- Я бы даже не назвал это преступностью, - хмыкнул Стрелок. - Образ жизни. Тот, кто дожил до утра на окраине, считает себя любимцем фортуны. В центре потише, за порядком следят. Да и как может быть иначе в городе, где единственное динамично развивающееся предприятие кладбище? Во главе города стоят наследники знаменитых бандитских фамилий, отсюда и порядки. После окончания Восточной компании немцам в руки попали огромные, плохо освоенные территории за Уралом, с крайне нелояльно настроенным населением. Как держать массу людей в повиновении? Только страхом. Вот тогда, кому-то из сподвижников Адика, курирующему восточный вопрос, пришла в дурную голову гениальная мысль. В округе было множество тюрем, в каждом тысячи заключенных, многие сидели по политическим статьям, но большинство самые отпетые уголовники. Некоторую часть советы успели уничтожить перед стремительным отступлением. Оставшихся бандюков немцы выпустили и вооружили, трофейного оружия было навалом. Амнистия, xyli. Эта грязная, жаждущая крови и плоти свора, захлестнула приуралье, выслуживаясь перед новым хозяином. Слухи о тех страшных временах еще живы, старики помнят. Они грабили, убивали, насиловали и жгли, оставляя после себя пепелища и груды изуродованных мертвецов. К сорок восьмому уголовники насытились и поделили сферы влияния, с молчаливого одобрения немецкой администрации. Теперь их потомки цари и боги в одном ублюдском лице.
- Это война, ничего удивительного, - единственное, что нашел ответить пораженный Рудольф. "Адика" он предпочел пропустить мимо ушей.
Стрелок передернулся и замолчал. Они миновали свежую вырубку и вошли в черту города. Окраина произвела гнетущее впечатление. Под ногами мерзко захлюпала непросыхающая грязища, завоняло тухлятиной. Больше на помойку похоже. Покосившиеся избушки с черными провалами окон, землянки похожие на звериные норы, домики, наспех собранные из листов проржавевшего железа, листов фанеры и почерневших досок. Одна искра и выгорит все на километры вокруг. Странно, заборов вообще нет, а унтерменши очень любят заборы и чем выше тем лучше, дабы без помех обстряпывать всякие непотребства. Причем просмоленные столбы и каркасы ворот торчат повсеместно, а заборов нет. Аномалия.
У ближайшего дома поднялась на нетвердые лапы и вяло тявкнула рыжая собачонка, вся в колтунах свалявшейся шерсти. Беззлобно, просто показывая кто тут хозяин. Почесала за ухом и поплелась в сторону целой стаи таких же кабыздохов, грызушихся на пригорке.
- Вишь расплодились, - пробормотал ни к кому не обращаясь Стрелок. - Жалко их, всех за зиму подъедят, хотя они и сами не брезгуют мертвечиной, ночью алкаш окочурится, к утру костей не оставят. Круговорот мать его.
Дорогу преградила исполинских размеров лужа, способная поглотить без остатка танковый взвод. В воде плавала раздутая, мертвая крыса. По краю наведен понтонный мост из гнилых досок и кирпичей. На крылечке вросшей в землю, кособокой избушки сидела древняя, как египетские пирамиды старуха, выползшая погреться на весеннее солнышко. Вся в черном, лицо морщинистое, как кора дуба, тяжелые, с выпирающими венами руки сложены на коленях. Сидела недвижно, глаза застывшие, может спит, а может отдала богу душу. У следующего дома расположились похожие на бродяг мужики с опухшими рожами и затуманенными глазами. Наркоманы наверное. На прохожих внимания никто вроде не обращал, хотя в окнах то и дело мелькали темные силуэты, пристально следя из-за грязных, не мытых стекол, по низу проложенных ватой и какими-то вениками.
Здесь правила, неустроенность, нищета, упадок, полное безразличие и нежелание что-то менять. Деградация. Город унтерменшей, во всей убогой красе. Всегда знал, что паршиво, но так… Улицы густо выстланы мусором, ветер раздувал в переулках высоченные помойные кучи, кишащие вездесущими собаками и хилыми, чумазыми ребятишками. Вонь от разлагающихся отбросов стала нестерпимой. Руди покоробило, профессия напомнила о себе. Эти мусорки убирать бесполезно, только сжигать. Вместе с людьми. Грязные свиньи, на хера гадить там где живешь?
Через пару кварталов, архитектура трущоб поменялась. Появились старые, рассохшиеся бараки в два этажа, рубленые из бревен или собранные из деревянных щитов. У крайнего лопнул и просел фундамент, край барака треснул, в грязь высыпались опилки служившие утеплителем. Ремонтировать никто и не думает, во дворе гуляла шумная, пьяная компания. Надсадно гудел баян, голосили ярко накрашенные девки, похожие на дешевых кукол из магазина игрушек. Дальше по улице раскорячился почерневший остов с обвалившейся крышей. Сгоревший дом стоял на отшибе и соседние гадюшники не пострадали. Очень жаль. Две березы грустно склонили опаленные кроны, пытаясь закрыть это убожество. За бараками высилась на удивление опрятная, белая церковь. Женщина с усталым, изможденным лицом, развешивающая на веревке белье, проводила незнакомцев долгим, безжизненным взглядом. Люди не успели скрыться за поворотом, а она уже забыла о них, вынимая из корзины серую, застиранную до полупрозрачности простыню.
- Старожилы любовно называют свой город Шайтанкой, - тоном завзятого краеведа сообщил Стрелок. - В честь одноименной речушки и общего положения дел.
Подходящее название, - подумал Рудольф, маневрируя между ручьями нечистот, свободно стекающими по склону. - Шайтан, дьявол из арабской мифологии, а городишко больше всего похож на филиал Преисподней. Дымящие всюду костры и печи способствуют нагнетанию атмосферы. Жуткое место. И черти в наличии. На углу покосившегося барака кучковалась группа оборванцев с бандитскими рожами. Здоровые мужики, на таких пахать можно, а они дурью маются в разгар рабочего дня. Унтерменши все превращают в убожество, Первоуральск яркий пример. Интересно, тот ли это город, о котором Катерина перед уходом рассказывала, вызывающий восхищение центр культуры и просвещения?
- Сами виноваты. Никто не мешает навести порядок и не жить в этом дерьме, - буркнул Рудольф. - Не думал, что такое возможно в двадцать первом веке на территории Рейха. Так опуститься.
- Согласен, - кивнул Стрелок. - Люди без присмотра превращаются в стадо. Никому нет дела до этого города. Плюс менталитет, привыкли сидеть, и ждать подачек от доброго дядюшки. Пусть он и выдуманный персонаж.
Вонючая слякоть подсохла, окраинные трущобы остались под горкой. Бараки стали чуть поновей, но в неизменном, плачевном состоянии. Того и гляди рассыпятся. По пути попались еще два храма. Какие тут все богобоязненные. Нет ни табличек с названием улиц, ни номеров домов, посторонние не шастают, а свои и так разберутся. Со второго этажа, прямо из окна, хлынули помои. Через подоконник перегнулась толстая тетка с блестящим, сальным лицом, сверкая улыбкой с крайне малым набором зубов. Вот сука.
- Иди, иди, неча зыркать! - заорала баба, увидев возмущение Рудольфа, на немецком с жутким акцентом.
- Немецкий в ходу? - удивился Руди, спешно выйдя из зоны поражения.
- Как основной, - подтвердил Стрелок. - После войны, в зауралье, свезли шваль со всей Европы: поляков, чехов, хохлов, всех кто был с криминальным прошлым и генетическими заболеваниями, наркоманов, алкоголиков, психопатов. Несколько миллионов. Первые эшелоны пришли в начале сорок восьмого, высаживали прямо в поле. А зимы у нас суровые, в январе морозец под минус тридцать стабильно. Короче оттаяли поселенцы весной вдоль железной дороги. Тысяч десять подснежников: мужики, бабы с детьми. Немцы приказали хоронить. Кто согласился, возвращались седыми. А кто нутром покрепче, узлы добром набивали, людей со всеми вещами везли, дикие земли, bleat, осваивать. Следующие поезда уже исключительно летом приходили, было время на обустройство. Правда тут, на пришлых, мор иного рода напал, старожилы чужаков не любят, и вооружены поголовно. Сколько их в землю легло, никто не считал. Выжили самые злые и сильные. Построили свои деревеньки, часть расселилась по городам, создали свои отряды самообороны. Так теперь и живем, как пауки в банке. Новое вавилонское столпотворение, мать его, смешение языков и народов. Потому немецкий в этих местах основной. Будешь как дома.
К черту такой дом. Особенно после этих рассказов. Интересно, правда или нет? В любом случае это дела давно минувших лет, копаться в которых совершенно не хочется.
- Так, твои немецкие благодетели, убили двух зайцев, - не унялся Стрелок. - Очистили богоизбранный Рейха от отребья и подбросили коренным обитателям нового, естественного врага. Осталось наблюдать как мы убиваем друг друга. Подлянка в истинно немецком стиле, - он оборвал речь и заорал во все горло. - Эй, уважаемый, стой!
Руди увидел на следующем перекрестке высокую, крытую повозку, запряженную двумя костлявыми лошаденками. Возница натянул вожжи и вся конструкция замерла с надсадным скрипом, чудом не развалившись на части.
- Прокатимся с ветерком, - обрадовался террорист и ускорил шаг. Руди с Зульфатом поспешили за ним.
- До центра подбросишь, отец, там покажу? - спросил Стрелок, подойдя вплотную. Крайняя лошадь испуганно всхрапнула и повела огромным, лиловым глазом.
- Тпрру, негодница! - возница, мужик лет шестидесяти с огромной бородищей в которой застряла солома, грозно нахмурил кустистые брови. - Пятьдесят пфеннингов.
- Ошалел любезный? - удивился Стрелок. - На аэроплане разве летим? Ты дурака из меня не делай.
- Грамотный какой, - поморщился возница. - Давай пятнадцать, и не монетой меньше. Не устраивает, идите пешком, тут недалече.
- Годиться, загружаемся гвардия, - скомандовал Стрелок и полез в повозку.
Руди уселся на жесткое, деревянное сидение, накрытое старым половиком. Зульфат устроился напротив, придерживая огромный рюкзак.
- А ну пошли родимые! - извозчик щелкнул кнутом. Повозка с большим трудом сдвинулась и покатилась по улице, дребезжа рессорами и подпрыгивая на ухабах. Мода на амортизацию сюда, видимо, еще не дошла. А цены жуть. В Эккентале за пятнадцать пфеннингов, на такси, можно город из конца в конец проехать и сдача останется. Сама повозка выглядела глупо и неуместтно, в эру автомобилей, метро и высокоскоростных поездов.
- Вы откуда, ребята? - мельком повернулся мужик - По делу иль отдыхать?
Тут отдыхать можно? - удивился про себя Руди. - Интересно как, нажираясь самогоном до потери сознания, с последующим сном в загоне со свиньями? Прямо развлекательный центр. С другой стороны, любителей подобных развлечений достаточно, вернусь домой, подскажу парням, где можно красиво провести время. Олли с Гансом, из автомастерской, сразу сорвутся. Местные дамы, конечно, на большого любителя, но наших мачо трудности никогда не пугали.
- Отдыхать по-деловому, - ушел от ответа Стрелок. - За дорогой следи, отец.
- Ну и ладно, - обиделся извозчик и отвернулся. Стрелок ранил его в самую душу, на корню удушив извечную разговорчивость всех таксистов, и избавив пассажиров от захватывающих историй про погоду, власть и виды на урожай.
Потянулись однообразные, узкие улочки, застроенные расплывшимися от времени бараками и трухлявыми избами. Из-под копыт брызнули куры. За повозкой увязались несколько босоногих мальчишек. Послышалась брань, вслед полетели комья навоза и грязи.
- Вот я вам сейчас, озорники! - извозчик разразился отборной руганью, поминая матерей и ведя родословную милых детишек, от первого соития предков с мифическими животными. Патлатый мальчишка, неосмотрительно сунувшийся вплотную, был перетянут вдоль спины плеткой, и с диким воем покатился в грязи. Вся банда синхронно отстала, выкрикивая угрозы и красноречиво демонстрируя опасного вида, складные ножи. Подрастающее поколение тут явно под неусыпной заботой. О каком обществе может вообще идти речь если дети растут преступниками? Куда смотрят родители? В Рейхе такое немыслимо, дети - это будущее империи, вся государственная система направлена на формирование арийского духа. Школы, гитлерюгенд, полевые лагеря, патриотическое воспитание, как основа жизни огромной страны. Без этого гибель. Дети унтерменшей обречены, все они обречены, продолжая жалкие попытки уцепиться за жизнь.
По левой стороне бараки неожиданно кончились, открыв огромный пустырь с исполинскими развалинами, похожими на скелет издохшего монстра. Бетонные стены, ряды бесконечных столбов, обрушившиеся перекрытия, лестницы ведущие в никуда, иззубренные остатки труб из красного кирпича, корпуса, заросшие кривыми деревьями и травой. Все очень старое, держалось на одном честном слове, казалось дунет ветер и остатки былого великолепия сложатся карточным домиком.
- Первоуральский трубопрокатный завод, - сообщил Стрелок. - Первоуральская достопримечательность. Некогда градообразующее предприятие. Временно не работает, последние семьдесят лет.
Руди пораженно замер. По размерам завод превосходил все ранее виденные. Эккентальский медеплавильный раза в три меньше, вот это масштабы! Совершенно не вяжется с прочим убожеством. Остатки высокоразвитой цивилизаци. Словно величественные пирамиды майя, среди убогих мексиканских городов.
- Откуда он здесь?
- Наследие седой старины, когда земля была еще плоской, но уже вращалась, - отмахнулся Стрелок - К вопросу про отсталость Советского Союза. Один из сотен заводов, построенных на Урале до тысяча девятьсот сорок третьего года.
- Почему брошен? - удивился Рудольф. В голове не укладывалось, как можно разрушить предприятие, даже в столь плачевном состоянии внушающее суеверный трепет. Каким надо быть сумасшедшим? Построить завод в этой глуши, истратить миллионы тонн бетона и стали, и бросить догнивать под дождем и снегами? Безумие.
- Оказался не нужен, - пожал плечами Стрелок. - Зачем давать унтерменшам тысячи высококвалифицированных рабочих мест? Лучше наполнить магазины дешевой водкой и стереть историю, позволив людям забыть кто они есть.
- Это германцы построили, - влез в разговор извозчик. - Я вам точно говорю, мои родители, упокой Господь их грешные души, сюда в сорок седьмом из-под Тагила перебрались, завод как новенький был. Кто хошь подтвердит. А потом не срослось чегой-то, все и забросили, может место неудобное, может невыгодно, хер его разберет. Один прок от развалюхи, пол века за ее счет вся округа строится, кирпич добротный, сейчас такого не делают.
Версия аборигена показалась Руди куда более правдоподобной. В строении чувствовались немецкие основательность и размах. С другой стороны, немцы никак не могли возвести такой огромный объект, а потом просто бросить. Не в немецком это стиле. Настоящая загадка.
- Германцы, ну-ну, - прищурился Стрелок, - Город тоже немцы построили?
- А кто еще? - охотно вступил в полемику мужичок. - Больше некому, батюшка-покойник рассказывал…
- Спасибо не надо, - оборвал Стрелок. - Придержи воспоминания покойника при себе, - и обратился к Рудольфу. - Правды теперь не найти, за семьдесят лет сменилось несколько поколений, для которых немцы были здесь от сотворения мира и кормили местных дармоедов с руки. А завод теперь мрачный памятник безвозвратно ушедшей эпохе. Последний металл растащили лет тридцать назад. Под конец дошло до крайностей, постройки обветшали, промышлять лом стало опасно и тогда предприимчивые уроды стали подряжать на это дело детей. Те полегче, шустрые, в любую дыру пролезут. Многие там под завалами и остались. Место теперь проклятым слывет, дескать детские души встают по ночам и бродят среди развалин.
Громада мертвого завода осталась позади. Вновь потянулись бесконечные бараки, обитаемые, полузаброшенные и полностью нежилые. Расползшися под собственной тяжестью, обросшие уродливыми пристройками и навесами из листов ржавого, худого железа. От многих остались одни лишь фундаменты, все способное гореть давно растащили, перепилили и сложили неустойчивыми, хаотично наваленными поленницами. На многочисленных пустырях паслись козы, поглядывающие на экипаж с лошадьми надменно и сонно. Дескать фи, как это пошло, тянуть повозку и получать хлыстом. Народу мало, жители спешили убраться с дороги, жались к домам. Бедно одетые женщины в платках, болезненного вида юнцы с бегающими глазами, мужчины еле волочащие ноги. Стало заметно чище, исчезли ароматные, мусорные кучи и лужи нечистот. Появились столбы электропередачи, причем с проводами. Подковы вразнобой зацокали по старой, выщербленной брусчатке, островками выпирающей среди неряшливых выбоин и настоящих оврагов, забросанных хворостом и прикрытых настилами из бревен и досок. Цивилизация, мать ее. У этой улицы даже название есть. Улица "Адольфа Гитлера", непременный атрибут любого города третьего Рейха.
А потом Руди увидел настоящий замок. Трехэтажное здание из красного кирпича, под коричневой, черепичной крышей, с вычурным фасадом, декоративными башенками, огромными окнами и массой деревьев на территории. Исполинской высоты забор в наличии. Образец кричащего безвкусия, выставленный напоказ пошлый достаток, посреди нищеты и убожества. Дальше снова бараки, грозящие рассыпаться в труху, со стенами подпертыми бревнами, черное пожарище и новый замок соревнующийся в роскоши с первым. Напротив еще один, всего - навсего двухэтажный, зато с чугунными львами охраняющими ворота. На каждом дворце огромная спутниковая тарелка.
- Впечатляет? - поинтересовался Стрелок. - Домишки местной элиты, сколотившей несметные состояния на продаже всего что возможно: металла, леса, наркотиков, алкоголя, людей. Девать деньги некуда, вот с жиру и бесятся. Закатывают ублюдочные балы, рядят прислугу в шелка, заводят псарни по сто голов, жрут только с золота. Уехать не могут, иначе давно бы дернули на запад и пафосно расхаживали по Берлину и Ницце, демонстрируя продажные, жалкие души. Сидят в кирпичных ящиках и ненавидят все вокруг: людей, землю, себя, медленно догнивая в компании жен похожих на жаб, многочисленных шлюх, строящих из себя светских львиц, и детей по уровню интеллекта равных дегенератам. Зато денег полные закрома.
- А благотворительность? - удивился Рудольф. В этом городишке непаханое поле для деятельности. В Германии просто немыслимо быть преуспевающим человеком и не жертвовать огромные суммы нуждающимся.
- Не тот случай. Скорей удавятся, чем дадут другому ломаный пфенинг. Все для себя любимого, остальные пусть подыхают.
- Зато больница какая! - воскликнул Рудольф, при виде опрятного двухэтажного дома, из стекла и белого пластика, с огромным, красным крестом над входом. Объект совершенно инородный посреди серого, нищего города.
- Немцы построили, - едва слышно буркнул Стрелок.
- Вот как? А говоришь, хуже немцев и нет никого. Неувязочка.
- Больничка первоклассная, - на лице бандита заиграла подленькая усмешка. - Вот только оказывает узкоспецефический услуги, уготованные немецкой администрацией в рамках развития здравоохранения для неграждан. В этих стенах занимаются извлечением донорских органов. Не веришь, зайди, ознакомься со списком процедур и прейскурантом. Это центр трансплантологии, работающий с выдумкой и размахом. Первоуральск, рядом Ревда, плюс вся округа. От клиентов отбоя нет. Матери приводят детей, потому что их надо на что-то кормить.
У Руди запершило в горле. Унтерменш упоминал про продажу почек, когда к городу подходили, но тогда значения этому не придал. Думал черный юмор.