Обошлось. Доехали без проблем. Когда прощались, Астахов напомнил:
– Не забудь, спроси, кто прав, Хойл, Хокинг или Виленкин? Или никто не прав? Но если никто не прав, что тогда?
– Спрошу, – честно обещал Петровский.
2
В то самое время, когда Петровский и Астахов перемещались в направлении Тишинки, в солидном ресторане покинутого ими Центрального дома литераторов с немалым удовольствием выпивали и закусывали двое других людей. По странному стечению обстоятельств, одним из них был школьный приятель Петровского, успешный бизнесмен и политик Сергей Потапов. Теперь он стал думским деятелем, возглавлял комитет в нижней палате. Правда, комитет ему достался не тот, который он хотел и за который бился. Быть поближе к финансам, бюджету не удалось. Тем не менее, должность председателя комитета давала нужный статус и неплохие возможности в решении собственных и чужих проблем.
Вторым человеком, наслаждавшимся кухней солидного ресторана и хорошим французским вином, был весьма ответственный сотрудник администрации президента, персона, так сказать, максимально приближенная к высшему должностному лицу государства. Звали его Владислав Суриков. Прежде ему не приходилось бывать в этом ресторане. Его упросил приехать сюда Потапов. И он не пожалел. Благородная атмосфера Дубового зала понравилась ему. Кухня тоже не разочаровала. А французское вино, из тех сортов, что подороже, могло радовать в любом месте.
Суриков был красив, подтянут, достаточно молод и самонадеян до самозабвения. Недавно его хотели вытеснить из окружения президента, но он выстоял и даже укрепил своё влияние. Он продолжал определять будущее страны. Разумеется, не полностью, но в заметной степени. Так что общения с ним желали очень многие. А Потапов оказался среди тех, кому повезло.
Ели русскую закуску, включавшую в себя копчёную белугу, маринованные грибы, рулет из молодого поросёнка, блины с красной икрой, рулет из перепелки, бастурму и соленья, а также суздальские пирожки – традиционные, русские, с разнообразной начинкой. Потом потянуло на экзотику. Заказали свежие устрицы "Фин де Клер". Их подали охлаждёнными с лимоном и соусом "Минонет". Затем последовала горячая закуска – волован из улиток "Карем" с чесноком и грецким орехом. На горячее была подана телятина на кости "Дижон" с картофельным граттином с грибами, овощами и красно-винным соусом.
– Есть сведения, что до революции здесь была масонская ложа. – Потапов заглядывал большому начальнику в глаза.
– Серьезно? – позволил себе усомниться тот.
– Абсолютно точно. А какое место? Величественная геральдика и старинные балюстрады. А какая кухня? Чудненько, правда?
– Вполне пристойная кухня, – задумчиво проговорил Суриков и поднял изящный бокал, в очередной раз наполненный предупредительным официантом. Хитрый блеск заиграл в его тёмных, чутких глазах. – Выпьем за продолжение плодотворного сотрудничества администрации президента и нижней палаты парламента.
– Чудненько. Охотно выпью за это.
Очередная порция французского вина ушла на переработку. Отрезая кусок телятины, Потапов решил перейти к тому главному вопросу, ради которого вытащил сюда Сурикова. Лицо само собой приняло какое-то просительное выражение. Но Суриков опередил его.
– Вот скажи мне, кто мы? Народ, население, люди? На первый взгляд, люди. Гомо сапиенсы. Но это, пока мы спим, размышляем в туалете о смысле жизни или ванну принимаем. А как вышел человек из дома, забрался в автобус или вагон метро, влился в поток на своем автомобиле, занял рабочее место, заглянул в магазин, он уже часть населения. Ибо человек попадает в условия, когда он вынужден взаимодействовать с другими людьми. А как сломает некоторое количество людей руку на покрытом льдом тротуаре, оставит колесо в яме, потеряет работу, даст взятку чиновнику, лишится кошелька по причине воровства, окажется избитым хулиганами – это будет озлобленное население. А вот если человек вместе с другими начнёт гордиться своей страной или будет переживать за ее несовершенство, проявит уважение к власти или скажет ей о допущенных ошибках – это будет уже народ. Сло-ожно быть народом. Для этого надо на равных говорить с властью. Не каждому населению охота напрягаться, тратить время, брать на себя ответственность. Вот почему в некоторых странах население так и остается населением. Скажем, в России. – Едкая усмешка появилась на его лице. – Те, кто ругают управляемую демократию, не понимают сути происходящего. – Бокал поднялся над столом. – За то, чтобы наше население когда-нибудь стало народом.
Выпили. Потапов опять решил перейти к вопросу, который так волновал его. Просительное выражение вернулось на лицо.
– Владислав Георгиевич, разговоры насчёт того, что нашу партию будут делить, имеют под собой основание?
– А ты как думаешь? – Какими лукавыми стали тёмно-карие глаза.
– Ну… думаю, такой вариант нельзя исключить.
– Будем делить. – Суриков кивнул с той степенью сдержанной важности, которая отличает больших политиков. – Будем. На центристов и умеренно правых. Нам нужна нормальная двухпартийная система, как в Америке.
– А кому из них отдадут предпочтение, центристам или умеренно правым?
– Никому.
"Так не бывает," – подумал Сергей, но спорить не стал. С такими, как Суриков, не спорят. Пусть он и моложе Потапова лет на двенадцать.
В общем, всё подтвердилось. Деление неминуемо. Теперь следовало выяснить, что должен сделать он, Потапов. Сергей состроил непринуждённое выражение лица.
– Владислав Георгиевич, мне куда идти, к центристам или умеренным правым?
– Сам решай, – небрежно вылетело в ответ.
– Владислав Георгиевич, – взмолился Потапов.
– Сам, сам…
Телятину сменил сыр "Тет де мойе" с виноградом и тостом с кунжутными семечками.
– Я вот что подумал. – Голос близкого к президенту человека был спокоен, весом. – Обнародование планов по замене социальных льгот деньгами определённо вызовет недовольство у населения. Надо организовать поддержку предстоящих решений со стороны ветеранских организаций. Открытое письмо президенту или, там, заявление. Доводы какие-нибудь найти. Скажем, то, что не все могут воспользоваться льготами, поэтому лучше их отменить. Поработай над этим.
– Поработаем, – с готовностью выдохнул Сергей.
Десерт Суриков отверг. Выпив кофе по-турецки, поднялся. Невысокий рост удачно скрывало изящное достоинство, присущее весьма ответственному чиновнику.
– Спасибо, всё было хорошо. Я поехал, – сообщил он. Потапов был оставлен в одиночестве.
Разумеется, платил Сергей. Ему пришлось ждать, когда принесут счёт, потом – когда снимут деньги с банковской карточки. Вслед за тем он вручил официанту двести рублей на чаевые и покинул дубовый зал.
Машина поджидала его перед входом. Заняв положенное место справа на заднем сиденье, Потапов поглядывал через автомобильное стекло на вечернюю Москву и размышлял о своём: "На кого делать ставку? На центристов? Или на умеренно правых?" От такого простенького вопроса целиком зависело его будущее. Да, выборы ещё не скоро. Но действовать надо сейчас. Времени выждать не будет. Хорошие места и возможности получат те, кто влезет с самого начала, кто займёт ключевые позиции. Вот и выходило, что от его решения зависело его будущее. А Суриков, сука, не захотел сказать, какой из двух партий отдадут предпочтение. Сволочь самодовольная. Не может быть в России две партии власти. Нет, не может.
Когда он подъезжал к дому, напомнил о своем существовании мобильный телефон, второй, предназначенный для узкого круга знакомых. Звонила Виктория, нынешняя любовница.
– Ты приедешь? – спросила она.
– Нет. Я только недавно освободился. Чудненько посидели. Но я, признаться, устал. Переночую у себя.
– Мог бы предупредить.
– Зачем? Чтобы ты пригласила кого-то другого?
– Да ну тебя к черту! – капризно рассердилась она. – Я волнуюсь, а ты гадости говоришь.
– Больше не буду.
– Завтра приедешь?
– Приеду.
– Хорошо. И давай куда-нибудь съездим на выходные. Ты обещал.
– Съездим, – сказал он, чтобы отмахнуться.
Виктория была на двадцать с лишним лет моложе. Когда они познакомились, работала парикмахером. Его финансовая помощь и знакомства помогли ей превратиться в хозяйку модного салона для собак. Стрижка, маникюр. Жены известных людей стали её постоянными клиентками и приятельницами. Пока домашний любимец получал услуги парикмахера, Виктория общалась за чашечкой хорошего кофе с хозяйкой. Кое-какая информация, прозвучавшая из уст сановных жён, оказывалась весьма любопытной для Потапова. Интересно узнать о приобретении недвижимости за границей, о предстоящем отдыхе на Багамах или об успехах отпрыска, получавшего образование в Кембридже либо в Оксфорде. Так телесные радости дополнялись несомненной пользой.
Поднявшись в квартиру, Потапов скинул официальную одежку, надел вальяжный халат. Налил себе хорошего французского коньяка, уселся в гостиной перед домашним кинотеатром. Глядя равнодушными глазами на любовные занятия героев эротического фильма, Сергей продолжал размышлять о столь важных для него вещах.
"Не ошибиться бы, – упрямо текла его мысль. – Как поступить? Кого ещё просить помочь? Тех, кто пониже, под Суриковым? Дать им денег?"
Все решалось только за деньги или по связям. Никто не двинул бы пальцем ради абстрактных соображений о пользе для государства или общества. Жёсткое время. А когда оно было иным? Он, Потапов, работал при прежней власти в Октябрьском райкоме КПСС, дослужился до завотдела, прошёл, что называется, школу. Настоящую, с позволения сказать. Он знал, как вершились тогда самые разные дела. Ничего не изменилось.
Сергей переключил телевизор, стал смотрел трансляцию футбольного матча. Ему нравилось, что он один в квартире, что никто не мешает ему. С женой он разошёлся пять лет назад. Купил квартиру ей, чтобы не имела к нему претензий, обставил мебелью, купил квартиру дочери, которая успела вырасти и училась теперь в МГИМО. Правда, каждое утро, когда он уезжал, приходила домработница – убиралась, стирала, гладила. Но это происходило без него. Ему нужен был результат.
Вдруг он оживился: Василий! В самом деле, стоящая мысль – обратиться к школьному приятелю Васе Петровскому. Вася – чудик. Писатель, который никому не известен. Но может предсказывать события. Чёрт знает, как это у него получается. Бормочет про какого-то доброго ангела. Главное, предсказывает. Дефолт предсказал. Потапов рискнул тогда, поверил. И получил большие деньги. Пусть подскажет теперь, какая из двух будущих партий победит на предстоящих выборах?
"Надо позвонить ему, назначить встречу," – решил Потапов.
Однако тревожить Василия было поздно – часы показывали без пятнадцати минут полночь. Следовало отложить разговор на завтра.
3
Весёлое солнце заглядывало в окно. Ему не терпелось разбудить Василия. А просыпаться так не хотелось.
Позволить себе валяться допоздна Василий не мог. Проникновение в новый день состоялось. Пройдя в кухню, Петровский долго пил прохладную воду из носика чайника. Вышедшая из ванной Света посмотрела на него с упреком:
– Трудно в чашку налить?
– Трудно, – глядя на жену грешными глазами, признал Василий и отправился принимать душ.
Пребывание под струями воды, не горячими и не холодными, доставляло огромное наслаждение. Он будто заряжался некой энергией, столь необходимой для действий в течение дня.
"Как там этот физик? – вдруг озаботился Петровский. – Астахов. Не случилось ли чего? Не попал в аварию? Надо ему позвонить. Любопытная личность. Весьма любопытная…"
Он вспомнил о просьбе и своём обещании. Ничего ему не приснилось. Или он всё забыл. Сон после выпивки был глухим, тяжёлым. "Хокинг, Виленкин… Был ещё третий. Не помню."
Непременные утренние дела затянули его в конвейер, после которого Петровский сел с чашкой кофе за компьютер. Следовало потрудиться на себя. Литературой он занимался в первой половине дня, до отъезда на работу. Сейчас он писал новый роман, главным героем которого был заядлый геймер, попавший в число заложников, захваченных чеченскими террористами в театральном комплексе на Дубровке. Отвратительная реальность мешалась у него с многочисленными сценами игр, в которых он привык побеждать. Грубые вооруженные люди взывали не столько страх, сколько желание стрелять, но пальцы не находили нужных клавиш…
Ход мысли невозможно предугадать. Посреди захватывающего абзаца, для которого нашлись яркие, точные слова, Петровский зачем-то подумал про Астахова. Взял телефон. И будто споткнулся. Как с ним говорить? Почему-то неловко было обращаться на "ты". Вдруг человек забыл о вчерашней договоренности. Использовать форму "вы"? А если он помнит? В подобных случаях лучше всего использовать безличную форму. "Приветствую. Это Василий. Мы вчера познакомились. Как, удалось добраться без проблем?"
И тут телефон разразился весёлой трелью. Вслед за тем из него раздался бодрый голос:
– Добрый день. Астахов беспокоит. Удалось спросить ангела-хранителя?
– Пока что нет. Не получилось. – Проблема "ты" – "вы" оставалась. – Как, всё нормально? Удалось вчера добраться без проблем?
– Да, – как само собой разумеющееся, ответил Астахов. – Ты непременно спроси. Хорошо? Для меня это очень важно.
– Спрошу. Обещаю. Как только будет возможность. Хокинг, Виленкин… Ещё один был.
– Хойл. Его зовут Фред Хойл.
– Спрошу. Только не знаю, когда это произойдет. Это не каждый день бывает. Далеко не каждый. – Василий отчего-то ощущал неловкость за то, что не смог так быстро выполнить обещание.
– Буду ждать. Может, ещё посидим, поговорим?
– С удовольствием. Там, в Доме литераторов. Позвони мне завтра.
Этот разговор сбил его с прежнего настроя. Он с трудом дописал абзац и без всякого сожаления выключил компьютер. Наступило время отправляться на работу. Как чаще всего бывало, он поехал на метро.
Через сорок минут Петровский сидел за другим компьютером, писал очередной текст про убранство квартиры, оформленной в экзотическом стиле: "Интерьер обставлен и декорирован стилизованными или подлинными предметами этнических культур в их наиболее ярких, необычных проявлениях с отголосками далекой и неведомой жизни."
Именно в этот момент по совсем непонятной причине ему вспомнился вчерашний разговор, увлечённый рассказ про Хокинга и его идеи. Петровский застучал по клавишам. На экране монитора возникли слова, идущие в определенной последовательности: "Вокруг нашего мира, словно зеркала, находятся другие миры. Мы живём, отражаясь в этой анфиладе зеркал, и каждое наше действие, каждый поступок несметное число раз воспроизводятся, повторяются, размноженные зеркальной гладью до безумия, до одури." Ему понравилось написанное. Мысль потекла дальше, подчиняясь необъяснимой логике: "Хокинг. А что, если стиль такой ввести? Обилие зеркал. Видимость параллельных миров…" Идея показалась ему любопытной. Настолько, что он заглянул в соседнюю комнату. Ему повезло – та, которую он жаждал увидеть, которая появлялась в редакции набегами, сидела за большим столом, изучая фотографии для нового номера.
– Марьяна, хочу с тобой поговорить, – торжественно обратился к ней Петровский.
Марьяна была известным дизайнером, получала большие гонорары, гоняла на дорогих машинах, но при этом оставалась вполне доступным и приветливым человеком.
– Я тебя слушаю, – произнёс приятный высокий голос.
– Позволь поделиться с тобой некой идеей. Есть такой английский учёный, физик Стивен Хокинг. Он космолог, думает о мироздании. Он предположил, что рядом с нашей Вселенной существует множество других вселенных. И когда человек что-то делает, например, кушает или ругается с женой, то же самое повторяет множество его двойников, которые кушают или ругаются с женой в невидимых нам параллельных вселенных. – Она смотрела на него задумчивыми глазами. Василий чувствовал – её мысли заняты другим. Но он продолжил. – Это как если бы поставить много-много зеркал, и человек бесконечно повторялся бы в них. Только в каждом из миров есть свои особенности. Такое устройство мироздания придумал Стивен Хокинг. И что если нам наряду со всякими арт-нуво и арт-деко, традиционным и экзотическим стилями создать новый стиль – а-ля Хокинг. Поместить человека во множество зеркал, чтобы он бесконечно отражался там, как бы видел себя в других измерениях. – Теперь её зеленоватые глаза прямо-таки лучились весёлым азартом. – Может быть разная мебель, разная цветовая гамма, но непременно – зеркала, зеркала, зеркала. – Он размахивал руками, обозначая это невероятное обилие зеркал.
– В этом что-то есть, – певуче проговорила она. – Зеркала, которые друг против друга, ставили давно. Тоже интересный эффект, но… линейный. А так, чтобы зеркала стали основным элементом оформления, чтобы они бесконечно множили изображение во всех направлениях… это интересно. Как говоришь, а-ля Хокинг? Мне понравилось. Я попробую сделать наброски. – Она деловито глянула на Петровского. – Если удастся кому-нибудь впарить, тридцать процентов гонорара твои.
Василий был доволен. И не столько обещанием вознаградить его за идею, сколько тем, что услышанное им о параллельных вселенных, странное, будоражащее, вылилось в нечто конкретное, понятное, то, что можно было потрогать. Странное ощущение маленькой победы светилось в нём.
Он вернулся в комнату, на двери которой значилась его фамилия, сел за компьютер. Пальцы вновь побежали по клавиатуре. Но тут разразился настойчивой трелью телефон. Звонил Серега Потапов.
– Как дела? – поинтересовался он блеклым голосом.
– Нормально. А у тебя?
– Есть проблемы. Как-то не получается без них. Вася, у меня к тебе одна серьёзная просьба. Не по телефону. Надо встретиться.
– Я готов. Давай завтра. А хочешь, можно и сегодня вечером.
– Нет, ни сегодня, ни завтра не могу. Всё расписано.
– Тогда послезавтра.
– Тоже всё занято.
"Чудик, – мелькнуло у Петровского. – Просит время найти, а сам занят с утра до вечера."
– Давай в субботу встретимся, – с лёгкостью предложил Василий.
– Давай в субботу, – неуверенно проговорил школьный приятель.
– Во сколько?
– В полдень. В Доме литераторов. Но я тебе ещё перезвоню.
Работа по восхвалению интерьера, оформленного в экзотическом стиле, продолжилась. Нужные фразы рождались как бы сами собой, удачные сравнения, эпитеты и гиперболы находились без труда. Он любил это состояние, когда слово было подвластно ему.
Он застрял на рабочем месте. Не хотелось останавливаться. Редакцию покинул предпоследним – его пересидел главный редакционный компьютерщик Игорь. Но тот занимался какими-то своими делами.
Двигаясь размеренным шагом по Страстному бульвару, Василий размышлял о людях, живущих в параллельных вселенных. Как их называть? Иновселетяне? Иновселяне? Черт его знает. А его двойники. Чем они отличаются от него? Чем занимаются? Как живут? Любопытно бы узнать. Ой, как любопытно. Да как это сделать?