Я подошел к окну своего кабинета, вернее сказать, к заменявшей его стеклянной стене и посмотрел наружу. Последний этаж. Сороковой. Бездна в сто пятьдесят метров глубиной с асфальтовым дном. Если я упаду, меня придется долго отскребать от тротуара. Мне невольно вспомнился полковник Барт.
Я распахнул окно и высунулся как можно дальше, глядя вниз. Потом отвернулся, постоял пару секунд, готовя себя к встрече с неизбежным, и вытащил веревку. Ее конец исчезал в маленьком металлическом устройстве, которое я прикрепил снаружи к подоконнику. Работу этого агрегата, так называемого "паука", можно было контролировать на расстоянии с помощью маленького пульта, который лежал у меня в кармане.
Затем я опустил конец веревки вниз, за окно, и нажал кнопку на дистанционном управлении. Агрегат послушно отмотал столько веревки, сколько требовалось, чтобы конец ее оказался на уровне тридцать седьмого этажа.
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы заставить себя перекинуть ноги через подоконник и повиснуть над бездной на тонкой пластиковой веревке. Правда, она могла выдержать двоих таких, как я, но все Равно это было опасно, так как мои пальцы могли просто соскользнуть с веревки. Вися на одной руке, я прикрыл окно с таким расчетом, чтобы в случае необходимости его легко можно было открыть снаружи, но изнутри не было бы заметно, что оно открыто. Затем по веревке я медленно и осторожно спустился до тридцать седьмого этажа. На уровне этого этажа проходил карниз шириной в пятнадцать сантиметров, по которому можно пройти вдоль здания до нужного мне места. Кроме еще двух "пауков", я взял с собой присоски, которыми пользуются мойщики окон. Они надеваются на руки и помогают удерживаться на одном месте.
Ползя, словно муха, вдоль гладкого стекла по узенькому карнизу, я проклинал всех и вся, однако упорно шел вперед. Устоять на карнизе, цепляясь присосками за стекло, было чертовски трудно, мышцы ступней устали буквально через несколько шагов, руки дрожали, голова кружилась. Я с детства боялся высоты. Вдобавок ко всему пошел холодный мелкий дождь, вызвав у меня еще один поток ругательств. Мало того, что холодная вода полилась мне за воротник, так еще и стеклянная стена, вдоль которой я шел по узенькому карнизу, стала скользкой, как каток. Один раз я неудачно зацепился присоской за мокрое стекло и едва не отправился по пути, проложенному полковником Бартом. Только чудом мне удалось удержаться.
Меня радовало только то, что почти все помещения на тридцать седьмом этаже были отданы либо под склады, либо под кабинеты, которые занимали сотрудники, погибшие при аварии с пульсаром, так что никто не мог меня увидеть. Если судить с этой точки зрения, то, в общем-то, даже хорошо, что пошел дождь. Тем меньше людей имеют шанс меня увидеть. Но с земли меня не заметишь, а из окон соседних зданий меня вполне могут принять за мойщика окон, которые должны были, согласно моим расчетам, уехать полчаса назад. Теперь же за дождем и легким туманом меня и вовсе никто не заметит. Только бы настоящие мойщики окон сегодня не решили поработать попозже. Хотя кто в такую мерзкую погоду станет мыть окна?
К счастью, все обошлось. Наконец я достиг противоположной стороны огромного здания "Лондон фармацептик компани". Самая утомительная часть операции была сделана.
Я мысленно поздравил себя с тем, что пока все мои расчеты оказались верны. Оставалось надеяться, что и дальше я нигде не ошибся. Впрочем, сейчас я это проверю.
Я прикрепил к стене в месте, где стеклянная плита была непрозрачна, поскольку за ней находилась фотолаборатория, второго "паука", который тотчас начал выпускать длинную тонкую веревку, по которой я спустился на крышу двадцатипятиэтажного здания самого большого лондонского магазина, примыкавшего к нашей конторе. Веревку, которую выпускал "паук", изнутри нельзя было заметить, потому что она находится в месте непрозрачного стыка двух стеклянных плит, а снаружи ее не заметить, потому что по цвету веревка не отличалась от фиолетового оконного стекла.
С помощью еще одного "паука" я спустился с крыши магазина к одному из окон, на которое они не сочли нужным поставить сложную сигнализацию, поскольку эта стена примыкала к зданию нашей конторы. Я без особых затруднений открыл окно, не потревожив простенький датчик движения, проскользнул, никем не замеченный, в мужской туалет, переоделся и, выйдя в зал, тотчас растворился в толпе людей, наполнявших магазин. На весь путь от своего кабинета до двери, ведущей из магазина на улицу, я затратил всего лишь двадцать две минуты.
Я без малейшего труда вышел на улицу и направился на Кроуфорд-стрит за головой Эдварда Хамнера.
ГЛАВА 23
…смелей, он целым не уйдет!
Не отступай!
Иоганн Гете. "Фауст"
Хороший выстрел, ваша светлость,
Попали прямо в сердце вы ему.
Старинная пьеса
По дороге я позвонил сначала Эду на его настоящую квартиру, потом Светлане, а потом Мартину, чтобы узнать, где сейчас Светлана. Она приобретала какие-то продукты в одном из магазинов неподалеку от своего дома, сопровождаемая по пятам двумя сыщиками Мартина. На квартире Хамнера меня встретил уже знакомый мне голос автоответчика. Что ж, будем надеяться, что Эд Хамнер находится сейчас в квартире на Кроуфорд-стрит и что он там один. Будет обидно, если такой план рухнет из-за того, что жертва не пожелала меня дождаться.
Мне потребовалось полчаса, чтобы добраться до места назначения. Кроуфорд-стрит оказалась старой улицей, застроенной небольшими домами в стиле по меньшей мере середины XX века, а некоторые вполне могли быть построены и в XIX, хотя изредка встречались и высотные новостройки.
По дороге я думал, какую бы сказочку скормить Мартину, который наверняка заподозрит неладное, когда завтра утром в газете прочтет о смерти жильца из квартиры номер 7 в доме номер 21 на Кроуфорд-стрит, и вспомнит, что именно с этой квартиры я приказал ему за день до убийства снять наблюдение. Поразмыслив, я решил, что лучше ничего не говорить. Как говорится, если оправдываешься, значит виновен. На воре и шапка горит. Не его это дело, и все тут. Вряд ли он побежит в полицию. А если окажется стукачом, я все его поганое агентство взорву к чертовой матери!
Я довольно быстро нашел дом номер 21, который своим видом напоминал викторианскую Англию и похождения Шерлока Холмса. Для поэта, коим, если верить досье, был Хамнер, это было самое подходящее место обитания. Правда, я пришел сюда для того, чтобы выписать ему билет в место, где мне будет гораздо приятнее его видеть – на кладбище.
Не колеблясь, я подошел к трехэтажному дому с островерхой черепичной крышей и выступающими вперед верхними этажами. Перед домом был разбит небольшой палисадник, огражденный фигурной чугунной решеткой, а фасадная стена густо увита плющом. Словно и не было полутора столетий, пролетевших над миром после окончания Викторианской эпохи. Только висевший на входной двери современный электронный замок, здорово портивший внешний вид здания, но зато оберегавший хозяев от покушений на их собственность и жизнь, напоминал, что на дворе стоит XXI, а отнюдь не XIX век.
У меня не было времени воевать с замком, к тому же коронер может заметить, что замок сломан, и поэтому я, нажав кнопку на замке, сказал хриплым голосом:
– Я бы хотел поговорить с мистером Хамнером, который сейчас находится в квартире номер 7, снимаемой мистером Эриком Кристиансеном.
До меня донеслось гудение, а потом из дверного замка раздался не слишком любезный голос Хамнера:
– Что, кому и какого черта надо?
– Это Бен Роджерс. Мы с вами встречались на вечеринке у Светланы Беловой. – Встречались, конечно, было не то слово, но ничего другого я не придумал. – Я пришел побеседовать с вами, мистер Хамнер.
– Как вы меня нашли? – сразу спросил Эд, словно засвеченный резидент вражеской разведки. – И что вам от меня надо?
– Я все объясню вам, если вы меня впустите, – ответил я.
– Хорошо. Моя квартира на самом верху.
Замок щелкнул и открылся, дверь распахнулась, приглашая меня пройти внутрь. Я задержался около двери ровно настолько, сколько потребовалось для того, чтобы стереть из электронной памяти замка наш с Эдом разговор. На это у меня ушло секунд пятнадцать.
Затем я потопал наверх, отыскивая квартиру номер 7. В здании было три этажа, по две квартиры на каждом, и я, признаюсь, немного растерялся, пока не сообразил, что под островерхой крышей дома наверняка есть мансарда, в которой вполне может уместиться целая квартира. Я бегом преодолел два лестничных пролета и увидел дверь с цифрой 7 и маленькую лестничную площадку, на которой стоял, ожидая моего появления, Эд Хамнер.
– Добрый день, – сказал я.
– Не слишком добрый, – проворчал Эд, продолжая стоять у двери.
– Возможно. Однако я пришел не за тем, чтобы обсуждать сегодняшний день.
– Тогда зачем же вы пришли? – холодно спросил Эд, по-прежнему перекрывая мне доступ в квартиру.
– Я хотел извиниться за то, что произошло между нами позавчера на вечеринке.
– Не стоит извинений, – столь же холодно продолжал Эд, – я сам напросился и получил свое. Надо признать, у вас неплохо поставлен удар ребром ладони, да и в гибкости вам не откажешь. – Он потер повязку на своем носу.
– У вас тоже неплохая техника ведения дистанционного боя, – ответил я.
– Ладно, чего там, – сказал, тяжело вздохнув, Эд и посторонился, пропуская меня. – Заходите.
Я вошел в квартиру, в которой сейчас обитал поэт. Она была небольшой, всего две маленькие комнаты, ванная и кухня, да еще большой балкон, выходящий на улицу.
– Чай будете? – спросил Эд.
– Буду, – ответил я, прикидывая в уме, как бы получше сделать то, за чем я сюда пришел.
– Так как вы меня нашли? – спросил Эд, поставив старомодный чайник на старинную газовую плиту.
– Выпытал у Криса, когда тот звонил мне, чтобы извиниться за свое поведение, – соврал я.
– Трепло скандинавское! – воскликнул Эд и добавил по этому поводу пару заковыристых проклятий.
– Поэтому я решил приехать к вам, узнать лично, как вы себя чувствуете, и заодно извиниться за все.
– За все извиняться не стоит, – сказал насмешливо Эд. – Чувствую я себя прекрасно, даже начал новую поэму, так что вы можете испить чая, как говорили раньше, и катиться на все четыре стороны. Чай у меня, кстати говоря, индонезийский, поэтому если вам он не нравится, можете сразу катиться по означенному маршруту.
– Если я вам столь неприятен, то совершенно не обязательно поить меня чаем.
– Это мой долг гостеприимного хозяина, а вы мне, в общем-то, даже симпатичны, просто я не люблю, когда меня кто-нибудь отвлекает от работы.
– Я вас надолго не задержу, – пообещал я совершенно честно. Ведь мне и самому надо было торопиться, чтобы успеть вернуться в бюро до того, как там заметят мое отсутствие.
– Кстати, я вспомнил наш позавчерашний спор и нашел в вашей аргументации немало слабых мест. Вы пренебрегаете…
Все сказанное им дальше начисто утонуло в моих мыслях, и я так и не узнал, чем я пренебрегаю с точки зрения Эда. Я сидел в его маленькой аккуратной кухоньке, выходившей окнами во двор, пил чай, рассматривал горячо доказывавшего мне что-то Эда и думал о превратностях судьбы. Этот человек был намного лучше, чем большинство современных людей его возраста, однако мне придется убить именно его.
– …таким образом, ваша идея оправданного разумного насилия в свете вышеприведенных возражений выглядит надуманной и недостаточно аргументированной, – торжествующе закончил свой монолог Эд. – Что вы скажете на это?
– Блестяще! – воскликнул я как можно искреннее. – Ваше рассуждение является прекрасным примером блестящего научного анализа этой историко-философской проблемы. Вам следовало стать не поэтом, а философом или публицистом. Вы, несомненно, имели бы огромный успех.
– Вы согласны со мной? – спросил Эд, пребывая в состоянии полной растерянности. – Вы согласны со всеми моими доводами?
– А что в этом удивительного? – в свою очередь спросил я.
– Но я выдвинул эти тезисы исключительно ради того, чтобы продлить наш спор… – он немного помолчал и добавил: – Я понял, вы решили сгладить то, что считаете своим проступком, и потому уступили мне в споре, потому что знаете, как болезненно я переживаю свои поражения в дискуссиях.
"Ты почти угадал, только не для того я это делаю, чтобы загладить свой проступок, а для того, чтобы успокоить тебя перед своим прыжком", – подумал я.
– Дело в том, мистер Хамнер, что я сам не сторонник насилия, – соврал я, – просто позавчера мне очень хотелось поспорить с вами, потому я и говорил об оправданном насилии. На самом деле я во многом согласен с вашими высказываниями.
– Как говорили раньше, лжец, но джентльмен, – усмехнулся Эд.
– Сегодня у меня нет настроения спорить, – ответил я совершенно честно.
Хамнер встал и начал ходить по комнате, время от времени поглядывая на меня.
– Надеюсь, вам повезет больше, – наконец сказал он.
– В чем повезет? – с недоумением спросил я. Я действительно не имел ни малейшего понятия, о чем говорит Эд. – Я не совсем понял, что вы имеете в виду.
– Неважно, – ответил драматург и невесело усмехнулся. – Важно, что у вас больше шансов, чем у меня.
Эд прошел через комнату к открытому окну, выходившему на улицу, и высунулся наружу. За окном снова начал накрапывать дождь, небо стало свинцовым, словно отражая мои мрачные мысли.
– И все, что сделано, то сделано не зря, – сказал он, повернувшись ко мне. Капли дождя блестели на его щеках, словно слезы. – Это из моей новой поэмы, – пояснил он и указал на несколько небрежно исписанных листков бумаги на столе около окна. Потом он снова повернулся к окну.
В принципе, я не сторонник убийства в спину, но я не мог смотреть ему в глаза, а момент представился очень удачный. Я осторожно вытянул разрядник, поставленный на минимальную мощность, и, сделав несколько шагов к Эду, прицелился.
Эд наклонился еще дальше, потом внезапно резко развернулся, словно почувствовав за своей спиной смерть. Я нажал на спуск просто от испуга, боясь, что он увидит меня с оружием в руках, все поймет и с пониманием посмотрит мне в глаза, как тогда смотрел мне в глаза полковник Барт.
Эд качнулся, словно дерево под порывом ветра. Выронив разрядник, я бросился вперед, стараясь удержать его, но не успел, опоздав на какую-то долю секунды.
Оглушенный Эд выпал из окна, на подоконнике которого он сидел, глядя на небо.
Бросившись к окну, я попытался схватить его за руку. Не знаю, что меня толкнуло на это, ведь такой вариант развития событий был наилучшим для меня. Просто несчастный случай. Может, страшное подозрение, что я совершаю самую большую в своей жизни ошибку? Но я не успел.
Тело Эда со страшной силой ударилось о козырек над крыльцом метрах в десяти от окна, подскочило вверх и упало на чугунную ограду палисадника. Верхушки столбиков пронзили его тело, словно штыки, от левого плеча до правого бедра. Он был мертв.
ГЛАВА 24
Одной из наиболее трудных задач в проведении десантной операции является обратная дебаркация, то есть возвращение десанта на десантное судно.
Тактика и стратегия действия войск специального назначения в тылу противника
Нет, час не пробил твой. Ты не оставлен
Тем дьяволом, которому ты служишь.
Своим сообщникам он помогает.
Старинная пьеса
Я несколько секунд неподвижно стоял, глядя вниз, потом торопливо отступил от окна, чтобы меня никто не заметил. Теперь необходимо быстро замести следы, чтобы никто не обнаружил моего присутствия здесь. Я быстро вымыл свою чашку, протер носовым платком все, до чего я дотрагивался, и собрался уйти. В бумагах, лежавших на столе, я решил порыться просто потому, что они попались мне под руку, когда я протирал стол. Там было несколько листков бумаги с незаконченной поэмой Эда, и письмо. Я прочел его и замер, словно пораженный ударом грома.
Иногда бывает такое ощущение, когда какое-то страшное событие произошло только что, несколько секунд или минут назад, и мозг еще не воспринял его как окончательное и бесповоротное, и кажется, что ошибку еще можно исправить, что все еще можно вернуть назад, отмотать, как магнитофонную пленку, и стереть ненужную запись, однако уже поздно. Слишком поздно.
Это было письмо от Светланы Беловой, в котором прямо говорилось, что она желает всего самого лучшего Эду, надеется, что он не примет слишком близко к сердцу их разрыв, и еще что-то, что у меня не хватило сил прочитать. Значит, Светлана его бросила. Бросила! А я убил его именно из-за того, что он был ее любовником. Я зря убил хорошего человека, который мог бы стать моим другом, который был лучше, чем большая часть людей, населяющих этот богом проклятый мир. Я без сил опустился на пол.
"Господи, что же я наделал? Зачем? Ну, зачем я сделал все это? Ведь можно было решить все по-другому… По-другому. Будь оно все проклято!"
Но сделанного не воротишь, и приходится довольствоваться тем, что есть. Раз есть это письмо, то смерть Эда вполне можно выдать за самоубийство.
"Эд, если бы ты не выпал в окно, если бы не эта несчастная случайность, я бы наверняка прочитал это чертово письмо, прежде чем убить тебя, – подумал я. – И я не сделал бы этого. Даже зная, что тогда мне пришлось бы посмотреть тебе в глаза. Я бы не сделал этого, клянусь! Я бы не убил бы тебя. Не убил бы! Если бы не эта несчастная случайность".
Я встряхнул головой, отгоняя сентиментальные бредни. Работа прежде всего. Раз появилась такая прекрасная возможность выдать смерть Эда за самоубийство, то не надо ее упускать. Я быстро просмотрел остальные листки. Все они, за исключением последнего, были полностью исписаны мелким почерком Эда. Лишь на последнем было всего несколько строк. Последнее, что написал блестящий молодой поэт.
Мне слишком тяжко на душе,
Чтоб можно было дальше жить.
Все, что познать мне суждено, – познал уже,
И, Гамлет, мой ответ – не быть.
"Прекрасно, вполне сойдет за прощальное письмо", – подумал я с удовлетворением. Этот листок и письмо Светланы я положил на самое видное место – на стол около окна, а остальную часть незаконченной поэмы засунул, не читая, в карман.
В дверь громко постучали. Я осторожно выглянул из окна и заметил, что около тела Эда стоят двое. Так, теперь надо выбраться отсюда, да так, чтобы меня не заметили. Через дверь не удастся. А окно во двор?
Я прошел в спальню и осмотрел окно. Замок на окне был современный, электронный, который автоматически защелкивался, когда окно закрывалось. Это был мой шанс.
Я открыл окно и высунулся наружу. Вокруг никого, дом напротив почти полностью скрыт деревьями, так что меня не заметят. Но до этих деревьев метров двадцать. Это плохо. Вниз спуститься без "паука" невозможно, а его могут обнаружить. Я посмотрел направо и увидел стоящее всего в нескольких метрах от дома Хамнера здание. Добраться до него – мой единственный шанс.
Я посмотрел наверх и встал на подоконник. Вытащив из кармана запасного "паука", я активировал его и бросил вверх. "Паук" зацепится за крышу, и если мне повезет и черепица выдержит, то я смогу взобраться наверх. А изгибы старинной крыши скроют меня от глаз стоящих внизу.