Многие физиономии разочарованно осклабились. Парни вряд ли ждали от него явной лжи, но такой жесткой объективности... Акучо одобрительно кивнул:
– Многие думают так же. А значит, пока с нами боги, их детям ничего не грозит.
Кетук сжал кулаки, но промолчал. А что он мог сказать? Многие здесь, понятно, обрадовались бы истерике, устроенной солдатом по поводу потери невесты. Какой у него, в конце концов, довод против того, чтобы отдать Арику в жены богам? Только собственное и ее нежелание.
Полноте! Да не рада ли она в глубине души тому, что может стать избранницей неба?
Кетук напряженно уставился на невесту, но она неподвижно сидела с низко опущенной головой, будто спала. Только пальцы ее руки судорожно мяли мороженую картофелину.
– Помните еще об одном, – веско сказал кто-то из второго ряда. – Породнившиеся с богами получат их защиту от демона ночи.
– Кто это сказал? – взорвался Кетук. – Боги? Не было такого обещания!
– На улицах говорят...
– Да кто этого демона видел? Или трупы бескровные?
– Люди врать не станут, – осадил сына новый старейшина. – Вспомни, как было еще в прошлом году. Тоже по улицам опасно ходить было. А как боги прибыли, так те убийства и прекратились – сейчас уже демон злобствует. Убийцу окоротил, потому как жертвы все своими считает.
– Всё равно я в него не верю...
– Не о демоне ночи разговор, об Арике. Она еще не твоя жена! И твое мнение, Кетук, будет учтено наравне со всеми остальными. – Как ни тяжело было Акучо давать такую суровую отповедь сыну, он был вынужден сохранять непредвзятость. – Сказано: великие почести будут общине, давшей аймара мать бога. Сказано также: получите вы надел и зерно и защиту от обычной подати на полях сапаны Таури. С другой же стороны, разрушим мы будущую семью, ибо матери бога не с руки быть женой смертного. А может быть, даже станем когда-нибудь преступниками, если боги забудут нас и покинут землю. Думайте, люди.
Какое-то время в доме было тихо, только самые прожорливые с громким чавканьем поедали лепешки, запивая их чичей, да потрескивал сухой навоз в очаге. Все ждали слова старейшины. Никто не рисковал открыто ввязываться в спор с Кетуком, несмотря на его молодость.
– Спросим Арику, – вздохнул Акучо.
Видно было, как не хочется ему ставить перед ней такой выбор, но нарушить порядок он не имел права.
– Полагаюсь на волю совета, – так и не подняв головы, отозвалась девушка бесцветным голосом.
Это тоже было правильно... В конце концов, что значит желание одного человека, тем более семнадцатилетней девчонки, по сравнению с потребностями общины? Что бы она на самом деле ни думала, ничего иного она сказать не могла, не рискуя навлечь на себя гнев и презрение старших членов совета.
– Будь честна с нами, Арика, – сказал вдруг Акучо. – Хочешь ли ты стать женой Кетука, или тебе по душе выносить маленького бога?
Он мог бы и не задавать ей этот вопрос, но Кетук был его сыном, и в последний момент, похоже, старейшина слегка дрогнул, поддавшись отцовскому чувству. Девушка молчала, однако все, кто глядел на нее, наверняка заметили блеснувшую на ее щеке слезинку – прозрачная капля стремительно сбежала вниз и пропала на подоле шерстяного платья.
– Я хочу сказать, – едва совладав с деревянным горлом, произнес Кетук. – Прежде чем Арика ответит на твой вопрос, старейшина... Никем не сказано, что женщина, понесшая от богов, не может стать женой человека. Я согласен с решением совета отдать Арику в небесный чертог и хочу взять ее в жены потом, когда она вернется оттуда. Одна или с ребенком. Даже если отпустят ее спустя много лет. И если мудрые боги разрешат ей вернуться к людям и растить чадо среди них. Обещаю, что стану будущему малышу прилежным отцом и никогда не вспомню о том, что он родился на холме...
– С богами равняешься! – визгливо крикнул какой-то юнец-переросток.
– Оно не деву в жены брать... – покачал головой один из стариков. – Хоть и божеское семя в чреве бывало...
– На особые блага рассчитываешь, солдат?
Многие были искренне потрясены странным решением Кетука, отыскивая в нем всё новые и новые несуразности или "подводные камни". В большой комнате поднялся порядочный шум, тем более сильный, что почти все были разгорячены хмельным напитком.
– Это против всех правил, – растерянно пробормотал Акучо, кое-как утихомирив совет. – Но случай тоже как-никак необычный... Дитя богов, не человеческое... Арика, ответь нам. Ответь, как ты думаешь сама, что говорит тебе сердце?
Но выбора у девушки не было, никакие приветливые речи не могли уничтожить единственный весомый довод – польза для общины. И Арика вновь повторила свои предыдущие слова:
– С благодарностью приму любое решение совета. И если богам и людям потребно мое тело, они могут взять его.
Ничего от нее больше и не требовалось. Мало кто сомневался, что общее мнение сложится не в пользу Кетука, сейчас же стало и вовсе очевидно – боги получат нужное им в обмен на щедрые дары. А значит, община поступит единственно верным образом.
Кетук встал и в молчании вышел из дома, тотчас очутившись среди метели. Между тесно прижатыми друг к другу домишками из необожженного кирпича свистел ветер. Но ледяной воздух показался юноше спасительным – лицо его горело от бессильного гнева и обиды на судьбу.
Пес, что забился в конуру, выскочил на звук шагов и забил хвостом в надежде на подачку. Кетук присел на корточки и потрепал теплое животное по загривку.
– Такие дела, брат, – пробормотал он и несколько раз глубоко вздохнул. Грудь обожгло холодом.
Он не заметил, как промелькнуло время, и лишь отстраненно видел, как, негромко переговариваясь и пряча носы в шерстяные накидки, расходятся люди. Одними из последних вышли Арика с матерью. Увидев молодого солдата, девушка словно споткнулась и молча подошла к нему, остановив мать жестом.
Пес отчего-то завыл, когда Кетук поднялся, оторвавшись от стены дома.
Арика молча прижалась к бывшему жениху, крепко обняв его. Колючие снежинки цеплялись за ее платок, застревая в ворсинках. Через несколько мгновений девушка отдалилась от Кетука и быстрым шагом вернулась к напряженно застывшей матери, и они скрылись в метели и мраке.
Звезды этой ночью ничем не отличались от самих себя, испокон веку висящих на небосводе. Разве что добавилась к ним новая, подвижная – несколько раз за ночь проносилась она в невероятной небесной выси, рядом с самим Творцом мира, с востока на запад. С наступлением пасмурных зимних дней увидеть ее, правда, становилось всё труднее, да и приедается даже такое зрелище...
Сегодня, впрочем, было ясно. Бушевавшее много дней ненастье отступило, и пришли морозные яркие дни и бездонные ночи, когда небесные чертоги богов сияют особенно ярко, словно ограненные самоцветы под лучами Солнца.
Как в прежние годы, Аталай пришел на вершину Храма, тепло одевшись и прихватив маленький кувшин качасы, чтобы не околеть от мороза. Но былого чувства, возникавшего у Аталая под ночным небом, отчего-то больше не возникало, как ни вглядывался верховный жрец в знакомые с юности очертания созвездий. Как будто боги покинули свой мир и пришли к людям, оставив свои сияющие дома пустыми. Холодно и мертво было наверху.
Какое-то время Аталай размышлял над тем, есть ли особый смысл в направлении движения новой звезды. Из всех четырех стихий – красной, белой, черной и желтой – небесный чертог выбрал две, черную и красную, поскольку двигался от востока к западу. Повторял ли он само Солнце? Выходит, недаром эти два цвета издревле преобладают на одеяниях посвященных?
От пустых мудрствований мысли сами собой скатывались к делам приземленным, текущим. О том, как деятельные боги привели в движение весь народ аймара в окрестностях Тайпикала и даже в удалении от столицы – о новых "поднятых полях", в которые превратились бывшие болотистые низины, об удивительных злаках, способных в будущем прокормить народ, о хлебном дереве, высаженном на особой плантации... Это растение куда богаче плодами, чем даже маис.
И о странной прихоти богов, конечно, он тоже думал. Зачем Энки понадобилось смешивать высшую "расу" с человеческой? Неужели он решил вовсе стереть когда-нибудь грань между людьми и богами?
Чем больше размышлял Аталай о приказе Энки привести к нему на холм всех семнадцатилетних дев, тем более тревожно становилось у него на душе. Сами основы мироздания затряслись под десницами седобородого Энки и его помощников. Неудивительно, что так мрачен Таури и так напряжен его старший сын – того и гляди проявят недовольство высокими покровителями. Тем более что те пока открыто не покарали ни одного человека, предпочитая орудовать по ночам.
Что? Поймав себя на этой мысли, верховный жрец поежился и сделал из кувшина последний глоток. Качаса закончилась. Разве могут далекие опустевшие звезды подсказать ответы на все вопросы, от которых не отмахнуться даже полным кувшином хмельного напитка?
И тут Аталай увидел демона ночи. На фоне мерцающих точек света проплыла черная фигура, похожая на человеческую, но вместо рук у нее были крылья. Они совершенно не двигались. Верховному жрецу показалось, будто с неба ему на голову обрушился поток ледяного воздуха, разом обездвижив тело. Он судорожно моргнул – небо стало по-зимнему чистым, незапятнанным. Но оставаться под ним дальше казалось невыносимым, словно сразу со всех сторон на Храм и человека на его вершине взирали десятки демонов.
Аталай бесшумно поставил посуду на камень – утром младший жрец подберет и унесет в трапезную, – затем повернулся и зашагал к лестнице, ведущей в глубь пирамиды. Пора прервать ученые занятия Ило и отправляться домой, к женам и детям... Сдерживаясь, чтобы не побежать, он на цыпочках вошел под своды винтового тоннеля, ведущего к подземному ходу, и тихо водрузил толстую деревянную плиту на место. Когда он прилаживал по бокам медные петли, стараясь не зазвенеть ими, руки у него дрожали. Чудилось, что снаружи к двери, незримый, приближается демон и вот-вот он ударит каменными крыльями в хрупкую преграду, сметая человека со ступеней.
Отгородившись от ночи, Аталай почувствовал дикую слабость и прислонился к вековой стене. Боги! Вы напитали это древнее здание своей силой, многие тысячи человеческих жизней были отданы здесь – вам во славу! Неужели вы дадите мраку прикоснуться к этим свитым камням?
Сердце колотилось как сумасшедшее, и Аталай не сомневался, что давно корчился бы на ступенях от боли, а то бы и умер, если бы щедрые боги не даровали ему здоровье.
Снаружи оставалось тихо.
Давно ли кровавые жертвы на улицах Тайпикала пожинало нечто вполне земное, понятное? Аталай едва ли не с умилением вспомнил, как обследовал трупы с вырванным сердцем – этих людей убил такой же человек, но вооруженный ритуальным клинком. Пусть он нападал в темноте, из засады, но орудовал по устоявшейся веками методике.
Во что превратился этот монстр? Неужели пролитая им кровь превратилась в божественные крылья за его спиной? Аталай не мог в это поверить.
Снизу, из-за поворота, где видны были отблески факела, донесся приглушенный голос. И принадлежал он не Ило, а кому-то еще.
Верховный жрец, отчего-то стараясь почти не дышать, двинулся вниз по ступеням. Хвала богам, каждый шаг здесь был известен ему с юных лет, идти он мог бы вовсе не касаясь стены рукой. Свет постепенно становился ярче, и вскоре Аталай уже стоял возле проема, ведущего в наблюдательную комнату.
Ило собирался заново осмотреть небо – он мечтал найти там доказательства того, что часть богов спустилась на землю. Неужели он надеялся пересчитать звезды и найти "недостачу"?
– ...Запасы тканей скудеют, новые гончары не перенимают ремесло... – услышал верховный жрец.
– А что об этом думает Алекос? – это уже спросил Ило.
– Ничего, – фыркнул незнакомец.
Аталай напрягся, пытаясь припомнить, кому может принадлежать этот голос. Кажется, его обладатель попадался на пути Аталая довольно часто. "Это же тот самый жрец, что ударился головой! – осенило его. – Теперь он в услужении у Алекоса". Как же его зовут?
– Странно. Этот бог показывает всем, что второй после Энки. И не интересуется делами повелителя?
– Ему, похоже, всё безразлично, кроме Майты...
Наступила продолжительная пауза, во время которой Аталай, несмотря на прозвучавшее слово "Майта", мучительно вспоминал имя второго из ночных собеседников. И оно всплыло в голове, будто кожаный мешок с воздухом со дна реки, – Рунтан! Хотя какое это имело значение?
– Что примолк, брат Ило? Кулаки чешутся?
– Мы не можем идти против всемогущих богов, – спокойно ответил помощник. – Они обладают таким оружием, которого нам никогда не заиметь. На их стороне само небо, Рунтан.
– Ну так слушай меня. Спора нет, прилетевшие на воздушном плоту боги велики и всемогущи. Чего один только Посох смерти стоит! Говорят, он способен убить разом тысячу воинов в полном облачении, со щитами. Но кто-нибудь из аймара видел, как Энки применяет его на человеке? А ведь он настоящий бог. Вспомни, часто ли мы приносим ему жертвы, проливаем кровь? А ведь боги не могут жить без человеческой или хотя бы звериной крови, это всем известно.
– Что ты хочешь сказать? – явно насторожился Ило.
– Это чужие божества, Ило. Мы поклоняемся не тем, кто истинно правит нами, а самозванцам. Потому они и не принимают наши жертвы по-настоящему, что боятся прогневать подлинных богов. Словно пес, что забрался на землю пумы и тайком пометил дерево... Примись он лаять и перестань таиться – что с ним станет?
– А демон ночи? – помолчав, спросил Ило. Аталай, замерший за поворотом, вздрогнул и поежился, бросив взгляд во тьму наверху. – Ты думаешь, на самом деле это истинный бог?
– Откуда мне знать? – растерялся Рунтан. – Речь не о нем. К тому же демона я не видел, а ты? Может, его и нет вовсе?
– Но люди исчезают, это неоспоримо. Несколько свидетелей случайно видели...
– Черную тень с клыками! – Кажется, слуга Алекоса был готов фыркнуть.
Какое-то время слышно было только потрескивание факела и шаги кого-то из собеседников по каменному полу.
– Зачем ты пришел, Рунтан?
– Ты можешь быть нам полезен, поскольку находишься близко к высшим жрецам. Тем, кто обрел новую жизнь и готов во всём подчиняться чужим богам.
– И ты говоришь это мне? Который всем обязан Аталаю? Воистину ты или несусветный храбрец, или слаб разумом.
– Никто и не требует от тебя идти наперекор своему покровителю, Ило. Более того, они уже имеют всё, что хотели, – и мы не собираемся потрясать основы государства. Просто всё должно вернуться в русло истинных традиций. Поклоняясь самозванцам, мы навлечем на себя гнев истинных богов! Довольно строить для Энки его непонятные дома и плотину, копать ненужные рудники и раздавать землю всякому пожелавшему! А будущие новорожденные божки? Наши человеческие девушки родят им пасынков, и кем они станут? Они будут как крысы, что пришли в дом человека, пока его не было, и стали плодить себе подобных и пожирать его припасы... Но явятся наши боги и выловят всех до единой! Ты хочешь испытать на себе гнев по-настоящему всесильных, жаждущих человеческой крови богов?
– Майта не пострадает, – хрипло сказал Ило.
Аталай, захваченный нарисованными Рунтаном образами, чуть не выдохнул в полный голос – действительно, Алекосу удалось "обезопасить" девушку от оплодотворения. Во всяком случае, он так заявил. Верховный жрец не стал спорить с бородатым помощником богов, поскольку идея отдать дочь на холм с самого начала вызвала у него подспудный протест.
– Алекос оставил ее для себя!
Всё, что говорил сейчас молодой жрец, помощник белокожего, было близко чувствам Аталая, вот только признать это вслух он бы не смог. В жизнь аймара, выверенную веками, вторглось нечто настолько чуждое, что, кроме неизбывной тревоги, ничего породить не могло. Даже вторая жизнь в здоровом теле иногда представлялась Аталаю дарованной демонами... Такого не должно было происходить с людьми. И всё же отказаться от этой жизни, полной удовольствий и утех, верховный жрец ни за что бы не смог, даже под угрозой угодить после смерти в подземный мир демонов.
Может быть, чужие боги настолько щедры, что даровали ему вечную жизнь?
– Что я должен сделать? – спросил Ило.
– Наконец-то! Ты должен быть готов к тому, чтобы убить Алекоса, когда он приведет Майту в ее дом.
– Но почему я? Есть же воины, владеющие оружием.
– Думаешь, он так легко может быть поражен копьем или кинжалом?
– Не понимаю.
– Ты жрец истинных богов, Ило. Ты можешь воззвать к ним и попросить защиты и благословения, когда возьмешь в руки ритуальный клинок. Не волнуйся, я буду рядом, и в несколько рук мы должны справиться с ним.
– Но это заговор... Нас казнят, если поймают на месте убийства. К тому же у него божественный дар предвидения и волшебное оружие, срезающее камень.
– Послушай, что ты говоришь! Старшие боги не доверяют ему резак, каждый вечер прибегает безголовый божок и забирает оружие на холм. Значит, они не слишком-то заботятся об Алекосе. Вспомни, прилетел он в небесном доме или нет? То-то же. И живет в городе среди людей, как отщепенец, – другие-то все на холме устроились. Вот еще что скажу: это будет только первый шаг, и он негласно одобрен самим сапаной Таури.
– Откуда ты знаешь?
То же самое чуть не вскричал и Аталай, только вовремя сдержался.
– От надежных людей... Лекарь один сказал, он нам яд для клинков даст.
"Лекарь? – озадачился верховный жрец. – Уж не старина ли Уймун? Он же этого головой ударенного пользовал".
– Думаешь, сапане Таури так уж нужны эти боги? Представь только, каково ему править народом вместе с чужими богами? Каждый день рискуя получить молнию во дворец от своих. Смерть Алекоса станет началом нашей святой войны, брат. Научившись убивать одного бога, мы будем тайно выслеживать остальных и также убивать.
– А если Алекос неуязвим? Он же всё-таки бог.
– Тебе нужна жизнь без Майты? – фыркнул Рунтан.
– Ты прав, – произнес Ило после недолгого молчания. – Хорошо, я согласен.
Аталай внезапно почувствовал себя плохо – в голове застучала горячая кровь, а ноги наполнились слабостью. Он вцепился в отполированную временем стену, но опоры не нашел. Сердце застучало так, что громом отдавалось в ушах. Верховный жрец, уже ничего не слыша, заставил себя бесшумно повернуться и пойти обратно, к выходу на крышу. Только там, прижав горящее лицо к щели, из которой задувал ночной ветер, он пришел в себя.
Было уже так поздно, что ни одного бодрствующего в Тайпикала, кроме стражи, давно не осталось. Аталай снял одну из дверных петель с крюка и с громким лязгом поместил ее обратно, оповещая помощника о своем появлении.
Тот встретил господина в заметном напряжении, хотя и старался изо всех сил не выдать свое состояние. Похоже, им обоим стоило в этот момент переключиться на что-то другое, помимо заговора против богов.