В тихом российском городке, в просторечии называемом глубинкой, убит старик-рыболов. В ходе расследования выясняется, что убитый - генерал КГБ и до войны служил в Эстонии. Капитан милиции Сергей Слесарев, умело раскручивая дело об убийстве генерала, докапывается до потрясающих фактов… Оказывается, в их городе все это время существует и успешно работает строго засекреченный исследовательский комплекс, созданный в целях детального изучения неопознанного летающего объекта, шестьдесят лет назад сбитого в небе над Эстонией. С риском для жизни капитан продолжает свое удивительное расследование. Но с прибытием в город якобы для обмена опытом эстонца Хейти Карутара, следователя отдела служебных расследований Полиции Безопасности, ситуация резко обостряется и требует от всех заинтересованных лиц действовать на пределе своих возможностей, а то и за их пределами…
Содержание:
ПРОЛОГ 1
ГЛАВА 1 2
ГЛАВА 2 3
ГЛАВА 3 5
ГЛАВА 4 6
ГЛАВА 5 8
ГЛАВА 6 9
ГЛАВА 7 10
ГЛАВА 8 12
ГЛАВА 9 13
ГЛАВА 10 14
ГЛАВА 11 16
ГЛАВА 12 17
ГЛАВА 13 19
ГЛАВА 14 20
ГЛАВА 15 22
ГЛАВА 16 23
ГЛАВА 17 25
ГЛАВА 18 26
ГЛАВА 19 27
ГЛАВА 20 28
ГЛАВА 21 29
ГЛАВА 22 31
ГЛАВА 23 32
ГЛАВА 24 33
ГЛАВА 25 35
ГЛАВА 26 36
ГЛАВА 27 37
ГЛАВА 28 38
ГЛАВА 29 40
ГЛАВА 30 42
ГЛАВА 31 43
ГЛАВА 32 45
ГЛАВА 33 47
ГЛАВА 34 49
ГЛАВА 35 50
ГЛАВА 36 51
ГЛАВА 37 53
ГЛАВА 38 54
ГЛАВА 39 55
ГЛАВА 40 57
ГЛАВА 41 59
ЭПИЛОГ 59
Виктор Бурцев
Охота на НЛО
Работникам спецслужб планеты Земля ПОСВЯЩАЕТСЯ
Совпадения имен и географических названий, упомянутых в книге, с реально существующими - случайны.
ПРОЛОГ
Вечная весна в одиночной камере.
Егор Летов
- Знаете, я тут сопоставил… - Сухощавый человек в телогрейке аккуратно поставил миску с мутной жижей на край стола. - В продолжение нашего разговора хочу сказать, что вы все-таки не правы. Вернее, не совсем правы.
- Извольте. - Его собеседник глухо закашлялся, сплюнул на земляной пол.
- Я о самой сути террора. Так ли уж все ужасно?
- Загляните в свою миску и вы поймете, что ужаснее не бывает, - посоветовал собеседник. Он был моложе сухощавого, в осанке сохранилась военная выправка, по щеке змеился шрам.
- Миска… - рассеянно улыбнулся сухощавый, садясь на скамью. - Миска - это не панацея. Господь с ней, с миской и с ее содержимым. Кстати, кажется, сегодня там есть и мясо. Ну да не о том. Значит, террор. Я полагаю, что все это не так уж и необоснованно. Знаете, мы смотрим на эти вещи снизу, с точки зрения пострадавших. Нас заломали, уложили на лопатки, и мы, конечно же, обижаемся. Мы склонны брюзжать, мы недовольны пищей, нам не нравится, что нам дают в руки лопаты и заставляют рыть каналы и котлованы. Естественная реакция человеческого существа.
- Согласен. И что же?
- Возьмем Тухачевского. - Сухощавый зачерпнул немного супа, попробовал, почмокал губами. - Недосолено… Тухачевский, м-да. Я сталкивался с ним в двадцать шестом году, знаете, в наркомате. Имел беседу в числе нескольких других научных работников. Фанфарон, трувер, трубадур. Читывал и его творчество, хотя и не военный. Ничего разумного не нашел, признаюсь. А вот относительно его сношений с Троцким, знаете, с некоторых пор я разделяю позицию товарища Сталина. Нет-нет, не из низкопоклонства. Из чистой логики. Я понимаю, что мне сидеть тут очень долго и, скорее всего, в этом котловане я и умру, но Тухачевский, Якир, Уборевич, Алкснис, Гамарник… Вспомните, ведь все это - люди Троцкого, его ставленники, его золотая жила. И очень жестокие, знаете, люди. Каратели, вешатели - вспомните Гражданскую, ликвидацию банды Антонова, Польшу, расказачивание. Так что Иосифа Виссарионовича можно понять.
Собеседник сухощавого молча жевал хлеб. Потом, качнув головой и покосившись на соседа слева, самозабвенно хлебавшего суп, согласился:
- Да, логика - вещь такая. Я с Тухачевским лично не знаком, но труды читал, читал. И Егорова читал, и Блюхера. С Дыбенкой знаком… был. Армии… конечно, от них ничего путевого - пшик один. "Нам нужно сто пятьдесят тысяч танков и самолетов". Шапками закидаем. Но что это объясняет?
- То, дорогой мой, что мы не просто так здесь сидим. Каждый из нас выполняет свою особую заслуженную миссию. Вот вы у нас кто?
- Комкор.
- Это раньше вы были комкор, знаете… А теперь вы японский шпион. Так? Вопрос: почему? Потому что истинная ваша вина в другом, в чем-то, чего вам предъявлять вот так открыто не собираются. Вспомните, поройтесь в памяти и что-нибудь найдете. - Сухощавый проглотил несколько ложек супа и продолжал: - Хотя многим предъявляют как раз конкретику, а они стараются отбелиться, виноватых ищут. Вон за тем столом сидит Рындин, директор строительного комбината. Украл, знаете, три вагона цемента высшей марки, а теперь жалуется, пишет товарищу Сталину, товарищу Калинину. Дескать, он не вредитель и не враг народа. А вот комбриг Гессе сидит за аварию на вверенном ему военном аэродроме, виноват во всем лично он. Тоже считает себя обиженным, пишет. И диввоенюрист Мезис пишет, хотя сам полгода назад приговоры пачками строчил… А я вот не пишу, знаете. Я думаю.
- Думать-то вам не так много осталось, зима на носу, - невесело ухмыльнулся бывший комкор. - Заканчивайте с супом, сейчас смена придет.
- Да-да… - Сухощавый выхлебал суп и поднялся. - А вы все-таки подумайте, знаете… Угостите махорочкой?
- Естественно.
Они вышли на крыльцо, сошли с него и встали под навесом, укрывшись от холодных колючих капель.
Можно было отдохнуть еще минут пять - семь, и они разделили на двоих маленький окурок.
- Так вы думаете, мы тут все кающиеся грешники? Да вы религиозный фанатик, да еще и фаталист, притом опасный, - заметил комкор.
- Так ли уж опасный? - блеюще засмеялся сухощавый. - Опасный - это уж скорее вы. Я ни одного человека в жизни не убил, не обидел - если только словом. А вы - убийда кадровый, профессиональный, вас этому в Академии Генштаба учили. Так что про опасность говорить не будем. А вот про фатализм - это да. И про кающихся грешников абсолютно с вами согласен. Так что побуду грешником еще немного… Да, а вас откуда забрали?
- Из Туркестана.
- А меня - из Эстонии, из Таллина. До того жил в Ленинграде, потом перевели в Таллин, и вот… Стоило ли переводить? Я шкаф старинный с таким трудом перевез, где он теперь? Только-только успел в курс дел войти в институте…
- А что за институт? - поинтересовался комкор, обжег пальцы окурком и бросил его в грязь.
- Институт, знаете, закрытый во всех смыслах, секретный то бишь. Но мы-то с вами все тут секретные и закрытые, так что скажу: институт не очень хороший. Как раньше бы сказали, богомерзкий. И, предвидя ваш вопрос, скажу, что мой грех, за который я тут котлованы рою, как раз в этом институте и взращен, хотя работал я там всего четыре месяца. И когда меня забрали по пустяковому, в общем-то, обвинению, я понял и сделал для себя вывод: заслужил. А вы говорите - фаталист, фанатик…
- Так что там в институте? - всерьез заинтересовался комкор.
- Знаете, вон кум идет, сейчас погонят нас работать. - Сухощавый поморщился. - Поговорим вечером, если только он у нас будет, этот вечер…
ГЛАВА 1
Когда я умер, не было никого,
Кто бы это опроверг.
Егор Летов
Старичок лежал лицом вниз в густой траве. Рядом валялась опрокинутая баночка из-под индийского кофе, из которой давно уже расползлись червяки, счастливо избежавшие участи наживки. По узенькой стариковской спине, облаченной в серый пиджачок, сновали рыжие муравьи.
- Ребята с удочки во-от такого подлещика сняли, - сказал Зотов, подходя и отмеряя на руке сантиметров тридцать. - Поплавский себе забрал: я, говорит, его вываживал. А вторую удочку унесло, вон, в тине болтается на самой середке.
- Хрен с ним, с подлещиком. - Сергей согнал с запястья толстого желтого комара. - Что с дедом?
- Деда качественно пристрелили из мелкокалиберного пистолета. Эксперт говорит, что-то типа "эрмы" или в этом роде. В висок. Судя по всему, поставили предварительно на колени и хлопнули.
- Насчет личности прояснилось что-нибудь? - Нашли в кармане конверт старый, там адрес. Может, его, а может, еще чей… Проверяем. Улица
Урицкого, 40 - 28, Корнеев Борис Протасович. Если что узнают, позвонят.
Сергей подошел к бережку, спустился по скользкой глине к воде. От реки пахло рыбой, сыростью и мокрой травой. "Давно на рыбалку не выбирался, - подумал Сергей. - И не только на рыбалку: ни по грибы, ни по ягоды, ни вообще за город… Только по таким вот делам скорбным. На прошлой неделе бабу в лесополосе на антрекоты посекли, теперь вот деда застрелили. Интересно, что такого старый хрыч сотворил, что его так кинематографически умертвили? Надо же - на колени поставили…"
- Петрович! Петрович!
Это кричал Зотов. Он стоял возле УАЗика и призывно махал руками.
Сергей уцепился за нависающую над водой иву и взобрался наверх.
- Старичок-то наш непростой, Петрович, - уныло сказал Зотов. - Звонил мне сейчас Кузькин, проверили они адресок. Его адресок. Потому садись-ка ты в машину и езжай в город, а я уж тут посмотрю.
До города Сергей добрался за двадцать минут и вскоре уже сидел в архиве со стаканом мутного чая в руке, выделенным добрым архивариусом Шнейдером. Чай отчетливо пах банным веником, и Сергей пить его не собирался, но и вылить не мог, дабы не обижать архивариуса.
Старичок и впрямь оказался не простым, а с загогулинкой. Да и не старичок он был вовсе. Хотя как посмотреть: по годам вроде и старичок.
Корнеев Борис Протасович. Родился 21 октября 1909 года. Е-мое, годков-то старикану! А он еще рыбу ловил вовсю. Крепенький, однако…
Сергей прочел следующую строку и вздохнул. Ну еще бы. Не зря Зотов так встревожился. Генерал-майор в отставке. Товарищ Корнеев славно потрудился в свое время в НКВД-НКГБ СССР, заработал Ленина, два Боевых Красных Знамени, Знак Почета, три Красных Звезды… Почетный чекист… Именное оружие… И послужной списочек любопытный: учился, старался и угодил сразу в аппарат НКВД Украины, потом в Москву перебрался, уже в НКГБ, не столь частая вещь в то время, учитывая соперничество контор. С 1940 года - в Эстонии, только-только объявившейся в составе Советского Союза. Там был до войны, потом короткое время работал в Чебоксарах, далее - Смерш. На фотографии военных времен старичок был бодрым молодым человеком в форме и портупее, рядом - какой-то тип с тремя шпалами. После Смерша - КГБ, аппарат Семичастного, а в 1972 году - отставка. Ну, для почетного чекиста это не возраст, и не по болезни вроде бы… Насолил кому-то старичок, насолил. Кто у нас тогда был председатель КГБ? Серов? Или Андропов? Или еще кто?
Ладно, не суть важно. Главное, не ко двору пришелся дедушка генерал.
Детей у Бориса Протасовича не случилось, жена, Марина Михайловна Корнеева, урожденная Толкач, пропала без вести в 1941 году во время эвакуации из Таллина. С тех пор Борис Протасович не женился, что, собственно, ни о чем не говорит. Родственников вроде никаких и не осталось.
А надо бы посмотреть квартирку покойного, вот что надо сделать… Живет он на Урицкого, совсем недалеко, все равно придется там копаться, так чего откладывать?
Архивариус, что-то напевая под нос, возился у себя в комнатке, и Сергей аккуратно вылил содержимое стакана в крысиную нору в углу. Крысы обитали в архиве в изобилии, но бумаг не жрали - видимо потому, что с правой стороны к архиву примыкала столовая троллейбусного парка, где еды было предостаточно.
- Уже закончил, Сережа? - поинтересовался Шнейдер, высовываясь.
- Да, Арон Никифорович, спасибо.
- Может, еще чайку?
- Нет, Арон Никифорович, спасибо, побегу… Бумаги я у вас возьму на время, ладно?
- Ну, вообще-то… - Шнейдер скорчил начальственную мину и махнул рукой: - Кому они нужны-то. Бери, конечно.
Местожительство покойника на Урицкого оказалось в сталинском доме с лепниной, окрашенном в унылый буро-зеленый цвет. Найдя ЖЭУ и понятых в виде двух старух, прихваченных с лавки, Сергей в компании участкового, от которого ощутимо пахло пивом, поднялся на третий этаж. Слесарь из ЖЭУ открыл дверь и удалился, говоря:
- Не люблю на покойников смотреть. Прошлый месяц старушенция в соседнем доме померла, две недели валялась, пока вспомнили… Чуть не сдох, когда открыл. Водкою еле отпился.
Сергей не стал ему объяснять, что покойник отсюда далеко, и вошел внутрь.
Жил старик бедновато, из предметов роскоши - один телевизор, зато "Шарп". В небольшом стеклянном ящике на подоконнике сидела рыжая морская свинка и печально смотрела на вошедших.
- Свинка никому не нужна? - рассеянно спросил Сергей, озираясь. - Подохнет ведь.
- Крыса-то? - испугались бабки. - Упаси Господь. Пакость какая.
В общем-то ничего они не нашли. Собрания сочинений Ленина и Сталина на полках, Шолохов, Симонов, неожиданно Пастернак и Солженицын. Хотя почему неожиданно? Солженицына многие старые чекисты не прочь почитать. Для смеху, как говорил казанский дядя Кузя, в свое время работавший в Устьвымлаге. Много чего там Солженицын навертел. Ну, оно и понятно: сидел человек, обиделся на весь свет, чего ж ему дифирамбы распевать.
Сергей прошелся по комнате.
Пожелтевшие фотографии каких-то чекистов за стеклом в рамках, Большая советская энциклопедия пятидесятых годов… Древний дешевый хрусталь, в мойке - грязные тарелки, стаканы. В допотопном холодильнике "Саратов" кисла пачка сливочного масла, в морозилке обнаружился серый слиток пельменей. Старик довольно много пил - угол кухни был заставлен бутылками из-под "Столичной" и пива.
Никаких архивов, любопытных бумаг и даже именного оружия Сергей не нашел. В деревянном ларчике - ордена и медали, каждая награда заботливо завернута в тряпицу. Здесь же небольшой кинжальчик в черных ножнах, на них табличка с гравировкой: "Тов. Корнееву Б. П. от друзей. 12.10.1949".
Бабки откровенно зевали и переговаривались насчет событий очередного сериала, участковый принялся икать и пошел в ванную пить воду.
- Что старичок-то, спокойный был? - спросил Сергей у старушек.
- Покойник-то? Тихий… - закивала одна, в платочке с символикой московской Олимпиады 1980 года. - Бывало, здоровался все, на скамеечке уважал посидеть, про политику поговорить… Ельцина сильно ругал, да кто ж его не ругает.
- Ходил к нему кто-нибудь?
- Да кто к нему придет… Один как перст.
- Хорошо…
Еще полчаса поисков не дали абсолютно ничего. Все, что могло хоть как-то пригодиться - несколько записных книжек и альбом с фотографиями, - Сергей забрал с собой, квартиру опечатали, и он направился к месту работы.
Зотов уже сидел в кабинете, листал подшивку "Плейбоя" за 1997 год, невесть как попавшую в свое время в дежурку. Завидев Сергея, он поднял журнал и возопил:
- Смотри, какие сиськи!
- Силиконовые, - пренебрежительно сказал Сергей, сгоняя его со своего стула.
- Иди ты… Смотри, как висят. Силиконовые так не висят.
- А ты их видел, силиконовые?
- В натуре не видел, а по видику - сколько угодно.
- Силиконовые так не усечешь. Вот когда на спину ляжет, они вверх торчат, а настоящие должны на две стороны разваливаться, - поучительно сказал Сергей.
Зотов выпучил глаза:
- Откуда знаешь?
- Памелу Андерсон имел однажды… Шучу. Ладно, что там с дедом?
- Что и всегда: вскроют деда, пульку достанут… Облазили там все, как ризеншнауиеры…
- Как кто? - не понял Сергей.
- Ризеншнауцеры… Собаки такие. Кусты, траву, у берега аквалангист понырял… Удочку вторую достали, пустая, сволочь.
- Ничего не нашли?
- Я ж говорю - пустая. А клевал кто-то. Наживку съели…
- Я не про удочку!
- А-а… Нет, ничего. Следов никаких особенных, окурков тоже… Гильзу и ту не нашли. Или с собой забрал, или, к примеру, в речку закинул подальше. Там глубоко, на середине метров семь: воронки, во время войны бомбили. Короче, потенциальный висяк. Но кое-что все-таки есть.
Отвлекшийся было на журналы Сергей развернулся в кресле.
- Что?!
- А-а, завело! - захихикал Зотов. - То-то я на самый конец приберег. Прямо возле дедушки, на глиняной проплешине, веточкой было нацарапано… Сейчас, я на бумажку переписал специально.
Зотов покопался в кармане пиджака и достал сложенный в несколько раз листок в клеточку. Развернул и прочел:
- Коерасурм.
- Чего-о? - вытаращил глаза Сергей.
- Коерасурм, - с гордым видом повторил Зотов. - Написано не нашими буквами, английскими. Вот, смотри.
Сергей посмотрел, пожал плечами:
- Бессмыслица какая-то. Коерасурм… Это не английский. И не немецкий. Хотя черт его знает… Сними мне копию, а листик покажи нашим умникам, может, чего выведают. Эксперт надпись скопировал?