- Тебя вновь терзают смутные сомнения?
- Понимаешь, Наполеон сейчас в этой игре не король и даже не ферзь. Так, удачно расположенная ладья. Но если наш Метроном и впрямь старается контролировать ситуацию во Франции, чтобы подмять ее под себя, не обратить внимания на Бонапарта он никак не может.
- Ага, в этом сезоне ажиотажный спрос на Бонапартов. Кого ни спроси, все хотят завести собственного Наполеона.
- Так и есть. Пока что его воспринимают как меч и тянут руки, чтобы им управлять. До сих пор никому невдомек, что этот меч сам желает властвовать и, будем говорить честно, имеет для этого все основания. Если мои предположения верны, Метатрон ненавязчиво, но твердо пытается взять Бонапарта под контроль, подчинить своему влиянию. Скорее всего, Наполеон еще не осознает этого, и, если в нужный момент разложить ему карты, мы получим хорошего союзника.
- Или дополнительного противника. Кто знает, может, он уже продался с потрохами?
- Вряд ли. Но гарантий никаких. В любом случае, - подытожил я, - Наполеон продолжает нас интересовать, а другого пути к Метатрону, кроме де Морнея и его сестры, у нас, увы, нет…
* * *
На рассвете колонна освобожденных из плена офицеров с завязанными глазами начала движение через топи. Мы с Лисом шли замыкающими. Стоя у крепостных ворот, я смотрел, как спускаются к болоту люди в разноцветных мундирах и их проводники. Лес все больше и больше наполнялся утренним пересвистом крылатого хора, и оттого на душе становилось легко и радостно, так что от вчерашней мрачности не осталось и следа.
- Все же решили отправиться в Париж? - Ко мне подошел маркиз де Лантенак.
- Да.
Принц Вандеи то ли осуждающе, то ли недоуменно покачал головой:
- Мне жаль вас, вы могли бы принести немалую пользу.
- Вся моя жизнь посвящена этому.
Де Лантенак криво усмехнулся:
- Постараюсь не упускать вас из виду, месье.
- Надеюсь, это будет сложно, - поклонился я.
- Кто знает, кто знает…
- И еще, ваше сиятельство, послушайте моего доброго совета. - Я понизил голос и невольно оглянулся. - Не исключено, что в Бресте английскую эскадру будет ждать засада и, это уж точно, вы наткнетесь на нее там, на берегу.
- Вы что же, обвиняете лорда Габерлина в измене?
- Ни в малейшей степени. Просто найдите иной путь отступления. Впрочем, это лишь совет, решайте сами.
- Нет, постойте. Вы что-то знаете.
- Каждый из нас что-то знает, ваше сиятельство. А теперь позвольте мне откланяться.
Кадуаль не обманул - первое, что мы увидели, когда проводники, указав направление к дороге, исчезли в лесной чаще, был кузов телеги, в котором вперемешку валялись сабли, шпаги, палаши. Нам с Лисом и Арману с "племянником" даже были возвращены лошади в знак особого расположения и в память освобождения Лантенака. Один из офицеров, высокий, осанистый, в пехотном мундире, размашистым шагом подошел ко мне и спросил, поправляя шпагу в перевязи:
- Стало быть, вы - лейтенант Арно?
- Именно так, месье.
- Полковник Шаблон, Рене Шаблон.
- Весьма приятно, гражданин полковник.
- Если вы надеетесь, что я стану благодарить вас, лейтенант, то совершенно напрасно.
- Вовсе не ждал этого, месье. Просто Республика вновь получила семь с лишним десятков офицеров, а это, согласитесь, немало. Больше, чем гибнет в ином сражении..
- Вы говорите ерунду, лейтенант, - надменно поджимая губы, изрек полковник Шаблон. - Мой батальон без малого два года ловил этого негодяя маркиза, пока, увы, не был уничтожен и сам я не попал сюда.
- Весьма сожалею, гражданин полковник, военная фортуна переменчива.
- Прекратите резонерствовать! - вспыхнул мой собеседник. - Я получше вас знаю, какова военная фортуна! Должно быть, вы гордитесь ловкостью, с которой выпустили на свободу кровожадного вандейского тигра? Но можете не сомневаться, он способен погубить куда больше семидесяти офицеров и тысячи солдат.
- Он намерен покинуть Францию.
- Это все одни уловки. Спросите любого здесь, и вам каждый скажет, что маркиз не уйдет из страны, пока не сочтет свой долг выполненным. Вы развязали ему руки, гражданин лейтенант.
- Вы что же, намерены меня арестовать, гражданин полковник?
- Именно так!
- Забавно, однако вынужден сразу предупредить: я выполняю поручение генерала Журдана и потому не намерен вам повиноваться. Если хотите получить мою саблю, можете попробовать забрать. Но, говорю сразу, я зарублю вас, как только вы шевельнете плечом, ибо так велит мне долг, и вы это прекрасно понимаете.
Полковник Шаблон несколько опешил от подобной наглости, и все же смысл в моих словах был. Адъютант, выполняющий приказ, не просто имел право, но и должен был устранить с пути всякого, кто мешал ему этот приказ исполнить.
- Граждане офицеры! - придя в себя после первого шока, закричал бывший командир батальона. - Я приказываю арестовать этого…
На этом месте его речь прервалась - отточенное лезвие кинжала, вылетев из рукава моего друга, уперлось в кадык неблагодарного крикуна.
- Еще слово, полковник…
По толпе освобожденных прошел глухой ропот. Сейчас каждый решал для себя, что для него важнее: бескомпромиссное служение Республике или пережиток феодального прошлого - благодарность за спасение жизни? Наши с Арманом сабли с тихим шорохом покинули ножны. Ситуация на лесной поляне складывалась более чем нелепая. Семь десятков офицеров, едва получивших свободу, готовы были истребить друг друга, решая этические проблемы.
- Отходим! - скомандовал я, пятясь к стоявшим поодаль лошадям.
Не заставляя себя упрашивать, полковник начал отступать вместе с нами. Когда же наконец крошечный отряд занял место в седлах, Лис с силой оттолкнул заложника, и мы пришпорили коней, спеша выбраться на дорогу.
- В Париже я обо всем доложу министру! Вас найдут и арестуют! Вас казнят! - неслось вслед.
Мы проехали что-то около трех лье быстрой рысью и наконец перешли на шаг, понимая, что погони нет и быть не может.
- А этот ведь доложит, - в пространство бросил Лис. - От шоб мне ничего крепче дождевой воды в рот не брать, доложит. В лепешку расшибется, а исполнит, что обещал.
- Это ерунда! - отмахнулся де Морней. - Даже если он лично всей Директории вместе и каждому отдельно составит на вас рапорт, поверьте, вам ничто не угрожает.
- На нас, Арман, - поправил я. - На нас.
- Хорошо, на нас. - Де Морней пожал плечами. - Есть лишь одно "но". Я сейчас же должен мчать в Париж, чтобы предупредить кого следует. Можете не опасаться, по дороге я не премину распорядиться, чтобы Ле-Палисье и ему подобные убрали с пути все заставы. Конечно, это не вызовет у них приступа бурной радости, но ведь нам, господа, нет до этого дела.
- Да вы просто маг и чудотворец! - усмехнулся я.
- О нет, все прозаичней. Намного прозаичней. Но можно сказать, что я состою на службе у чудотворца. Помните, я обещал вам безопасность во Франции?
- Так вот как это называлось! - хлопнул себя по лбу Лис. - Значит, вандейцы нас к себе на островок для пущей безопасности пригребли, а я-то думал… Чего ж ты раньше не сказал, дружаня? Мы бы из кожи вон не лезли, загорали бы да комаров плющили…
- Вандейцы - бандиты и враги порядка. А я говорю именно о порядке, священном порядке. Чтобы вы не сомневались в моей искренности, господа, я оставляю под вашей защитой самое дорогое, что у меня есть, - мою сестру. Я верю в ваше благородство и не раз доказанную храбрость. Прошу вас, когда доберетесь до столицы, остановитесь в пансионе мадам Грассо, что на улице Красного Колпака. Я вас найду там. Софи, - Арман поглядел на сестру, - будь умницей и ничего не бойся.
Девушка всхлипнула.
- В бабских романах тут бы шло: "Он пришпорил коня, и плащ его развевался на ветру, точно алое знамя мятежа". Капитан, почему у подзащитного нет алого плаща, это ж просто из рук вон!
- Извини, не подготовились. В следующий раз обязательно выдадим.
- Ну хорошо, утешил. А вот скажи, Вальдар, правда ведь, что де Морней - это самое ценное, что у нас есть. Ну, в плане зацепок?
- Да.
- Тогда давай ты его поручишь мне, а я тихонько в хвост пристроюсь и гляну, куда его влечет неведомая сила.
- Разумно. Только, Сережа, я тебя умоляю: без экстремизма.
- Да ладно, не учи ученого. Ты лучше сам не забудь до Парижа доехать. И вот еще что: если этот ангел вдруг ни с того ни с сего решит посетить какой-нибудь собор по дороге или вспомнит, что в мэрии ближайшего города у нее есть знакомый, не ведись - окольцует. От такой белки веслом не отмашешься…
* * *
В Париж мы добрались без приключений, если не считать приключением само по себе путешествие с очаровательной девушкой, которая вдруг стала такой кроткой и нежной, что все подозрения казались нелепыми. В голову лезли мысли вроде откровенно глупой: а нет ли у Софи брата-близнеца, чудом занесенного на лесной остров?
Когда Лис, выждав для приличия некоторое время, устремился вслед Арману, слезы проступили в уголках ее дивных глаз. Она смотрела трогательно и печально, с христианским смирением укоряя за коварное вероломство.
- Вы по-прежнему не доверяете нам? - едва ли не всхлипнула девушка. - Но почему? Ведь мы партнеры, мы делаем общее дело.
- Это только лишь для безопасности вашего брата, - покривил я душой.
Не скажу, что мои слова убедили огорченную спутницу, но она сделала вид, что объяснение ее удовлетворяет. Отчасти я говорил правду. В своей прежней жизни, до Института, старший лейтенант Лисиченко занимался охраной самых высокопоставленных лиц, подвизавшихся на стезе корыстного служения Отечеству. Полученные за годы службы навыки не только обострили его внимание, но и научили поистине чудесному искусству становиться почти невидимым, даже находясь совсем рядом с клиентом. Трудно было поверить, что этот верзила с весьма запоминающимся лицом может полдня ходить с вами почти бок о бок, оставаясь вне поля зрения. И уж на что на что, а на реакцию, владение оружием, отвагу и быструю сообразительность моего напарника я мог положиться безоговорочно.
Однако на мою долю выпало, быть может, менее очевидное, но не менее трудное испытание - проехать трое суток наедине с очаровательной барышней, лезущей из кожи вон, чтобы вытянуть из меня максимум информации. Да и самому постараться разузнать побольше как о милом семействе де Морней, так и об их высокопоставленном "крестном". Со стороны это, должно быть, напоминало поединок двух кобр, неспешно танцующих в ожидании удобного мгновения для броска. Впрочем, не знаю, сражаются ли между собой кобры…
Я старался ехать молча, отдавая Софи инициативу и работая на контратаках.
- …Скажите, до революции вы были капитаном пикардийских шевальжеров?
- Должен признать, именно так и было.
- Расскажите мне.
- О чем, свет очей моих? О гарнизонных смотрах, выездке, рубке лозы? Мирная жизнь офицера в полку уныла и однообразна, военная - кровава и уж точно не предназначена для таких нежных ушек. Вот вы в самом деле настоящее чудо. Арман говорил, вы помогли ему бежать из тюрьмы в Новом Орлеане.
- О, это было так страшно, я так боялась! Мне думалось, что я не смогу, не успею, я представляла, как Армана вешают. О, это был такой ужас!
- Но все же вы сумели. Как вам удалось?
- Ах, друг мой, сейчас вспоминается, как в тумане. Должно быть, Господь направлял мою руку. Простите слабую женщину, не всем же быть такими смельчаками. Уверена, в своей жизни вы совершили множество подвигов. Не зря же герцог Ришелье рекомендовал вас самому Конде.
- Должно быть, он увидел мою тоску по родине. Кроме того, Россия, конечно, прекрасная страна, но горек хлеб эмигранта. То ли дело вы с братом! У вас есть высокая цель и тот, кто способен к этой цели повести…
- Разве не высокая цель - способствовать восстановлению дарованного Богом порядка? Я восхищаюсь вами, мой друг, вы столь преданны делу, столь храбры! Не сомневаюсь, вам удастся и склонить на свою сторону увенчанного воинскими лаврами родственника, и отыскать юного дофина. Ведь правда же, это высокая цель? Мальчик столько перенес, и все лишь из-за того, что был рожден в королевской семье. Ужасы заточения, суд и казнь родителей. А говорят, что какими бы они ни были монархами, но отцом и матерью были нежными. И даже то чудесное спасение… Я верю, такой человек, как вы, мог бы отыскать юного короля.
- Все в руке Господней. Но, увы, у меня нет достоверных сведений о чудесном спасении дофина. Напротив, я слышал, он умер в застенках.
- О, не говорите так! Конечно, мой брат знает куда больше, но я верю, что принц Людовик жив…
В таком ключе разговоры продолжались все эти дни. Мне казалось, что я объедаюсь пирожными, не имея даже капли воды, чтоб избавиться от приторно-сладкого послевкусия. Все это время девушка глядела на меня честными глазами, а танец кобр длился и длился.
К вечеру мы остановились на постоялом дворе, я уже не знаю, тысячном или двухтысячном в моей жизни. Но здесь хозяин с трехцветной кокардой размером с небольшую люстру на груди, записывая в книгу наши имена, вдруг напрягся, а потом, что-то припомнив, расслабился и широко заулыбался. Весь его вид излучал такое радушие, как будто мы наутро должны были завещать ему, как минимум, сокровища Али-Бабы. Вне всякого сомнения, в голове его извилистыми тропами полушарий мозга гуляли два противоположных распоряжения: задержать во что бы то ни стало и не чинить никаких препятствий, оказывая максимальное содействие.
Судя по тому, что первый наказ был отдан начальником жандармерии департамента, а второй исходил от мало кому известного художника, кораблестроителя, монаха и еще бог весть кого - Армана де Морнея, слово Метатрона имело во Франции немалый вес.
Битый час хозяин заведения угощал нас тем, что в столь позднее время нашлось у него на кухне, сокрушаясь, что не может предложить ничего лучшего. Невзирая на республиканскую кокарду, он явно тосковал по тем временам, когда в придорожной гостинице останавливались знатные путешественники, а не всякая голытьба, распевающая "Марсельезу" по поводу и без… Назвав меня напоследок "ваша милость", трактирщик выдал нам ключи от двух соседних номеров, как сообщил он по секрету, почти шепотом, соединенных между собой небольшой, скрытой за ширмой дверцей.
Накопившаяся за последние дни усталость обрушилась на меня паровым молотом. Я успел раздеться и, кажется, заснул, еще не прикоснувшись ухом к подушке. Однако блаженство длилось недолго. Привычка мгновенно просыпаться при любом нештатном звуке выбросила меня из глубин сновидений, точно авиационная катапульта. Я услышал скрип и тихий шорох и, еще не понимая, откуда доносится звук, схватился за лежащую у изголовья саблю.
- Ой, не надо, это я, - послышался из-за легкой занавески негромкий голос Софи. - Мне там холодно и страшно.
- Страшно? - Я уселся на кровати, недовольно возвращая клинок в ножны. - Но отчего?
- Там какие-то звуки непонятные, - девушка замялась. - И свечи все время гаснут.
- Это, наверное, сквозняк. В таких гостиницах всегда сквозняки, - пробормотал я.
Софи вышла из-за скрывающей ее занавески. Поверх узорчатой газовой ночной сорочки было накинуто батистовое расшитое матине. При свете луны, пробивавшемся из окна, она казалась существом призрачным, волшебным, но от того не менее желанным. Я заскрипел зубами, пытаясь взять себя в руки.
- Простите меня, барон, - по-своему трактуя мою нелюбезность, проговорила девушка совершенно несчастным голосом. В этот момент она очень напоминала испуганного котенка. - Я не хотела вас будить. Я знаю, вы очень устали, но там было так страшно…
- Если хотите, можем поменяться комнатами, - буркнул я.
- О нет, что вы! Знаете, - она подошла к моей кровати, - там, в Америке, когда мне было страшно, я забиралась в кровать к Арману, обнимала, клала голову на плечо и лежала тихонечко.
Очевидно решив, что с недосыпа я недостаточно ясно себе представляю описанную картину, она тут же скользнула ко мне под одеяло и обхватила руками. В этот момент больше всего мне захотелось вызвать Лиса, чтоб получить от него здоровую дозу циничных высказываний на тему облико морале и руссо туристо. Мозг еще не отключился, и потому я отлично понимал, что вся эта комедия затеяна лишь с одной целью - вытащить из меня все, что мне до сих пор удавалось скрывать, узнать, что же такого сказал Лантенак там, в башне на острове. Я еще крепче сжал зубы, но рука будто сама собой обхватила хрупкие плечи Софи, она доверчиво положила свою голову мне на грудь, и я почувствовал манящий запах, исходящий от ее волос и кожи. Время утратило размеренность и понеслось по спирали, кружа голову и срывая печати запретов. Мозг все еще пытался слабо протестовать, крича о том, что так нельзя, что меня дурачат, но руки сплетались, тело прижималось к телу, и сладость губ казалась важнее, чем все империи и войны…
Не знаю, сколько времени прошло. Небосвод светлел за окнами. Софи обессиленно лежала у меня на плече, и вдруг я услышал, как она всхлипывает.
- Что случилось? - начал я и осекся, понимая, что девушка, вероятно, оплакивает происшедшее. - Ты огорчена, прости…
- О нет, - она замотала головой, - это все я. Мне вдруг подумалось, - она снова всхлипнула, - представилось, как будто мы - король и королева, у нас есть сын. И вдруг революция, нас казнили…
"…Веслом не отмашешься", - вспомнились мне пророческие слова напарника.