Егор вытащил изза голенища ботфорта подзорную трубу, навёл её в нужном направлении. Действительно, со стороны Финского залива неторопливо подходил "Апостол Пётр" - 64х пушечный фрегат, недавно спущенный на воду флагман русского военноморского флота.
С борта замершего у причала "Апостола Петра" на пирс были переброшены длинные сходни, по которым на берег стали торопливо спускаться солдаты в форме недавно созданной по Указу царя Московской дивизии. У самого трапа замер - весь из себя гордый и независимый - подполковник Антон Девиер, демонстративно глядя в сторону и презрительно выпячивая вперёд нижнюю губу.
- Как это прикажите понимать, господин подполковник? - гневно посверкивая своим единственным голубым глазом, глухо и недобро поинтересовался Алёшка Бровкин, обращаясь к Девиеру. - Что молчишь, сукин кот голландский? В морду захотел, гнида худосочная? Я к тебе обращаюсь….
По сходням забухало грузно и размерено - под тяжестью уверенных шагов, и знакомый раскатистый бас властно заявил:
- Молчать, вицеадмирал Бровкин! Молчать! У меня дело наиважнейшее, государево!
На василеостровский берег неторопливо и важно, грозно и многообещающе хмуря свои седые кустистые брови, сошёл сам князькесарь Фёдор Ромодановский - начальник царской Тайной Канцелярии.
- Здравствуй, Фёдор Юрьевич! - уважительно обратился к князюкесарю Егор. - Проходи к столу, гостем будешь!
- Извини, Александр Данилович! - прогудел в ответ Ромодановский. - Не в гости я приехал к тебе…. Извини, ещё раз. Указ царский у меня! - небрежно махнул рукой в сторону. - Давайка, отойдём на пару слов…
Князькесарь уселся на каменный парапет набережной (уже одна десятая часть береговой линии Васильевского острова была надёжно забрана в камень), задумчиво глядя на речные просторы, поведал:
- Знаешь, Данилыч, а я ведь давно уже подозревал, что ты - не от мира сего. Мне же - по должности моей важной и заметной - люди много чего рассказывают о том, что видели да слышали. Каратэ это твоё, японские метательные звёздочки, синяя глина, которую ты называл "кембрийкой", уменье откачивать утопленников, картошка и блюда из неё…. Ведь не было никакого пожилого индуса, который странствовал вместе с цыганским табором и обучал тебя в отрочестве всяким хитрым премудростям? Не было, чего уж там! Стал я внимательно присматриваться к тебе, и многое мне показалось странным: и речь твоя, и повадки, и поступки - иногда избыточно милосердные и глупые. Всё ломал я себе голову: где же та верёвочка, за которую надо дёрнуть, чтобы до конца распутать весь этот тайный клубок? А потом мне охранный офицер из Преображенского дворца поведал одну занимательную историю. Мол, перед самым отъездом на штурм шведской крепости Нотебурга генералгубернатор Меньшиков долго беседовал с Яковом Брюсом. И после этой беседы вышел означенный Светлейший князь Меньшиков из Брюсовых палат очень и очень задумчивым…. "Ага!", - смекаю. - "Вот же оно…". Подступил я тогда к Петру Алексеевичу, чтобы он отдал мне этого богопротивного и сумасшедшего Брюса. Государь долго мне отказывал, а потом сдался, отдал…. Только при одном условии: Брюса не пытать и на дыбу не подвешивать. А ещё при этом нашем разговоре вспомнил Пётр Алексеевич об одном странном басурмане по имени Алькашар, который томился в заключении - по тайному приказу всё того же генералгубернатора Меньшикова - в дальнем уральском остроге…. Что побледнелто так, Александр Данилович, голубь сизый?
- Знаешь, Фёдор Юрьевич, мне одно только не понятно, - проговорил Егор помертвевшим голосом. - Ведь всё то, о чём ты сейчас рассказываешь, происходило почти три года назад. Почему же ты только теперь - приехал по мою душу?
- Не всё так просто! - нахмурился Ромодановский. - Вопервых, с басурманом Алькашаром. Антошка Девиер, которого послали за арабом, по дороге приболел, всю первую зиму провалялся в горячке, руку ещё себе вывихнул - при падении с резвой лошади. Наступила русская распутица, то, сё…. Потом, когда этого длиннобородого, всё же, доставили в Москву и вздёрнули на дыбу, выяснилось, что Алькашар порусски не знает ни единого слова. Да и английский язык его…. Даже Пётр Алексеевич плевался во все стороны. Нашли, конечно же, толмачей с турецкого языка. Они такого перевели - хоть сразу вешайся! Мол, ты, Данилыч, и не Данилыч совсем, а некто Леонов Егор Петрович, посланный к нам сюда из далёкого и неведомого Будущего. Более того, он, Алькашар, должен был тебя вернуть обратно, в двадцать первый век, да ты не согласился и отправил его бедного в далёкий северный острог…. Иноземные доктора осмотрели тщательно басурмана, ознакомились с выдержками из его показаний. Все, как один, твёрдо заверили, что данный человек, безусловно, юродивый…. Что делать дальше? Тебя вызвать в Москву и тоже вздёрнуть на дыбу? Так - что предъявлять?
- Так у вас же ещё и Брюс был, - криво усмехнувшись, напомнил Егор.
- Брюс, Брюс! - пророкотал князькесарь. - Толкуто…. Не велено его было пытать. Вот он и молчал. Очень плохо было Якову в темнице - без его заумных книг, всяких хитрых штуковин и приборов, но крепился и молчал, сукин кот…. И вот тогдато я и догадался обо всём! - Ромодановский сделал многозначительную паузу. - Он многое помнил о тебе, охранитель, но и ты, наверное, знал про него чтото тайное и гадкое! За жизнь свою цеплялся Яшка, не хотел помирать. Понимал, что если он всё расскажет про тебя, то и ты не будешь молчать. А за ним, похоже, был великий грех, за который есть только одна достойная плата - плаха. Это - в лучшем случае…. Что, я не прав?
- Прав! - покорно согласился Егор. - Но, давай, Фёдор Юрьевич, всё же, перейдём к моей скромной персоне. Чего о покойниках рассуждать?
- Это верно, про покойников! - скупо улыбнувшись, поддержал Ромодановский. - Имто, точно, уже ничем не помочь. Короче, я так рассудил. Если Брюс узнает, что ты безвозвратно и окончательно умер, то, наверняка, станет гораздо сговорчивей.…Объявили Якову, так, между делом, что ты, Данилыч погиб. При штурме шведского Нотебурга. Мысли мои были просты и бесхитростны: нет тебя больше, следовательно, и Брюсу нечего опасаться - вскрытия ответной тайны…. Чего заулыбалсято, бродяга? Одобряешь? Правильно, что одобряешь…. Брюс, надо ему отдать должное, сперва не поверил. Но мы на восточном подмосковном кладбище выстроили твою могилку, Данилыч. Ты уж - извини! Настоящую могилку, славную, с памятной табличкой и мраморным памятником. А ещё молоденькую дворянку нашли, которая похожа на твою жену, прекрасную Александру Ивановну. Ростом, стройностью, фигурой, волосами пышными да серебристыми…. Яковто к этому времени слухом сделался слаб, да и зрение его единственного глаза ухудшилось. Всё и прокатило - как по маслу. Встретился Брюс - около твоей, Данилыч, могилы - с твоей же безутешной "вдовой", ну, и поверил…. А после этого и рассказал про всё, что знал, более ничего уже не опасаясь. Главным образом про фосфорные спички и про подлого французского доктора. Сразу же взяли и достославного господина Карла Жабо, вздёрнули на дыбу…. Сознался он во всём, конечно же. Как ты подговорил его, ещё в 1695 году, государя коварно обмануть. Когда об этом доложили Петру Алексеевичу…. Тебе про это лучше не знать, охранитель! Даже я лишился любимого переднего зуба. Да, и поделом: не досмотрел в своё время…. Очень уж государь убивался и сожалел. Не, это я не про тебя, Данилыч, а про русских баб и девок, которые - по твоей гадкой милости - прошли мимо государевой постели…. В горячке Пётр Алексеевич повелел: отрубить всем подлым ворогам головы. Это я про Брюса, Карла Жабо и араба Алькашара. Отрубили, понятное дело, чего уж там…. Теперь по твоей мерзкой персоне. Сперва и тебя государь хотел казнить: четвертовать, предварительно оскопив, ободрав кожу и выколов глаза. А жену твою, прекрасную княгиню Александру, отдать на солдатскую жаркую потеху…. А потом, вдруг, царь передумал. Может, просто пожалел тебя, а, может, и не просто…. Короче. Вот тебе, господин бывший генералгубернатор, письмо от государя, - протянул обычный тёмнокоричневый конверт. - Прочти. Только торопись, охранитель. Время пошло. Тебе уже отплывать скоро. Ничего сейчас не спрашивай, в Указе, который я вскоре оглашу, всё будет сказано.
"Не ждал я от тебя, Алексашка, такого гадкого обмана!", - писал царь. - "От всех ждал, но чтобы от тебя…. Мерзавец ты законченный! Пожалел для законного государя - жены своей…. Тьфу! Что, убыло бы от неё? А скольких утех сладостных я был лишён по твоей подлой милости? Никогда не прощу! Никогда! Злыдень ты первейший…. Да, ещё, по поводу золотишка. Хахаха! Если этот Алькашар не соврал, и ты послан к нам из Будущего, то для тебя это - дела пустяшные…".
"Вот они - Властители! Нельзя им верить!", - от души возмутился памятливый внутренний голос. - "Сколько раз тебе, братец, Пётр клялся - в своей братской дружбе? Мол: - "Я твой, Алексашка, вечный должник, век не забуду…". И перед Санькой нашей неоднократно рассыпался в благодарности жаркой и бесконечной. А теперь вот - получите и распишитесь…. Да, коротка ты, память царская! Хорошо ещё, что казнить не надумал. С него сталось бы…".
- Ну, охранитель, всё прочёл? - вкрадчиво и недобро спросил Ромодановский. - Тогда пойдём к остальным, я зачитаю Указ государев…
К причалу, тем временем, уже подошли женщины, облачённые в праздничные платья, нестерпимо сверкая драгоценными каменьями золотых украшений, а дети удивлённо и восторженно разглядывали неподвижно замерзших у кромки воды солдат Московского полка.
- Дядя Николай! - обратился Егор к Уховустаршему. - Отведика всех ребятишек в дом, пусть там поиграют. Займи их чемнибудь интересным.
Дождавшись, когда старик - в сопровождении нянек и денщиков - уведёт детей в центральное здание усадьбы, Егор попросил Ромодановского:
- Разреши, Фёдор Юрьевич, мне сказать несколько слов народу? Объясниться, так сказать…
- А что ж, и объяснись! - благодушно кивнул головой князькесарь. - Дозволяю!
Егор снял с головы треуголку, сорвал свой пышный яркооранжевый парик и выбросил его в ближайший кустарник, после чего заговорил - громко и чётко:
- Повиниться я хочу, господа и дамы. Вина лежит на мне великая. Немногим более восьми лет назад я обманул государя нашего, Петра Алексеевича. Не захотел я, чтобы царь воспользовался своим правом "первой брачной ночи" - в отношении невесты моей, Александры Ивановны Бровкиной, - внимательно взглянул на испуганную Саньку. - Вместе с известным вам доктором - французом Карлом Жабо - мы тогда обманным путём внушили государю, что ему смертельно опасно - вступать в плотские отношения с русскими женщинами. Вот и вся моя вина, господа…
- Теперь понятно, почему Пётр Алексеевич зимой 1695 года так неожиданно и безжалостно разогнал свой гарем, состоящий из дворовых девок, - негромко пробормотал себе под нос Алёшка Бровкин.
Ромодановский сделал два шага вперёд, вытащил изза широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:
- Всё, поговорили и хватит! Теперь я вещать буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про "Великая Малыя и Белыя…" пропущу, пожалуй. Сразу перехожу к делу, итак: "За подлый обман учинённый - лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного вора Александра Меньшикова - вместе со всем семейством его - отбыть навсегда из России. На его личном фрегате "Александре", не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских - казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков, не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, драгоценности, вещи и людишек - только из своего бывшего загородного поместья василеостровского…".
- Как же так, Фёдор Юрьевич? - Санька громко и требовательно перебила князякесаря. - На Москве же остался наш сынок младший, Шурочка! Как же быть с ним?
- Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? - рассерженно нахмурился Ромодановский. - В Указе сказано и про это! Слушайте дальше: "За нанесенную обиду наложить на семейство Меньшиковых достойный штраф - сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства - Александр, сын Александров…".
- Сыночек мой, Шурочка! - тоненько запричитала Санька. - Где же мы возьмём такую гору злата?
- Успокойся, Саня, немедленно! - Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. - Я знаю, где можно достать золота. Есть на востоке, за русской Камчаткой, земли дальние, тайные, богатые…
- Ты правду говоришь? - небесноголубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.
- Клянусь! - твёрдо ответил Егор. - Года за три должны управиться…
"Понятное дело, призовём на помощь великого и незабвенного Джека Лондона!", - незамедлительно отреагировал понятливый внутренний голос. - "Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку…. Напряжёмся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвёмся!".
- Уважаемые господа и дамы! - церемонно обратилась Санька к гостям. - Хочу извиниться, но трапезничать вам сегодня придётся без нас. Столы уже накрыты, угощайтесь! А мы с мужем вынуждены вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем - для выкупа нашего сыночка…
Они двинулись в сторону виллы, Егор непроизвольно обернулся: все его гости, обойдя стороной Ромодановского и Девиера, сбились в компактную группу, чтото горячо обсуждая и возбуждённо размахивая руками.
"А ведь они, наверняка, решают, кому плыть вместе с нами!", - предположил любящий немного пофантазировать внутренний голос. - "Что ж, в этом непростом и долгом походе лишних рук не будет…".
Егор нежно тронул жену за плечо:
- Сашенька, ты ступай в дом. Пусть горничные начинают носильные вещи собирать и паковать в тюки. Главное, не забудь про зимнюю одёжку, а все свои драгоценности сложи в большую шкатулку, ордена мои присовокупи. Всё не влезет в одну? Тогда придумай чтонибудь, не маленькая уже…. Ну, и деньги собери в единое место. Знаешь ведь, где расположены мои финансовые тайники и схроны? Молодец! Потом ступай на кухню и распорядись, чтобы все продовольственные припасы начали перемещать на "Александр"…. Да, ещё. Присмотри в доме всяких оригинальных штуковин - с русским народным колоритом, которые могут сойти за подарки. Мало ли, с какими хорошими людьми мы повстречаемся в долгом путешествии.
- Знаешь, мне почемуто кажется, что и "Король" поплывёт с нами! - заверила его супруга. - Я видела, как Людвиг переглядывался со своей пампушкой Гердой. Кстати, я совершенно точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки. А ты, Саша, куда?
- Мы с Николаем Савичем пойдём мужиков отбирать, которые поплывут вместе с нами. Хочу десятьпятнадцать крепостных прихватить с собой, да человек пять солдат Александровского полка, включая сержанта Димку Васильева.
- А солдатто - можно ли? - засомневалась Санька.
- Можно! В Указе чётко сказано: - "…людишек из василеостровского имения, которые будут там находиться на момент оглашения…".
"Ох уж, этот Указ! - недовольно зашептал подозрительный внутренний голос. - "Не похож наш Пётр Алексеевич на легкомысленного и доброго чудака. Ох, не похож! Может, он специально оставил в документе эту хитрую лазейку? Зачем? А чёрт его, хитрюгу длинноногого, знает.… Например, решил направить вместе с тобой, братец, своего верного шпиона - выведать, куда "Александр" направится за золотом. А, что? С нашего царя станется! Совсем он и не такой прозрачный простачок, каким обожает претворяться перед доверчивыми иностранными послами…".
- Да, моё сердечко, - вздохнул Егор. - Прямо сейчас я с вами не поплыву.
Встретимся уже потом, в одном и прибалтийских портов, например, в Кёнигсберге…
- Какой ещё Кенигсберг? - Сашенция, побледнев, испуганно прижала руки к груди. - Как это - ты не поплывёшь с нами?
- А вот так! - мягко усмехнулся Егор. - Неужели ты думаешь, что я мог бы вот так взять и уплыть из России, оставив своего сына в царском плену? Нет, ты ответь: думала такое обо мне?
- Нет, конечно же! - смущённо замялась и слегка покраснела жена. - Но только что ты, дорогой, задумал?
- Сам толком ещё и не знаю. Надо посовещаться с твоим братом Алёшкой и с Медзомортпашой. Вместе мы обязательно чтонибудь придумаем…. А своих в беде никогда нельзя бросать! Особенно - своих единокровных детей…
Ещё через полтора часа, когда на причал начали усердно сносить вещи, продовольственные припасы и подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вицеадмирал Лаудруп.
- Сэр Александэр! - официально обратился к Егору Людвиг. - Разрешите вас отвлечь на несколько слов? Благодарю! Давайте тогда отойдём в сторонку…
Они прошли метров семьдесят вдоль каменной набережной, и присели на длинной деревянной скамье: Егор по середине, Алёшка и Лаудруп - по краям.
- Нам с маркизом де Бровки поручено…, - начал датчанин.
- Кем поручено? - широко улыбаясь, прервал его Егор.
- Ээ…, вашими верными друзьями, уважаемый господин генералгубернатор…
- Можно, я объясню? - предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и немного заикается: даже пиратская серьга покачивалась в его ухе както очень уж неуверенно, - Спасибо! Итак, Александр Данилович, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в дальние земли, текст царского Указа это дозволяет…. Ты ведь не только начальник, а ещё и наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое…. Да и такой ещё есть резон: если ты теперь в царской немилости, то и всех нас, твоих ближайших соратников ждёт скорая опала. А рука у нашего Петра Алексеевича - ох, тяжела!
- Что, неужели все решили плыть?
- Не совсем, - на секундудругую замялся Алёшка. - Можно, я по порядку? Так вот, вопервых, это я и моя дочка. Про нас мы потом с тобой переговорим - наедине. Извини, брат мой датский, но так надо для дела! - печально подмигнул Лаудрупу. - Далее, Людвиг, Гертруда и Томас. Тут всё ясно: Людвиг поведёт "Короля", а Герда моей сестричке, а твоей жене, Данилыч, будет верной подружкой, чтобы наша Александра Ивановна не заскучала в восточных краях…. Втретьих, Ванька Ухов и Илья Солев, ясен пень. Как же без них? Тем более что оба холостые и бездетные. Наомисан, опять же, тоже согласилась плыть…. А вот Прохор Погодин остаётся. Не тащить же ему с собой пятерых детишек и жену, беременную шестым чадом?