и Абазой, ты и сам должен быть в курсе, какой бардак творился в наших министерских и дальневосточных делах. И еще попытались все последние свои ошибки на Алексеева свалить! Слава Богу, что я сам решил во всем разобраться. Кстати, я ведь на многие заседания Особого совещания фон Гинце специально приглашал.
- Да, Пауль мне докладывал регулярно. И, честно говоря, я понял это твое решение как подлинную открытость союзника, а не просто брата и друга! Не говоря уж о твоих планах по морской артиллерии. Но это - отдельно. Здесь у меня к тебе прямо куча вопросов. И, уж извини, но напомню - если бы ты тогда, четыре года назад, заказал броненосцы моим заводам, сейчас бы весь твой флот был в Порт-Артуре. И громил японцев. А ты не мучился бы проблемой соединения трех эскадр. Или, что вернее всего, тебе и воевать-то не пришлось бы.
- Именно, мой дорогой Вилли, ты как всегда все схватываешь на лету. Именно - как брата, друга и союзника. Та весенняя история с французскими игрищами вокруг "24-х часов" теперь будет памятна мне всегда, как и затяжка со срочным кредитом именно тогда, когда мне действительно внезапно потребовались деньги! Про подписание ими апрельского договора с дядюшкой без каких-либо консультаций с нами, я вообще молчу. А на другой чашке весов - все то, что ТЫ делаешь сейчас для России…
- А сколько раз я тебе говорил, Ники, что только вместе мы сможем обеспечить нашим народам их подлинно великое, заслуженное трудом, умом и кровью место в Мире? Причем охранив их от войны! Сколько раз!? А сколько раз я доказывал тебе, что все, чего хотят франки, это посадить тебя в долговую кабалу, ради выполнения твоими руками заветов Гамбетты?
- Много. И всякий раз я убеждался в том, что ты прав.
- Вот!!! Только почему ты сказал "гнусной войны"? Победоносной, друг мой! Я надежно прикрыл тебе спину в Европе, и теперь ты спокойно утвердишься на Тихом океане. И если хорошо все пойдет у Алексеева, Макарова и Чухнина, ты возьмешь у желтомордых Токио и сполна рассчитаешься с этим неблагодарным кривоногим народцем. Этих азиатских прихвостней Джона Буля, давно уже пора втоптать в средневековье латным сапогом! Чтоб сидели на своих островах и носа оттуда не смели показывать! Кореи им, Китая захотелось! Ясно, что из Маньчжурии ты теперь не уйдешь, тем более, что пекинские мандарины повели себя по-свински. Только второго боксерского бунта нам и не хватает. И из Кореи япошек - гнать! Да и мне с твоей поддержкой много спокойнее будет за наше маленькое предприятие в Киаочао.
Я не сомневаюсь, ты раздавишь этих макак как слон черепаху, только брызги полетят в англичан с янки! - Вильгельм, войдя в раж, грохнул кулаком здоровой руки по краю стола, - И еще в этих британских лизоблюдов лягушатников! Спасибо, что открыл нам с Тирпицем глаза на интриги их и нашего коварного дядюшки Берти с этим "Сердечным согласием". DИgueulasse! Но ведь получается, что ты и сам убедился в том, каковы эти союзнички на самом деле. А сколько раз я тебя предупреждал?
Помни, дорогой мой Ники: Я всегда готов быть тебе опорой. Это не только завет моего великого деда. Это и моя принципиальная позиция - святой долг христианских монархов поддерживать друг друга в борьбе с восточным варварством. И я пойду до конца в его исполнении!
Это только неблагодарный, мягкотелый Вальдерзее вопреки прямым моим приказам позволял себе миндальничать с этими средневековыми чудовищами! А мы с тобой… - Вильгельм явно заводился, собираясь развить тему крестового похода белой расы против азиатов в один из своих знаменитых монологов-лекций часа на полтора-два, способных закомпостировать мозги и ввести в ступор кого угодно. Однако Николай, до сих пор всегда стоически переносивший эту ритуальную пытку, вежливо, но твердо, остановил начавшееся было неконтролируемое словоизвержение кузена.
- Дорогой Вилли. Мне сейчас не до наполеоновских планов. И не до патетики. Сначала нужно, чтобы мои эскадры успешно соединились, не дав японцам поколотить себя поодиночке. И чтобы Безобразов прочно оседлал пути подвоза в Японию вооружений и мяса из Америки, и риса из Индии и с Филиппин. Хотя я вполне уверен в нем, как и в Макарове, Чухнине и Рудневе, кошки на сердце скребут…
Ты зря, кстати, так, о действительно заслуженном и талантливом фельдмаршале. Я не могу согласиться с такой оценкой и прошу тебя: будь великодушен к славному старику. Ты несправедлив к нему. Просто он там был, а ты - нет. Я там тоже был. Хоть и не долго. А как говорят знающие люди: "Восток - дело тонкое"…
- Ага. Был! Как званый мирный августейший гость. И чудом уцелел. А у него было все! Были корабли и солдаты шести держав. Было право быть неукротимым воином и суровым судьей! - усы Вильгельма грозно вздернулись, вены на висках вздулись, ноздри трепетали как у рыцарского коня в воротах ристалища, а глаза изливали неукротимый, праведный гнев. То ли на отвратительных бестий - азиатов, то ли на опального беднягу фельдмаршала, то ли на кузена Николая, столь бесцеремонно прервавшего, возможно, один из самых гениальных застольных экспромтов кайзера, из-за проблемы недопущения которых в печать канцлер Бюлов поимел инсульт, слава Богу, не смертельный, статс-секретарь МИДа Рихтгофен скончался от инфаркта, а давний друг и советчик Вильгельма принц Филипп фон Эйленбург превратился в пугливого, затравленного неврастеника…
- Да я не об этом, Вилли. Понимаешь, они ведь вовсе не варвары. И тем более не звери. Они - просто другие. И сами со своей стороны как на варваров смотрят на НАС. Варваров жадных, жестоких и двуличных. Вот в чем дело.
- ЧТО!? Желтые коротышки не вар… Нет, Ники! Нет! Ты здоров ли!? Это же не люди! То есть, не вполне люди, они же - как кровожадные животные. Они же… - Вильгельм, казалось, форменно обалдел от услышанной из уст царя чудовищной ереси.
- Милый кузен… Бога ради не распаляй себя так. Прости, что сам того не желая взбудоражил тебя. Не стоит нервничать из-за таких пустяков. Прозит… - Николай быстро разрядил обстановку самым проверенным способом.
- Ух!.. Райское блаженство! Черт! Как это твои научились делать его лучше галлов? Мои сколько не бьются - все без толку! Хоть, ты знаешь, я не особый ценитель крепких напитков, но ЭТО действительно божественно…
- Горы и солнце, дорогой мой Вилли. Теплый морской воздух и южное солнце Араратской долины. Подвалы старой крепости в Эривани. И еще человеческий труд и талант. Хочешь, я тебя познакомлю. И даже все покажу там… Если по вкусу - скажи, сколько нужно ко Двору, пришлем. Только не поминай нечистого всуе… Господи, прости, - Николай набожно перекрестился.
- Конечно, Ники! Я поручу старшему Эйленбургу, пусть определятся. И пусть в Париже завидуют! А в Крыму я давно хотел побывать. Я, кстати, наслышан о роскошных крымских виноградниках. Даже канальи-галлы это признают. И, в конце концов, будет здорово, если мои поучатся. Может быть, и у них выйдет что-то путное.
- Вот только лукавить не надо, дорогой Вилли! Напрашиваешься на комплименты в отношении твоего превосходного рейнского? Или это такая очередная тевтонская военная хитрость? И не надейся. Мешать мы сегодня их не будем. Кстати, российская Армения это не Крым, хотя и не так далеко. А в Крыму мы с тобой непременно воздадим должное великолепным винам и шампанскому. Буду счастлив принять тебя в Ливадии, - Николай вежливо поправил Вильгельма, - Так на чем ты меня перебил?
- На макаках, Ники. И все-таки, давай-ка еще по одной…
- Да. Конечно. Но пока на этом остановимся, договорились? - Николай поднял свою рюмку, и, чокаясь с кузеном, подумал: "А Банщиков и тут оказался прав, со своей наукой - психологией. Удалось перебить его настрой на эмоциональном взлете - и точно! Сдулся как проколотый мяч для футбола! Значит, скоро дозреет и для серьезного разговора… Страшно подумать, ТАМ это преподают в университетах…"
- Значит, на макаках… А почему, собственно, на макаках? Просто нам, европейцам и христианам, привычно считать безусловно враждебным то, что мы не в силах, или не хотим понять. Объявлять это ересью, ходить в крестовые походы, резать, сжигать на кострах, четвертовать. По своему лишь внутреннему убеждению ставить не похожих на нас априори ниже себя, награждать унизительными кличками.
Только правильно ли мы поступаем? В наших ли интересах такая высокомерная зашоренность и спесь, не ослабляем ли мы этим собственную позицию?
Перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, разве все, о чем я говорю - это не так? Мы объективно обязаны были куда серьезнее относиться к народам Востока еще до того, как начали там свои предприятия. Другое дело, что от смены нашего к ним отношения, они пока не перестанут быть нашими противниками или даже врагами. Но к противнику нужно присматриваться серьезно, чтобы понимать чего он хочет и на что способен. Возможно, это со временем поможет нам научиться мирно жить под одной крышей.
Я ведь совершенно искренне полагал, что японцы никогда не нападут на Россию. И что? Война, знаешь ли, лучше розог всех учителей вколачивает серьезное отношение к противнику. Пулями и снарядами. И уж коли ты сам начал с Востока, позволь мне кое-что порассказать тебе из того, что я сумел узнать и понять за те месяцы, что мы с тобою не виделись. За месяцы не праздности и довольства, поверь мне, а неожиданного и сурового испытания. Вернее, испытаний…
Но сначала, давай, пойдем, покурим на балкон, на ветерок. А то - жарковато тут. Солнце печет сегодня немилосердно, почти как в тропиках.
- Вот поэтому я и предпочитаю ходить летом на север, к норвежским берегам. Там такая волшебная красота. Такой прозрачной воды, говорят, нигде больше нет. Ты, в конце концов, хоть разок составишь мне компанию? Или опять дела, семья и все такое? Кстати, что мы курим сегодня?
- Вилли, обещаю: обязательно выкрою время. И когда мои будут гостить в Дании, сходим на север вместе. Но не во время войны, конечно. Сначала разберемся с этим всем… Курительный столик и кресла на балконе. Там ты и убедишься, что нас ждали, - Николай с улыбкой встал из-за стола, привычно разглаживая свой пышный ус.
- Ты что, собрался воевать с япошками до следующего лета? Полноте! Они пришлют послов в тот же день, когда твой флот соединится в Порт-Артуре! Или американцы с англичанами примчатся в качестве посредников.
- Если честно, то вот этого-то я и боюсь больше всего. Ну, пойдем на воздух.
* * *
Балтика нежилась последним щедрым теплом уходящего лета. До самого горизонта лениво катились ее сине-серые волны, украшенные россыпями блесток солнечных зайчиков и пенными гривками мелькающих изредка барашков. Довольно сильный, но ровный ветер не помешал Николаю раскурить папиросу, которую он привычно вставил в мундштук трубки. Вильгельм же, грузно опустившись в облюбованное плетеное кресло, с минуту провозился, выбирая и обрезая свою сигару.
Но вот, наконец, и он, устроившись поудобней, примостил на подлокотнике больную левую руку и расслаблено откинулся на спинку укрытого мягким плюшевым пледом уютного лонгера. Полуприкрыв глаза и выпустив из ноздрей струю благородного дыма, кайзер отдался неземному для заядлого курильщика наслаждению - изысканному купажу кубинского и египетского табака…
Минуты две-три только крики чаек, шипение воды в кильватерной струе, тугие хлопки невидимого из-под тента кормового Андреевского флага над головой, да мерный, низкий гул двух могучих винтов внизу дополняли вечернюю нирвану двух императоров. Слева, в туманной дымке угадывались очертания лесистых берегов Готланда, прямо за кормой "Александра" грузно рассекал его пенистый след могучий корпус "Князя Суворова". Многобашенная громада мателота совершенно скрывала за собой "Орла", о присутствии которого можно было догадаться только по сносимому на правый борт дымному шлейфу, четко видимому чуть пониже "суворовского".
Германские броненосцы успели вновь сманеврировать и теперь, со "Слейпнером" в кильватере, шли справа, в параллельной русским кораблям колонне, по их подветренному борту. Стандартные, на глаз неотличимые, гармоничные серо-голубые силуэты. Светлый дым, срывающийся с верхушек труб, говорящий как о безупречном состоянии котлов, так и о прекрасном качестве угля. Как оловянные солдатики из одной коробки, из одной литейной формы. Любимые игрушки Императора…
Царь, задумчиво глядя в даль, не докурив, заменил первую папиросу следующей. Затянулся, украдкой проследил за взглядом своего гостя. Вильгельм, судя по всему, действительно подустал из-за сегодняшней суматохи и маневров. А, возможно, и был несколько выбит из колеи отсутствием привычного расклада, где он - лектор, а Ники - почтительный, но не особо способный ученик.
Смакуя сигару, германский монарх умиротворенно взирал на свои и русские корабли, на чаек, на море, на бездонное синее небо с небольшими крутинками белых облаков. Весь его вид выражал спокойствие и отрешенность. Пожалуй, в первый раз за всю историю их встреч. Хотя, возможно, что и хороший коньяк сказал свое веское слово. Обычно Вильгельм в обществе царя позволял себе только легкие вина.
- Ники… ты это видишь?
- Что именно, Вилли?
- Какие могучие красавцы!.. Какая грозная, всесокрушающая мощь! Признайся, мой дорогой, ведь ради этого стоит жить? Не правда ли? - На Вильгельма явно находило лирическое настроение.
- Согласен. Хороши…
- О, если бы ты только мог представить, сколько сил и здоровья я положил, чтобы немцы осознали необходимость постройки Флота открытого моря. Причем именно флота из эскадр однотипных броненосцев, таких, как эти "Виттельсбахи". А еще до середины осени, мой друг, я покажу тебе нового "Брауншвейга". Вот это получилась машина! Бюркнер просто великолепен. Ты его творение оценишь, я уверен. Его-то мы и сравним с твоим "Александром"…
- Только будет ли смысл сравнивать? Жаль, но их время уже безвозвратно уходит.
- То есть как!? Почему "уходит"? - слегка встрепенулся Вильгельм, вопросительно взглянув на Николая.
- Через два-три года все эти юные, полные сил красавцы, и мои, и твои, окажутся безнадежно устаревшими немощными старцами. Увы. Ибо им на смену придет совсем иной класс кораблей.