Со стороны центра города, заполнив строем всю улицу от дома до дома, двигались уланы. Они сшибали людей конями, били плетьми, а офицер, привстав на стременах, с недоумением всматривался в убитого им гусара. Французы недолюбливали поляков, равно как и австрийцев, и немцев, и итальянцев. Вот и теперь командир кавалеристов предположил, что целиться гусар мог прямо в него, и решил не испытывать судьбу. Троих подозрительных оборванцев, вместе с десятками таких же кинувшихся во двор, он и не заметил в толпе.
- Повезло! - бормотал Остужев, обессиленный вспышкой звериной энергии. - Нам повезло, может быть, в последний раз. Но нас будут искать, все же целый патруль перебит. Приметы соберут.
- Ништо, Саша, пока затерялись! - прохрипел тоже донельзя усталый, в основном от голода Байсаков, протискиваясь между дровяных сарайчиков. - Вот зря ты, Антоша, харчи не подобрал. А так все пока ничего у нас, живы, да и ладно. И вот что еще: в Сокольники нам надо. Есть там один домик, от армейской разведки, мне еще Белкин о нем говорил. Вдруг цел домик-то, не найден? А больше не знаю, куда идти.
- Ну, так веди нас! - Гаевский на ходу заряжал пистолеты. - Я в Москве никогда прежде не был, да и Саша все проездом.
В тот раз им удалось вырваться. Наступила ночь, они немного отдохнули в лесу, наткнувшись на ручей, а потом снова побрели в сторону Сокольников. Местечко это было неспокойное, хватало и воров, и всякого жулья. Вполне возможно, что прямо сейчас там уже ждали беглецов завербованные Колиньи люди. Но Байсаков надеялся, что небольшой склад, оставленный русской разведкой после сдачи Москвы, уцелел. Оттуда планировалось внедрять в город переодетых во французскую форму разведчиков.
Когда они вышли на тропинку, которая должна была вывести их в дальний пригород Москвы, Гаевский подобрал какую-то бумагу. Ради любопытства он остановился, и в свете луны разглядел французскую прокламацию.
- Постойте-ка! - попросил он. - Что это... Предлагают всем шпионам сдаться и получить свободу и награду.
- Ну, и что? Я таких сотню видал! - проворчал Иван.
- Да, вот и я не вчитывался. А тут написано, что если шпионы сдадут "имеющиеся у них предметы и вещи государственного значения", то и награда соответственно увеличится, а еще шпионы могут вступить в переговоры. Это про нас. Но не только про нас: те, кто на таких шпионов укажет, тоже награду получат в случае поимки. Хитер Колиньи: порядочные люди из Москвы бежали, а мародеров да воров еще больше сюда понаехало. Вот они и стараются, не за честь, а за рубль.
- Вот эта, кажется, еще интереснее! - Остужев увидел прямо на дерево наклеенную бумагу. - Свети!
Гаевский зажег прокламацию, что была у него, и поднял повыше. На бумаге высветились два портрета, в которых без труда можно было угадать Остужева и Байсакова, только не таких заросших.
- Тебя все еще не связали с нами, - заметил Александр Гаевскому. - Впрочем, ты всегда можешь образ изменить.
- Здоровья уже не хватает, - вздохнул Антон. - А еще про Мари все время думаю. Ваня, ну где твои Сокольники? Уж хочется узнать поскорее: умереть нам сегодня, или все-таки поспать?
- Не стреляйте, господа! - отчетливо послышался в ночи чей-то голос. - Не стреляйте, я не враг.
Трое товарищей уже присели и отступили с освещенной луной тропинки в лесную темноту. Тогда незнакомец, продолжая просить не стрелять, сам вышел на освещенное пространство с поднятыми руками. Остужеву показалось, что он где-то видел это лицо.
- Господа Остужев и Байсаков, если не ошибаюсь? Мы выследили вас в Лефортово, но не успели поговорить.
- Вы здесь не один? - с угрозой спросил Александр. - Не советую с нами связываться, идите своей дорогой.
- Вы меня не помните? Я Никанор. Мы общались с вами в трактире, не так уж давно. Я еще тогда сказал, что люди, которых я представляю - ваши друзья, и могли бы оказать помощь.
Остужев, конечно, вспомнил. Подозрительный человек, назвавшийся Никанором, намекал, что является масоном. Но так же, как и тогда, Александр ничего не знал ни о Никаноре, ни об ордене, членом которого он якобы являлся. Перед ним мог стоять обычный охотник за предметами, служивший неизвестному друзьям клану.
- Стрелять нам не очень-то выгодно, - прошептал Гаевский. - Переполошим всю округу. Иван?
- Да запросто, - ответил Байсаков. - Только не люблю я душегубства. Там французы, супостаты, а этот свой. Может, добра желает?
- Но верить нельзя, - отчеканил Остужев. - Любезный Никанор, будьте добры убраться по добру поздорову! И никогда, слышите? Никогда больше нас не ищите. При следующей встрече я вас убью.
- Это было бы прискорбно, - вздохнул Никанор, медленно отступая с поднятыми руками. - Но есть вещи, скажем так, есть предметы, которые дороже моей жизни. Вам некуда прятаться, господа, Колиньи берет вас измором. И мы тоже не можем сказать: идите к нам, мы вас спрячем. Нам тоже приходится туго во время этой охоты. Но что, если бы вы спрятались под городом? Наполеон не сможет долго оставаться в Москве, Кутузов отрезал его от припасов, прежде всего от провианта и фуража. В городе уже начинается голод. Что, если бы вы пересидели какое-то время в подземелье?
- Мне ничего не известно о подземельях Москвы! И мы не пойдем в ловушку!
- Подземелья здесь были всегда, - по мере удаления голос Никанора звучал все тише. - Например, Иван Грозный очень любил надежно прятать некоторые вещи. А куда? Только под землю.
И наступила тишина. Друзья некоторое время прислушивались, но лес жил обычными ночными шорохами. Спустя полчаса они на всякий случай прочесали местность, но никого не обнаружили и продолжили путь к Сокольникам. Пригород спал, даже собаки не брехали. Развивший профессиональную память Байсаков в темноте быстро провел их к домику на окраине. Гаевский, перекрестившись и зажав пистолет зубами, первым перемахнул через забор и исчез во дворе. Спустя минуту он вернулся.
- Вроде никого. Но в дом я соваться не решился.
- Правильно, пропадать - так всем, - Остужев с некоторой натугой последовал за Антоном, а Байсакову пришлось помогать: сломать забор ему сейчас было легче, чем перелезть. - Держимся вместе. Если что - вместе и отступаем.
Но опасения были напрасны, волею судеб этот созданный в последний момент отступающим московским гарнизоном склад ускользнул от внимания и Колиньи, и французской разведки. Тихо, не зажигая света, друзья обошли небольшой дом. Собственно склад располагался в подвале. Тут имелись крепкие замки, но Байсаков расправился с ними без особых усилий. Внизу разожгли свечу и увидели некоторое количество французской формы разных родов войск, оружие и немного провианта: сухари да сало. Однако большего им было и не надо.
- Ешьте сперва вы, - приказал Остужев. - И наденьте форму, хоть немного французов запутаем. А я поднимусь наверх и покараулю. Неспокойно мне после визита этого Никанора.
Но в Сокольниках по-прежнему было тихо. Ранняя московская осень выдалась теплой, хотя ночевать в лесу без костра стало уже трудновато. Остужев сидел у окна в темноте, и старался сохранить бодрость, не поддаться дремоте. Но уж слишком много энергии было потрачено во время последнего боя. Немного еды - и Александр неминуемо уснет. К счастью, друзья это понимали, и очень скоро его пришел сменить Гаевский, от которого пахло невыносимо вкусно.
- Спускайся, пока Ванька все не прикончил, - одними губами произнес Антон. - И скажи, чтоб крепко не засыпал - я всю ночь не продержусь, тоже глаза слипаются.
Однако, как следует отдохнуть, не получилось. Все, что успел Остужев - переодеться и поесть. Но лишь только начал скидывать сапоги, чтобы немного поспать, как наверху грохнул выстрел. Пнув как следует продолжавшего спать Байсакова - а на легкий пинок тот бы и вовсе не отреагировал - Александр, пошатываясь, кинулся к лестнице. Наверху начиналась перестрелка, и кто-то уже бил топором, взламывая дверь.
- Антон! Ты цел?!
- Да, только надолго ли? - Гаевский привстал с пола, где заряжал пистолет, и выстрелил в окно. - Следили, наверное, за домом! А может, Никанор продал!
Принимать бой не имело смысла - со временем численность противника будет только увеличиваться. Дом, конечно же, окружен, но все еще темно, и есть шанс прорваться к лесу. Вот только оторваться от врагов на ватных от усталости ногах уже вряд ли получится. Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове Остужева. И он нашел слабый, но шанс.
- Поджигай дом! - приказал Александр поднявшемуся из подвала заспанному Байсакову, не забывшему, впрочем, заранее сложенный мешок с продуктами. - Быстрее, а потом кричи: "Пожар!", с твоим голосом и отсюда все Сокольники услышат!
- Там наверху солома была... - спросонок забормотал Иван, и отправился исполнять приказ.
Дверь рухнула. Остужев, пока экономя силы, просто выстрелил в темный проем. Кто-то истошно завопил, в ответ полетели пули. Гаевский выстрелил в глубину дома - нападавшие зашли и со двора. Схватив товарища за плечо, Александр потащил его на второй этаж, где уже мелькали первые сполохи разгоравшегося огня. Пока он помогал Ивану зажигать дом, Антон как мог, отстреливался от пытавшихся подняться по лестнице противников. К счастью, те под пули особенно не лезли, их явно завербовали среди местного ворья. Тем не менее, прямо сейчас сюда скакали и люди Колиньи, и мюратовские кавалеристы. Их из пары пистолетов не удержишь.
Кричать "Пожар!" Байсакову не пришлось: где-то рядом уже колотили в набат. И снова все повторилось, как в Лефортове - полураздетые мужики с ведрами, и в панике вытаскивающие детей на улицу бабы. Этого Остужев и добивался.
- Ну, пора! Ноги берегите!
Он первым выпрыгнул в горящее окно. Выпрыгнул неудачно - внизу какой-то бородач был готов поймать Александра прямо на саблю. Но уже в полете сам собой проснулся боец, и Остужев сумел отбить клинок ногой в сторону, чтобы тут же другой ногой раздробить челюсть бородача. Прокатившись по земле и одновременно вытащив из ножен французскую саблю, он несколькими взмахами прикончил троих нападавших и отогнал от окна остальных. Тут же мимо уха просвистела первая пуля.
- В темноту! - крикнул Александр оказавшимся рядом товарищам.
Гаевский помог подняться не бросившему мешок с провизией Ивану, и все трое, с саблями наголо, кинулись в толпу. Народ перед ними разбегался, но и темнота все плотнее укутывала беглецов. Когда Александр решил, что все уже кончено, из проулка прямо перед ними выбежали драгуны. Командир дал отрывистую команду, и выстроившиеся солдаты вскинули оружие.
- Ложись!
Остужев и сам собирался это крикнуть, но кто-то его опередил. В момент залпа друзья успели повалиться на землю. Сзади раздались истошные крики раненых - пули пролетели через всю улицу, не разбирая правых и виноватых.
- Лежи, Остужев, не вставай!
Что-то подсказало Александру, что следует послушаться, и он пригнул к земле голову озиравшегося Гаевского. Последовал ответный залп, не такой стройный, но достаточно точный, чтобы как следует проредить драгунский строй. Офицер снова что-то крикнул, драгуны сомкнулись было, но теперь по ним открыли беглый огонь с двух сторон, и французам пришлось отступить. Рядом с Остужевым упал на землю Никанор.
- Теперь вы мне верите? Я позвал всех, кого мог позвать, долго мы вас защищать не сможем. Надо отползти отсюда подальше, не вставайте!
Совет был стоящим: пули так и свистели у них над головами. По-пластунски они кое-как выбрались из зоны боевых действий, и Никанор быстро заговорил:
- Храм Василия Блаженного! Там вас ждут, и никто кроме меня, этого не знает! Пароль: "Что надо спрятать, спрячь сперва от солнца". Запомните хорошо! Вам нужен отец Григорий, если он еще жив. Спешите, но сделайте крюк через северные окраины, там должно быть безопаснее сейчас! Я должен вернуться к своим людям, - Никанор побежал назад, но оглянулся и крикнул: - Я вам верю, верьте и вы мне! Предмет не должен достаться никому!
С трудом волоча усталые ноги, товарищи направились к лесу, подальше от набиравшей силу перестрелки.
- Так что же, вот так и пойдем, куда этот Никанор сказал? - недовольно спросил Иван, поудобнее пристраивая на плече мешок. - Попадем, как кур в ощип, после всего-то...
- Мы уже куры в ощипе, Ваня, - Остужев решился. - Был бы Никанор враг, напал бы сейчас. Придется поверить, иного выбора нет. Бонапарт нас загнал. Теперь подобраться бы к Кремлю... Вот она где, пасть Льва.
- Хорошо, хоть переоделись, - отметил Антон. - Только почиститься надо, а то все в копоти, да в траве. А мне идея нравится - может быть, с Мари увидеться доведется?
- Кто о чем... - мрачно буркнул Байсаков. - Было бы только с Мари все хорошо.
Глава тринадцатая. Последний отблеск благородства генерала
1798 год
Увидеть предрассветные звезды прекрасно, так же как и вдохнуть свежий воздух. Гигантские силуэты пирамид, зловещая, и в то же время насмешливая морда древнего Сфинкса - все это сущие пустяки по сравнению со звездами.
"Вот что по-настоящему вечно. Эти звезды переживут миллионы Сфинксов, какими бы древними они ни были. Что бы ни случилось, в любую погоду, в самую темную ночь где-то над облаками горят звезды... - подумалось Остужеву. - И что наша жизнь в сравнении с этой божественной картиной?"
- К поэзии потянуло, Алекс? - насмешливо спросил Бонапарт, как всегда правильно понявший настроение Остужева. - Романтик вы, совершенно неисправимый. Жерар, друг мой, примите командование и над гренадерами тоже: офицеров не осталось. Выставьте охранение и пусть кто-нибудь отправится за подкреплением в Каир. Мюрат пришлет кавалерию.
Последние солдаты выбрались из Малой Пирамиды и швырнули Бочетти на песок перед генералом, на этот раз совершенно бессердечно скрученную ремнями.
- Что вы собираетесь с ней делать? - мрачно спросил Александр.
- Собираюсь выдать ее за вас замуж! - рассмеялся Наполеон. - Остужев, она использовала вас с самого начала, разве вы не понимаете? Убить вас для нее ничего не стоило бы в любой момент, а теперь она еще и мечтает об этом. Что вам за дело до злючки Джины? Она заслужила свою судьбу.
- Я любила тебя, Наполеон... - прохрипела Бочетти.
- Вот как? - он встал над ней и скрестил руки на груди. - Что ж, тогда дайте бедняжке воды. Возможно, мой характер несколько испортился за последнее время, Мсье Остужев, но, знаете ли, на то есть причины. Есть предметы, которые убивают, если вы меня понимаете. А наша милая графиня обладала предметом, который дает жизнь. Она просила за него слишком дорого, но дело даже не в этом. Зло должно быть наказано, даже если выглядит как несчастная влюбленная женщина.
- Но если это так и есть? - Остужеву хотелось наброситься на генерала. Это почувствовал и Байсаков, на всякий случай положивший руку на плечо товарища. - Если Джина искренне вас любит, зачем же так ей платить?
- Затем, Алекс, что вы романтик, а я нет. И вижу ее такой, какова она есть. Просто представьте себе, скольких мужчин успела влюбить в себя очаровательная Джина за время моей и вашей с ней разлуки? О, она не стеснялась. Они влюблялись, впускали ее в свой дом, в свою постель, а потом она в лучшем случае грабила их. Но многие убиты, некоторые - просто потому что Джине так было спокойнее. Колиньи собрал мне неплохое досье на эту гадину. Она влюблена? Как это трогательно! Давайте теперь ей все простим! - Наполеон помрачнел. - Вы романтик, Алекс. А она - нет. Она скорпион, который укусит любого, кто подпустит его близко. Но хватит разговоров. Вы спасли меня, или, хотя бы, хотели спасти. Ваш приятель, обаятельный юноша, пристрелил Имада. Не то чтобы я не хотел с ним поговорить лично, но... Благодарю и за это. Что ж, теперь вам следует уходить, потому что мой друг Колиньи наверняка сочтет мой поступок глупым. А он порой может меня и ослушаться - итальянец ведь на самом деле, а они своенравны. Уходите. И учтите: завтра вас начнут искать.
Он решительно отошел к отдавшему все необходимые распоряжения Колиньи и заговорил с ним. Гаевский тяжело поднялся с песка и бросил, как ему тогда казалось, последний взгляд на Бочетти.
- Саша, не потому, что она в меня стреляла... Ну, одним словом, эта графиня нам чужая. А Дия, помнишь, говорила, что Мари с Нельсоном должна прибыть. Нам бы Мари поискать, она одна совсем.
- И верно! - поддержал Антона Байсаков. - Что нам с Бочетти? Надо искать Мари, раз уж со Львом не получилось сегодня. Будет еще время. Отпускает - надо уходить, пока он сытый и добрый.
Остужев хотел что-то сказать Джине, но понял, насколько это будет глупо и пошло в создавшемся положении. Стараясь не показывать слез, он первым пошел к восходящему солнцу, краешек которого уже показался над песками. Иван и Антон зашагали рядом, готовые схватиться за оружие. Однако приказ генерала был свят, и никто не пытался их остановить. Они были уже далеко, когда у Малой Пирамиды снова прозвучали выстрелы.
Лежа на песке, Бочетти копила силы. С этой минуты и навсегда ей предстояло жить одной только надеждой на месть, как бы коротка ее жизнь не оказалась. Джина слышала разговор русских, и разобрала лишь два слова: "Мари" и "Нельсон". Она сложила их вместе и сразу все поняла. Нельсона ждали возле Александрии со дня на день, а поскольку вестей оттуда давно не было то, возможно, он уже там. Сейчас информация о Мари, прибывающей вместе с Нельсоном, никак не могла ей помочь, хотя девчонку Джина помнила хорошо. Но когда-нибудь потом, если она все же останется жива...
Мамелюки, которые поклялись на Коране быть верными своей госпоже Фатиме, как они ее называли, даже в мыслях не могли ее бросить. Они отступили в подземелье, когда ситуация была неясна, а превосходство гренадеров - полным. Но они не ушли. Последние оставшиеся в живых, полтора десятка человек, тайком выбрались из пирамиды следом за французами. Еще двое стерегли коней неподалеку, туда они и отправились. И вот теперь, когда захватчики их страны и обидчики их госпожи немного расслабились, мамелюки решились. Они гнали с собой всех коней, поэтому когда из-за Малой Пирамиды вдруг вылетел их отряд, французам показалось, что врагов намного больше. В первые минуты паники звучали лишь одиночные выстрелы, в отсутствие четких команд офицеров не сразу построилось каре. А когда построилось, защищая в своем сердце любимого генерала, мамелюки уже неслись прочь. Поперек седла одного из них лежала почти задохнувшаяся Джина, которую лихой наездник подхватил на всем скаку прямо с песка. Каре успело дать им вслед лишь один залп, сбив двух всадников.
- Дьявольщина! - Колиньи выбежал вперед и из пистолета пристрелил раненого мамелюка. - Дьявольщина! Мой генерал, эту тварь нельзя было упустить! Почему солдаты зевали?!
- Что вы так раскричались, Колиньи? - удивился Бонапарт. - У змеи вырваны зубы. Что она может теперь, когда должна дорожить своей жизнью? Ее прикончит первый же обманутый бей. И прикончит навсегда.
- Вы не знаете ее, как я... - Жерар с ожесточением выбил о колено песок из шляпы. - Поверьте, теперь мы не будем чувствовать себя в безопасности, пока она жива.
- Займитесь этим, мой друг, - беспечно пожал плечами Наполеон. - Верю, вы справитесь быстро. А в безопасности ни вы, ни я не будем чувствовать себя никогда, до самого конца. Смиритесь с этим. У нас слишком много врагов, чтобы надеяться, когда-нибудь уничтожить их всех. Вот разве только...