Карета поравнялась с крыльцом, дружные крики "Виват!" сотрясли улицу, задребезжали стекла в окнах. Кортеж остановился, открылась дверь особняка, и на пороге, сопровождаемый адъютантами, появился любимец славы, отточенный меч республики, покоритель Италии. Он был худощав, невысок, длинные черные волосы, забранные в пучок, контрастировали с серыми, цвета холодной стали, глазами, яркими на бледном, слегка желтоватом лице. Толпа снова взвыла, суетливо замахала руками, на мгновение превращаясь в единый живой организм с сотней конечностей.
- Ложись! - заорал Лис.
Я увидел его глазами, как брюнет распахивает плащ, в руке его, действительно, гранада, как он подносит трубку к фитилю. Взмах, бросок, выстрел…
Толпа с криком и визгом бросается в разные стороны: кто - закрывать генерала, кто - прочь от кареты, а кто, включая егерей кортежа, - прямиком к Лису.
- Идиоты! - вопит Сергей. - А если там второй метатель?!
Его никто не слушает. Всадник прыгает на него прямо с коня, спеша выхватить разряженный пистолет, скрутить и повалить на землю.
- Придурки малахольные! Бездари! Шоб вам всю жизнь подкованных лягушек есть!
- Отставить! - слышен над головой моего друга на удивление спокойный голос Бонапарта.
В чем в чем, а в хладнокровии ему не откажешь. Егеря выпрямляются с неохотой и явной досадой, как псы, у которых хозяин отнимает их законную кость. Двое удерживают Лиса за руки, один сзади, за шиворот. Бонапарт стоит перед ним, держа в руках чугунный шар с отверстием под фитиль. На затравочной трубке заметна внушительная щербина.
- Ты стрелял в гранаду?
- Шо спрашивать, сами не видите?!
Сергей получил чувствительный тычок под ребра.
- А ну, повежливее с генералом!
- Выходит, ты сбил фитиль в полете?
- Так и есть.
- Отменный выстрел.
- Спасибо на добром слове. Если б ваша легкоконная модная лавка еще не бросалась на честных граждан, так и бомбиста бы, глядишь, схватили. Это ж не охрана, а хор галантерейных приказчиков наутро после гулянки!
Бонапарт недовольно усмехнулся:
- Отличный выстрел, острый язык… Может, еще что умеешь?
- Да не вопрос! Разрешите продемонстрировать?
- Отчего же, показывай. - Наполеон собрался было скомандовать егерям отпустить пленника, но лисовское показательное выступление уже началась.
Пятка его левой ноги обрушилась на стопу конвоира, стоявшего слева. Тот от боли не успел сообразить, что происходит, ослабил хватку и тут же, получив локтем в подбородок, уселся на мостовую. Второй страж немедля последовал за ним, хватаясь за расплющенный нос. Третий попытался еще сильнее ухватить смутьяна за шкирку, но пустое: мой напарник уже развернулся, сбивая захват, цепляя противника обеими руками за вихрастый затылок и с силой опуская его навстречу летящему вверх колену. Егерь рухнул наземь, но прежде, чем он упал, его сабля перекочевала в руки Сергея.
- Где-то так.
Вокруг послышался шорох выхватываемых клинков.
- Нет, погодите! - крикнул Бонапарт.
Лис протянул ему трофейное оружие рукоятью вперед.
- Браво, браво! Впечатляет, - прокомментировал Наполеон.
- Да это так, шалости, - самодовольно отмахнулся мой друг. - Я ж вижу, они хорошие парни. Может, гладью вышивать умеют или, там, портки стирать. У каждого ж свои таланты.
Лица егерей приобрели характерный пурпурный цвет, точь-в-точь мантия византийских императоров.
- Составьте-ка мне компанию, почтеннейший гражданин…
- Серж. Серж Рейнар л’Арсо д’Орбиньяк.
- Жюно! - Генерал повернулся к одному из адъютантов. - Немедленно отправляйтесь к министру полиции, сообщите ему о происшествии. Гражданин д’Орбиньяк, вы хорошо рассмотрели бомбиста?
- Портреты рисовать не мастер, но узнаю.
- Вот и отлично. А теперь пожалуйте в карету.
Глава 12
Когда становится очевидным, что цели не достичь, не меняйте цели, измените действия.
Конфуций
Я шел по улице Сен-Жак, знакомой мне издавна. Вероятно, и она теперь именовалась по-другому, но у вечно мятежных, вечно фрондирующих студиозусов, которые обитали в Латинском квартале на протяжении более чем пяти веков, как обычно, не было ни денег, ни желания менять таблички на домах. Вот и сейчас ватага с бутылками сидра в руках шла передо мной вдоль улицы, цепляя прохожих и горланя песню весьма фривольного содержания. Мне невольно припомнилась другая, не менее залихватская, которую некогда исполнял брат Адриен. Я улыбнулся своим мыслям. Действительно, забавно было бы услышать от какого-нибудь прохожего: "Ба, погодите, да это же наш добрый король Генрих!" Впрочем, без институтского грима наше сходство не столь разительно, да и не время сейчас в Париже хвалиться сходством с монархом, пусть и давно почившим в бозе.
Я нашел-таки старую "Шишку". Здание было перестроено, и, вероятно, не раз. Как гласила вывеска, здесь располагались гостиница и таверна, действующие аж с 1570 года. Нынешний владелец не стал уточнять, что в ту пору на месте условно-респектабельной гостиницы располагался бордель, и я, усмехнувшись, решил сохранить его маленький секрет. Волна ностальгических воспоминаний подхватила меня. Еще бы, совсем недавно по нашему летоисчислению и одновременно - много жизней тому назад, именно здесь выхаживал меня после тяжелого ранения и контузии верный лейтенант гасконских пистольеров Мано де Батц, впоследствии - сеньор крошечного замка Артаньян. Как любит говорить Лис, "много огненной воды утекло с тех пор".
Я зашел в таверну и сел за столик, до конца не понимая, что намереваюсь делать дальше.
- Чего желаете, гражданин лейтенант?
Передо мной стояла крупная девица с формами, коим отдали бы должное маэстро Питер Пауль Рубенс и вся его школа. Это был не мой тип женщин, однако стоило признать, что привлекательности и обаяния хозяйке заведения не занимать. Я почему-то сразу про себя решил, что это именно хозяйка, а не просто официантка.
- У вас есть кофе?
- А как же! Прекрасный кофе с Мартиники. Желаете с ликером? А то, может, по-венски?
Я, не отрываясь, смотрел на девушку.
- Просто кофе, покрепче… Простите, сударыня, вас, случайно, зовут не Жозефина?
- Нет, гражданин лейтенант, Мадлен. Но Жозефиной звали мою дорогую матушку. Вы что же, знали ее?
Я помотал головой. Не говорить же собеседнице, о какой Жозефине я вспомнил в эту минуту.
- Странно, месье. - Хозяйка пожала плечами и отошла за кофе. Минут через пять она вернулась с моим заказом. - Желаете еще чего-нибудь?
- Нет, спасибо.
- Месье кого-то ожидает?
- Нет.
- Кого-то разыскивает?
- Ну да, - пошутил я, - некоего господина де Батца. Быть может, вы знаете такого?
- Не знаю, - явно поперхнувшись, выдавила девушка и тут же отскочила.
- Что за ерунда? - пробормотал я себе под нос, глядя вслед Мадлен.
Конечно, времена и миры порой устраивают презабавные совпадения, но таких на моей памяти еще не бывало. Хозяйка "Шишки" явно знала "некоего господина де Батца"!
Я допил кофе, бросил монету на стол и вышел. Сидеть здесь долее не было смысла. Мадо так и не показалась из маленькой комнаты за стойкой, доверив зал какой-то прислуге. Раздумывая, не снять ли мне на всякий случай номер в этой гостинице, я отправился в штаб генерала Дарю, отдать многострадальный пакет. Это была возможность моей натурализации в Париже. Пренебречь ею было бы неразумно.
Углубленный в свои мысли, я вышел на старую набережную Ла-Валлетт и вдруг испытал странное ощущение - тяжесть взгляда между лопаток. На набережной, как всегда, суетились торговцы голубями, нахваливая свой товар. Впрочем, каждому парижанину известно, что покупать их здесь - легчайший способ заразиться одной из множества препротивнейших болезней. Однако в Париже всегда много приезжих, обремененных безденежьем.
Остановившись возле одного из торгашей, я сделал вид, что рассматриваю птицу, и, кивая в такт уверениям, что лишь такой знаток, как я, мог отобрать самый превосходный экземпляр не только на этой набережной, но и на всем побережье Сены, вглядывался в лица тех, кто до этого двигался позади меня. Один из фланировавших по набережной мужчин, по виду голодранец, заметив мой интерес, вдруг как-то суетливо свернул в подворотню, точно внезапно припомнив, куда идет.
Ба, да за мной следят! Причем неумело. Забавная новость! Неужели обещанные Лантенаком "глаза"? Я активировал связь.
- Лис, за мною хвост.
- А передо мною четыре.
- В каком смысле?
- Ну, я в карете еду.
- Ты можешь не дурачиться?
- А шо мне с этого будет?
- Послушай, тут какая-то несусветица, которой я не могу найти внятного объяснения.
- Ни фига себе раскладец! А шо, такое бывает? Ты мне скажи, из волн Сены всплыла Атлантида?
- Нет, я был в "Шишке", там хозяйничает девушка, страшно похожая на толстуху Жози.
- Тоже мне невидаль. Может, она ее пра-пра-пра, уж не знаю, в какой степени, внучка?
- Может быть. Скорее всего, так оно и есть. Странно другое. Она, как мне показалось, знает господина де Батца.
- Д’Артаньяна? Нашего? Или того, что у Дюма?
- Да я-то почем знаю! И тот и другой давным-давно умерли, а насчет нынешнего хозяйка "Шишки" что-то скрывает. Не исключено, что это она хвост ко мне приставила. Может, конечно, и Лантенак, но почему от "Шишки"?
- А может, ты ей приглянулся. Она как собой-то?
- Скорее, в твоем вкусе.
- О, это интересно, стоит посетить, - оживился Лис. - Ты, как освободишься, притяни хвоста куда-нибудь в укромное место, я его приму, обсудим ситуацию, поговорим за жизнь мотузяную. А пока не мешай нам лясы точить. Кстати, тебя это тоже касается…
* * *
- Итак, месье, не ошибусь, если скажу, что вы дворянин и в прошлом, вероятно, офицер.
- Чистейшая правда, мой генерал. Лейтенант пикардийских шевальжеров.
- Сражались против Республики?
- Нет. Мне чертовски не нравятся войны, в которых французы воюют с французами.
- Стало быть, эмигрант.
- Скажем так: мы с другом - командиром моего эскадрона - посвятили свободное время странствиям и размышлениям.
Генерал Бонапарт улыбнулся:
- Хорошо, не хотите говорить - не говорите. Меня устроит, если вы поклянетесь, что не замышляете дурного против меня и Республики.
- Против вас ничего, а шо касается Республики, которая, если верить папаше Вольтеру, означает не что иное, как общее дело, то мне известно лишь одно дело, которое хорошо делать всем сообща.
- Это какое же?
- Ну как же. Хорошо пожрать и выпить. И то иногда за сладкий кус друг другу морды в кровь расшибают. Все же остальное - или каждый сам по себе, или, как у нас с вами, старых вояк, заведено: эскадроны, роты, полки. Все четко, все определенно, везде единоначалие. Без единоначалия никак - не армия, а дерьмо на лопате.
- Вы забавный собеседник, - кивнул Наполеон.
- Вот! А мой капитан утверждает, что у меня слишком длинный язык и что когда-нибудь он доведет меня до гильотины. В смысле, язык, а не капитан.
- Вы уже в который раз упоминаете о своем капитане.
- Ну, так мы ж с ним неразлейвода, это он мне сказал: "Рейнар, хватит охмурять провинциальных дурочек! Наступает эпоха, в которой могут пригодиться наши таланты. Великая эпоха!"
- Так и сказал?
- Какой смысл мне обманывать? Вот, говорит: "Родич мой, генерал Бонапарт, - славный малый, и, главное, у него есть не только мозги под треуголкой, но и кое-что в штанах. Настоящий единоначальник. Ну то есть, если верить тому же ехидному старине Вольтеру, - монарх".
Наполеон бросил на моего друга удивленный взгляд:
- Мой родич?
- Ну, он говорит, что да.
- В какой же степени родства?
Лис сделал лицо благостное, почти как у святого Франциска в минуту молитвенного созерцания остатков сухого гороха. Вернее сказать, Лис думал, что так должно выглядеть лицо святого.
- Ну, как сказать… Впрочем, не секрет, что его матушка в девичестве звалась мадемуазель де Марбеф.
Глаза Бонапарта сверкнули отточенной сталью:
- Как его зовут?
- Вальтаре Камдель, барон де Вержен.
- И он тоже хорош в бою? - Наполеон повел бровью, намекая собеседнику на недавнее показательное выступление.
- Стреляет он похуже моего, но зато с клинком в руках - настоящая бестия. Да и без клинка с ним лишний раз лучше не ссориться.
- Понятно… - Взгляд генерала был задумчив. - Значит, по материнской линии он из графов де Марбеф? Занятно, очень занятно. И, как вы сказали, этот Вальтаре Камдель желает поступить на службу в республиканскую армию?
- Ну, если смотреть правде в глаза, пока она сама не сморгнет, то капитан пикардийских шевальжеров барон де Вержен желает поступить под ваше командование. А уж какая это будет армия…
- Замолчите, месье Рейнар! Вы слишком много себе позволяете!
- Шо, язык доведет до гильотины?
Наполеон сделал вид, что не расслышал его слов.
- Я хочу увидеться с вашим другом. Вечером приходите вместе с ним ко мне, но постарайтесь не слишком поздно: завтра я отбываю к войскам. Если он сможет доказать наше родство, то, полагаю, у меня найдется место и для него, и для вас. Я формирую эскадрон гидов. Там чрезвычайно нужны люди ваших способностей.
* * *
Мое посещение генерала Дарю заняло много времени, хотя оказалось необременительным. Изрядно потрепанный конверт, который, на мое счастье, не удосужились вскрыть ни англичане в ожидании лорда Габерлина, ни вандейцы, которым до этих бумаг и вовсе не было дела, перекочевал из моих рук в руки дежурного офицера. Тот переправил сообщение старшему адъютанту, старший адъютант затребовал письменное объяснение моей задержки и, прочитав его, кивнул, коротко бросив: "Укажите адрес, вас непременно вызовут". Самого начальника тыла, как обычно занятого насущными делами снабжения армии, повидать так и не удалось.
Одна радость: за два часа ожидания я успел познакомиться с несколькими молодыми офицерами, такими же адъютантами, прибывшими из покоренных Францией земель, а также юношей, почти мальчиком, по имени Анри Бейль, племянником генерала Дарю, только вернувшимся из Италии. Несмотря на свои юные годы, Анри обладал прекрасной наблюдательностью и слогом завзятого рассказчика, слушать его было одно удовольствие. Однако дела мои в штабе закончились, и, посмотрев на часы, я отправился к Новому мосту, искать чистильщика Гаспара.
Всякому парижанину, да и многим приезжим, хорошо известно, что Новый мост - самый древний в столице. Весь он от конца до конца по обе стороны заполнен мелкими лавочками, торгующими всем, что душе угодно, зачастую - краденым и уже не раз перепроданным здесь же. Нередко возле устоев моста вылавливали утопленников, по которым нельзя было точно определить, отправился ли человек в последний заплыв самостоятельно, или же кто-то оказал ему такую услугу. Дурная репутация этого торгового центра была известна далеко за пределами столицы. Я не собирался здесь долго задерживаться, но все же следовало держать ухо востро. Тем более, что, едва выйдя от генерала Дарю, я обнаружил за собою все того же неумелого наблюдателя с набережной Ла-Валлетт.
Кабачок "Тюр-лю-лю" отыскался быстро, он громоздился отчасти на берегу, отчасти на сваях, вбитых в дно реки. Так было дешевле, налог на дорогую парижскую землю уменьшался вдвое. Чистильщик Гаспар поджидал меня у самого входа, стараясь разглядеть нанимателя через закопченное окошко. Едва заметив мое приближение, он бросился навстречу, перевернув табурет.
- Все, как вы говорили, гражданин лейтенант! Едва только за вами пыль улеглась, сама вдовушка Грассо быстренько снарядилась и пошкандыбала из дому, да не куда-нибудь, а в Тюильри! Ее туда пустили, как будто она министр какой-то, затем она вернулась, а вслед прискакал офицер.
- Какой офицер?
- Ну, вот как вы, только посуше и чуть повыше. Красавчик, девушки таких любят.
- Ну-ну, рассказывай.
- Этот офицер сначала к вам в комнату зашел, вещи перерыл. Но только аккуратно, все, как было, на место положил. А потом, значит, к вашей крале и давай ее целовать.
У меня кольнуло сердце. Я понимал, что Софи по наущению брата ведет со мной игру, но все же надеялся, что хотя бы ее страсть непритворна. У меня в памяти живо всплыла наша первая ночь на постоялом дворе. Точно утопающий за обломок мачты разбитого корабля, я уцепился за спасительную мысль:
- У нее в Париже есть брат, быть может…
Гаспар оскалился в тридцать два отродясь не чищенных зуба:
- Ну, ежели это брат, то у него с сестрой нешуточная любовь. Я Гастона попросил, это дружок мой, помощник трубочиста. Так он в окошко тихонько подглядывал и такое рассказывал, аж завидно стало. Эх, жаль, у меня такой сестрицы нет!
- Заткнись! - хмуро бросил я, выдавая юнцу обещанное вознаграждение.
- Прикажете следить дальше?
- Чего уж там, следи. Куда офицер-то делся?
- Уехал в экипаже. Вышел у крытого рынка, затем через него на улицу Тершал, затем в какую-то грязную мелочную лавку и оттуда, кажется, не выходил. Я еще удивился: такой чистый месье, и вдруг лавка в такой вонючей дыре.
"Опять исчез, - подумал я, стараясь отогнать привязчивые картинки того, на что недвусмысленно намекал мой соглядатай. - Неужели вновь почувствовал слежку? В таком случае у него воистину глаза на спине. Однако если с Лисом, зная его умения, де Морней мог опасаться связываться, то здесь против него был всего лишь мальчишка. Значит, его заставило ускользнуть что-то другое. Но что?"
Я кивнул Гаспару и в задумчивости побрел куда глаза глядят. Уже темнело, хозяева квартир вторых этажей начали выставлять на окна светильни, выполняя давний королевский указ, уже въевшийся в кровь горожан и ставший непреложной традицией. Редкие фонари, облитые чернильными тенями, дожидались угрюмых служителей, понуро волочащихся со своими лестницами на плечах.
Я шел по вечернему Парижу, направляясь на улицу Победы, где была назначена встреча с Лисом. Неуклюжий шпион продолжал сверлить мне спину тяжелым взглядом, хотя все же держался в отдалении, готовый в любую минуту дать стрекача. На душе было тошно, но следовало взять себя в руки, поскольку от нашей встречи с Наполеоном сейчас зависело очень многое.
- Эй, эй, гражданин лейтенант! Да вы что, глаза дома оставили?! - услышал я перед собой насмешливый окрик. На моем пути с ружьями на плечо возникли несколько солдат во главе с сержантом.
"Патруль", - с тоской осознал я.