– Зануда ты, папа, – проинформировал отца непочтительный подросток. – Пистолет, автомат… Главное – стреляет классно.
– Ну ладно, – сказал Константин; он всё ещё не мог справиться с галстуком. – Показывай дальше.
– Мужчины! – позвала из соседней комнаты Наташа Громова. – Вы готовы?
Громов-старший посмотрел на сына, сын посмотрел на Громова-старшего.
– Мы готовы? – шёпотом спросил Константин, пытаясь затянуть на шее созданный собственными руками и совершенно невообразимый узел.
– Мы готовы, – сказал Кирюша, поправляя бабочку, – а вы… не знаю.
– Умный больно стал, – Громов отвесил отпрыску лёгкий подзатыльник. – Акселерат, понимаешь.
Кирюша не обиделся на "акселерата", хотя значения этого слова пока не знал. Он любил отца и прекрасно разбирался, когда тот по-настоящему сердит, а когда занимается тем, что сам же иронически называет "воспитанием подрастающего поколения".
С галстуком Громов-старший так и не справился. Пришлось вмешаться Наташе, и через пятнадцать минут всё семейство наконец вывалилось из парадной дома на Серебристом бульваре, чтобы разместиться со всеми удобствами в новенькой (всего месяц назад приобретённой) "девятке".
– Интересная игра, – с заметным опозданием высказал своё отношение к увиденному Громов-старший. Сев за руль, он завёл двигатель, включил электропечку и теперь дожидался, когда в салоне прогреется воздух. – Надо будет поиграть. Как она называется?
– "Копьё Судьбы", – ответил Кирюша и перевёл важно на английский: – "Spear of Destiny".
– Ага, – Константин помотал головой. – Буду знать.
Кирюша учился в четвёртом классе коммерческого лицея "с компьютерным уклоном". Часть предметов в этом лицее преподавалась на английском языке, и Кирюша уже неплохо разбирался и в языках, и в компьютерах, однако Громов-старший всё никак не мог привыкнуть к тому, что его сын знает и умеет гораздо (на несколько порядков) больше, чем он сам в его возрасте. И каждый раз, когда случай подтверждал это, только изумлённо мотал головой. Новое поколение, появившееся на свет уже после того, как некогда всемогущая Коммунистическая Партия Советского Союза была заклеймена и запрещена, и не помнящее ничего из прежней жизни, всегда поражало Константина. На младших представителях этого поколения, только ещё подошедших к своему первому десятилетнему рубежу, новая реальность ставила свои отметины, напоминая тем, кто полагал иначе, что равенство – это миф, придуманный от большого жиру. Будущий жизненный успех или неуспех этих ребят определялся вовсе не их способностями, что было бы в порядке вещей в мире "равных возможностей" (или даже в мире "уравненных возможностей"), а чистейшей случайностью. Разве не случайность, что полтора года назад Константин Громов стал одним из исполнителей в операции "Испаньола"? А ведь именно это в конечном итоге привело к кардинальному изменению его социального статуса и доходов. Сложись по другому, он мог бы до сих пор оставаться на старой должности – командиром части 461-13"бис" – и нищенствовать, по полгода дожидаясь чисто символической зарплаты. Что несомненно сказалось бы и на Кирюше: сын учился бы в обыкновенной школе у обыкновенных, замордованных жизнью, учителей по обыкновенной программе, которая, как хорошо помнил Громов-старший, могла научить только одному – абсолютному нежеланию что-либо знать и что-нибудь уметь. Да, сейчас модно рассуждать о том, что если человек приложит усилия, будет трудиться по пятнадцать часов в сутки без выходных и отпусков, он сможет многого добиться и в конце концов разбогатеет. Однако те, кто так утверждает, лукавят, потому что без продуманной экономической политики в государстве любой, самый тяжёлый, труд обесценивается и любые, самые крупные, сбережения могут вылететь в трубу. А дети – что дети? – дети об этом даже не задумываются. Как не задумывались они об этом во все времена…
К церкви Благовещения Пресвятой Богородицы Громовы прибыли за четверть часа до назначенной церемонии. По дороге Константин остановил машину у цветочного павильона и купил три огромных букета.
– Это ещё зачем? – глупо спросил Кирюша, для которого традиция свадебной церемонии была в новинку.
– Держи, – отозвался Громов-старший, передавая ему один из букетов. – Вручишь невесте.
– А когда вручать?
– Следи за другими, – посоветовал Константин. – Когда все вручать будут, тогда и ты.
– А я креститься не умею… – сообщил Громов-младший, которому сразу расхотелось участвовать в предстоящем ритуале.
– Тебе необязательно, – отмахнулся Константин. – Главное – в носу поменьше ковыряй.
Наташа предпочитала не вмешиваться в мужской разговор.
Приехали они далеко не первыми. У церковной ограды было припарковано с десяток автомашин, среди которых выделялся вызывающе белый джип Алексея Лукашевича. Сам Лукашевич, одетый в парадный мундир со всеми орденами и медалями, как и полагается жениху, имеющему офицерское звание, о чём-то беседовал с родителями невесты. Завидев "девятку" Громова, он сделал отмашку рукой, давая понять Константину, что видит и приветствует.
Константин пристроил свой автомобиль с краю от общего ряда, вылез наружу и предупредительно открыл дверцу, выпуская жену с букетами. Кирюша, щурясь на скупом зимнем солнце, вылез сам. Настроение его ухудшалось прямо пропорционально уменьшению расстояния до церковной паперти. Он ёжился в своём выходном пальто и смотрел волком.
– Пап, можно я в машине посижу? – попросил он. – Дядя Лёша без меня обойдётся.
Но Громов-старший был неумолим.
– Нечего ныть, – сказал он строго. – Тебе это на пользу пойдёт.
Тут уже вмешалась Наташа.
– Костя, ну что ты в самом деле? – одёрнула она мужа. – Я тоже не понимаю, зачем нам идти на эту… этот ритуал. Я раньше не замечала за тобой особой религиозности.
Громов внимательно посмотрел на жену.
– Всё когда-нибудь случается в первый раз, – заметил он с лёгкой усмешкой. – И мы это уже обсуждали, Ната. Мой друг захотел, чтобы его брак был засвидетельствован не только в загсе, но и на небесах. Я уважаю своего друга, а значит, уважаю и это его решение. И я должен быть там, чтобы своим присутствием выразить своё уважение…
– Всё понятно, – прервала его Наташа. – Твоё уважение к Алексею и его желаниям достойно похвал. Но Кире зачем там быть?
Громов вздохнул.
– А Кириллу нужно расширять кругозор. Чтобы знать, в каком мире он живёт. А то сутками из-за компьютера не вылазит.
Аргумент был железный. Когда персональные компьютеры только появились, никто и представить не мог, как быстро они станут любимой игрушкой юношества, и молодые матери (к которым относилась Наташа) будут с возрастающим беспокойством наблюдать за тем, как их любимые чада погружаются без остатка в глубины виртуальной реальности. Сам Громов-старший относился к этой новой проблеме философски. Он неплохо знал историю и помнил, что ещё ни разу появление новых средств обработки и воспроизведения информации не меняли жизнь и быт столь кардинальным образом, чтобы изменилась мораль. Понятия "что такое хорошо" и "что такое плохо" не претерпели существенных изменений ни с возникновением кинематографа, ни с возникновением телевидения.
Революционность информационных технологий кажущаяся, полагал Громов. Они вызывают страх только потому, что большинство людей до сих пор ни бельмеса в них не смыслит. А юношеский максимализм в этих делах – всего лишь юношеский максимализм. Мы вон в своё время пятнадцать раз "Пиратов XX века" смотреть бегали – то ещё погружение в виртуальную реальность, – но ведь дебилами не выросли…
В общем, Константин Громов с уверенностью смотрел в будущее. Чего нельзя сказать о его жене Наташе, которая в последнее время была сильно озабочена "компьютерной проблемой".
Кирюша понял, что если отец прибег к запрещённому приёму, он не отступится, и значит, идти в церковь хочешь не хочешь, а придётся. Поэтому без дальнейших возражений Громов-младший взял свой букет и покорно поплёлся к воротам.
У ворот семью Громовых нагнал Алексей Стуколин, приехавший на трамвае. Он, подобно Константину, предпочёл гражданский костюм. Единственным предметом одежды, выдававшим его принадлежность к российской армии, была кожаная пилотская куртка.
– Здорово, Костя! Здравствуйте, Наташа! Хай, Кир! – приветствовал он семейство. – Как поживаете?
– Нормально, – отвечал за всех Громов-старший, улыбаясь.
– Надеюсь, мероприятие надолго не затянется? – высказался Стуколин, доставая из кармана куртки пачку сигарет "Прима" и закуривая.
(Как и его друзья – Громов с Лукашевичем – капитан ВВС Алексей Стуколин раньше не курил, но после операции "Испаньола" и памятного налёта на базу в Оленегорске вдруг начал и избавиться от этой дурной привычки уже не смог).
– Минут сорок займёт, – проинформировал приятеля знаток религиозных церемониалов Громов.
Раскланиваясь по дороге с родственниками брачующихся и другими приглашёнными, все четверо двинулись к церкви. У паперти уже дожидались нищие и увечные, предчувствующие скорую наживу. Среди них выделялся молодой человек без ног, но в камуфляжной куртке и чёрном берете сапёра.
– Где зацепило, братишка? – спросил его Стуколин.
– Чечня, – буркнул инвалид, глядя исподлобья.
Стуколин пожертвовал ему червонец. Алексей и сам написал два десятка писем на имена Министра обороны и Главнокомандующего с просьбой направить его в Чечню, однако никакого ответа не получил. В местном же военкомате на него посмотрели, как на придурочного, и велели больше не появляться, заявив, что пилотов на этом участке вполне хватает. Стуколин немедленно устроил скандал, грозился "набить морду" начальнику военкомата и уйти после этого добровольцем в мотострелковую часть. Однако уже на следующий день Алексей имел конфиденциальную беседу с лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, курировавшим группу Громов – Лукашевич – Стуколин ещё со времён операции "Испаньола". После этой беседы, продолжавшейся без малого два часа, Стуколин поумнел, присмирел и перестал бомбардировать Министерство обороны своими письмами. Громов только диву давался столь разительной перемене и как-то раз вызвал друга на откровенность с целью выяснить, что же произошло между Стуколиным и Фокиным при встрече. Алексей отмалчивался и загадочно улыбался. Только однажды он обронил, что есть дела поважнее Чечни и бессрочный неоплачиваемый отпуск, в котором не по своей воле оказались трое офицеров, скоро закончится. Громов пожал плечами и решил не углубляться. К "антитеррористической операции" в Чеченской республике и к происходящим вокруг неё событиям он относился спокойно – без лишних эмоций и высказываний. В зону боевых действий он тоже не рвался, резонно полагая, что каждый должен делать своё дело на своём месте.
Ожидание у паперти церкви надолго не затянулось. Ровно в два часа, как и было назначено, из церкви вышел седобородый священник в рясе и клобуке и пригласил брачующихся внутрь.
Громов взял насупленного Кирюшу за свободную руку и, наклонившись к нему, сказал:
– Смотри и запоминай. А я буду объяснять.
Виновники торжества, а за ними и приглашённые, вошли под высокие своды церкви. В носу у Кирюши засвербело от щекочущего запаха ладана, и он едва удержался от того, чтобы не чихнуть.
– Церемония делится на две части, – зашептал ему отец. – На обручение и венчание. Раньше, видишь ли, эти ритуалы были разделены и разнесены во времени. То есть обручение могло произойти задолго до венчания. Очень часто обручали младенцев…
Кирюша почти не слушал отца. Церковь произвела на него сильное впечатление. Причудливое и роскошное убранство, позолота, цветные витражи, тёмные лики икон, горящие свечи могли поразить и менее впечатлительную натуру. Кирюша совсем притих и только оглядывался вокруг с изумлением.
Тем временем свадебная церемония развивалась согласно канону. Обручение происходило в притворе церкви. Выговаривая сильным басом молитвы, седобородый священник благословлял жениха и невесту. Жених, Алексей Лукашевич, запакованный в мундир, и невеста, Зоя Пономарёва, в белом свадебном платье и под фатой, заученно крестились в нужных местах.
"Ишь навострился, – думал Алексей Стуколин, наблюдая за Лукашевичем со спины. – И откуда что взялось?"
Впрочем, он знал, откуда это взялось. Операция "Испаньола" и последовавшая за ней схватка в небе Заполярья многое изменили в их жизни, и, как следствие, в душе каждого. Самое любопытное, что внешне эти изменения почти никак не проявлялись – все трое давно научились скрывать свои истинные чувства, и только человек, который их хорошо и долго знал, мог заметить разницу. Например, Алексей Стуколин начал курить. Константин Громов рассказывал всё меньше фантастических историй, но зато всерьёз взялся за гитару и за каких-то полгода выучился играть и петь на вполне приличном уровне. А Лукашевич вот окрестился и стал верующим. Без фанатизма, конечно, – Лукашевич никогда и ничего не делал с фанатизмом – но осознанно и с чувством выполненного долга.
Константин Громов, рассказывая сыну о подробностях православного свадебного ритуала, в свою очередь вспоминал, как они – Лукашевич и Зоя – впервые увидели друг друга. Это был заслуживающий внимания эпизод их совместной биографии, и он, словно в каком-нибудь пошловатом "женском" романе, начался с взаимной пикировки. Громов очень хорошо помнил тот день, когда "комиссия от администрации Мурманска", возглавляемая советником по безопасности Львом Максимовичем Маканиным, появилась на территории авиационной воинской части 461-13"бис", чтобы дать своё заключение о готовности этой части к ведению боевых действий. Это произошло в августе 98-го года – то есть уже больше двух лет назад. Тогда только-только случился знаменитый "дефолт", и даже офицерам, несущим службу вдали от столиц, довелось испытать на своей шкуре, что это такое – жить в условиях финансового кризиса. Были они поэтому необычайно злы, и замечание Зои, высказавшейся в том смысле, что "МиГи-23", которыми была укомплектована часть – это полное старьё, восприняли весьма агрессивно. Да, много воды утекло с тех пор, и разве мог себе представить Алексей Лукашевич, встретив Зою, мягко говоря, неприветливо, предположить, что через два года он будет стоять с этой женщиной под сводами церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Петербурге и слушать священника, совершающего свадебный обряд?
"Никогда не угадаешь, – подумал Громов, – где найдёшь, где потеряешь…"
Первый этап церемонии бракосочетания – обручение – подходил к концу.
– Ты, Господи, с самого начала создал мужчину и женщину, – напевно говорил священник, – и от тебя даётся мужу жена в помощь и для воспроизведения рода человеческого. Обменяйтесь кольцами, дети мои, – приказал он молодым.
Кирюша вздохнул с облегчением и посмотрел на отца. Он ошибочно полагал, что обмен кольцами есть последний акт церемонии. Громов снова наклонился к нему.
– Теперь начинается вторая часть, – "порадовал" он сына, – собственно венчание.
Алексей и Зоя прошли в средний храм, остановившись перед аналоем. Здесь священник задал главный вопрос, перейдя на церковно-славянский и обращаясь сначала к жениху:
– Раб божий Алексий, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в жену сию, юже зде пред тобою видеши? И не обещался ли еси иной невесте?
– Да, – ни секунды не колеблясь и громко, чтобы все слышали, отвечал Лукашевич.
Священник обратился к невесте:
– Раба божья Зинаида, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в мужи сего, юже зде пред тобою видеши? И не обещалась ли еси иному жениху?
– Да.
"Ну вот, – отметил про себя Стуколин. – и всех делов. Теперь я один холостой остался". Он задумался, так ли это плохо. И решил, что узнать это можно, только женившись. В планах на ближайшее будущее женитьба у Стуколина не значилась, и он отложил рассмотрение этого вопроса до лучших времён.
Трёхкратное произнесение формул "Венчается раб божий на рабе божьей" и "Венчается раба божья на рабе божьем" с последующим трёхкратным же обходом аналоя и целованием икон заняло ещё четверть часа. На этом мучительная для многих неверующих, собравшихся в этом зале, процедура закончилась, и родственники выстроились в очередь, чтобы поздравить новобрачных. Подошли и Громовы. Хмурый Кирюша вручил Зое цветы и предпринял попытку спрятаться за спиной отца. Зоя не дала ему этого сделать, присела и поцеловала в щёку:
– Спасибо, Кирилл, – очень серьёзно поблагодарила она.
Кирюша зарделся.