А дорога неслась дальше. Во вторник к полудню были в Бобруйске, купил десяток двуручных пил, заночевали на полпути к Гомелю. В среду, задолго до полудня, подъехали к Гомелю. Завернули в корчму передохнуть и обсудить с купцами дальнейшую дорогу. Легенда с посыльными так нам понравилась, что до Гомеля каждому разъезду, что нам попадался на пути, Иван издали кричал и махал тубусом с печатью. Это, как правило, не вызывало даже попыток нас остановить.
Дело в том, что посыльным любой князь давал разрешение прорываться силой в случае возникновения угрозы письму и обещал прикрывать, что бы они ни натворили, в пределах разумного. Разъезды об этом прекрасно знали. Поэтому вызывать подозрение у посыльных, что у тебя есть интерес поближе рассмотреть заветный тубус, никому не хотелось.
Дальше так ехать и притворятся посыльными от киевского князя Иван был категорически против. С ним можно было согласиться. Если ляхов искали со знанием дела, то могли по описанию коней выйти на наш постоялый двор и получить описание людей, имевших подозрительно похожих лошадок. А если заподозрят, то остановят и посыльных.
Отмахнуться от этого было нельзя. Но ехать в направлении Пинска до Мозыря, а там искать дорогу на Коростень всем тоже активно не хотелось. Раз купцы утверждают, что доброй дороги от Мозыря до Коростеня нет, то это лотерея. Значит, там тропки от села до села, на речках нет переправ, морозов сильных не было, льда толкового тоже нет, полная засада. Куда ни кинь, всюду клин. Тут мне в голову пришла неожиданная идея.
– Иван, я малевать добре умею. Видел ведь, как халамиду размалевал, на поле ее и не увидишь. Давай я нас всех чуть подмалюю, чтобы мы на татар стали похожи. Сулима и малевать не надо, его и татары за своего примут. Повяжем конские хвосты на шишаки, из одного копья бунчук заделаем – и поедем как посыльные князя Мамая. Татарских посыльных ни один дозор остановить не посмеет. Кони и оружие у нас татарское, свои самострелы я попрячу, вы трое по-татарски трошки балакаете, Сулим – тот как татарин говорит, не отличишь, а я молчать буду.
– Как остановят, так сразу увидят, что мы намалеваны. А в корчме, на постоялом дворе – что, тоже намалеванный ходить будешь?
– Так мы останавливаться не будем, а поперек дороги татарам никто не станет. На постоялом дворе сразу в комнату идем, обо всем Сулим сговариваться будет, так и в Киев доедем. В Киеве казаков всегда полно, никто нас там не ищет, там краску и смоем.
– Обмозговать это дело надо, – вынес Иван свой вердикт.
Это означало, что план ему понравился и он начнет пристреливаться к деталям. Посыпались вопросы про краску, чем малевать буду, не слезет ли по дороге.
– Иван, давай я краску делать буду, потом Дмитра размалюю, а ты посмотришь – может, у тебя вопросов меньше будет.
– Ну давай.
Краску я сделал самую простую: растолок черный уголь, добавил немного свиного жира и нагретого столярного клея. Затем наточенными палочками начернил Дмитру брови и усы и черными линиями навел раскосые глаза, подчернил верхнее и нижнее веко. Как привязали к шишаку шлема кусок лошадиного хвоста – издали от татарина не отличишь. Да и вблизи тоже.
– Сулим, делай бунчук, Богдан, малюй меня и Давида. Надо хоть два-три перехода до Чернигова сегодня проехать.
Идея была утверждена – не прошло и часа, как мы под видом татарских посыльных продолжили свой путь и заночевали на полпути до Чернигова. Четверг выдался трудным. Перекусив всухомятку в своей комнате, мы выехали затемно, скакали весь день, останавливаясь ненадолго в лесу на поляне дать роздых коням, сбросить стресс и пожевать пирогов с рыбой.
Идея прикинуться татарами оказалась правильной. При виде княжеского разъезда Сулим начинал орать по-татарски и размахивать тубусом, Иван переводил на ломаный русский и тряс бунчуком. Мы, не снижая скорости, проезжали мимо и скакали дальше. Поскольку больше всех орал и махал руками Сулим, то на него в основном и смотрели. Духу остановить нас и расспросить подробно ни у кого не хватило.
В пятницу к полудню мы были в Киеве, содрали хвосты со шлемов, смыли краску с лица и веселой командой подались на базар. Мне нужно было отыскать купца Марьяна: раз по дороге не встретил, значит, на базаре уже должен быть. С купцом познакомиться, который в Черкассы обозы водит, – у меня было много планов на долгую зиму, а чтобы их реализовать, нужно предусмотреть каждую мелочь, все заказать и купить, пока есть возможность.
Сказал кто-то из умных людей, к которым стоит иногда прислушиваться: "Не пренебрегайте мелочами, ибо от них зависит совершенство. А совершенство – это не мелочь".
Глава 4,
в которой становится ясно, что без мелочей не бывает совершенства
Разглядывая разнообразные товары, вывезенные на киевский пятничный базар, расспрашивал торгующих купцов, знают ли они купца Марьяна, пока не нашелся один, кто мне указал нужное направление. Как и следовало ожидать, Марьян приехал под Киев вчера вечером, с утра только выехал торговать, никого не видел, ничего не знает. Воз мой стоит на постоялом дворе в целости и сохранности.
Единственной полезной и радостной новостью из этого потока сведений было то, что недоверчивый Иван Медник сам нашел Марьяна в тот же день, как получил от меня заказ. Убедившись, что монеты у него на окончательный расчет есть, узнал, когда он отъезжает, и в понедельник утром, поймав купца практически уже на выезде из постоялого двора, вручил ему мой заказ. Узнав у Марьяна имя и приблизительное месторасположение его товарища, который в Черкассы ездит, пошел его искать.
Звали его как первого президента США, убитого при исполнении: Авраам. Был он из хазарских иудеев, издревле живших в Киеве в районе под названием Козаривка, где они начали селиться еще при княгине Ольге. Потом там рядом с единоверцами появились европейские евреи, потомки выходцев из Палестины. Но значительно позже, массово – они возникли на этих территориях вместе с поляками. Эти группы перемешались, и хазары растворились в более организованной среде. Крымская и кавказская группы хазар приняли ислам, стали частью будущего Крымского ханства и народов Северного Кавказа.
Разговор с Авраамом был трудным. То ли он заподозрил во мне будущего конкурента, то ли одно из двух, но он начал ломить за доставку грузов в Черкассы совершенно несусветную цену. Все мои попытки торговаться закончились безрезультатно, и я уже думал соглашаться: другого выхода не было, время было дороже. Не говоря ни "да", ни "нет", стал пока расспрашивать, какие новости он слыхал, когда был в Черкассах в последний раз, что изменилось в сопровождении караванов. Он рассказал мне про совет атаманов, про совместные дозоры и о фиксированной плате с купцов за проезд через казацкие земли.
– А что, Авраам, тягло с купцов иногородних в Черкассах на базаре берут?
– Да нет, Бог миловал, не слыхал пока о таком.
– Запамятовал, видно, Иллар, а ведь говорили ему: нечего инородцам на казаках наживаться, надо тягло на них ввести за торговлю – во всех городах тягло купцы платят, и у нас платить будут. Такое тягло поставим, чтобы ни у кого такого не было. Больше нашего ни у кого не будет.
– Так никто к вам торговать не приедет.
– Ничего, сами будем торговлю вести, чай, не дураки: зимой делать нечего, только торговать, а летом – все одно торговли нету.
– Так вы и зимой часто в походы ходите.
– Одно другому не помеха. Добычу продавать будем, заодно и домой товару привезем. Не дело это, когда инородцы с казаков три шкуры дерут. Приеду домой – первым делом батьке скажу, чтобы тягло на купцов вводил, и не меньше двух монет на один воз, а если товар дорогой, то и десять монет брать можно.
Намек был правильно понят.
– А не может такого случиться, казак, что забудешь ты атаману о том напомнить?
– А чего ж не может. Все в Божьей власти. Может и такое быть, особливо если у меня пара лишних монет в кошеле появится, которые в корчме потратить можно. Тогда, чувствую, сразу это у меня из головы вылетит. Чего мне такое в голове долго держать.
– Сколько ты мне давал за то, чтобы твои возы в Черкассы доставить? По три монеты серебром? Маловато, конечно, дорога дальняя, но для тебя довезу. Только не говори никому о том.
– Три монеты – это если твой возница, а если мой – то одну.
– Тогда и харчи возница свои должен иметь.
– Харчи мои, а ночлег твой – либо в шатре, либо под крышей.
– Где же ты там по дороге крышу видел, казак? Глухомань, ни дворов постоялых, ни сел по дороге. Да и кто на такой дороге селиться станет, если каждую весну по ней татары идут. А в шатре место дадим, на улице спать не оставим. Сколько твоих возов будет?
– Шесть, может, семь будет, думаю, на семь возов все поместим.
– Что ж ты везешь аж на семи возах?
– Да я сам еще толком не знаю – как куплю все, что надо, тогда и посмотришь.
Довольный, что относительно дешево решил транспортную проблему, договорившись, где будут стоять мои возы, пошел скупать необходимый мне товар. Первым делом необходимо было закупить зерна. Урожай в этом году выдался неплохой, цена на зерно была невысокой. Даже в Гродно держалась чуть больше полгроша серебряного за мешок. Нашел на базаре боярина, который вместе с женой и парой вооруженных холопов торговал зерном. У него было чуть больше того, что я хотел купить. Мешков двести тридцать в пяти возах. Решив, что запас карман не жмет, начал торговаться. Зерно шло слабо, купцы сбивали цену как могли.
– Сколько у тебя зерна осталось, боярин?
– Ровно столько, сколько и привез, – коротко и мрачно ответил молодой боярин, на пару лет старше меня.
– Сколько монет хочешь за все?
– Столько никто платить не хочет, – последовал содержательный ответ. Да, зря он себя в продавцы записал – лучше бы дружинников или жену поставил с покупателями разговаривать.
– Может, я заплачу, но ты мне его своими возами в Черкассы довезешь.
– Нет, лучше я с возами и с зерном останусь, чем без возов и без зерна.
Пришлось вести недоверчивого боярина к купцу, чтобы тот с ним договаривался, как и когда получит свои телеги обратно. По дороге увидал бондаря с целым возом всевозможных дубовых бочек. С этим оказалось проще. Сторговавши все бочки на треть дешевле, он, ошалевший от такой удачи, отдал мне их вместе с возом. Авраама он знал хорошо и просил только сказать ему, что этот воз по приезде заберет Степан Бондарь.
Остановились мы в корчме у старого солдата, того самого, что подозревали в связях с людоловами. Казалось, лишь вчера дело было, а уже две недели пролетели. Заплатив боярину за зерно и договорившись, что он завезет своим возницам харч на две недели дороги, повез туда свои телеги с зерном и бочками. На удивленный вопрос купца, что я буду с зерном делать, ответил:
– Запас хочу иметь на следующий год.
– Зачем тебе такой запас, казак? На следующий год другое зерно вырастет.
– Кто его знает, как оно вырастет, а у меня запас будет. Да и сам посуди: куда мне монеты девать? Все одно за зиму прогуляю. А так хоть зерно на весну останется.
– Тоже верно, – с уважением поглядывая на меня, сказал Авраам. – А бочек тебе зачем столько?
– Монеты мне не в чем хранить, купец. Вот в бочки сложу – пусть в бочках лежат.
Авраам мне ничего не сказал, но мне показалось, что уважения в его взгляде стало меньше.
Встретив по дороге Давида и Дмитра, волокущих мешки с подарками в корчму и вытаращивших глаза на шесть груженых возов, посадил их отгонять в корчму обоз, а сам вернулся на базар. Забрав свой воз у Марьяна, догрузил его пудом меди и куском олова килограмма на два – может, кое-что придется самому выплавлять, без специалиста. Купил у местного медника самый большой казан, какой был, литров на двадцать: лишняя посуда в нашем деле всегда пригодится. У местного ювелира увидел красивые золотые сережки с камушками. Так они мне понравились, что сторговал и их, и серебряное зеркальце Марии в подарок.
Царский, конечно, подарок вышел, ну так мне ж за ней ухаживать нужно. Все сразу увидят: ухаживает хлопец серьезно. Затем нашел местный вариант заготовок на зиму, когда свежие ягоды заливаются медом, – так они и стоят. Купил несколько маленьких бочоночков, с виду каждый литров на десять, малина, вишня, ежевика и брусника, прикупил еще разных специй, которые могли мне пригодиться в моем тяжком труде, корицы, гвоздики, имбиря.
Ничего более интересного и нужного не нашел. Сообщив Аврааму окончательный результат – семь возов, два без возниц, – уплатил ему наперед десять монет за доставку, одиннадцатую, сказал, отдам в Черкассах, и, сопровождаемый его удивленным взглядом, направил телегу к нашей корчме.
Пока мотался взад-вперед, солнце повернуло на запад и большим багровым шаром низко склонилось над горизонтом. Отложив подарки в пару переметных сумок, чтобы с утра на заводную кинуть, зашел в корчму. Наши все уже собрались и обсуждали, кто каких гостинцев накупил. Как только я появился, все выбежали посмотреть, что еще купил, кроме бочек и зерна. Потом начались бесконечные расспросы – зачем мне то да зачем мне се.
– Вот ты, к примеру, знаешь, Богдан, сколько браги можно из твоего зерна наделать?
– Знаю.
– И сколько?
– Где-то выйдет три сотни больших бочек.
– И что ты с ней делать будешь?
– Продам.
– Брешешь!
– Бьемся об заклад на сто серебряков, что до Великого поста всю продам!
– А медь с оловом тебе зачем?
– Чтоб доски пилить.
– Брешешь!
– Бьемся об заклад!
– Да что ты заладил – бьемся да бьемся?
– Каков привет, таков ответ, Дмитро, дай поесть спокойно, как бражки наделаю, так к вам в хутор приеду продавать.
– Да кто у тебя ее там купит, побойся Бога!
– Ты и купишь: вон серебра сколько набрал, куда девать не знаешь – бочонок вина заморского за пятнадцать монет купил.
– Так то ж заморское, за двенадцать монет сторговал! – Бочонок был не больше двадцати пяти литров, а стоил как лошадь. – А об заклад с тобой никто биться не будет! Все знают, что у тебе черт за левым плечом стоит и помогает.
– А вот теперь ты брешешь, Дмитро! Вот скажи, когда я в церкви стою, куда черту деваться? Или когда отец Василий на меня свяченой водой брызгал, как бы черт на такое смотрел?
– Все, хватит вам черта к ночи поминать! А ты, Дмитро, поменьше слушай, что про Богдана болтают. Вон говорили, что он на девок не смотрит, – так ты сам видел: брехня то все. Вот когда черта у него за плечом увидишь или когда его за хвост поймаешь, тогда и будешь говорить.
Вот что жаба с человеком делает. И монет у него немало, причем подавляющее большинство из них благодаря мне заработанные, и накупил всего, о чем мечтал, но как увидел семь возов груженых – так его жаба и начинает душить. И ведь не объяснит, почему душит. А как начнешь копать – так докопаешься до такой сути, что самому нечего сказать будет.
Ибо если снять поверхностную шелуху, то душит его жаба не потому, что я это все накупил, а потому, что он не может понять, что со всем этим сделать можно, а мне, видимо, понятно. То есть претензии нельзя отказать в логике. Почему, Господи, ты одному даешь больше, чем другому? Или еще более глубокую претензию высказать можно: почему, Господи, ты, дав другому так много, не вложил в его голову простую мысль, что в том нет его заслуги, что дано ему только затем, чтобы преумножать и делиться с другими…
А Бог тихо шепнет в ответ: если даже до такой ерунды вы не способны додуматься сами, к чему тогда все это…
– Ты, Дмитро, не серчай, шуткую я. Вот наделаю бражки, приеду к вам в гости на праздники, выпьем мы с тобой – и сравним ее с вином заморским.
– Эх, жаль, что пятница сегодня, народу везде полно, – вдруг вспомнил Иван. – Думал я с корчмарем соседским потолковать еще раз, как домой вертаться будем. Верный у тебя глаз, Богдан, не простой то корчмарь, много поведать сможет, если правильно спросить. Но не судьба, видно, в этот раз к нему заглянуть. Ништо, зима длинная, приедем еще в Киев, может, тогда потолкуем. Идемте спать, казаки, завтра вставать затемно.
С утра Сулим поцокал языком, заставил всех набрать пару дополнительных мешков овса в корчме и достаточно быстро, значительно быстрее обычного, погнал нас по дороге. На мой вопрос Ивану, почему так быстро идем, он посмотрел на меня, как на младенца, и с удивлением в голосе, что приходится растолковывать такие очевидные вещи, сказал:
– Так ведь после полудня метель начнется, уже не поскачешь.
– Вон оно что…
Видимо, для всех это было совершенно очевидно, только у меня с прогнозом погоды не сложилось. Я принялся допрашивать Богдана, как у него с этим делом. Надо сказать, что Богдан добился за последнее время больших успехов в исследовании новых возможностей, скажем так, нашего мозга.
Дети – они всегда лучше родителей осваивают новую технику по одной простой причине: они не боятся ее поломать и методом научного тыка достаточно быстро учатся. Поэтому, пока я общался с ним, используя стандартный интерфейс, Богдан, разобравшись более-менее в моем БИОСе, мог уже проделывать номера, к которым я даже не мог представить приблизительного пути. Иногда это было очень полезно. Особенно когда нужно было приложить силу, да и не только – любые двигательные активности, если они были заучены до автоматизма, значительно быстрее, точнее и с большей мощностью выполнялись, если мы брались за это вместе.
Это обнаружилось во время тренировок с луком. Упражнение нудное – как только чувствую, что больше не согнуть эту палку, – зову Богдана, он дальше гнет. Как-то раз задумался я над этим феноменом, как так может быть, что те же руки только что отказывались гнуть, а стоило взяться за это Богдану – как все идет на ура. Позвал его на помощь с самого начала, как только за лук взялся. Чувствую, легче гнется – хоть стрелы бери и пробуй со стрелами стрелять.
Вот тогда вспомнилась мне одна статья, еще в молодости ее читал. Оказывается, наши мышцы способны производить значительно большие усилия, все зависит от интенсивности нервного импульса, который к ним приходит. И, тренируя определенное движение, мы не только наращиваем мышечную массу, но и усиливаем соответствующий нервный импульс, а также ускоряем его прохождение от коры головного мозга до соответствующего мышечного волокна. И получается, когда мы совместно пытаемся растянуть лук, создается нервный импульс большей интенсивности. Вот что значит правильная интерференция.
Ну и с этого пошло: надо саблей рубануть или топором – Богдан тут как тут. Но нет худа без добра, а добра без худа. Стрелять вдвоем не получается, даже из самострела, – это первая из обнаруженных проблем. Обязательно нужно, чтобы либо Богдан, либо я, образно говоря, прикрыв глаза, отвлекся от процесса прицеливания. Ну и эмоциональный фон, как Богдан ни пытается меня от него оградить, нарастает, думать и принимать решения становится очень трудно. Но тут уж как есть, так есть. Слава богу, что так. Представить страшно, что было бы, окажись я в одном теле с кем-то другим, не таким чутким и внимательным, как этот малыш.