Я в долгу перед кланом Эсв Свейдер за это оружие, так же как и за Арианрод. Ожесточающую необходимо было вернуть на родину, поскольку она являлась частью кланового наследия и узурил - "живой историей". Я обязан был хранить, а не забирать его и уж тем более не переделывать подобным образом. Но, столкнувшись лицом к лицу с Профанити в Каср Геш, я осознал две вещи. Если быть честным, то их открыла для меня эта жуткая тварь. Сами по себе пентаграмматические печати могли оказывать воздействие на демонхостов, но не могли быть сильнее, чем украшенное ими оружие.
По достоверным данным, во всей Вселенной трудно найти более могучий клинок. Со временем я принесу свои извинения и расплачусь с кланом Эсв Свейдер, если будет на то воля судьбы.
Я попытался коснуться сабли, но меня остановил Бур.
- Она ещё отдыхает. Мы обязаны уважать её душу. Забрать можно будет через несколько дней. Усердно тренируйся. Ты должен познать её как можно глубже, прежде чем применять в бою.
Он проводил меня до двери кузницы.
- До того, как использовать и то и другое оружие, их необходимо благословить и освятить. Мне это недоступно, хотя я могу провести церемонию посвящения их изготовления Богу-Машине.
- Я уже спланировал их освящение, - сказал я. - Но с радостью обращусь и к твоей помощи. Мне трудно представить себе более могущественного бога-заступника, которого бы мне хотелось иметь на своей стороне в битве с Квиксосом.
- Мы отправляемся через несколько дней, - сказал я Гло.
Он помолчал некоторое время, а потом ответил:
- Я буду скучать по нашим беседам, Эйзенхорн.
- Как бы то ни было, но я должен уйти.
- Думаешь, что уже готов?
- Полагаю, что эта часть подготовки полностью завершена. Или ты можешь сказать мне что-то ещё?
- Я размышлял над этим. И не смог придумать ничего. Кроме…
- Кроме чего?
Лампы, окружавшие энграмосферу, замерцали.
- Кроме одного. За вычетом всего, что уже выудил из меня, ты должен знать, что твой враг… опасен.
Я невольно рассмеялся:
- Ну, это-то, Понтиус, я и без тебя знаю!
- Нет, ты не понимаешь всего смысла моих слов. Я знаю, ты решителен и амбициозен. Кроме того, можно предположить, что ты овладел знаниями, и надеяться, что приобрёл оружие, но, не приведя в готовность свой разум, ты погибнешь. Мгновенно. И ни печати, ни посох, ни клинок или руны не спасут тебя.
- Ты говоришь так, словно… боишься потерять меня.
- Неужели? Тогда подумай и над этим, Грегор Эйзенхорн. Можешь и дальше считать меня достойным всяческого презрения чудовищем, но если я действительно беспокоюсь, то что это говорит обо мне? Или о тебе?
- До свидания, Понтиус Гло, - сказал я, и люки его камеры в последний раз закрылись за моей спиной.
Напишу эти размышления здесь, потому как чувствую, что должен это сделать. Кем бы ни был Понтиус Гло и что бы ни произошло позже, я, несмотря на все свои старания, не мог избавиться от чувства, что как-то связан с ним. Тогда, в камере на Синшаре, и столетием ранее, в тёмном трюме "Иссина", мы проговорили с ним несколько сотен часов. У меня не возникало сомнений в том, что он был непростительно злым порождением Хаоса и убил бы меня в ту же секунду, если бы ему представился шанс. Но он был существом, обладающим экстраординарным интеллектом, несравненным остроумием и глубочайшими познаниями. Выдающийся человек в столь многих и странных отношениях. И если бы не ожерелье Ааа, надетое Понтиусом тем весенним днём на Квентусе, его жизнь могла бы пойти совсем иным путём.
Не случись этого и встреться он мне раньше, мы могли бы стать наилучшими друзьями.
Наше пребывание на Синшаре затянулось на три месяца. На мой взгляд, слишком долго, но ускорить подготовительные работы не было никакой возможности.
Мы отпраздновали Сретение в небольшой часовне Министорума, зажигая одни свечи, чтобы приветствовать наступление нового имперского года, и другие - чтобы помянуть усопших этого городка. Эмос и Биквин читали за упокой всех экклезиархов, оказавшихся среди погибших. Бур со своими техножрецами пришёл помолиться вместе с нами. Магос воспарил к хорам, устроенным под огромной статуей Бога-Императора, чтобы вести нас в молебне.
Я был обеспокоен и чувствовал постоянное напряжение. Отчасти потому, что мне уже не терпелось приступить к реализации своих планов, но также и из-за тайн, открытых мне Гло. Многие, очень многие принадлежали тьме. Я понимал, что стал другим человеком и что эта перемена необратима.
Но мне приходилось учитывать и то, что ещё год назад - всего лишь год, хотя мне и казалось, что прошло куда больше времени, - я был беспомощным узником суровой Карнифицины, и Сретение промчалось тогда мимо прежде, чем я осознал это.
Тем человеком я тоже уже никогда не буду, и эту перемену вызвали вовсе не нашёптанные секреты Понтиуса. Какая бы тьма ни плескалась в моей голове, лучше было находиться здесь, в компании друзей и союзников, быть сильным, готовым и укрепившимся духовно.
У нас не было хормейстера, чтобы сыграть на органе, поэтому Медея принесла главианскую лиру своего отца и сыграла Святой Триумф Золотого Трона, чтобы мы могли спеть.
Той же ночью мы устроили застолье в трапезной Адептус Механикус и отметили наступление 341.М41. Максилла, остававшийся на своём посту на борту "Иссина", прислал нам челнок с угощениями, а также сервиторов, чтобы прислуживать нам. Один из них сообщил, что с наступлением полуночи обширный метеоритный шторм наполнил небо, осветив своими огнями ночную сторону Синшары. Нейл прорычал, что это дурное предзнаменование, а Иншабель настаивал, что - хорошее.
Думаю, это главным образом зависит от того, из какой части Империума вы родом.
Мои сотрудники провели следующие два дня, упаковывая вещи и готовясь к отбытию, но мы с Эмосом ещё должны были посетить церемонию посвящения в храме Адептус Механикус.
Сервиторы распевали псалмы на модулируемом бинарном коде и били в литавры. Магос Бур облачился в оранжевые одежды и накинул на плечи белую епитрахиль.
Он благословлял оружие, поочерёдно принимая одно, а потом второе из рук прислуживавших техножрецов.
Ожесточающая, ставшая теперь ничем иным, как украшенным пентаграммами силовым мечом, была поднята к свету, струившемуся из глаз статуи Бога-Машины. За ней пришёл черёд рунного посоха - шедевра Бура.
Навершие украшенного рунами стального посоха он сделал из электрума, выполнив его в виде солнечной короны. В центре её был помещён человеческий череп, отмеченный тринадцатым знаком изгнания. Череп был собственноручно вырезан Буром из магнетического камня в соответствии со сканированным изображением моей головы. Он опробовал и отверг более двадцати различных телеэмпатических кристаллов, прежде чем найти тот, который, по его мнению, должен был соответствовать задаче.
- Красиво, - сказал я, принимая из его рук посох. - И на каком же кристалле ты в итоге остановился?
- На каком же ещё! - сказал он. - Я вырезал копию твоего черепа из самой Плиты.
Он пришёл в посадочный отсек, чтобы проводить нас. Мы и не думали, что наш боевой катер так надолго задержится здесь. Нейл и Фишиг уже заносили последние вещи на борт. Предыдущей ночью мы наконец нарушили астропатическое молчание, чтобы доложить Имперским Объединённым Каменоломням, Ортог Прометиум, Адептус Механикус и имперским властям о судьбе, которая постигла рудники Синшары. К тому времени, когда для восстановительных работ мог прибыть хоть кто-нибудь из них, мы уже должны были исчезнуть.
Бур попрощался с Эмосом, и старик шаркающей походкой направился к катеру.
- Не могу подобрать подходящих слов, - сказал я магосу.
- Как, впрочем, и я, Эйзенхорн. А что с моим… жильцом?
- Мне хотелось бы, чтобы ты сделал то, о чём я просил. Подари ему хотя бы возможность перемещаться. Но не больше. Теперь и навеки он должен оставаться нашим пленником.
- Очень хорошо. Надеюсь услышать вести о вашей победе, Эйзенхорн. Буду ждать.
- Гиард, пусть сохранят твои системы Святый Бог-Машина и сам Император.
- Спасибо, - сказал он и добавил то, что весьма озадачило меня, учитывая его абсолютную веру в технологию: - Удачи.
Я отправился к катеру. Он ещё мгновение смотрел мне вслед, а потом скрылся, затворив за собой двери внутреннего люка.
Больше я никогда его не встречал.
От Синшары "Иссин" стремительно и нетерпеливо побежал к просторам Сегментум Обскурус. Рейс, прерываемый только дважды, продлился три месяца.
На Имшалусе мы остановились, чтобы передать все двадцать подготовленных посланий. Там же мы расстались с Иншабелем и Фишигом. Иншабель отправился к Эльвара Кардинал, чтобы приступить там к личному заданию, а Фишиг - пуститься в дальний обратный путь к Кадии. Могли пройти, месяцы, если не годы, прежде чем мы должны были увидеться снова. Расставание получилось печальным.
На Палобаре, пограничном перекрёстке, полном торговых судов и караванов обскуры, охраняемых наёмными боевыми судами, мы остановились, чтобы передать подготовленную карту экстремис. Пути назад теперь не было. Там я расстался с Биквин, Нейлом и Эмосом, которые по разным причинам должны были вернуться в Геликанский субсектор. Целью Биквин стала Мессина, а Эмос под присмотром Нейла отправился к Гудрун. Ещё одно тяжёлое расставание.
"Иссин" продолжал свой путь к Орбул Инфанта. Время проходило в ожидании и одиночестве. Каждый вечер собирались в столовой Максиллы и ужинали вместе остатки моей свиты: я, Бетанкор, Максилла и Унгиш. Последняя вообще была плохим собеседником, но даже Медея и Тобиус утратили свой задор. Они тосковали по остальным и, как мне кажется, понимали, насколько мрачные и тяжёлые времена нас ожидают.
Я проводил дни за чтением в библиотечной каюте катера или играя в регицид с Медеей. И занимался с Ожесточающей в трюме, медленно отрабатывая приёмы, привыкая к её тяжести и балансу. Мне никогда не сравниться с мастером, рождённым на Картае, но я всегда был достаточно хорош во владении мечом. Ожесточающая оказалась особенным оружием. Я познавал её, а она познавала меня. Через неделю она стала откликаться на мою Волю, проводя её с такой силой, что рунные знаки пылали от проявлений ментальной энергии. Сабля обладала собственными желаниями, и, как только я извлекал её и приступал к тренировке, становилось трудно помешать оружию колоть и кромсать так, как хотелось бы Ожесточающей. Она жаждала крови, а если и не крови, то, по крайней мере, радости сражения. Медея дважды за это время прерывала мои занятия, входя в трюм, чтобы узнать, не устал ли я и не желаю ли сыграть партию в регицид, и тогда мне приходилось удерживать рвущуюся к ней сталь.
Основной проблемой стала невероятная длина оружия: мне никогда раньше не доводилось работать с таким длинным мечом. Я побаивался, что сам поотрубаю себе руки и ноги. Но практика принесла мне пользу: размашистые, плавные движения, стремительные выпады… Через две недели я научился ловко проворачивать её в своей руке так, что моя открытая ладонь и эфес прокручивались друг мимо друга, точно диски гироскопа. Я гордился этим движением. Мне кажется, ему научила меня сама Ожесточающая.
Тренировался я и с рунным посохом, привыкая к его тяжести и балансу. Несмотря на то что моя меткость была ужасна, особенно на расстоянии более чем в три или четыре метра, я научился направлять Волю по своим рукам, через его древко и испускать её из каменного черепа в виде молний, оставляющих выбоины в покрытии палубы.
Проверить его на пригодность к использованию по основному назначению, конечно же, не было никакой возможности.
Мы достигли Орбул Инфанта, мира храмов, в конце двенадцатой недели. Передо мной стояло три задачи, первой из которых являлось освящение меча и посоха.
Вместе с Унгиш и Медеей я спустился на поверхность планеты, но не на боевом катере, а в одной из неприметных небольших шлюпок "Иссина". Мы направлялись к Эзрополису, одному из десяти тысяч храмовых городов Орбул Инфанта, в жарком сердце западного континента.
Управляемая Экклезиархией, эта благочестивая планета известна своими бесчисленными святынями, каждая из которых посвящена отдельному имперскому святому. Располагаются они по одной в центре каждого города. Экклезиархия выбрала Орбул Инфанта для размещения этих святынь по той причине, что она лежит на прямой линии между Террой и Авиньором. Самые популярные и процветающие храмовые города расположены на побережье восточного континента, и миллиарды верующих стекаются в них каждый год. Эзрополис стоит в стороне от этой суматохи.
Святой Эзра, принявший мученическую смерть в 670.М40, покровительствовал путешественникам и принёсшим обеты. Посвящённый ему храм, на мой взгляд, вполне соответствовал моим целям. Его город представлял собой сверкающую опухоль из стали, стекла и камня, вздымающуюся на прожаренных солнцем равнинах в центре западного континента. Согласно путеводителям, записанным на планшетах, воду для города приходилось доставлять от западного побережья по огромным трубам в две тысячи километров длиной.
Мы приземлились на Поле Эзры, в основном посадочном комплексе, и присоединились к очередям паломников, поднимающихся по кольцевой лестнице, ведущей в цитадель. Большинство паломников были одеты в жёлтое - цвет святого - или носили украшения из полос жёлтой ткани. Все несли зажжённые свечи или масляные лампы, несмотря на немилосердно яркий солнечный свет. Эзра обещал зажигать огонь во тьме, чтобы направлять тех, кто в пути. Именно поэтому его сакральным цветом и стал жёлтый.
Мы подготовились к визиту. Я облачился в чёрный льняной костюм с поясом из жёлтого шелка и нёс горящую молельную свечу. Унгиш завернулась в бледно-жёлтый балахон, цветом напоминающий рассветное солнце, и сжимала гипсовую статуэтку святого. Медея надела темно-красную облегающую куртку, а поверх - накидку, на которой был вышит жёлтый символ аквилы. Она толкала перед собой небольшую гравитележку, на которой, обёрнутые в жёлтый бархат, лежали Ожесточающая и посох. Паломники частенько приносили свои вещи к святыне Эзры для того, чтобы освятить их, прежде чем браться за дела или отправляться в путешествие. Мы легко смешались с рядами потеющих, озабоченных верующих.
Поднявшись по лестнице, мы влились в благословенную прохладу затенённых улиц. Был уже почти полдень, и с платформ на вершине высоких, стройных башен неслось пение хоров Экклезиархии. Звонили колокола, и на трех городских площадях тысячами выпускались из клеток жёлтые птички сочанки. Галдящие облака птиц цвета охры кружили над нашими головами. Их привозили с геноферм, расположенных на побережье, где птиц разводили в промышленных масштабах. Каждый день в город доставлялось по миллиону штук. Этот регион Орбул Инфанта не был для пернатых родным, и они погибали в течение нескольких часов после того, как их выпускали в выжженную пустыню. Сообщалось, что на равнинах вокруг Эзрополиса можно было по лодыжку провалиться в слой из белых костей и ярких перьев.
Но тем не менее они являлись символом свершений и путешествий, и по этой причине каждый полдень по миллиону крылатых созданий отпускалось на верную смерть. "Какая ужасающая ирония, - подумал я. - Впрочем, такое бывает часто, когда дело касается сферы влияния Экклезиархии".
Мы направились к собору Святого Эзры Смотрящего, выразительному храму на западной стороне города. На каждом карнизе и на каждой стене, мимо которых мы проходили, сидели сочанки и, как мне казалось, негодующе щебетали.
Сам собор, по общему признанию, был роскошен. Храм в раннеготическом стиле возводили последние тридцать лет на пожертвования отцов города и духовенства. Каждый посетитель, проходивший под городскими стенами, обязан был внести две крупные монеты в ящики-копилки, расположенные по обеим сторонам лестницы. Возле них стоял облачённый в жёлтую мантию священник, следивший за тем, чтобы монеты опустил каждый входящий. Средства из копилки слева шли на обслуживание и строительство городских храмов, а той, что справа, - в фонд сочанок.
Мы вошли в прохладу собора Святого Эзры Смотрящего. В мраморном нефе верующие склонялись в молитвах. Помещение заливал яркий, играющий цветными узорами солнечный свет, проникающий через огромные витражи. Прохладный воздух был подслащён дымом лавра и наполнен сладкоголосым пением хора.
Я оставил Медею и Унгиш под аркой прохода возле могилы, на надгробии которой лежала резная скульптура Космического Десантника Ордена Гвардии Ворона. Руки статуи были сложены так, чтобы указывать, в каком именно крестовом походе он погиб.
Я нашёл настоятеля собора и изложил ему свою просьбу. Он тупо посмотрел на меня, теребя жёлтые одеяния, но я скоро заставил его понять, в чём дело, опустив шесть крупных монет в ящичек для милостыни и ещё две в его ладонь.
Он повёл меня к помещению, где располагалась купель, и я подозвал своих коллег. Как только все мы оказались внутри, он задвинул занавесь и открыл свой требник. Когда священник начал обряд, Медея развернула оружие и положила на край купели. Настоятель продолжал бормотать и, не сводя глаз с открытой книги, чтобы не потерять того места, где читал, поднял и развинтил флягу с елеем, которым помазал и посох, и меч.
- За благословением и освящением этих предметов обращаюсь я в мольбе к Императору, Богу моему, и вопрошаю принёсших их: не имеете ли вы тёмных страстей в сердце? Клянётесь ли вы в чистоте помыслов своих?
Я понял, что он смотрит на меня, и поднял голову. Страсти. Желание запретного. Могу ли поклясться, зная то, что знаю?
- Так что?
- На мне нет пятен, пречистый, - ответил я. Он кивнул и продолжил освящение.
Первое из запланированного было сделано. Мы вышли во внутренний двор собора.
- Унеси их обратно к шлюпке и присматривай за ними получше, - сказал я Медее, указывая на спелёнатое оружие на тележке.
- А что насчёт страстей? - спросила она.
- Об этом не беспокойся.
- Неужели ты просто солгал, Грегор?
- Заткнись и не задавай глупых вопросов.
Медея покатила тележку мимо толпы паломников.
- А она сообразительная девочка, еретик, - прошептала Унгиш.
- Честно говоря, ты тоже могла бы помолчать, - сказал я.
- Нет, черт тебя дери, - бросила она. - Это уже начинается.
- Что? Что "это"?
- В своих снах я видела, как ты лжесвидетельствуешь перед имперским алтарём. Я видела, как это произошло, а за этим последовала моя смерть.
Я смотрел, как сочанки кружат над двором.
- Дежа вю.
- Я видела это дежа вю в снах, - кисло ответила Унгиш. - Я чувствую это дежа вю своим задом.
- Бог-Император наблюдает за нами, - заверил я.
- Да знаю я, - сказала астропат. - Вот только не думаю, что ему нравится увиденное.
Мы прождали во дворе до вечера. Пришлось пообедать горячими булками, кубиками салата и приторным чёрный кофе, купленными у уличных торговцев. Унгиш практически ничего не ела. Длинные вечерние тени протянулись по двору. Я вызвал Медею по воксу. Она благополучно вернулась на борт шлюпки и дожидалась нас.